Дом у прибрежных скал (джен)

После ухода Эммы я долго сидела в задумчивости, поджав под себя ноги. Мою душу охватывал странный трепет при мысли, что Джеймс мог оказаться моим дядей. А Томас Галлахер его отцом. Я взяла в руки старые фотографии и вгляделась в мужчину, всюду сопровождавшего мою бабушку. Серьёзный, вдумчивый, при всей своей молодости он обладал внутренней зрелостью — это чувствовалось даже через фотографии. Эмма узнала в нём Томаса Галлахера, и внутри меня загорелось желание узнать, каким он стал. Оказалось, что Эмма работала в его компании. Она сказала, что готова переговорить с мистером Галлахером об Эмили и её сыне. Я снова взглянула на фотографию. Что произошло? Почему он оставил сына после смерти моей бабушки? Возможно, он не знал о нём? Но как мужчина мог не увидеть, что любимая женщина ждала ребёнка?

Я поняла, что гадать над столь давними событиями, не имея на руках никаких фактов, — дело неблагодарное и бессмысленное, и, взглянув на часы, начала собираться на встречу с Джеймсом. Мы снова вчера договорились о вечерней прогулке, и отменить её было бы невежливо.

Как же я заблуждалась, полагая, что смогу встретить его и ничем не выдать сегодняшних переживаний! Не без оснований я считала себя довольно стойким человеком в отношении чувств и эмоций. Но когда он шёл ко мне, в голове стучала лишь одна мысль: этот прекрасный, достойный человек всю жизнь рос без семьи, хотя судьба могла распорядиться иначе. Всё внутри вытянулось в тонкую терпкую струну, которая грозила надорваться в любой момент. Кажется, когда он приблизился ко мне вплотную, острый порыв морского ветра резанул по лицу, и непонятно откуда взявшиеся слезинки слетели на мои щёки. Джеймс встревожился и растерянно выдохнул:

— Изабель, что у вас случилось? — он похлопал себя по карманам и виновато посмотрел на меня. — Простите, никак не приучу себя носить платок.

Я опомнилась и замахала руками.

— Что вы, не нужно, всё хорошо. Я что-то расчувствовалась без особой причины. Глупо, не правда ли? — и я как-то неловко попыталась рассмеяться, но он продолжал внимательно смотреть на меня.

— Со всеми бывает, — успокаивающе произнёс он и с осторожностью похлопал меня по плечу, — но не без причины. — Я посмотрела на него, и он словно прочёл в моём взгляде, что сейчас я не могу поделиться с ним правдой, а врать ни за что не буду. Он легонько потянул меня за локоть. — Пойдёмте пить пиво. Разве может быть что-то лучше хорошего тёмного пива в пабе?

Весь вечер он был необыкновенно деликатен и старался говорить на отвлечённые, ничем не обременяющие темы. Только уточнил, удалось ли мне съездить на остров, как я планировала. Я ответила, что нет, и тогда он пообещал поехать со мной завтра, если я не буду против. Конечно, я согласилась. Я вдруг отчётливо поняла, что ощущала моя мама, когда была рядом с ним.

Мы расстались на улице в деревне, и по дороге домой я сделала большой крюк, завернув к прибрежным скалам. Солнце практически село, небольшие светлые пятна выдавались на далёком горизонте, но остальное небо заволокло тёмными облаками. Ветер усиливался, но это не мешало мне. Я села на траву и продолжала всматриваться в беспрестанно разбивавшиеся о скалистый берег волны.

Я думала, что, возможно, мне придётся взять на себя дело, которое не успела закончить мама, выяснить до конца, является ли Джеймс частью моей семьи. С чего я должна была начать? Поехать сперва в больницу или в приют? Поднять каким-то образом бумаги, чтобы найти данные, которые удалось собрать маме о Джоне Американском (так я мысленно решила называть второго мальчика из приюта)? Я была в растерянности, но интуитивно чувствовала, что несмотря на давность этой истории, действовать нужно осторожно, потому что необдуманные рывки навредили бы ни в чём не повинному человеку. Но одно поняла наверняка: даже если бы я связалась с Джоном, это не помогло бы узнать правду.

Когда я пришла домой, то сразу же позвонила Эмме.

