Гарри Поттер и каменная философия (джен)

Дементоров никто не любит. Дементоры — страшные, инфернальные существа, питающиеся чувствами и эмоциями. И по-настоящему виноватого они буквально потрошат наизнанку. Раз за разом налетывают дементоры на виновного, хватают его за щеки своими хладными дланями и жадно припадают безгубыми ртами к бледным губам обреченного, высасывая из его мозга все светлые воспоминания. Оставляя при этом всё самое плохое, что есть в человеке.

Как это ни странно, но человека с доброй душой дементоры не трогают, а только пугают его своим присутствием. У доброго человека нет плохих воспоминаний, и дементору нечем его наказывать.

За тот период, что Хагрид провел в Азкабане, дементоры успели изучить его душу вдоль и поперек. И поражались его свойствам. В душе полувеликана жила любовь к монстрам. Странный бородач обожал чудовищ, в его памяти мелькали образы его любимых существ — цербер с ласковым именем Пушок, молодой дракон Норберт, старенький паучок Арагоша размером с индийского слоника… Даже на них, на жутких дементоров, Хагрид порой кидал заинтересованные взгляды. Да, он боялся их, но в то же время проявлял интерес.

Потом, когда тюремщики получше узнали арестанта по имени Хагрид, стало понятно, что великан боится не дементоров, а самой тюрьмы. Он боялся Азкабана, боялся остаться здесь навсегда. Надзиратели его понимали, потому что сразу почувствовали, что к ним посадили невиновного человека. Ведь дементоры — это, по сути, лакмусовая бумажка магического мира, иными словами — детекторы лжи. Если бы они умели сочувствовать, то покачали бы головами, дескать, что маги творят? Невинных сажают…

Но дементоры не умели этого делать, и всё, что им оставалось, это исправно нести свою страшную вахту, тихо минуя камеру с великаном по пути к другим заключенным. Хагрида они старались не трогать. И только стены Азкабана угнетали бедного пленника, ему казалось, что во внешнем мире никогда не решат его проблему, и он навсегда останется в тюрьме. И этот страх потихоньку крал цвет его волос, обесцвечивая их до серой седины.

Зато другого арестанта дементоры просто обожали трепать. Он сидел уже двенадцать лет, в самой глубокой и холодной камере, звали его Сириус Блэк. Все радостные воспоминания из него высосали в первый же месяц после ареста, оставив в покое чувства. Потому что они были легкие, неполные, какие-то собачьи. А собака — тварь бессовестная, её накажешь за проступок, она часок-другой покается, походит за хозяином побитой тенью, потоскует, заглядывая в лицо влажными, обиженными глазками, получит вкусняшку и снисходительное потрепывание по ушкам, ворчливое: «ладно, прощен»… И всё. Собачья совесть чиста, пёс снова игрив и весел.

Такой же беспечной и дурной псиной был и ветреный Сириус. Совесть у него была именно такой, собачьей, то есть короткой. Как человек, он, возможно, был хорошим другом Джиму Поттеру, верным и надежным товарищем. Но он же был и Блэком, человеком, в семье которого считалось нормой выходить замуж за брата-дядю-папу и рожать от них детей с нестабильными, мутировавшими генами.

Не принимайте мои слова буквально, речь идет о кузинах и кузенах, им как раз разрешалось вступать в близкородственные браки. Так решил какой-то там Альтаир или Канопус Блэк и завещал своим потомкам, гарантируя стопроцентную чистоту крови и породистость. Сильная мотивация, как видите. Так что нечему дивиться, что последние поколения древнего рода Блэков начали рождаться химерами и моральными уродами.

У всех Блэков вот уже которое энное колено страдало всяческими генными болячками. Прежде всего, недолговечность: мужчины редко доживали до преклонного возраста, но это, скорей всего, потому, что им в этом помогали жены… Очередная леди Мелани, или Вальбурга, или Ликерия стоит над гробом очередного усопшего сорокалетнего супруга и льет аллигаторовы слезы, в глубине души благодаря светлую память Ориона, Кассия или Солнца за предоставленное богатое наследство и украдкой нащупывая в ридикюльчике флакончик драгоценного яда, прикидывая, а хватит ли дозы на следующего мужа?

