Мост в рассвет (джен)

Багровое, алое, рыжее — свивается искристыми змеями в тугие и тут же распадающиеся клубки. Не даёт дыма. Не требует пищи. Вечно полыхает внизу, облизывая отвесные почерневшие скалы хитросплетениями узоров. Никогда не затухает полностью. Никогда не поднимается выше вон того уступа, если не потревожить, не попытаться перейти… Страж-пламя. Мерно и спокойно пульсирует, словно грудь океана, посылая ввысь ровные волны тепла и света. Как отражение солнца Нави… А тени юрко скользят меж упругих струй огня и жара, хотя откуда здесь тени? Но стоит отвести взгляд — мелькнёт чуть сбоку змейка-тень, спрячется за камень и поползла, поползла… А вот и другая, третья… Сотни змеек-теней покрывают своими шевелящимися вытянутыми телами утёсы. И тускнеет яркость, обрамлённая траурной каймой. Словно солнце, не коснувшись горизонта, задыхается в пепле туч. А может, это просто обман зрения от слишком долгого всматривания в мельтешение Огненной реки, что неспешно течёт-горит из бесконечности в бесконечность. Но нет, безжизненные змеиные шкурки, из которых сшит жилет и сапоги, — не мираж. И не мираж злобно поблёскивающие отражением пламени глазки. Стоит забыть о них или отойти подальше — хотя бы за Курганы — нахлынет на город чёрная, шипящая, переливающаяся склизкими телами волна. И каждый раз неизвестно, чем закончится противостояние. И если удастся вновь загнать эту волну в пламенную пропасть — повезло. Хотя, судя по рукам, везло не всегда.

Возвышается над Огненной рекой Мост — круто уходящая вверх тёмная арка. Но видно лишь её часть, ту половину, что нисходит в Навь. А другой, чужой конец Моста теряется в клубящемся мраке. Зовущем и пугающем… Только бесплотные души появляются с той стороны. Что там? Они не помнят.

Но там же — Явь? Должна быть! Откуда-то ведь приходят души… Давняя затаённая мечта, призрачная, но зримая, как сон за миг до пробуждения… И недостижимая, словно другой конец Моста, который пересекать нельзя. А что если… Несколько шагов. Змеи ведут себя смирно… Пламя бурлит низко сегодня… Перейти Мост. Или направиться вдоль Реки влево или вправо. Сколько раз приходилось стоять у подножия и смотреть в пылающую бездну. Страстно желать сделать шаг и не сметь.

Не переходи Мост. Не переходи Мост…

— снова шепчет голос в голове, низкий, властный и древний. Вечный, как Мост и Огненная река.

Ярр…

— другой голос, юный и высокий. Прекрасный голос…

Кто зовёт с той стороны весь последний год? Чем меньше душ переходят Мост, тем громче, смелее зов. Чем дольше без Мёртвой воды, тем слабее Печати молчания и забвения. Тем мрачнее и озабоченнее лица. И чаще взгляды, кидаемые в сторону Моста и — украдкой — самого Ярра.

Ярр…

И может, один шаг всё решит. Вдох…

Хранитель Моста бесшумно ставит узкую ступню в сапоге на тёплый камень.

— Ярр! — Одышливый голос резко выдернул из опасно назойливых в последнее время мыслей. — Вот ты где! Вся Навь-Ко́стра уже собирается, ты же не хочешь опоздать на Капище! — Комендант-Городничий обхватил ходящую ходуном грудь короткопалыми руками, вытянул из-за обшлага мундира кружевной платочек и вытер потный выпуклый лоб. — Надо, чтобы ты лично всё проконтролировал, нам не нужна ещё одна мёртвая птица и ещё одна Незваная.

Ты не упомянул ту, что была дорога нам обоим… Мне — точно. Столько лет прошло... А Незваную зовут Си́рин!

— Да, конечно, Комендант, — безнадёжно вздохнул Ярр, с сожалением бросив последний взгляд в манящую неизвестность того конца Моста. Городничий проследил этот взгляд и неодобрительно фыркнул.

— Вот оттуда небось и явилась! Откуда ещё взяться Незваной? Как не заладилось на прошлый Марин день, так и весь год… Ты знаешь, какие у нас показатели по мёртвым душам?! Это же уму непостижимо! Минус семьдесят девять и шесть десятых процентов приход! — Он сорвал треуголку с головы и прямо ею утёр пот с лоснящегося лба. В бликах Огненной реки его лицо походило на раскалённую жаровню. — Надеюсь, во славу Марены, сейчас всё вернётся на круги своя, — проговорил он вполголоса.

