Лихорадка (гет)

День за окном стоял все такой же ясный, янтарный, и Скарлетт казалось, что сама природа издевается над ней. Велев Мамушке задернуть плотнее шторы, она лежала на кровати долго, неподвижно и прислушивалась к глухой пустоте внутри. Вдруг сквозь приоткрытую дверь спальни Скарлетт увидела несчастное лицо Уэйда. Он робко стоял возле комнаты матери и не решался войти, боясь, что она его прогонит, как обычно, а она теперь в таком горе, что ей, конечно, не до Уэйда.

— Сынок! — Скарлетт, поднявшись на постели, протянула к нему руку и подозвала к себе. — Уэйд, подойди, сыночек!

Уэйд, не поверив своим глазам и ушам, все еще не смел сдвинуться с места. «Господи, он меня боится! — с отчаянием подумала Скарлетт. — Неужели я такая ужасная мать, что меня не любят и боятся собственные дети?» На память ей вдруг пришли случаи, когда она была груба, холодна или невнимательна к сыну, а таковых набралось очень много. Скарлетт не хотела его рождения, тяготилась им, пока он был совсем крохой, ни разу его не утешила, ни разу не приласкала, хотя бы на минуту, даже когда город осаждали янки и ребенок умирал от страха. А потом? Уэйд раздражал ее, казался бестолочью и мямлей, она так редко хвалила его, особенно после появления Минни, которую постоянно ставила ему в пример. Неудивительно, что мальчик не чувствует к ней доверия, но все же он пришел поддержать мать и найти у нее поддержки.

— Уэйд, подойди ко мне, мой хороший! — повторила Скарлетт как можно более ласково.

Уэйд быстро прошмыгнул в комнату, бросился на постель к матери, крепко обнял ее и заплакал. И она его обняла — наверное, впервые в жизни. Скарлетт пыталась припомнить хотя бы одну вескую причину, по которой она не делала этого раньше, и не могла. Это ведь так просто, так естественно!

— Что же мы теперь будем делать без папы? — всхлипывал Уэйд.

— Не знаю, Уэйд, не знаю. Будем жить дальше и чтить его память, а что же еще?

— Папа так любил нас всех! И тебя, и меня, и Минни с Мэдж.

— Но у вас есть я, сынок. Я тоже вас люблю.

От потрясения Уэйд перестал плакать и широко распахнул покрасневшие глаза, будто не веря в услышанное. Горечь от потери обожаемого отца смешалась в душе одиннадцатилетнего мальчика с радостью от признания матери. Уэйд давно смирился с участью нелюбимого сына, хотя и не переставал мечтать о том, что однажды мать будет с ним так же ласкова, как с Минни, будет гордиться его успехами и примет его сыновнюю любовь.

— Мамочка, не плачь! — принялся он горячо утешать ее. — Я уже почти взрослый, скоро я вырасту и буду заботиться о тебе не хуже папы! Я буду тебе во всем помогать, я стану юристом, как папа, и буду много работать. Я никогда тебя не оставлю, ты сможешь на меня положиться, вот увидишь! Только не плачь, дорогая мамочка, и не тревожься ни о чем.

В голосе Уэйда Скарлетт отчетливо слышала интонации Чарльза, и это снова заполнило ее сердце скорбью и раскаянием напополам с нежностью — она и не знала до сегодняшнего дня, что в ней столько нежности. Внезапно Скарлетт озарило, озарило так неожиданно, что она едва не ахнула вслух. Как часто пугал ее туман из кошмара, как хотела она разгадать этот сон и понять, что за морок преследует ее и где от него сокрыто спасение. Скарлетт ошибочно полагала, что спасение — это деньги, еда, кров, безопасность, словом, все то, что противоположно голоду, холоду и угрозе. И только теперь туман рассеялся, и вещи предстали перед ней такими, какие они есть на самом деле. Те маячки, за которые следует держаться, чтобы найти убежище и спастись, это не деньги и даже не красная земля Тары. Это люди. Такие разные, но единственные и неповторимые в своем роде, любящие, верные и незаменимые. Скарлетт потеряла Чарльза, но больше она не потеряет никого, ни одного из тех, кто рядом с ней.

— Уэйд, а где твои сестры? — спохватилась она.

— У себя, с ними тетя Мелли, она их утешает. Минни долго плакала, а Мэдж, мне кажется, ничего не поняла.

— Скорее идем к ним! — Скарлетт решительно слезла с постели и направилась в детскую.

Минни сидела с заплаканным личиком на коленях у Мелани и всхлипывала, рядом хмурая Мэдж, похожая на кучерявую черную тучку, сосредоточенно листала свою любимую книжку с картинками. Увидев мать, Минни спрыгнула с коленей тети и кинулась к ней.

— Солнышко мое! — Скарлетт, наклонившись к дочери, крепко поцеловала ее в макушку.

— Мамочка! — Минни снова зашлась слезами. — Мамочка, как же так?