Сами леди Блэк рождались крайне агрессивными и зубастыми, но их царственных мам это мало волновало, всех детей выкармливали кормилицы, и именно их сиськи были покусаны, а их выкормыши, что называется, пили кровь с молоком. Как Наполеоны Бонапарты, Гитлеры и иже с ними…

Как человек, повторяю, Сириус, возможно, был нормален, в чем-то храбрым, в чем-то трусливым, короче, со всеми своими породистыми тараканами в повернутых мозгах. А повернут он был много на чем, это ещё его мама, Вальбурга Блэк, уверяла. С самого рождения Сириус сел в позу противоречия. Родился он беззубым, лысым и плаксивым, его кормилица целый год отдыхала, пока не родился зубастый Регулус. Блэки любили и практиковали темную магию, Сириус предпочитал светлую. Блэки сияли анемичной бледностью и пили разбавленное молоко с бренди, Сириус был полнокровным и пил настоящее цельное молоко. Блэки учились на Слизерине, Сириус угодил на Гриффиндор. Полное и абсолютное расстройство для благочестивой мамы, да.

По-человечески он нравился всем, веселый и жизнерадостный клоун и балагур, душа компании, зачинщик и организатор всех безумных и потрясающих идей. Но это внешне. Изнутри Сириуса с самого раннего детства драли персональные демоны. Он боялся, постоянно боялся раскрыться полностью. Сперва он страшился темной семейки, ненавидел мать за её холодную отчужденность, за её эмоциональное расстояние, на котором она держала всех своих близких. Для маленького Сири стало таким шоком и откровением, когда он узнал, что мамы могут обнимать и целовать детей. Это он увидел в гостях у Малфоев, на дне рождения Люциуса, и поразился, видя, как отцы и матери целуют и любят своих дочек и сыновей. Его матушка никогда не обнимала, не целовала, и даже по голове не гладила. И ни разу не зашла в детскую пожелать спокойной ночи ему и Регулу. Сириус замкнулся в себе, невольно ставя барьер между собой и родителями.

Затем в школе Сириус, обретя друзей в лице кузена Джеймса Поттера и Ремуса Люпина, стал бояться потерять их и из того же чувства противоречия отказался-отрекся от семьи, чем завоевал уважение Поттера, который с самого первого дня знакомства поставил глухую стену, которой четко обозначил границу между темной и светлой магией. Особенно этому поспособствовала знаменитая фраза Поттера: «Кто это тут хочет в Слизерин? Да я бы сразу из школы ушёл!» Тогда же Сириус принял судьбоносное решение — сломать традиции и поступить на любой другой факультет, с чем он отлично справился, убедив Шляпу отправить его на Гриффиндор.

В семье Блэков не было анимагов, они считали ниже своего достоинства принимать облик неразумной твари. Но чувство противоречия Сириуса и здесь переплюнуло все допустимые нормы — он стал анимагом ради друга Люпина и с подачи Джима. А глядя на них, анимагом стал и Хвост Питер. Собственная анимагическая форма привела Сириуса в восторг, он стал большой черной собакой, целым волкодавом. Какая ирония, однако, — каждое полнолуние превращаться в волкодава, чтобы пасти волка-оборотня.

Его прямо распирало от счастья. Легкая безоблачная жизнь, почти полная свобода в школе при равнодушном попустительстве директора и деканов. Классные и клевые друзья рядом, сам ты молод и красив, ну просто каждодневный кайф! Сам воздух пьянил и вставлял почище наркотиков.

И чем больше он был счастлив, тем сильнее грыз его внутренний страх потерять всё это. Он душил его, давил, всё глубже и глубже погружая в блэковское безумие. Увы, гены имеют печальное свойство — просыпаться. И просыпаются они порой в самое неподходящее время, притом крайне избирательно, отсеивая какие-то поколения и выбирая: тот или вот этот. На сей раз близкородственные связи сыграли дурную шутку с двумя потомками Блэков — Сириусом и Беллатрисой. И если Беллу гены наградили легкой сумасшедшинкой, плохим чувством юмора и взрывным бешеным характером, то Сириуса они не хило так огрели сразу четырьмя темпераментами. Частями.

