Горе мне, горе! (джен)

Я бежал как гонимый гончими заяц, как преследуемый охотниками кабан и в криках и стонах моих уже не было почти ничего человеческого. Я ничего не помнил об этом яростном беге и очнулся от приступа безумия только у скалистого уступа, рядом с местом, где я сразил Глаурунга. Внизу были ревущие пороги реки, внизу, где-то далеко от меня было изломанное и истерзанное тело сестры-жены, соблазненной и поруганный черным зверем по прозванию Турин из рода Хурина.

Я достал Гуртанг, черный меч своего друга Белега из ножен и так заговорил с ним:

— Здравствуй, Гуртанг. Ни владыки, ни верности не знал ты, кроме верности случайной руке, владеющей тобою. Ни от какой крови ты не уклонялся. Заберешь ли ты меня, Турина Турамбара в царство мертвых, сразишь ли меня быстро?

Внезапно я содрогнулся всем существом своим, ибо из клинка я услышал голос, холодный, ядовитый и злобный, как жало самой страшной болотной гадюки:

— Да, я выпью твою кровь с радостью, чтобы забыть кровь Белега, моего хозяина, пролитую тобою, и кровь Брандира, убитого тобою напрасно. Я сражу тебя быстро.

Я уже отошёл от безумия и потому мне было ясно, что из себя представляет сей меч, но... мне было всё равно. Меч обещал мне быструю, легкую смерть, хорошая сделка для бесчестного воина. Ну и что, что лезвие меча проклято или в этом лезвии живёт один из падших Майяр, духов погибели, несущих смерть. Я ничего иного и не заслуживаю, убийца друзей, предатель королей, совратитель собственной сестры. Пусть глупцы потом утверждают, что "раз такова судьба, то ни эльф, ни человек от неё не уйдет". На то и рождается человек, чтобы спорить со злой судьбой. Пусть безумные голоса из глубины души твердят мне, что я не хотел ничего из того, что случилось со мной. Как это оправдает бесчисленные жертвы и разрушения, ставшие итогом моих деяний? Как это может искупить мою гордыню...которая...которая...

Мои мысли были прерваны внезапным светом, приближавшимся ко мне с востока, со стороны Дориата. Сначала я подумал, что уже успел пронзить себя мечом, умираю и вижу предсмертные видения, которые часто посещают воинов на поле боя, особенно тех, что потеряли много крови. Но я быстро осмотрел себя и убедился, что меч еще дрожит моей руке, повернутый острием в сторону обнаженной груди и еще не пронзил её, нещадно истерзанную ногтями. Тем временем свет разгорался, ширился, захватывал всё больше пространства. Из блуждающего светлячка он превратился сначала в шар, а затем в светящуюся фигуру. Меч выпал из моей ослабевшей руки, ибо черты этой фигуры, сотканные из света, стали так ясно и отчетливо проступать, что я узнал их. Я часто видел её в тронном зале Дориата.

— Да, это я, Мелиан из числа Майяр, говорю с тобою, — зазвучал приятный чистый женский голос, исходивший казалось отовсюду. — Мне тяжело беседовать за пределами своих владений, о смертный герой, потерявший надежду и смысл жизни, но если ты не торопишься и тебе не жалко нескольких мгновений, то прошу, выслушай меня.

Черный меч выпал из моих ослабевших рук перед лицом славы и величия одной из Майя, Мелиан, дарительницы Жизни. Свет заполнял всё пространство вокруг меня, и хотя я знал, что это всего лишь видение, а не реальное присутствие, всё равно оно будило во мне, гордом воине, какие-то новые чувства.

— Чем терзать свою грудь или пронзать её мечом отступников-Майяр, — скрытая насмешка почудилась мне в словах бессмертной, вечно юной королевы, — предлагаю тебе сотворить иное, горазло более достойное тебя деяние. Скажи, о Турин из рода Хурина, хочешь ли ты помочь исправить то зло, которое ты причинил?

Сердце в моей груди ёкнуло и забилось часто-часто. Мысли бежали беспорядочной чехардой. Исправить? Что причинил? Но как? Ведь умерших уже не вернуть и следовательно, всё это бесполезно.

— Умерших не вернуть, это правда — мягко проговорила Майя⁽¹⁾ — ты видишь, все твои мысли открыты мне сейчас. Но я предлагаю тебе не вернуть их. Я предлагаю ответить за содеянное.

— Но я... я... — мой взгляд заметался в поисках меча, но не увидел его сразу в высокой траве. — Я же собирался прервать свою жизнь и казнить себя! Разве это не достаточное наказание?

— Ответь мне, Турин, — бесстрастно и холодно произнесла река, подо мной, солнце, светившее мне, трава, которую я попирал ногами и воздух, которым я дышал. — Ответь мне, и прошу, поразмысли, ибо ты обучен знаниям эльфов и проиходишь из знатного рода, как ты считаешь, по справедливости — можно ли считать наказанием совершение еще одного преступления?

Мне показалось, что я снова становлюсь безумным, ибо я не понимал, чего сейчас хочет от меня королева. Никогда я не видел могущества Майяр, хотя и слышал об этом в сказаниях эльфов... Может это и будет моим наказанием? Ибо этот разговор сводит меня с ума, и если я уже не понимаю слов, обращенных ко мне, то не это ли признак того, о чем говорит она, которую даже придворные Тингола втайне боятся и называют Великой Колдуньей?