Мандраж Городничего, тяжёлый и густой, Ярр почти чувствовал. А причитания слушал вполуха.

Он и сам прекрасно помнил, как всё пошло не так после того, как закованная в ледяной хрусталь Марена не подарила им свою слезу. Не пришла Мёртвая вода — пересох её источник. И, видимо, почти пересох источник душ, являющихся с той стороны. Жители Нави боязливо плевали через левое плечо. Сами же нежить, кого отгоняют?.. А тьма чёрными змеями поднялась вслед за Незваной и пролилась на сторону Нави.

Ярр не считал бы прошлый год плохим, если бы не смерть птицедевы. Много ночей провёл он у Моста. Он знал точно, неизвестно откуда, но знал, что аспидная тьма не поглотит его самого… Как в тот, самый первый раз, когда он впервые ощутил себя настоящим Хранителем Моста, а не носителем напыщенного и пустого титула.

И тени отступили, канули вниз и скрылись в сыто взметнувшихся потоках пламени — не без помощи пятилезвийного змеебора и серпа.

Зато появилась она — Незваная. С глазами, полными ужаса и непонимания, и волосами цвета пропасти, которую она пересекла. С жемчужно-перламутровой кожей. В странной одежде. Поначалу не понимающая ни слова. Но самое главное — не бесплотный дух, каких они привыкли встречать на своей стороне Моста. Живая.

Городничий, как увидел, поплевал через левое плечо и пробормотал "чур меня!", хотя выглядела незнакомка совершенно не страшно по сравнению с теми, кто населял Навь-Ко́стру. Почти как обычная девушка, только эта кожа, будто светящаяся изнутри… А ещё Незваная держала ладонь у левой щеки, словно скрывала что-то постыдное. И из-под ладони капала самая настоящая ярко-алая кровь.

А потом Ярр отвлёкся — пока не угас пыл нашествия — и в это время сестра погибшей птицедевы Алконост подхватила Незваную и унесла к себе. А Комендант, струхнувший от своих суеверий, в компании самых отпетых вурдалаков потребовал выдать незнакомку. Вытравить суеверия из тех, кто сам почти суеверие, — задача посложнее, чем загнать змей обратно в Огненную реку.

Ярр говорил тогда с ней в первый раз — она же явилась оттуда, с той стороны Моста. Но она не помнила ничего. И Ярр разочарованно оставил пришелицу, строго-настрого приказав не причинять ей зла. Однако суеверия, подкреплённые смутными предсказаниями вещей птицы Гамаюн (и тихим подстрекательством Коменданта), сделали своё дело. Навь-Костра не любила чужаков. Навь-Костра боялась чужаков. Слишком давно здесь все друг друга знали. И Незваная редко попадалась Ярру на глаза, хотя он подозревал, что она пряталась за дверью, когда он приходил в Избу-на-птичьих-лапах. Или мелькала в сумерках её тонкая высокая фигура в плаще. Кто бы ещё стал скрывать лицо? Только вчера на Курганах Ярр снова встретился с Незваной — с Сирин! — и завтра встретится вновь. И может быть, когда они вместе будут стоять у подножия Моста, она вспомнит… И расскажет ему, что же на самом деле скрывается по ту сторону Моста.

— Ярр, — заискивающе обратился к нему Городничий, прерывая поток мыслей. — А что если нам попросить Кладезя чуть наклонить помост Марены? Ну, так, чтобы это простым глазом незаметно было… Так ей, наверное, сподручнее плакать-то будет, а?

— Боитесь, что слеза не прольётся? — усмехнулся Ярр. — Ничего, я же не перейду Мост и не оставлю вас наедине со змеями.

— Ой, не шути так! И не надо нам больше таких сюрпризов, — разохался Городничий. — Я же хочу как лучше… Всем!

— И чтобы всё как всегда, — вздохнул Ярр, но Городничий его не услышал. Или не захотел услышать.

В спины им ровно дышала тёплая бездна Огненной реки. А извечно низкое солнце Нави, наверное, уже коснулось невидимого в густых тучах горизонта по ту сторону города, там, где холмились высокие Курганы, а за ними острыми зубцами щерился Тёмный лес. Марин день сменялся ночью. Под ногами сухо шелестели в безветрии блёклые травы.

