Город из Лепестков Хризантем (гет)

Ветер жадно накинулся на меня, как только я вышла из подъезда, желая вновь заморозить, но на этот раз я была готова. На улице уже сгущались сумерки, их не могли разогнать редкие фонари нашего двора, и все люди, что шли в темноте, за границей света, казались мне зловещими размытыми фигурами. Я шла быстро, шурша опавшими под ноги на дорогу листьями, желая поскорее обогнуть дом и найти ожидающего меня Костю. Мы остановились друг напротив друга у того самого тускло светящего фонаря — я на темной стороне, а он на светлой.

Сначала он стоял, не шевелясь, спиной ко мне, и смотрел в темноту леса на противоположной стороне дороги. Меня выдал шелест листвы, и Костя обернулся в мою сторону; еще мгновение его прищуренный взгляд не менялся, и вот он расплылся в широкой улыбке и пошел мне навстречу.

— Привет! — улыбаясь ответила я, и в душе ликовала.

— Привет! — отозвался он в ответ. — Вы выглядите чудесно!

— Мне казалось, что мы перешли на «ты»? — я решила сразу расставить приоритеты, а то этот официальный тон мне не слишком нравился.

— Конечно. — учтиво ответил Костя и добавил: — Ты чудесно выглядишь!

— Спасибо! — ответила я, слегка покраснев от своих мыслей. — Меня зовут Саша! Мы вчера с вами толком и не познакомились.

— Ваше имя я услышал от конферансье, припоминаете? И все же мне очень приятно… — ответил он и склонил голову в поклоне, который, видимо, как и его одежда, пришел из прошлого века.

Кстати, он был одет гораздо лучше, более современней: синие джинсы, черные ботинки, черная прямая куртка, подчёркивающая его стройную фигуру, и еще кепка — модная, конечно, но кепки мне не нравились.

«Ну и черт с ней, с этой кепкой, — подумала я, опустив глаза и взглянув на его лицо. — Ведь я не с кепкой на свидание иду!»

— Ну что, пошли? — предложил он и сделал шаг в сторону, вежливо пропуская меня вперед.

— Пошли! — улыбнулась я и шагнула навстречу своему будущему.

* * *

Следующие несколько недель я была словно во сне; я не могла поверить, что нашла парня, который понимал меня, принимал такой, какая я есть, с которым совпадали наши вкусы и увлечения, был не навязчив, и с ним всегда было о чем поговорить. Он умел шутить, а еще был силен и мог за себя постоять. Однажды мне выпал случай в этом убедиться, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.

И вот настал момент, как разговоры сами собой отошли на второй план, а их место заняли поцелуи. Глубокие, чувственные, нежные, короткие при встрече и длинные при расставании, и каждый раз на моих губах оставался сладкий след воспоминания, и сердце горело, желая еще и еще. Меня обуревало жгучее нетерпение, когда я ждала следующей встречи, и огонь бушевал внутри меня, когда мы были вместе. Я такого раньше никогда не испытывала, ни с кем, ни разу.

Однажды мне приснился очень странный сон. В нем я стояла на перроне рядом с одиноким трамвайным вагоном: когда-то он был покрашен желтой краской, но сейчас краска во многих местах слезла или продолжала шелушиться; два рога токоприемника соприкасались линиями электропередач, которые уходили куда-то в черную даль, туда же тянулись и рельсы. Сам перрон и трамвайный вагон одиноко стояли в открытом поле посреди высокой серой травы, которая качалась, как слегка колышущиеся море, до самого горизонта. И вдруг двери вагончика, скрипя проржавелым железом, открылись. Я обернулась на этот звук и увидела, как у открытой двери вагона, поставив одну ногу на ступеньку, а левой рукой держась за облезлый поручень, стоял Костя. Его взгляд был печален как никогда.

— Я не раскрыл тебе всего, Саша, — сказал он мне голосом, полным отчаяния и скорби. — Я узник своих желаний…

— Что происходит, Костя? — закричала я, надрываясь, но голос мой — лишь шелест листвы, которую ветер гнал по асфальтовой дорожке.

Я попыталась сделать шаг, но ветер толкал меня назад сильным порывом, не давая пройти еще хотя немного.