И перепады настроения у Сириуса были временами такими аховыми… То он страдающий от несправедливости печальнейший меланхолик, умирающий от тоски. В приступе холеризма он делался взрывным, вспыльчивым, импульсивным и даже агрессивным, становился ревнив до чёртиков. Шуток не понимал. Всё терпеть не мог. Как говорится: как муж и приятель — невозможен; как подчинённый — едва ли мыслим; как начальник — невыносим и весьма нежелателен. В флегматическом состоянии Блэк становился римским патрицием — равноду-у-ушный до офигения, ему все было пофигу, побоку и глубоко фиолетово. По уровню чувствительности опускался до рептилии, скажем, игуаны. Мог часами лежать в гамаке и ни на что не реагировать, рядом с ним хоть маму режь, не почешется…

Друзьям он больше нравился как сангвиник — ярким, подвижным, весёлым, жизнелюбивым и уравновешенным. В остальном так и можно сказать, что Сириус был больше сангвиником, говоря по-чеховски: легкомыслен, родителей и родню не почитает, учится скверно, много врёт и живёт по-свински. Для любви одной природа его на свет произвела: только тем и занимается, что любит. Всегда не прочь нализаться… Женится нечаянно. Вечно воюет с тёщей… Ужасно любит скандалы и любительские спектакли. Шалопаи, прохвосты и брандахлысты — это сангвиники. Спать в одной комнате с таким типом не рекомендуется: всю ночь анекдоты рассказывает, а за неимением анекдотов — ближних осуждает или врёт направо-налево.

Вот такой вот красавец выпустился из Хогвартса, доучился два года в мракоборческом центре, получил штатную должность рядового. Бабушек через дорогу переводить и ловить за руку карманников. Проводил к алтарю молодую пару Поттеров, потусовался на мальчишнике и смылся в закат. Потом его насилу нашли где-то на Багамах и пригласили на крестины малыша Гарри. Идею стать крестным отцом для Гарри Поттера он поначалу принял с восторженной радостью и готовностью расшибиться в лепешку ради родного карапузика. До первого знакомства, ага. Потом же, увидев нечто красное и орущее, размером с батон, он едва подавил страстное желание удрать отсюда далеко и без оглядки. Через год, помня, что крестнику исполняется годик и при этом не имея понятия, какие конкретно игрушки полагается дарить детям, купил летающую метлу. Детскую. Хоть об этом догадался, балбес.

Без особого пиетета вступил в тайную организацию Дамблдора, Орден жареного Каплуна… ой, простите, Феникса. С таким же вялым, едва просверкивающим интересом побегал туда-сюда по поручениям мудрого брадозвона. Словил за ногу парочку пожирателей и остался с собачьим носом. Свою-то анимагическую форму он забыл зарегистрировать в министерстве, и его бездомный волкодав больше пугал людей, чем восхищал. Ну да, представьте себе, идет облава, стукач внедрен, ставки-явки-пароли сняты, охота в самом разгаре, летят оглушающие и Инкарцеро, и тут из мрака выпрыгивает здоровенная псина без ошейника и ка-а-ак начнет сеять панику. Поди разбери в суматохе, кого она там кусает-хватает, и летят в собаку перепуганные Ступефаи от всех трех сторон с поразительным единодушием. Особенно старался приложить собаку Грюм. А неча тут дворняг без намордников выгуливать…

Спящие гены — это нормально, спят себе тихонько, сопят в свои теоретические дырочки и никому не мешают. Куда хуже, если они дремлют, иногда встряхиваясь и выпрямляясь, трясут головой — ой, кажется, я вздремнул… Вот такие гены очень нехороши, хотя бы тем, что могут полностью проснуться и захватить власть над человеческим «Я».