Ярр и Городничий пересекли по мосточку охранный ров, сейчас покинутый его длинноволосыми обитательницами, и подошли к первому ряду частокола из каменного дерева. За ним высились ещё и ещё ряды, спиралями поднимаясь по крутым бокам пяти больших холмов… Город был отстроен будто бы для того, чтобы защищать себя. Но ни разу с тех пор, как Ярр себя помнил, никто, хоть сколько-нибудь похожий на человека, не покусился на эти стены. Только одну Незваную с опаской приняла Навь-Костра. И больше никого — лишь привычные до отвращения лица и морды.

Чем дальше шёл Ярр по родному городу, тем шумнее становилось на улицах. Народ спешил на вершину Холма Марены, за последний виток частокола, к Капищу. Опоздавшие обгоняли Ярра и Городничего, и по камням мостовой звонко цокали их копыта или отзывались шаги. Вверх, вверх. Сумерки уже тронули нижние ярусы Города. И когда Хранитель Моста доберётся до вершины, лунный свет обязательно найдёт брешь в сплошном покрывале туч и осветит… Освятит.

Спрячутся тени за восемь каменных столбов — по числу магических дней Коловорота. Засияют символы мертвенно-лунным светом, прочертятся резкие тонкие линии сквозь неподвижный воздух, воздвигнется круг, как воздвигался годы и годы… А в центре — не каменным идолом, а почти живой, дышащей каплей заискрится хрустальный плен Марены. И под нарастающий тревожно-торжественный гул навь-костринцев она покажет свой лик и прольётся из-под опущенных век слеза… Символ благополучия города, но почему — никто уже не помнит. Или не хочет помнить. Или боится…

А потом — вожделенная Мёртвая вода промочит глотки, начнутся песни и празднества, пока луна не опустится туда же, где раньше скрылось невидимое солнце. Всё будет хорошо. Никаких неожиданностей до следующего Марина дня. И Городничий по правую руку Ярра вздохнёт с облегчением — он ведь всегда хочет как лучше. Для всех.

Но сейчас его беспокойство ощущалось всё явственнее. Несколько раз он громко набирал воздуха, чтобы начать речь, но захлёбывался, борясь с крутым подъёмом. Помочь ему?..

— Да, Комендант, что вы хотели сказать?

— Ярр, — благодарно моргнул тот, — давай в этом году воздержимся от авантюр, а? Право, нам уже хватило одной неудачной вылазки и погибшей птицедевы. И кто знает, чем обернётся то, что мы приютили-таки Незваную… Зимний крест уже не тот. — В доказательство он потряс жирным предплечьем.

Ярр вздохнул, против воли соглашаясь. В позапрошлом году на Марин день он провозгласил, что хватит им отсиживаться за частоколом. Кругом, ограничиваясь лишь горизонтом, тянулись безбрежные унылые дали, кроме той стороны, где из края в край текла Огненная река и незыблемо высился Мост. За Курганами узким клином начинался Тёмный лес, и никто и никогда не ходил далеко в глубь его переплетённых ветвей. И это — вся Навь? Один город на границе?

Ярр долго и вдохновенно убеждал сограждан выйти за надёжные стены и отправиться в противоположную от Моста сторону. Что пересекать Огненную реку нельзя, знали все (откуда?), но идти в другую сторону никто им не запрещал. Горожане мялись, шушукались... Но когда Ярр самолично возглавил поход, естественно последовали за ним. Однако не успели они отойти от безопасных стен и нескольких вёрст, как над городом взвился панический дымок. Это оставленный за главного Городничий подал условный сигнал тревоги. И Ярр, издав рык досады, вынужден был спешно вернуться. И не зря. Стоило Хранителю Моста отдалиться, замельтешили, закуражились в пламени Огненной реки чёрные змейки. Обвили опоры Моста, словно сотни трещин побежали вверх.

Но лишь они увидели Ярра, сухими ветками с шипением канули обратно в пламя. Запыхавшиеся навь-костринцы тогда долго чествовали Хранителя Моста — самого почётного заложника города… Экспедиция без вожака охотно вернулась за стены. И всё пошло по-старому. Почти.

А год назад…

— …Не то, чтобы я был поклонником Си́рин… Настоящей Сирин, — продолжал зудеть над ухом Комендант. — Но с гибелью этой птицедевы её сестра Алконост совсем потеряла всякий стыд! — Он брюзгливо поморщился. — А уж давать Незваной имя почившей — верх кощунства! — Сплюнул через левое плечо.