— Я люблю тебя, Саша! Знай это!

— Я тоже тебя люблю! — сорвался отчаянный крик с моих губ, но слова были подобны тихому всплеску воды на реке.

На этот раз я рванулась к нему, но лишь сделав шаг, упала в трясину болота под ногами и начала вязнуть в нем. Снова сделала шаг и поняла, что тону еще сильнее.

Но Костя, будто не слыша меня, продолжал:

— И если ты тоже любишь меня, то ты найдешь меня здесь!

— Где мы, Костя?

— Пусть капельки бирюзы, что были с тобой все это время, будут твоей путеводной звездой! Найди меня, Саша! Я буду ждать тебя!

Потом он отвернулся и поднялся в вагон трамвайчика. Я что-то кричала, слезы лились из моих глаз, но Костя не слышал меня. Он сел на сидение спиной ко мне, двери вагона закрылись, и он тронулся. Сначала медленно, а потом вагон набрал скорость и унес Костю с собой.

* * *

Затем я проснулась в холодном поту, сердце бешено колотилось в груди. За окном царила глубокая ночь; я нащупала свой телефон, чтобы посмотреть время: на часах — начало четвертого. Я ощупала наш диван, на котором мгновение назад мы сидели, обнявшись, с Костей и говорили обо всем, но Кости рядом не нашла.

Я звала его, думая, что он отошел на кухню или в туалет, но спустя несколько минут мне никто не отозвался. Включила торшер и заледенела от ужаса. На меня нахлынула волна паники, я вдруг поняла, что осталась одна в большой чужой квартире, посреди ночи, далеко от дома.

«Что делать? Куда идти? Позвонить отцу, чтобы он приехал за мной?»

Я не могла, потому как сказала, что останусь ночевать у подруги.

Я долго ждала Костю, все надеялась, что он вот-вот вернется, а мне стоит просто проявить терпение. Вдруг я заметила его мобильный на прикроватной тумбочке, но, открыв «вызовы», увидела только входящие номера с моего телефона, а каких-либо других телефонных номеров не оказалось, не было и номера его отца, про которого Костя мне столько рассказывал, ни рабочего номера, а также телефонов его друзей. Так же не было никаких фотографий, если не считать одного-единственного приложения, через которое мы общались. Телефон Кости выглядел только что купленным в магазине.

— Да что же это? — произнесла я вслух, кладя телефон на место.

Блуждая среди путаных мыслей, я побрела по квартире. Я не думала, что Костя прячется в шкафу и просто ждёт момента, чтобы выскочить и напугать меня, это было было не в его духе, я просто обошла все комнаты в Костиной квартире, не переставая звать его, как заплутавшая кошка. Но снова и снова мне отзывалась лишь тишина.

О сне не могло быть и речи. Примерно около восьми я не выдержала, а искреннее недоумение к утру переросло во всепоглощающее ощущение страха, меня терзала злость от молчаливого исчезновения Кости. Мне оставалось только одеться и уйти, закрыв квартиру его ключами, которые он небрежно оставил на столике.

Был выходной день, дома еще все спали, мне удалось тихо проскользнуть в свою комнату, где я подставила стул под дверью, чтобы никто не мог меня побеспокоить, забралась в кровать под одеяло и заплакала. И слезы все бежали и бежали непрерывным потоком.

Я пролежала так все утро и весь день, находясь между сном и явью, грезя, что Костя вот-вот позвонит. Получилось убедить себя, что он позвонит и извинится за то, что ушел так неожиданно, объяснит мне свои обстоятельства, а я прощу его. Но ничего этого не произошло, телефон молчал — не было ни звонка, ни сообщения. Отчаяние настолько поглотило меня, что даже своя комната казалась теперь странной и незнакомой, но, высунув голову из-под одеяла, я услышала в коридоре шаги. Катя и отец разговаривали, никто их них ни разу за весь день не зашел в мою комнату. Уже вечером, когда за стеклом сгустились сумерки, я услышала, как Катя ушла гулять с подругами, а отец включил телевизор, а сам разлёгся на диване.