— Знаете, я всё обдумала. Поговорите завтра с мистером Галлахером, если вас не затруднит. Или лучше я приеду к вам на работу и сама поговорю с ним?

— Думаю, что мне будет удобнее обсудить это с ним. Как только я вернусь из Корка, то сразу же приду к вам и расскажу обо всём, что узнаю, договорились?

— Да, хорошо. Спасибо, Эмма.

Следующий день запомнился мне одним из самых счастливых за всю мою жизнь.

Ранним утром я уехала на остров Бер с Джеймсом. Он взял на себя роль экскурсовода и показывал все спрятанные, мало кому известные прелестные места без утайки. Днём он сделал несколько зарисовок, пока я бродила рядом по холму и собирала цветы. Мне очень хотелось принести охапку домой и поставить в центре стола, чтобы каждый раз, проходя мимо, ещё долго вдыхать аромат этой поездки.

Белый маяк и руины затонувшего корабля произвели бы на меня ещё большее впечатление, если бы не постоянные мысли о Джеймсе. И всё-таки я была счастлива. Я отдалась медленному течению времени и жмурилась под яркими прямыми лучами солнца, окружившими беззащитный остров.

Приближался вечер, и в моей груди рождалось нетерпение: скоро ко мне приедет Эмма. Джеймс почувствовал моё напряжение и первым предложил вернуться в деревню.

Я зашла в дом и, когда принялась готовить чай и расставлять чашки, по брюзжащим блюдцам поняла, что мои руки дрожали. Возвращения Эммы я ждала с нарастающим страхом. Страхом из-за того, что она скажет нечто такое, после чего моя жизнь уже не вернётся в привычное русло. Я присела на стул и мысленно вернулась к сегодняшнему дню, проведённому с Джеймсом. Он немного открылся и рассказал мне о том, как встречал в детстве Рождество. До четырнадцати лет. А потом его приёмный отец лишился работы, и они вернули Джеймса обратно в приют. Он рассказывал об этом, и моё сердце замирало от ужаса, а он говорил с таким теплом, будто ничего страшного в том, что случилось не было, будто он пролистывал старую книгу с пожелтевшими страницами и остановился на сказке, пугавшей его в детстве и оказавшейся полузабытой спустя годы.

Послышался стук в дверь. Я дёрнулась к ней и стремительно распахнула. Там стояла Эмма, такая же свежая и доброжелательная, как и всегда.

— Верно, вы извелись, но должна вас разочаровать — Томаса Галлахера весь день не было на месте. Мне не удалось поговорить с ним сегодня.

Я прислонилась к стене и впустила Эмму. Она призналась, что голодна, так что мы сразу пошли в паб. Когда мы вошли, там был и Джеймс, но он лишь слегка кивнул мне, и мы с Эммой последовали дальше. Весь ужин мы переговаривались: мисс Хьюз вспоминала детали того, что в своё время обнаружила мама.

— Грейс узнала, что Эмили ездила со своим возлюбленным в Париж как минимум дважды. Так что у него были деньги по тем временам. Хотя и у вашей бабушки они были.

— Мама не думала на Томаса Галлахера? Он считается одним из обеспеченных людей в этой местности, разве нет?

— Да, верно. Но Грейс хотела чего-то более конкретного. Галлахеры не единственная семья в округе.

— Но фотография показала, что в этом деле замешаны именно они, — заметила я. — Дом, где я сейчас живу, принадлежал Эмили, она там жила?

— Это было что-то вроде охотничьего домика. Возможно, Эмили встречалась там с ним, — ответила Эмма.

— Неудивительно, что в нём всё дышит французскими ароматами. Вообще, дом пропитан особенным духом.

Люди столпились возле стойки, в пабе становилось оживлённо и шумно. Именно тогда я увидела его. Точнее, я сначала услышала его. Неподалёку раздался звук его шагов, ритмичный, чёткий, вбивающийся в слух и в память, сопровождаемый извечным пристукиванием.

К стойке подошёл темноволосый мужчина с тростью в руках, он прихрамывал на левую ногу. Я посмотрела на него и увидела человека с мрачным выражением лица и заострённым носом. Его черты сложно было разглядеть в толпе, но гневный, сердитый блеск глаз чётко отпечатался в моём сознании.