Вот и здесь. Заверещал маячок, настроенный на Фиделиус против Темного Лорда. Сверкают яростью голубые глаза Дамблдора, его властный голос командует «Фас!», и оседлал мотоцикл верный пёс Сириус. А при виде гостя, мирно попивающего чаек на кухне, ему, что называется, «моча в голову ударила». Схватился за палочку и…

С наступлением ночи приходят дементоры. С ними приходят холод и отчаяние. Невесомые, нематериальные и от того не менее жуткие, они тихими сапами просачиваются сквозь частую решетку, подплывают по воздуху к койке, протягивают к лицу покрытые струпьями тонкопалые руки, нежно берут за щеки и с едва слышным присвистом вытягивают из самых дальних закоулков памяти ТЕ воспоминания. Мертвый Джим падает на пол, сраженный его Авадой. Рыжая бестия Лили кидает в него Секо, он отбивается Риктусемпрой. Темный Лорд прикрывает собой Лили, кричит ей «беги!». Вот этого его мозг не выдерживает, слишком непостижимый и неподъемный груз. Так не бывает! Темные Лорды не прикрывают рыжих ведьм! Его бедный перегруженный мозг буквально взрывается, и он окончательно и бесповоротно едет умом. Из кончика палочки вылетает Бомбарда. Рушатся стены дома.

Потом, на раскуроченной взрывом улице до него наконец-то дошли слова погибшего Питера:

— Что ты наделал, Сириус?! Ты же всех убил!..

Убил… М-мерлиновы подштанники, он всех убил…

И мечется в бреду Сириус Блэк, когда его настигает совесть, вызванная воспоминаниями, которые кропотливо и скрупулезно выковыривают из глубин его памяти дотошные и пунктуальные дементоры.

День, когда министр магии Корнелиус Фадж прибыл в Азкабан, чтобы с извинениями забрать Хагрида, стал для Сириуса переломным. Он увидел пустые клеточки на кроссворде в свежей газете. Лениво потянулся, дождался, когда толстый чинуша в зеленом котелочке подойдет поближе, и спросил:

— Вы эту газету уже прочитали?

— Д-да… — Фадж с испугом посмотрел на узника с нормальной речью и скучающим взглядом.

— Можно? — протянул тот костлявую руку. — Кроссворды порешаю… Тут скука смертная.

Министр, дрожа от страха, отдал газету и поспешно отошел, часто-часто оглядываясь на «безумного Блэка».

Кроссворды Сириус оставил на потом. Сперва он, соскучившись по большому миру, тщательно просмотрел газету, всю, от передовицы до последней спортивной колонки. На очкастого парня он не обратил никакого внимания, а вот сидящая на его плече крыса… Фотография черно-белая, но Пита он чаще всего видел ночью в серо-белом спектре собачьего зрения, и поэтому запомнил анимагическую форму Питера до последнего волоска на морде. Тот же раскос глаз, те же усы, даже уши те же, прижатые к затылку… Надпись под фотографией ничего существенного ему не сообщила, разве что мальчишка школьного возраста и учится он, скорей всего, в Хогвартсе. А написано было вот что:

По стопам Холихедских гарпий!

А ещё ниже, под заголовком:

На прошлой неделе состоялся музыкальный дебют жителя маггловского городка Н. Некто инкогнито устроил творческий вечер для ребят. Были исполнены прекрасные песни, среди которых наличествовали и хиты 80-х гг. Исполнитель произвел неизгладимое впечатление на маленьких зрителей, и не только на них, на концерте присутствовали и взрослые. В конце выступления певец великодушно пригласил на сцену местного маленького жителя, паренька со смешной крыской на плече, их слаженный дуэт был выше всех похвал!

Потом, по просьбе горожан, выступил уважаемый пенсионер, чудесно играющий на гармони. После него дали совершенно восхитительный танец сестры Плюм, исполнившие самый настоящий твист. Потом была чечетка от пары Даглас и Стоу. Затем, воодушевившись выступлением первых, на сцену стали проситься и многие другие зрители. И должны вам сказать, дорогие читатели, Боже, какие неограненные таланты порой встречаются в провинциях! Были показаны высшие мастерства в пении и танцах, некоторые даже превзошли Фреда Астера, Юджина Келли и Френка Синатру! Особенно отличилась…

Фото прилагается.

