День первый (джен)

Первый день в перевязочной ожогового отделения принес много разных умений.

Во-первых, как надиктовала перевяз-сестра Лена, не обращать внимания на запах. Не знаю, где как, но основным запахом в этой перевязочной был стойкий дух мази Вишневского. Даже воздух был слегка липким.

Второе, что надо было освоить, — не сострадать. Будешь жалеть — не сможешь перевязать, так как снимать бинты больно, накладывать тоже больно.

Третье — не знакомиться. То есть не подпускать ближе чем «пациент, перевернитесь, пациент, таблетки в рот, чтоб я видела». Это я поняла уже позже, когда парень с отмороженными кистями рук начал меня прессовать, вынуждая добыть ему таблеток для самоубийства («Я кому такой нужен, инвалид? Если не принесешь, ты будешь виновата…»), требовал так, как будто это я виновна в том, что он, напившись, заснул в сугробе. Тяжело, реально.

Четвертое — командовать самой, не давать «им» командовать мною. Сама Лена командовала как на плацу.

— Встали вдоль стены, заткнулись, назначение в зубы и входим по одному, сняв штаны в коридоре, — рычала она в процедурной. На инъекции меня в первый день не ставили, только на перевязки.

Вы вообще представляете, что такое ожоговое отделение? Там еще обмороженки лежали, но их было мало.

Я не могу похвалиться каким-то особенным обонянием, но стойкий запах гари, спекшейся крови и мази Вишневского преследовал меня очень долго. Сначала мне доверили снимать бинты и повязки, потом Леночка выглянула в коридор, сказала, что осталось всего трое и пусть я, пожалуйста, ее подменю на перевязку, а она пойдет в туалет. Я не возражала.

Первым вошел разбитной дедуля с лысой головой и хитрыми глазками.

— А вот вам и здравствуйте. Это у нас кто такой хорошенький с косичкой?.. Ты ж моя кралечка. А я Вася. Знаешь, был такой Иван-дурак, он на печке ездил? А я Василий-полудурок, я на плитку сел.

Дедуля жил в домике-завалюшке, печка-буржуйка была маленькая, он ее поставил в комнате, где лежала его парализованная жена. А сам в своем закутке поставил на пол плитку — может, помните, были такие плитки: на керамической подложке улиткой спиралька нагревающаяся. Ночью встал к жене, запнулся о провод и сел. На пол, на плитку. С врачами договорился, приходил на процедуры и перевязки, в остальное время бегал к жене. А куда ее?

Вася четко мне объяснил, что куда прилепить, и даже помог отрезать кусочки пластыря, чтоб закрепить повязку. Потом замотался в широченные пижамные штаны и исчез с воздушным поцелуем.

Второй пациент на перевязку: ожог груди и передней поверхности бедер, гениталии не задеты (слава богу!). Разнимал пьяную драку в коммуналке на кухне, один из драчунов свернул на него выварку с простынями. Как парень уберег самое дорогое — просто чудо, простыня с кипящим мыльным раствором облепила грудь и ноги. Пришлось отложить свадьбу.

Тоже подсказал, как «покрасить» грудь мазью, аккуратно придерживал бинт, пока я мотала.

Душевные люди.

— Да сколько можно ждать?! Чему вас учат там, копуши несчастные…

Не может все быть гладко на первом дежурстве. Не может.

Господин явился в бархатном халате и велюровых тапочках, не чета предыдущим «полосатикам». Весь такой аккуратно причесанный, с брезгливым выражением на лице.

Посмотрела в лист назначения. Мамочки, Лена, где ты?!

Господин жестом бывалого эксгибициониста в парке распахнул халат.

— Ну?

Кхм, надо как-то выходить из положения. Правило второе: не сострадать. Лена потом мне рассказала взахлеб, что разгневанная любовница вылила чайник кипятка прямо в постель, на спящего любовника. Угу, прямо «туда».

Правило четвертое: командовать.

— Халат снять, ноги шире, — пискнула я.

— А может, вы…

— Не может! Халат снять, ноги шире, не мешайте работать! — ага, я сама офигела.

Ну, «морковку»-то я быстро намотала, чего там, салфетку, мазь, наложить, забинтовать. Бантик сверху.

Страдалец ехидно молчал. Приподняла «морковку» за бантик, чтоб посмотреть, как бы подлезть и… и… да вашу кашу, там не забинтуешь!

А он уже прямо веселился, гад.

Попыталась поймать пострадавшую мошонку марлевой повязкой, сама уже в мази вывозилась, фу, — не получалось никак.

Тут у пациента кончилось терпение, он начал бухтеть, мол, что такое, примут на работу кого попало, да когда же это… — и кулаком потряс в запале.

— Стоять! — заорала я. — Держим кулак!

Ну, дальше уже проще. Повязала ему на кулак шапочку Гиппократа, плюхнула туда Вишневского от души, поймала шапочкой мошонку.

Лена вернулась аккурат когда я завязывала бантик чуть выше пациентской задницы.

— Ой, — проговорила Лена, хитро улыбаясь. — Я немножко задержалась, прости.

— Да вас гнать надо из перевязочной, — вдруг обрушился на нее вредный пациент. — Сами ничего не умеете, вот девчонку на амбразуру бросили. А она, между прочим, очень профессионально сработала! — и гордо продемонстрировал Лене шапочку Гиппократа.

Смех и слезы.

И запах мази Вишневского.