Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

«Добудет она где-нибудь… — ворчал про себя Северус, вышагивая по щербатому тротуару. — Где-нибудь добудет…»

Вокруг него, в противовес его мрачному и решительному виду, разливалось ранее, легкомысленное в своей яркости утро. Свежий, явно тренирующийся перед осенними забегами, ветерок забирался под футболку, заставляя ёжиться. Пластмассово-голубеющее небо аж сверкало, умытое ночным дождем. Солнце, ещё искоса, гладило почти пустые улицы: все, кому надо было на работу, уже разошлись по своим местам, а счастливчики, которым не надо, досматривали десятый сон.

Магазины в Коукворте открывались ни свет ни заря, зато и заканчивали торговлю непоздно. Исключением не был и музыкальный магазинчик, что притулился на углу главной площади, в одном из старинных зданий. Туда-то столь решительно и шагал Сев, сунув руки в карманы смешно вздернутых маловатых джинсов. Соня-Лили, в каникулы не встававшая раньше десяти — словно отыгрываясь за весь учебный год — наверняка ещё и не думала просыпаться, так что времени у него было в достатке.

Музыкальность заведения подтвердилась с самого порога — стоило раннему посетителю толкнуть тяжелую дверь, как над ней растрезвонился не один колокольчик, как в прочих лавках, а целый колокольный оркестр, приведя Сева в минутное замешательство — обставлять свой визит с такой помпой он не собирался. Впрочем, привычный к подобным концертам длинный прыщавый продавец едва удостоил его взглядом, что несколько примирило Сева с происходящим.

В первом помещении, тесноватом от стеллажей и стоек, на которых золотились трубы и тромбоны, громоздились барабаны и литавры и покоились величественные контрабасы, искомого он не обнаружил. Опасаясь передвигаться в этом царстве застывших звуков, чтобы не запнуться обо что-нибудь с самыми сокрушительными последствиями, Сев, вздохнув, вынужден был прибегнуть к помощи прыщавого парня, читавшего журнал за прилавком. Обращения «сэр» он не заслуживал, для «эй, приятель» был слишком взрослым, а начинать фразу с «простите, пожалуйста» Севу претило, поэтому он выбрал не обращаться никак.

- У вас есть гитары? — предательский голос, в последнее время то и дело выкидывавший коленца, превратил первые слова в дурацкое карканье, но парень его понял.

Нехотя отложив журнал и окинув посетителя взглядом (от такого выручки не жди, одно напрасное беспокойство!), он поднялся со своего места и нога за ногу потащился в дальнее помещение, темноватое и не менее тесное. Сев, осторожно лавируя между инструментами, двинулся за ним.

- Вот, — брякнул парень, обводя рукой глухую торцовую стену и на этом считая свой долг консультанта законченным. — Снять какую?

Переглотнув, Сев уставился на два ряда висевших на стене гитар: желтых, коричневых и красных, побольше и поменьше, шестиструнных и семиструнных… была даже одна двенадцатиструнная, сразу глянувшаяся ему своей необычностью.

«Интересно, чем больше струн — тем лучше? Или нет? Вот бы Лили такую! А вдруг, это не то, что нужно?..» — размышлял Сев, подходя поближе. И тут увидел цены.

Всё предвкушение моментально улетучилось, напускаемая от самого дома серьёзность настоящего делового человека схлынула, как мыльная вода, выплеснутая из таза на мостовую — прощально взблеснув, зажурчала тонкими струйками и впиталась в межбулыжниковую грязь. Таких денег у него не было.

Буркнув невнятное «в другой раз» даже не удивившемуся парню, Сев вылетел из магазина, чудом обрушив только колокольный трезвон, издевательски заголосивший в спину.

«И за что?! — внутренне клокотал он, готовый обвинить весь мир в провале своей задумки, а пресловутый виноград — в недостаточной спелости. — За лакированные куски деревяшек, перемотанные проволокой?! Да такого хлама — на каждой помойке!..»

Внезапная идея остановила его на середине шага, а потом развернула и направила в один из проулков, уходящих к реке, в сторону его родной половины города. Помойка-не помойка, а где находится лавка старьевщика, он прекрасно знал, много раз таскаясь мимо неё с матерью на рынок. Внутри, правда, не бывал, но если уж он с этим мажорским магазином справился!..

Кажется, настала пора пояснить, откуда у Сева, нищего, как церковная мышь, вообще взялись деньги. Те слова, что он ляпнул когда-то в январе, обещая Люпину возместить долг, не рассеялись в воздухе, а угнездились в мозгу и к лету приобрели очертания чёткого плана. Когда же выяснилось, что Лили уезжает, а Нимуэ на это время остаётся на его попечении, план заиграл новыми возможностями.