— Нет, о Турин из рода Хурина. Я не предлагаю тебе обезуметь, но скорее стать тем, кем ты себя назвал, Турамбаром, сиречь победителем судьбы. Измысленное же тобой "наказание" — это по сути еще одно убийство. Ты же хотел заплатить своей смертью за убийства, совершенные тобой? Как еще одно убийство, пусть и совершенное в отношении самого себя, но точно такое же бессудное и произвольное, как оно искупит твоё зло и накажет тебя? Мне лишь кажется или ты хочешь плюнуть в лицо великому Творцу Арды Эру и запятнать Дар Смерти нечестивым употреблением?

Суеверный страх напал на меня, ибо никогда даже в мыслях я не хотел оскорбить Создателя и Отца Всего. Как можно пытаться идти против того, кто создал эту красоту вокруг меня, красоту, которую я, презренный и нечестивый преступник, недостоин лицезреть?

— Нет, о Великая, — твердо проговорил я, став на колени. — Я не хочу оскорбить Создателя. Ты видишь, судьба моя отныне в твоих руках, ибо я отрекаюсь от права решать за себя.

— Твердо ли это твоё решение или оно мимолётно? Не пожалеешь ли ты о нем и примешь ли ты любое наказание, которое я наложу на тебя?

Моё сердце билось всё сильнее и радость охватила меня, сжала как обруч сжимает лоб. Поистине, когда я освободился от бремени решений и мыслей, мне стало легко и пусто на душе, как перышку, носимому ветром. Но нежданная радость была горька как полынь и перед глазами у меня стояли все те, кому я причинил вред, кого убил, совратил, чьё счастье навеки уничтожил.

— О Королева Мелиан, — медленно и торжественно произнес я, — Я приму любое наказание и не пожалею, не отступлю от своего решения. Пошли меня в Ангбанд к Морготу в рабство на долгие годы — я добровольно наложу на себя страшные оковы и испытаю колья, крючья, пилы и топоры орков на своём теле. Пошли меня в далекое изгнание и заставь меня питаться в нём одной полынью-травой, худой и оборванный я буду скитаться, проводя дни без пиши и прославляя твою мудрость. Заставь меня никогда более не иметь собственной семьи, опозорить свой род бездетностью — я приму это с радостью.

— О это было бы слишком легким испытанием для тебя, великий герой людей. — тихо сказала Майя. — Ибо ты и в падении своём остаешься героем. Нет, я наложу на тебя более тяжкое наказание — ты должен будешь совершенно забыть о своей гордости. Наказание же твоё таково: первое — скитайся по зе­мле, не имея дома, и всюду, куда ни придёшь, повествуй летопись своей жизни без утайки и лжи, перечисляя преступления свои и терпя несправедлив­ости от людей и эльф­ов без жалоб и ропот­а. Второе — отложи в сторону меч свой и кинжал и более никогда в жизни не бери никакого оружия, созданного ру­кою людей. И последнее — кикому и никогда не рассказыв­ай об этом видении, ни тем, кто будет сл­ушать историю жизни твоей, ни моему супр­угу, ни смертному, ни бессмертному, пока я сама или кто-то из Майяр не встретит тебя и не освободит от этого бремени.

В этот момент былая гордость всколыхнулась во мне, и глаза снова стали жадно шарить по земле в поисках меча. Но я быстро овладел собой и, найдя меч, взял его левой рукой за рукоять и с силою бросил далеко вниз, в ревущие воды реки. Прощай, отравленное духами злобы лезвие! Тебе не удалось выпить мою кровь и оскорбить Творца и подателя жизни! Страшный леденящий крик ярости и мести исчез в водопаде, и я расслышал в нём только неясные обрывки фраз: "Бить, терзать, крушить, жалкий червяк, земляная обезьяна, как посмел ты". Кинжал, вынутый мной из кармана плаща, последовал туда же. Походный лук я достал из сумы, переломил через колено и отбросил от себя его обломки, снял с пояса колчан и зашвырнул его на ветку ближнего дерева.

— Я вижу, ты уже понял смысл наказания. — произнесла фигура в воздухе, сам воздух, камни, листья и деревья. — Добавлю к нему только один дар, я дам тебе долгую, долгую жизнь, продлив твои годы. Но чтобы мне не оскорбить Эру, сотворившего тебя смертным, придётся пойти на хитрость. С этого дня ты проживешь триста лет бодрствуя и несколько тысяч — пребывая в Почти-Смертном-Сне. Все эти годы ты будешь жив и здоров, как сейчас.

Я пошатнулся, услышав это, ибо невидимый удар Великой Колдуньи поразил меня в самое сердце. Как? Существовать, терпеть, выносить себя, эту нечестивую душу, эти преступные разум и сердце, эти поганые ноги, попирающие невинную Арду, эти убийственные руки, хорошо умеющие только калечить и разрушать? Но я вспомнил о гордости, вспомнил о наказании и молча склонил голову.

Голос Мелиан становился всё тише и тише, а фигура стала медленно удаляться от меня. — Помни же, твоё наказание окончится, когда придёт один из нас, Майяр, и освободит тебя от бремени, — произнесла Королева где-то вдали и фигура превратилась в шар света, а шар в светлячка, быстро удалившегося прочь.

Я упал на землю как подкошенный и проспал мертвецким сном два дня и две ночи. На восходе третьего дня я очнулся от сна и со вздохом, разодрав на себе богатые одежды и превратив их в тряпье, сохранив лишь дорогую кольчугу с эмблемой рода, поплёлся в направлении Бретиля, к халадинам.

1) Майя-Майяр, Вала-Валар — так образуется множественное число в данном случае

Вернуться к тексту