Гордость и предубеждение и лепреконы (гет)

Очнувшись от самого чудесного сна, а затем вздрогнув от яркого утреннего света, льющегося через окно, Гермиона медленно подняла голову.

И сразу же пожалела об этой ошибке. Закружилась голова — или, возможно, это комната закружилась, — Гермиона застонала и и попыталась прикрыться подушкой, чтобы солнечные лучи не били в глаза, но не могла пошевелить рукой.

Её удерживала другая рука, не давая двигаться.

Мускулистая и определённо мужская рука.

Широко раскрыв глаза и будучи слишком потрясённой, чтобы вскрикнуть от удивления, Гермиона повернулась, чтобы взглянуть, чьё именно тело эту самую руку продолжало.

Как она отчего-то подозревала, рядом с ней лежал Драко Малфой, его обнажённый торс мягко поднимался и опускался в такт тихому сопению. Руки и плечи мужчины покрывали царапины, а на груди краснели следы любовных отметин.

О, Мерлин милосердный, подумала Гермиона, что же я наделала?

Затем воспоминания о прошлой ночи вернулись к ней, и она ахнула. Это был не сон! Услышав это, Драко распахнул глаза и сел прямо. Гермиона тоже села, медленно отодвигаясь от него, и тут же прижала шёлковую зелёную простыню к груди, осознав собственную наготу.

Драко посмотрел на девушку, и на его бледных щеках расцвели два розовых пятна, а в глазах появилось удивление. Не в силах поддерживать зрительный контакт, Гермиона отвернулась и посмотрела прямо перед собой, моргая каждые несколько секунд и явно испытывая недостаток способности формировать мало-мальски связную речь.

Спустя, как показалось Гермионе, несколько мгновений, он заговорил:

— Полагаю, — прямо сказал Драко, — в наших общих интересах было бы, если бы я сходил за чаем. — Не дожидаясь ответа, он наклонился, схватил халат с края кровати и поспешно надел его. Встал, отвесил ей неловкий поклон и вышел из комнаты.

Гермиона, наконец-то смирившаяся с обстоятельствами, поняла, что она переспала со злым гением всего своего существования. И совершенно точно не думала о том, как… напористо… нет, не думай, не думай!.. он вёл себя. Нужно было найти свою одежду и палочку, желательно в таком порядке, и убраться из квартиры как можно быстрее.

Пока Гермиона решала эту проблему, внезапный звук открывающейся двери прервал её размышления, и настроение немного испортилось от мысли, что гостем оказался домашний эльф, пришедший справиться о ней. Однако и эта мысль была вскоре отброшена, поскольку, к крайнему изумлению девушки, в комнату вошёл Драко, и настроение двинулось в противоположную сторону. В спешке он сразу же начал расставлять сервиз, поинтересовавшись, не желает ли Гермиона чашку чая. Она ответила ему с холодной вежливостью. Драко присел на пару секунд и быстро встал, принявшись ходить по комнате. Гермиона удивилась, но не сказала ни слова. После нескольких минут молчания он взволнованно подошёл к ней и начал исповедь:

— Напрасно я боролся. Ничего не выходит. Наше влечение друг к другу невозможно подавить, так позвольте же мне сказать вам, как горячо я восхищаюсь вами и люблю вас.

Изумление Гермионы было невыразимо. Совершенно растерянная, она молча смотрела на него, и Драко, ободрённый этим молчанием, поторопился признаться во всём, что чувствовал и давно испытывал к ней. Он говорил пылко, но в словах его звучал не только голос сердца: рассуждения о недостаточной чистоте её крови как признаке деградации, о препятствиях магглорождённых, которые она чудесным образом преодолела. Драко отзывался об этом с теплотой, которая, вероятно, была вызвана слишком долгими размышлениями, которые он вынашивал в себе, но едва ли способствовали успеху признания.

Несмотря на глубоко укоренившуюся неприязнь, Гермиона не могла остаться равнодушной к страстному восхищению такого волшебника. Хотя её намерения ни на йоту не изменились, сперва она даже пожалела, что придётся причинить ему боль своим отказом, пока, возмущённая дальнейшими словами, не потеряла в гневе всё сострадание. Однако Гермиона попыталась собраться с духом и ответить ему со всем возможным терпением, как только он закончит. В заключение Драко рассказал ей о силе той привязанности, которую, несмотря на все свои усилия, не смог преодолеть, и выразил надежду, что теперь она вознаградит его, согласившись стать его спутницей. Казалось, он нисколько не сомневается в благоприятном ответе. Он говорил о предчувствии и тревоге, но его лицо выражало непоколебимую уверенность.

— В случаях, подобных этому, я полагаю, следует с благодарностью принять столь лестное предложение и восхититься смелостью в выражении своих чувств; однако я не одна из ваших чистокровных леди. Я никогда не нуждалась в вашем одобрении, и вы, безусловно, крайне неохотно высказали его той, кого должны считать, как вы это назвали, ах да, недостойной.

Драко, который прислонился к резному столбику кровати, не сводил глаз с лица Гермионы и, казалось, воспринял её слова с не меньшим негодованием, чем удивлением. От гнева его лицо стало ещё бледнее обычного, и душевное смятение сквозило в каждой черте. Он изо всех сил старался придать себе видимость самообладания и не открывал рта, пока не поверил, что достиг его. Наконец, с наигранным спокойствием в голосе он произнёс:

— И этим исчерпывается ответ, который я имею честь от вас получить? Пожалуй, я мог бы узнать причину, по которой вы не попытались облечь свой отказ по меньшей мере в учтивую форму? Впрочем, это не имеет значения!