Списаться от имени матери с несколькими лавками и аптеками в Косом не составило труда — с каждой из них Эйлин хоть раз да сотрудничала за все эти годы. Конечно, отвечавшие согласием торговцы и не догадывались, что за аккуратными строчками письма, принесённого такой приличной совой, скрывается не респектабельная дама-зельеварка, а безусый сопляк, ещё даже не получивший результаты переводных экзаменов на третий курс.

Заказов сопляк набрал с размахом — Эйлин бы не управилась и за месяц, но Сев, отличавшийся упорством, топивший в работе свою тоску по странствующей где-то Лили и использующий собственноручно доработанные и улучшенные рецепты, разобрался с ними за десять дней. На сон, правда, отводилось всего по пять часов, но он привык спать мало, а вставать — затемно, так что особых трудностей не испытывал.

А дальше — пошло-поехало, с перерывами на визиты к Люпинам. Нимуэ косила на него укоризненным глазом, мотаясь туда-сюда с холщовой позвякивающей торбой — дескать, хозяин, так тебя растак, сам себя не жалеешь, так хоть бедную птичку пожалей! — но исправно летала в Косой и обратно, на самом деле довольная свободой и возможностью размять крылья.

Сев старался выпускать её в сумерки, чтобы неутомимая летунья не сильно мозолила глаза досужим коуквортцам, но получалось это не всегда. Пересудов, впрочем, пока не ходило, и Сев немного расслабился: ну правда же, лесопарк рядом, чему удивляться? А в то, что рядовой горожанин разбирается в породах сов и ареалах их обитания, верилось слабо.

Так и вышло, что к возвращению Лили Северус стал обладателем астрономической, по его понятиям, суммы и, хотя на самом деле для того же мистера Эванса, к примеру, подобные деньги проходили бы в категории «мелочь», чувствовал себя едва ли не индийским раджой, купающимся в монетах.

На что именно их тратить, Сев пока не определился, но вот на кого он собирался это делать, было определено сразу и однозначно: конечно, на Лили! На носу третий курс, походы в Хогсмид, зимние праздники — наконец-то он перестанет трястись перед каждым из них, опасаясь, что опять получит от неё в подарок что-то дорогое и не в силах будет отдариться! А тут нА тебе — «добуду где-нибудь гитару», смешная! Такого шанса Северус упустить не мог. Кто же знал, что гитары покупают не просто индийские раджи, а очень богатые индийские раджи, чтоб им лопнуть!

Старьевщик оказался классическим: сухоньким, седеньким, в сползающем с носа пенсне и заношенном бархатном сюртуке неопределенного цвета. В отличие от прыщавого парня, он искренне разулыбался топчущемуся на пороге Севу и задребезжал приветствие не хуже того колокольчика:

- Прошу, входите, молодой человек, входите! Что бы вы ни искали, у старого Томаса это найдется!

Не нашлось. Мятая труба, ржавая губная гармошка и дырявый барабан — нашлись, а гитары не было. От вполне целой на вид волынки Сев вежливо (и откуда что прорезалось?!) отказался. Зато долго засматривался на старинный граммофон в углу, раструбом напоминающий цветок настурции.

- К сожалению, сей раритет не работает, — сокрушенно продребезжал старичок, заметив его интерес.

- Тем лучше, — странно ответил Сев, уже размечтавшийся о том, как будет слушать пластинку Doors, одолженную у Лили, сидя на подоконнике своей мансарды, поставив проигрыватель рядом и оглашая звуком, исторгаемым «настурцией», весь унылый и постылый Паучий. «Оживить» прибор можно попробовать магией, а после — и вовсе взять его в Хогвартс, не боясь, что техника окажется недостаточно примитивна, чтобы работать в волшебном месте. Будь граммофон исправен, шанс на это был бы куда меньше.

На него хватало. Даже с избытком — вот и ещё один плюс нерабочести: невысокая цена. Но тратить деньги на себя, на свои хотелки, вот так безрассудно и скоропалительно, Севу показалось стыдным. Не для того он всё лето корпел над котлом, чтобы спустить выручку на сиюминутную прихоть.

«Перетопчусь. Достоит до следующих каникул — значит, судьба» — дал себе зарок Сев, не без сожаления покидая лавчонку. Его путь лежал домой — покалеченные инструменты, нашедшие приют у старика Томаса, навели его на мысль. Солнце уже поднялось высоко, надо было торопиться.

Звонок в дверь Лили уже не разбудил, но выдернул из постели, где она нежилась, ленясь покидать нагретый кокон. Так звонил только Сев — двумя короткими резкими трелями, как выстрелами.