Девочке недавно сравнялось семь, а Скарлетт лишь сейчас увидела, что у нее глаза отца — такие же чистые, немного наивные, нежные и будто мягко светятся изнутри. И, в общем-то, вся ее красота, которой Скарлетт так любовалась, восхищалась и гордилась, была в этих дивных карих глазах. Слишком поздно обнаружив в себе любовь к Чарльзу, Скарлетт не видела другого выхода, кроме как отдать ее неистраченные запасы детям, в которых была его частичка, и эту-то частичку она возлюбила мгновенно и пламенно.

— Мои хорошие! — одной рукой она обняла Минни, а другой привлекла к себе Уэйда. — Мои милые малыши!

Дети тесно льнули к матери, ставшей нынче их главной опорой. И она действительно была ею — они знали, чувствовали, хотя им всегда казалось, что отца они любят чуточку больше, ведь отец был ближе, добрее, ласковее и лучше понимал, что у них на душе.

Одна Мэдж, похоже, совсем не пылала дочерней любовью. Тетя Мелли мягко сказала ей, что папа уехал так далеко, что не сможет приехать обратно, но Мэдж не поверила и закатила истерику на целых полчаса. Теперь она сидела с книжкой в руках и даже не смотрела в сторону матери и брата с сестрой, словно ей нет до них никакого дела.

— Дорогая, Мэдж так огорчилась! — воскликнула Мелани, стараясь исправить положение. — Эту сказку ей постоянно читал вслух Чарли, она теперь с ней не расстается. Ума не приложу, что сделать, чтобы утешить нашу девочку!

Найти общий язык с младшей дочерью для Скарлетт всегда было труднее всего, но она должна попытаться. Скарлетт твердо решила: она должна попытаться. Ради Чарльза — он не раз просил жену быть ласковее с Мэдж, и теперь исполнение его просьбы стало для нее чем-то вроде священного долга.

— Мэдж! — она неуверенно подошла к малышке и присела рядом. — Мэдж, хочешь, я почитаю тебе?

— Нет! — резко, сердито ответила девочка. — Не хочу, уходи, я буду ждать папу! А ты плохая, злая и противная!

Скарлетт будто получила плевок в лицо. Впервые она проявляла искренность к маленькой дочери, впервые от чистого сердца хотела позаботиться о ней, а ее благие намерения просто разорвали в клочья и растоптали ногами! «Неблагодарная малявка!» — со злостью подумала Скарлетт и, прежде чем накричать на Мэдж, вспомнила, что именно своими криками и пренебрежением отдалила ребенка от себя едва ли не с колыбели. Мэдж не имела ничего общего с Уэйдом, с малолетства терпеливо сносившим упреки матери, она была упряма, капризна и своенравна, как и сама Скарлетт.

— Мэдж, никогда не говори так о маме! — с непривычной строгостью осадил Уэйд младшую сестру. — Немедленно извинись!

Мэдж с упреком посмотрела на брата. Она-то думала, что они с ним заодно!

— Она злюка!

— Мэдж, это нехорошо! — сделала ей замечание тетя. — Уэйд прав, ты должна извиниться.

— Не буду, не буду! — продолжала упираться Мэдж.

— И не надо! — вспылила Скарлетт. — Я вообще больше к тебе не подойду!

— Мэдж, сейчас же извинись, — настойчиво повторил Уэйд. — Как тебе не стыдно? А если бы папа услышал?

Девочка поколебалась. Как бы то ни было, ей не хотелось терять дружбу Уэйда, да и папа, несмотря на его мягкость, служил для Мэдж непререкаемым авторитетом.

— Извини, — буркнула она себе под нос, опустив плутоватые зеленые глазки.

— Не так. Скажи: «Прости меня, пожалуйста, мама, я больше никогда так не буду».

— Ладно, Уэйд, не дави на нее, — неожиданно смягчилась Скарлетт. — Ты же видишь, она расстроена, как и все мы.

Малышка настолько удивилась, что невольно засовестилась и все же тихонько пробормотала:

— Я больше так не буду.

Скарлетт почувствовала огромное облегчение, словно с рук и ног у нее свалились кандалы. Нет, еще не все потеряно, она еще может все исправить и расположить маленькую упрямицу Мэдж к себе! «Ах, ну почему Чарли этого не видит? — с горечью подумала она, поцеловав младшую дочь. — Он был бы так доволен, так счастлив!»

— Я найду Мамушку, — сказала Скарлетт, выпрямившись. — Велю ей собрать вас, и мы поедем в Тару.

Тара! Вот что им всем сейчас нужно. Потом еще будут и слезы, и похороны, и свежая могила на Оклендском кладбище, и мраморный памятник над ней, но потом, потом. А пока звенящая тишина полей и прохлада осенних сумерек успокоят израненные сердца, приласкают своих чад и дадут им сил пережить новый день.