— Я могла бы также спросить, — ответила она, — о причине, по которой — с таким очевидным желанием оскорбить и меня, и мое наследие, — вы решили сообщить, что любите меня вопреки своей воле, своему рассудку и даже вопреки пресловутому воспитанию? Не служит ли это для меня некоторым оправданием, если я и в самом деле была с вами недостаточно любезна? Однако у меня есть и другие поводы, вам это должно быть хорошо известно. Если бы даже против вас не восставали мои чувства — будь я к вам безразлично или всё же благосклонна, — неужели вы думаете, что какие-либо соображения побудили бы меня принять руку человека, который явился причиной разрушения, возможно, непоправимого, счастья моей любимой подруги?

Произнося эти слова, Гермиона, так и остававшаяся всё это время обнажённой, отошла от кровати и принялась искать свою одежду. Драко переменился в лице, но быстро подавил волнение и продолжил слушать Гермиону не перебивая, пока она продолжала, натягивая сорочку через голову:

— У меня есть все основания думать о вас дурно. Никакой мотив не может оправдать ту несправедливую и неблагородную роль, которую вы сыграли в их судьбе. Вы не смеете, не можете отрицать, что стали главной, если не единственной причиной их разрыва: подвергли одного порицанию всего общества за ветреность и легкомысленность, а другую — насмешкам за обманутые надежды, и теперь они оба несчастливы из-за этого.

Гермиона сделала паузу и с немалым возмущением заметила, что Малфой слушает с видом, бессомненно доказывающим, что чувство раскаяния его совершенно не трогает. Он даже посмотрел на неё с улыбкой притворного недоверия.

— Можете ли вы утверждать, что это не ваших рук дело? — повторила она.

С показным спокойствием Малфой ответил:

— У меня нет намерений отрицать, что я приложил все усилия, чтобы разлучить моего друга с вашей подругой, или что я радуюсь своему успеху. О Забини я позаботился лучше, чем о самом себе.

— Однако моя неприязнь основана не только на их отношениях, — продолжала Гермиона. — Задолго до того, как это произошло, моё мнение о вас успело сложиться. Ваш характер раскрылся передо мной в рассказе, который я получила от Рональда Уизли. Что вы можете сказать по этому поводу? Каким дружеским участием вы оправдаетесь в этом случае? Или чьим неправильным толкованием собственных поступков попробуете прикрыться?

— Вы весьма близко к сердцу принимаете слова джентльмена, который обошёлся с вами самым отвратительным образом, — покраснев, заметил Драко менее спокойным тоном.

— И всё же это именно вы, — энергично воскликнула Гермиона, — и никто другой, лишили его тех благ, на которые он был вправе рассчитывать. Вы отняли у него лучшие годы жизни и ту независимость, которая принадлежала ему по праву и по заслугам. Это ваша вина! А теперь вы смеете встречать упоминания о его несчастье с презрением и насмешкой.

— И в этом, — воскликнул Драко, быстрыми шагами пересекая комнату, — заключается ваше суждения обо мне! Это — оценка, которой вы меня наградили! Благодарю вас за столь подробные объяснения. Судить по вашему — я и впрямь кругом виноват! Однако, возможно, — добавил он, останавливаясь на ходу и поворачиваясь к ней, — на эти оскорбления можно было бы не обращать внимания, не окажись ваша гордость задета моим честным признанием в угрызениях совести, которые долгое время мешали мне уступить своим чувствам. Эти горькие обвинения легко было бы подавить, сокрой я с большей осторожностью свою внутреннюю борьбу, начни лебезить перед вами, убеждая, что мной движет безусловная, незамутнённая страсть. Что тогда рассудок, что воля — что в целом мире способно было бы противостоять мне? Но мне противно любое притворство. И я не стыжусь тех чувств, которыми поделился с вами. Они естественны и оправданны. Могли ли вы ожидать, что мне окажется приятен круг людей, в котором вы постоянно находитесь? Или что я стану поздравлять себя с вашим магловским происхождением, чьё положение в обществе столь сильно уступает моему собственному?

Гермиона чувствовала, что с каждой минутой злость всё больше одолевает её, но изо всех сил старалась говорить ровно:

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Малфой, если полагаете, что манера вашего объяснения повлияла на меня и мой ответ. Она всего лишь избавила меня от беспокойства, которое я могла бы испытать, отказывая вам, поведи вы себя чуть более по-джентльменски.

Гермиона заметила, как Драко вздрогнул при этих словах, но ничего не сказал, и продолжила:

— Ни один из способов предложения руки, который вы были бы в состоянии вообразить, не смог бы побудить меня принять её.

И снова его изумление было очевидным, Драко посмотрел на неё со смешанным выражением недоверия и растерянности. Она снова продолжала:

— С самого начала — я бы даже сказала, с первой нашей встречи в Хогвартс-экспрессе — моего знакомства с вами ваши манеры, впечатлившие меня полным осознанием вашего чистокровного высокомерия, тщеславия и эгоистичного презрения к чувствам других, были таковы, что заложили основу неодобрения. Последовавшие за этим события лишь распалили во мне непоколебимую неприязнь. Я не проработала с вами в тесном контакте и месяца, но уже успела почувствовать, что вы последний мужчина в мире, за которого меня можно было бы уговорить выйти замуж.

— Вы сказали вполне достаточно, мисс. Я прекрасно понимаю ваши чувства, и теперь мне остаётся лишь устыдиться своих собственных. Простите, что я отнял у вас так много времени, и примите мои искренние пожелания здоровья и благополучия.

Примечания:

Эта сцена вдохновлена артом CaptBexx’s "Morning After". Прямую ссылку, к сожалению, прикрепить не представляется возможным, поскольку страница художницы удалена с DeviantArt, но интернет все помнит, поэтому я нашла ссылку на пинтерест:

https://ru.pinterest.com/pin/444378688211338378/?nic_v3=1a6HWXEWf