Так, стоп, необязательно читать всё. Понятно… Мальчишка — случайный зритель, попавший в кадр, а певец… Сириус скривился, глядя на лохматого, трясущего гривой хлыща: весь в коже и заклепках, готический с ног до головы, в татуированных руках — черная, очень стильная гитара. Лица его не разглядеть, тот все время башкой мотает и волосьями вверх-вниз. Тьфу! Высказав певцу свое личное мнение, Сириус переключился на фотографию мальчишки с крысой. Это Пит? Он что же, жив? А раз жив…

Сириус бросил опасливые взгляды на стены камеры. Если Питер жив, то он вполне ещё может рассказать правду о том, кто убил Поттеров. А значит… Взгляд перешел на решетку. Частое переплетение, это да, но у стены давным-давно расшатались древние камни, и если их вынуть, то его тощая псина вполне способна протиснуться.

Аншлаг Северуса прошел на ура. Мальчишки и девчонки со всего Литтл Уингинга просто пищали от восторга. Их молодые и не очень родители тоже с удовольствием слушали песни, а какие-то знакомые и особо милые и дорогие сердцу даже подхватывали и подпевали. Гарри с Питом на плече был приглашен на эстраду, и Северус, играя вступительный темп, призвал спеть с ним. Что ж, Гарри не отказался, присоединил свой ломающийся подростковый альт к баритону Северуса.

Тоскуют железные струны

По нежно ласкавшим их пальцам,

И песен забытые руны

Дорогу укажут скитальцам…

И лживой беспечностью мира,

Страданьем, глухою тоскою,

И поиском вечным кумира

Я душу свою беспокою…

Душа же — как ветер, как пламя,

Что тьму бытия растерзает,

Поднимет упавшее знамя,

В борьбе счастье не исчезает…

С тоской менестрель прикоснется

К слегка загрустившей гитаре

И вновь мягко песня польется,

И душу омоет в нектаре…

Услышав и увидев нового исполнителя, к самодельной городской сценке сбежались фотографы, маггловские и волшебные. Городок маленький, крайне бедный на события, и мелочи вроде вечера самодеятельности очень сильно встряхивают его, вносят оживление и краски в скучную обыденную рутину.

День спустя встряхнуло и магический мир — из Азкабана сбежал Сириус Блэк. Маги были в шоке, ведь Азкабан — это практически неприступная крепость посреди моря, до отказа наполненная дементорами! Как такое может быть?!

Дементоры, паря над серо-стальными водами Северного моря, грустно провожали черными тенями-провалами под капюшонами гребущего к берегу пса. Можно было бы его догнать, остановить, схватить и доставить обратно на остров, но…

Но они не получили на то приказа. Прямого. Задержать и поцеловать! Увы, дементоры не знали, что волшебники не в курсе о том, что плывущий пёс — это Сириус Блэк. А самостоятельное решение принимать они пока не смели. Может быть, потом, когда-нибудь.

Сириус Блэк плыл, мощно загребая растопыренными лапами, в его окончательно подурневшей голове билась-колотилась одна-единственная мысль — найти Питера Петтигрю и убить, пока он не рассказал миру правду о том, что случилось в доме Поттеров в ту роковую ночь.

Тихо волновалось-серебрилось Северное море, ласково качая в водной колыбели черного пса, вкрадчиво и коварно утяжеляя пропитанную солью шерсть. Сириус греб и боролся с сонливостью, его бока окоченели от ледяной воды, в пасти пересохло и давно болели натруженные лапы. Но он упорно продолжал плыть. И мечтать о том, как он доберется до Хогвартса, найдет очкастого мальчишку и сцапает крысу. Надо убить Пита, слишком много он знает, слишком опасный он свидетель…

Примечания:

Стихи Владарга Д. С.