Надев черное траурное платье с глухим воротом, Скарлетт спустилась вниз, где собралась целая толпа народа, чтобы выразить молодой вдове свои соболезнования. О недавнем, так и не разгоревшемся скандале, похоже, никто не вспоминал. Миссис Мерриуэзер со своей свитой одной из первых подошла к Скарлетт, хотя той их соболезнования были совершенно безразличны, как и крокодиловы слезы тетушки Питтипэт, от которых становилось только хуже. Однако Скарлетт никого не могла выгнать, даже если бы хотела. «Нельзя, я должна быть добрее, — говорила она себе, — особенно к тете Питти, ведь это она вырастила Чарли. Чарли огорчился бы, если бы я ей нагрубила в такую минуту». Вежливо выслушав речи «старой гвардии» и успокоив престарелую тетушку, Скарлетт поймала на себе молчаливый взгляд Индии. У Индии так и не повернулся язык поддержать родственницу в ее горе, но по глазам мисс Уилкс было видно, что смерть Чарльза потрясла ее и заставила раскаяться в своих интригах. Скарлетт движением ресниц приняла ее извинение — в некоторых случаях бывает достаточно взгляда.

— Простите меня, Скарлетт, — сказал Эшли перед тем, как уехать в Далтон на опознание. — Простите, что стоял у вас на пути к счастью.

— О, Эшли, — Скарлетт улыбнулась ему новой, спокойной улыбкой. Как странно ей было не чувствовать к нему более ничего, кроме дружеского участия с горьким привкусом разочарования. — Не стоит. Нынче это все осталось в прошлом.

* * *

Время вдали от города текло медленно, степенно, как могучая река, и каждый прошедший день казался годом. Тем лучше для Чарльза — у него была возможность как следует поразмыслить над своей жизнью и над ошибками, которые он совершил. Глядя на голые поля красной земли, некогда до самого горизонта засеянной хлопком, длинные аллеи кизиловой рощи, темные верхушки высоких сосен, он пытался лучше понять душу Скарлетт, выросшей на вольных просторах плантаций. С холма был виден остов разрушенной усадьбы Уилксов, и Чарльзу невольно представлялось, как его любимая, тогда еще совсем юная девочка, гуляла посреди всех этих красот вместе с Эшли. Наверное, нет на земле места более подходящего, чтобы влюбиться на всю жизнь. Чарльз пытался понять Скарлетт, и он чувствовал, что понимает, но от этого становилось почему-то только больнее.

Кэррин вышла на крыльцо Тары и села в глубокое плетеное кресло с трехмесячной малышкой на руках. Кэррин светилась тихим, неброским счастьем. Она укачивала дочь, ласково пела колыбельную и осторожно поправляла ей одеялко. Чарльз с сожалением подумал, что Скарлетт никогда не бывала так же нежна с детьми, как ее младшая сестра, разве что с Минни, и то лишь когда та подросла. Он ни разу не допускал мысли, что Скарлетт их не любит, как не допускал мысли, что женщина может не любить своих детей, но что если его жена на самом деле не хотела рожать не потому, что боялась за свое здоровье, а потому, что ей не нужны были дети от нелюбимого мужа? Это многое объясняло. Но как тогда быть с Минни? Неужели она… Чарльз оборвал мысль на середине, так и не позволив страшным словам прозвучать у себя в голове. О нет, это было бы уже слишком.

— Чарли, что тебя гложет? — заботливо спросила Кэррин, увидев слезы на неподвижном лице зятя.

— Ничего, Кэррин, я в порядке, — бесцветным голосом ответил тот.

— Я хочу помочь тебе. Когда-то ты был очень добр ко мне, ты спас меня, Чарли, и теперь я хочу отплатить тебе тем же. Что я могу для тебя сделать?

— Здесь ничего не сделаешь, Кэррин, — Чарльз через силу улыбнулся. — Странно получается. Во что бы я ни верил, все рано или поздно терпит крах. Наверное, я просто глуп или верю не в те вещи. Может, в этом мире вообще ни во что не стоит верить.

— Ты ошибаешься! — горячо возразила Кэррин. — Если нет веры, для чего тогда жить? Мир без веры — это самое страшное, что можно себе представить, Чарли. Тогда все теряет смысл, даже восходы солнца по утрам.

— Вот именно, все теряет смысл, — задумчиво повторил он. — А вдруг мы зря ищем смыслы? И солнце всходит не для наших великих свершений, а лишь оттого, что оно не может не всходить и подчиняется никем не установленному порядку. Мы и рождаемся, и умираем просто так, как трава. Без смысла, без предназначения, без судьбы.

— Но это хула на Создателя! Как ты можешь, Чарли?..

— Не знаю, Кэррин. Я ничего не знаю ни о себе, ни о людях, ни о мире, в котором живу. И не уверен, что хочу знать.

— О, Чарли, что с тобой случилось? — с сожалением вздохнула Кэррин. — Где тот добрый юноша, который уговаривал меня не торопиться с важными решениями и слушать свое сердце?

Чарльз, повернув голову к невестке, ответил ей с безрадостной улыбкой:

— Он повзрослел, Кэррин.