— Кто он? — нахмурившись, поинтересовалась я.

— Роберт Галлахер, — прозвучал ответ Эммы, которая сразу поняла, о ком я спрашивала. — Как хорошо, что он пришёл сюда. Изабель, давайте спросим у него, дома ли его отец. Мы можем вместе сходить к мистеру Галлахеру. Я сейчас подумала, что на работе много людей, и даже в кабинете неудобно говорить о таких личных вещах. Возможно, мистер Галлахер в отъезде, тогда мистер Роберт подскажет нам, когда он вернётся.

Я нехотя последовала за Эммой, признав разумность её доводов. Роберт Галлахер не производил впечатление человека, с которым очень хочется познакомиться. Он сидел в одиночестве и ждал заказ.

— Мистер Галлахер, — обратилась к нему Эмма. — Прошу прощения. Я сегодня хотела переговорить с вашим отцом, но его не было в офисе. Скажите, дома ли он сейчас?

Роберт Галлахер поднял голову и посмотрел на Эмму, потом мельком скользнул взглядом по мне.

— Да, он дома. И завтра будет на работе, — коротко ответил он.

Я восприняла это как намёк, что их дом не предназначен для обсуждения чего бы то ни было с сотрудниками компании. Но Эмма тактично продолжила:

— Это замечательно! Вопрос крайне деликатный, поэтому мы пойдём к нему прямо сейчас.

Ему явно хотелось спросить, что за вопрос у Эммы к его отцу, но он едва заметно кивнул и обратил своё внимание на бар за стойкой.

— Мы и вправду прямо сейчас пойдём домой к Галлахерам? — спросила я у Эммы, когда мы вышли из паба.

— Да, Изабель. К чему тянуть? Жизнь научила меня не откладывать дела, какими бы простыми и незначительными они ни казались.

Я поняла, что она говорила про маму, которая не успела рассказать ей о найденных фотографиях. Эмма прекрасно знала округу, и я доверилась ей. Мы шли по сельской дороге, солнце ещё не полностью зашло, и его приятные прощальные лучи гладили верхушки деревьев.

— Почему Роберт Галлахер хромает? — спросила я, понизив голос.

— Несчастный случай, — отозвалась Эмма. — Года четыре назад на складе у Галлахеров произошёл пожар. Балка упала мистеру Роберту на ногу, с тех пор он не ходит без трости.

— Тот самый пожар, куда едва не угодил Джеймс? — уточнила я.

— Джеймс? — удивлённо повторила Эмма. — Нет-нет, что ему делать на складе у Галлахеров? Я помню, как у нас говорили об этом. На складе был только Роберт, больше никого. Вы что-то путаете.

— Нет, Джеймс сам сказал мне, что четыре года назад был на складе, когда там случился пожар, — упрямо твердила я. — Если, конечно, у Галлахеров не каждый месяц горят склады.

Эмма замолкла. Мы продолжали идти и напряжённо молчали. Я думала о том, как подозрительно, что на складе был только Роберт Галлахер. Все представляют, что в крупных компаниях работает множество людей, в том числе в складских помещениях. Тревожащая, страшная мысль пришла мне в голову:

— Эмма, а что если Роберт Галлахер знает о Джеймсе? Ну, знает, что он тоже сын его отца?

— И? — протянула Эмма, очевидно, отталкивая ту же мысль от себя. — Изабель, вы хотите сказать, что он хотел убить его?

— Такое же может быть, — всплеснула я руками. — Может, из-за наследства. Или у него свои соображения, не знаю. Как велико состояние Галлахеров? У них только строительная компания?

— Нет, ещё недвижимость и что-то ещё, — Эмма остановила меня рукой. — Стойте, Изабель. Вы торопитесь. Мы тут только что повесили на человека покушение на убийство, не имея никаких доказательств. Мы даже не знаем наверняка, что именно Джеймс — сын Эмили. Мне не верится, что Роберт Галлахер мог пойти на такое.

— Эмма, я пока только рассуждаю. Но, согласитесь, такое тоже возможно? Вы ведь не будете отрицать, что с этим пожаром явно что-то нечисто?

Она неодобрительно на меня посмотрела и начала хмурить своё прекрасное лицо.