Птицедева Сирин… Главная потеря того года, когда Марена не подарила им свою слезу и не пришла Мёртвая вода. Год очередного нашествия чёрных змей — самого, пожалуй, яростного. Год явления Незваной. Многим тогда было тяжко и жутко. Долго ещё стояла перед глазами охваченная пламенем фигура птицедевы, отвесно падающая в огненную пропасть.

— Так что будь добр, — заискивающе закончил Городничий, — давай сделаем как лучше…

— …для всех, — эхом отозвался Ярр.

— Ну вот и славно! — обрадовался Городничий. — А если не знаешь, что говорить, ты только мигни, я уж отчитаюсь!.. — И он похлопал себя по карману, где, как знал Ярр, хранилась записная книжка с золотым обрезом. Для записи мёртвых душ.

Весь год — каждый год — навь-костринцы вели дежурство, встречая на своей стороне Моста изумлённые, скорбящие, испуганные души умерших. Утешали, веселили их, вселяли уверенность. У каждого жителя города имелись свои методы этих встреч. Городничий обычно официально приветствовал призрака и казённо разъяснял права и обязанности. Неплохой способ, особенно он работал поначалу, когда души ещё узнавали нежить. И новые порядки, наверное, казались им родными и понятными. Души быстро успокаивались и легко делали свой выбор: наверх, в Правь, или обратно, в Явь. Некоторые оседали в самой Навь-Костре и обитали в Курганах.

Мастер-Домовой Ум Кладезь, единственный механик города, наоборот, раньше возвращался с дозора разочарованным. Некому было удивить его, а он всё ждал, когда люди Яви придумают что-то новое, вечный двигатель или искусственную молнию. Но минуло каких-то сто лет, и даже он перестал что-либо понимать. Ясно было, что человечество далеко шагнуло, но вот куда… Души стали пугливыми. Они смотрели дикими призрачными глазами, не понимая, куда попали… А когда удавалось их немного успокоить и расшевелить, они упоминали какие-то чудеса техники, но объяснить, как они работают, не мог никто.

Птица Алконост шокировала не только неокрепшую душу. Любила она пикировать, раскинув широкие крылья, к подножию Моста в лучах вечно закатного солнца Нави — тёмным силуэтом, вызывающим трепет и восхищение. Женское лицо её было прекрасно (если смотреть против света), а обнажённая грудь колыхалась от взмахов. Она могла говорить голосом сладким, как мёд… Если бы захотела. Анекдотец за гранью приличия, едкое замечание — и души едва не сваливались в Огненную реку от такого "очарования". Хорошо, что эту дивную полуптицу уравновешивала её приятельница — ведунья Йагиль, спокойная и надёжная, как каменное дерево. И молчаливая.

Косохлёста и Ситничка, этих двух мелких пакостников, Ярр давно хотел разделить. Но всякий раз они утекали сквозь пальцы и устраивали перешедшим Мост хорошую встряску. Их бы приструнить, но… Ярр махнул на них рукой. Душам же уже всё равно.

Многие просились в напарники к Ярру (особенно неугомонная Алконост и смешливые синюшные русалки), но он всегда встречал гостей один. Ему хотелось послушать про Явь без свидетелей. И только мрачный ворон сидел у него на плече, пронизывая взглядом души. Но то, что удавалось уловить из речей растерявших память призраков, порождало больше вопросов, чем ответов. Почему с каждым годом всё бо́льшее непонимание на этих полупрозрачных лицах? Души пугались встречающей нежити, словно никогда о ней не слышали, хотя людская память должна быть пронизана знанием давнего соседства. И почему они так мало знают про свой собственный мир? Будто всю жизнь проживали в замкнутом пространстве. Какая-то катастрофа? Война?..

А через несколько десятилетий начали появляться другие души. Они ещё несли на себе отражения своих тел, сгоревших на Мосту. И пока очертания можно было различить, Ярр видел, что лица их испещрены грубыми шрамами. Он спрашивал о природе увечий, но призраки лишь качали головами. "Эос, Эос…" — шептали их губы. И почти никто не желал реинкарнации. Изредка между ними попадались удивительно красивые девы. И всегда молодые. Городничий, заглянув в свои записи, поведал Ярру, что между явлениями дев проходит ровно пятнадцать лет. Но эти души вообще не хотели общаться и со стоном улетали на Курганы или в Тёмный лес, чтобы растворить свою личность почти без остатка в зыбко мерцающей туманной мути.