Путаясь в ночной рубашке, она босиком спорхнула с лестницы раньше, чем Петунья успела дойти от дверей кухни, и вот уже глазам старшей сестры предстаёт живописная картина. Носатый кавалер в момент заливается краской при виде голоногого кружевного привидения, укутанного по плечам весьма лохматой рыжей шалью, привидение хохочет и тащит его внутрь, кавалер, у которого чем-то заняты руки, упирается, намереваясь что-то сказать.

- Постыдилась бы! — кричит Петунья из холла, но привидение только машет на неё рукой, не понимая, чего ей нужно стыдиться — это же Сев! Сестра в свою очередь безнадежным жестом воздевает ладони к потолку и уходит обратно, в царство шоколадных кексов и сахарной пудры, и не видит, как обретший наконец голос «кавалер» сует «привидению» свою ношу со словами:

- Вот, я добыл!

Ношей оказывается большой бумажный пакет, по бокам распираемый круглящейся декой. Наискось из него торчит непривычно голый гриф. Не веря своим глазам, Лили заглядывает в пакет и убеждается: все запчасти «добычи» вольготно лежат в бумажных стенах по отдельности, пересыпанные какими-то мелкими железячками. Сверху покоится змеиное многохвостое гнездо, в котором она опознаёт струны.

- Сев?! Откуда?! — заспанное, мягкое лицо преображается изумлением: глаза распахиваются, брови взлетают под самую кромку волос.

- На чердаке откопал, — кратко поясняет Северус, опустив свои утренние приключения и то, что именно они пробудили в нём смутные детские воспоминания: он сидит у матери на коленях, ест петушка на палочке, мать смеётся, а по другую сторону стола сидит отец — весёлый, молодой, и поёт под гитару задорную народную песенку.

Став взрослее, Сев уже не видел в его руках гитары, да и весёлым видел его всё реже, если же и видел, то это не сулило семейству ничего хорошего. Но раз гитара когда-то имелась, стоило её поискать — деться из дому ей было некуда, если, конечно, Тобиас не загнал её впоследствии за бутылку.

Чердак был крошечным, не позволявшим распрямиться в полный рост. Люк в него открывался с лестницы возле севовой комнаты, а само помещение находилось как раз над его потолком. Никто там, к слову, и не распрямлялся — то, чему суждено было упокоиться на чердаке, просто забрасывалось туда с верхней ступеньки, а там уж — куда улетит.

Гитара улетела под самую стенку, пропахав дорожку среди дракклы знают как давно разложенных на полу семян. Из-за слоя пыли нельзя было понять, чьи они, но даже пыль не могла скрыть плачевного состояния инструмента. Едва Сев потянул за гриф, вмиг отделившийся от остального, стало понятно, почему пропить этот предмет было бы затруднительно. С починкой на месте Сев уже не успевал — солнце било в чердачное окно, намекая, что даже самые завзятые сони уже попросыпались. Обдув пыль и понадеявшись, что собрал все необходимые запчасти, Сев поспешил к одной рыжей соне с «добычей».

- Думаешь, мы это восстановим?.. — с сомнением протянула соня, невыносимо милая и до мурашек трогательная в своей ночной рубашке, с тонкими щиколотками, узкими ступнями и всклокоченной медной копной.

- Уверен. Я рассмотрел хорошо, как оно устроено, так что капелька магии — и порядок! — не став уточнять, где и когда он успел рассмотреть, ответил Сев. — Пошли?

- Погоди! — смех Лили рассыпался по ступенькам крыльца, как маленькие колокольчики — куда приятней тех, словно ржавших ему вслед в магазине. — Дай хоть умыться! И чаю пойдём попьём — Тунья кексы печёт! А потом уж займёмся ремонтными работами!

В желудке завихрилась пустота — с трансфигурированного на рассвете из муки и морковки бутерброда прошло несколько часов. Северус прихлопнул предательское чрево ладонью — что оно позорит его перед приличными людьми?! — но Лили рассмеялась пуще прежнего, ни капельки не обидно, и потащила его в дом.

- Спасибо, Сев! — шепнула она, перегибаясь через его плечо, чтобы закрыть дверь. — Иногда я думаю, что ты не просто волшебник, ты — мой личный волшебник, как фея-крёстная! Стоит мне что-нибудь пожелать, и ты это исполняешь! Ну не волшебство ли?!

От её волос, рыжей волной ткнувшихся ему прямо в лицо, пахло цедрой и ванилью. «Я — твой личный, Лили, — носилось майским жуком в голове Сева. — Хоть фея-крестная, хоть кто. Главное — твой…»