Я подумала поговорить с отцом, признаться во всем, покаяться, но когда коснулась дверной ручки, волна страха накатила на меня. А вдруг не поймет, начнет ругаться, упрекать меня за легкомыслие, за то, что связалась непонятно с кем, и до чего это меня довело.

«Поиграл со мной и бросил! А тебе еще только шестнадцать лет!» — скажет отец.

Нет! Я отошла и снова уселась за стол, бросив тяжелую от дум голову на руки.

И тут я вспомнила сон, что мне приснился перед тем, как Костя исчез. Я легла лбом на холодную столешницу, вспоминая о том, что я увидела во сне. За окном началась первая в этом году метель, и снежинки мелькали и бились в окно с легким стуком. Я подумала — как хорошо и спокойно наблюдать буйство стихии, когда тебя отгораживает от мороза и ветра толстое стекло. А снег все летел и летел за окном, безропотно и молчаливо повинуясь воле ветра.

Когда я очнулась, в безоблачном тихом небе ярко светила луна. Я приподнялась, чтобы посмотреть на часы, и затекшие руки тут же отозвались болью. Я встала, ахая и охая, от резкой боли в конечностях, подошла к окну: на улице серый лунный свет сверкал на припорошённой траве, тротуары выровнялись под еще никем не тронутым слоем снега, безмятежно стояли укутанные в снег деревья, спали припаркованные по всему двору машины.

И вдруг я увидела, как из-за дерева на тропинку прямо под моим окном выбежала кошка, но эта кошка была слишком пушистой, и я присмотрелась: длинный и очень пушистый хвост, вытянутая мордочка, да и размером это существо было побольше кошки, а цвет черный, словно сгусток тени плыл по снегу.

«Лис! — чуть ли не в голос воскликнула я. — Тот самый лис, что я видела в парке».

Лис принялся бегать по свежему снегу, странно извиваясь, выводя своим хвостом на снегу петельки и закорючки. Только спустя несколько мгновений я поняла, что это слова! Лис писал на снегу слова.

— Ид… — я начала читать вслух. — Идем со мной!

Когда же лис закончил писать, он остановился и посмотрел на меня. Через секунду опустил свою мордочку к самому краю снежного покрова и словно бы дунул, от чего все то, что он написал, стерлось, и снег вновь стал таким же ровным, как и был до этого.

А потом лис снова принялся выводить слова: «Он ждет».

И как бы все ни выглядело странным, я не колебалась, а поддалась порыву, поддалась желанию и, разумеется, тогда совершенно не думала о здравом смысле и логике. Мое воспаленное воображение вдруг решило, что лис может отвести меня к Косте. И вот когда я уже почти оделась и собиралась выйти из комнаты, замерла у двери. Неожиданно меня посетила мысль, что я что-то забыла, но не могла понять что. Я обернулась и окинула взглядом сначала кровать, затем захламленные полки, потом мой взгляд упал на письменный стол. И на нем среди разбросанных тетрадей и ручек я увидела, как из-под одной из тетрадей выглядывает цепочка — мамин кулон в виде капельки бирюзы. Я подошла к столу и отодвинула тетрадь. Бирюза слегка поблескивала и переливалась лазоревым светом. Я подняла кулон и посмотрела на него, мне хотелось всмотреться в его сияние в надежде что-то увидеть, там, в глубине камня, какую-то загадку. Но видела я только прекрасный поток чистого лазоревого света и больше ничего.

Я быстро сунула камень в карман джинсов и выбежала прочь. Стараясь не разбудить сестру или отца, я схватила одежду в охапку, взяла с собой сапоги, чтобы надеть все уже на лестничной клетке. Сбежала вниз быстро, резко распахнула дверь подъезда и, вылетев на улицу, побежала к тому месту, где должен быть лис. И он ждал! Сидел на том самом месте, где писал для меня на снегу слова.

Я подбежала к нему, запыхавшаяся, и хотела открыть рот, но поняла, что собираюсь разговаривать с животным, надеясь, что он поймет меня. Лис продолжал сидеть не двигаясь, и смотрел на меня абсолютно отрешенно, как будто ему было все равно, откликнусь я на его сообщение или нет.