Годы и вереницы душ тихо скользили через Мост. И лишь одной Незваной удалось перейти его во плоти, в Марин день на закате осени, почти год назад. Но она хранила свои тайны под спудом забвения. Как не сохраняли души, пересёкшие Огненную реку, плоть, так утратила память Незваная. Хотя поначалу эта взволновавшая весь город гостья часто владела мыслями Ярра. Но повезло только Кладезю: Незваная, полностью забыв суть Яви, выдавала порой знания, до которых любознательный домовой оказался очень охочим. Она явно опережала время, в котором застряли навь-костринцы, и Ум всерьёз обещал, что вскоре на столбах засветятся не масляные фонари, а ручные шаровые молнии. Может быть, на следующий Марин день... Череда дней закручивала ожидания и надежды в спираль, как вбивали колья в склоны города. Жизнь без начала и без конца. Всегда только сегодня. И может быть, и нет никакой Яви, как нет ветра… А души теряют на Мосту не память, а разум, скитаясь между Навью и Навью через Мост. И в частоколе дней один-единственный просвет — Марин день, когда хрусталь становится прозрачным и можно посмотреть на неё. Марену.

* * *

Деревянный помост в центре Капища оказался строго горизонтальным — Ярр оценил это на глаз. Прямолинейный и взбалмошный Кладезь не станет слушать прозрачные намёки паникёра-Городничего. Слеза вытечет и так. Всегда вытекала… Прошлый год не в счёт.

Она была здесь — Марена. Ещё утром Ярр с помощью нескольких специально отобранных для такой чести горожан погрузил её хрустальный саркофаг на повозку и перевёз его из грота, где она покоилась весь год, к Капищу. Ярр посмотрел на скучное темнеющее небо. Скоро выглянет луна и высветит каждую жилку прозрачного камня. И в его толще, как мошка в янтаре, недвижно за годом год покоится символ этого дня. Её сияюще-белое лицо полно умиротворения и тайной печали, а руки скрещены на груди. Чёрные волосы спускаются с высокого лба, аккуратными локонами уложенные по плечам и ниже — до пояса тёмно-синего платья. Есть небольшое пространство, пустота между этим нежным лицом и внутренней гранью хрусталя. Но никогда над губами не мутнеет от лёгкого вздоха, не вздрагивают длинные ресницы, даже роняя слезу… Ярру вдруг мучительно захотелось узнать, какого цвета глаза Марены. Наверняка глубокого синего, как её длинное шёлковое платье…

Сверху раздалось громкое частое хлопанье крыльев, и Ярр ощутил, как плечо знакомо сжали крепкие когти. Гор. Хорошо. А через минуту в лицо дунуло порывом ветра, и на самую границу священного круга, нагло оттеснив ближайших навь-костринцев, с куриной грацией приземлилась птицедева Алконост. Она хищно обвела янтарным глазом рядом стоящих, и те почли за лучшее отойти подальше. Ярр сдержанно кивнул ей. Следом, легко спрыгнув с помела, села Йагиль. Луна, выглянув из-за туч, посеребрила её бесцветные волосы и обрисовала грудь Алконост. Городничий нервно оглянулся на Ярра. Пора…

Он пересёк границу круга, и толпа благоговейно выдохнула. Древние письмена на столбах и камнях под ногами засветились ярче, отзываясь пульсацией на каждый лёгкий шаг. Ярр подошёл к центру Капища, к хрустальному гробу, и повернулся к нему спиной. Он не знал, что сейчас скажет, никогда он не готовился заранее. Слова всегда вылетали сами, и потом даже бывало трудно вспомнить какие. И сейчас навь-костринцы ждали, надеясь, что Хранитель Моста уверенно посулит им удачный Кологод… Лишь бы не нахлынуло прямо сейчас то, что предсказуемо, но всё равно слишком резко обуревало его у ложа Марены.

Ярр молчал. Горожане зашептались. Лунные лучи тихо плескались в хрустальных глубинах, лаская бледное лицо Марены. Городничий переступил с ноги на ногу, кашлянул и нацепил на голову треугольную шляпу, шагнув через границу круга, кашлянул ещё раз и громко провозгласил:

— Ну что же, уважаемые жители самого лучшего города Нави… (как будто есть другие). Вот и закончился ещё один Кологод! Он был спокойным и продуктивным! (Как лучше для всех). — Городничий, входя во вкус, ловко выцепил из кармана записную книжку с золотым обрезом и вслух принялся зачитывать столбики цифр: — Принято душ… столько-то. Это, конечно, меньше, чем в прошлом году (Ярр обратил внимание, что Городничий занизил цифры на порядок), но, допустим, в Яви год тоже выдался спокойным — без войн и эпидемий. Иногда и такое бывает — лет тридцать за всю мировую историю. — Городничий дождался нескольких смешков и продолжил: — Из этих душ пожелали вернуться… Никто не пожелал, странно… Столько-то приняла Правь. Чёртова дюжина поселилась на Курганах… Отчёт составлен на Марин день кхм-кхм года после Восстановления календаря. Составил… м-м… Комендант города.

— Марена… — задохнулся Ярр, внезапно ощутив то, чего боялся, но так ждал. Знакомо, но всё равно каждый раз, как в первый…

Он сложился бы пополам, держась за гроб, и лишь смутное осознание того, что вся Навь-Костра наблюдает за ним, удержало его на ногах.

Странная смесь радости, страха, отчаяния, почти невозможной надежды и острой, болезненной любви… Снова. Весь остальной год эти слова для него были пусты. Но сейчас они заискрились такими смыслами, что трудно стало дышать. Перед глазами пошли радужные круги, а встревоженные голоса слились в один хрустальный звон.

Воспоминания этого года… Эмоции окружающих, выраженные изменениями их мимики, которые Ярр собирал в копилку памяти, чтобы потом понять. Все переживания, мечты, мысли, чувства… Разве тогда это были чувства?! Картонки. Рисунок очага — углём на выбеленной стене — по сравнению с настоящим огнём, объёмным и обжигающим. Слишком сильно, ярко, невозможно… Слишком трудно дышать — до стиснутых зубов, до слёз из глаз.

Но миг прошёл, и мир снова стал серым и привычным. Этот мир. А что там, за Мостом? Костёр, от которого им достаются лишь искры?.. В сознании Ярра Явь тесно переплелась с обрывками воспоминаний о тех днях, когда он был как все. Иначе бы он просто не знал, что возможно видеть и чувствовать по-другому. Откуда эта уверенность, что Марена связана с Явью? Что он сам связан с Явью?..

Ярр… Я покажу тебе Явь…

Толпа, оцепеневшая от убаюкивающих речей Городничего, встрепенулась, с тревогой наблюдая за ссутулившимся Хранителем Моста. Ярр медленно распрямился.

— Там, — он неопределённо показал рукой в сторону, где могла скрываться Явь, — ответы на все наши вопросы. — Навь-костринцы послушно повернули головы. Ничего не увидели и снова воззрились на Хранителя Моста. Они же не задавали никаких вопросов. — Почему мы здесь застряли и не можем сами переродиться или уйти в Правь. Почему души перестали нас узнавать и не хотят возвращаться. Кто мы такие. Кто такая Марена… — Он бы добавил: "Кто такой я", но, похоже, все это знали, кроме него. Бедная Йагиль, она пыталась ему рассказать… — Куда исчезла твоя жена! — Ярр резко ткнул костяным пальцем в сторону Городничего, а тот съёжился, отвернулся… — Разве вы не хотите узнать?! — Дикая, но всё более захватывающая идея застила лунный свет. Где-то надоедливым комаром слышались увещевания Городничего. — Перейти через Мост?!

Горожане дружно вдохнули и забыли выдохнуть. Он предложил им перейти через Мост.

Тихонько прижала тонкие пальцы к губам сидящая на верху крыши Скворечника Незваная. Поперёк её ладони пролегал свежий синий шрам. Алконост запахнулась крыльями. Ум Кладезь задумчиво чесал в затылке. И только Городничий высказался — голосом, на октаву выше обычного:

— Но птица Сирин! Что с ней стало?! Она же сгорела! Мы не можем лишиться ещё и тебя! Что если будет очередное нашествие змей?!

Ярр помнил. А ещё помнил, что, когда он стоял у Моста, кто-то звал его с той стороны… Но он действительно не имеет права оставить Навь-Костру без защиты.

Ярр…

А Городничий вдруг вспомнил, зачем они тут собрались.

— Время, Ярр, время! Слеза!.. — Он трясущимся пальцем указал на луну, по лику которой скользнула мимолётная тень. Настала Марина ночь. А потом ткнул за спину Ярру. Горестный, жалкий стон вырвался из обтянутой тесным мундиром груди Городничего. Ярр развернулся к хрустальному саркофагу… Щёки Марены были абсолютно сухими.