Дом Галлахеров был довольно большим каменным строением. Одна его часть, наверное, более старая, была увита плющом, другая имела светлую кладку. Трубы, словно зубчатые ограждения, выглядывали по периметру крыши. За домом виднелся большой ухоженный сад. Мне всегда было интересно каково это — жить в таком старинном особняке и иметь возможность каждый день гулять по собственному саду.

Когда мы позвонили, нас встретила невзрачная женщина в чёрной строгой юбке и серой блузке. Она впустила нас в дом и, не задавая лишних вопросов, отправилась к мистеру Галлахеру, который вскоре вышел лично. Он не выглядел на свои почти семьдесят лет, я бы дала ему шестьдесят, его фигура приобрела округлость, но не чрезмерную, передняя часть головы лысела, лицо, обращённое ко мне и Эмме, было благодушным и очаровательным. В нём присутствовала харизма, и чувствовалось, что он самодостаточный человек.

— Мисс Хьюз! Никогда вы не баловали меня личными визитами, — он приветливо протянул Эмме руки. — А вы представите меня ещё одной моей гостье? — он взглянул на меня, и мне показалось, что я ему понравилась. Мужчина с фотографии безошибочно угадывался в мистере Галлахере, правда, представляла я его несколько иным. В жизни он оказался более милым, общительным, простым, а рядом с Эмили стоял человек серьёзный и отчаянный. Но разве можно составлять мнение о людях по ощущениям с древней фотокарточки?

— Мисс Уолш, Изабель Уолш. Она приехала в дом у утёсов на две недели, — представила меня Эмма, и я узнала, как называли мой дом местные.

— Чудесно! — произнёс мистер Галлахер, складывая руки за спину. — Просто очаровательно! Как вам наши скромные красоты? Вы из Дублина?

— Да, мистер Галлахер. Каслтаунбер останется в моей памяти навсегда, — ответила я с улыбкой.

— Даже так, — наклонил голову Томас Галлахер. — Желаете что-нибудь выпить? Проходите, присаживайтесь. Это самый удобный диван в этом старом доме.

Он указал на диван, выглядывавший из гостиной, зелёный с резными деревянными ручками. Когда мы расположились, Эмма выпрямилась и быстро заговорила:

— Мистер Галлахер, нас привело дело личного характера.

Услышав это, он сразу принял степенный облик.

— Моя бабушка — Эмили О’Коннелл, — перехватила я инициативу у Эммы, всё-таки речь шла о моей семье. Лицо Томаса Галлахера потемнело. — Я нашла ваши с ней фотографии в доме у утёсов. А моя мать, Грейс Уолш, перед смертью узнала, что у Эмили родился сын.

Я протянула ему одну из фотографий, и он взял её. Лицо его приняло немного трагичный облик, когда он взглянул на Эмили.

— Скажите, у вас же были отношения с моей бабушкой? — я выжидающе смотрела на него. — Вы знали, что у неё родился сын от вас?

Томас Галлахер продолжал молчать и переводил взгляд с фотографии на меня и обратно. Потом он уронил голову на руку и прошептал:

— Да, знал. Они оба умерли во время родов.

Мы с Эммой переглянулись.

— Вам сказали, что ваш сын умер? Но моя мама обнаружила в документах, что ребёнок выжил и был отправлен в приют.

Мистер Галлахер поднял на меня покрасневшие глаза.

— В приют? — эхом повторил он.

— Да, — сказала я. — Мы с Эммой считаем, что это Джеймс Бирн.

— Джеймс? — снова повторил мистер Галлахер. — Художник из деревни?

— Хотя есть ещё второй мальчик, родившийся в тот же день и тоже отправленный в приют. Так что это неточно, — сказала я. — Но в Дублине можно заказать анализ в специальном месте и проверить наверняка. Удовольствие не из дешёвых, но оно того стоит.

— Я ужасно запутался, — признался мистер Галлахер. — Наверное, мне следует встретиться с Джеймсом.

— Понимаю, — я в самом деле могла представить, что он чувствовал. — Но я бы предпочла, чтобы мы точно знали, является ли Джеймс вашим сыном или тот парень, который уехал в Америку.

— А второй уехал в Америку? — спросил Томас Галлахер, и я кивнула ему, а он потянулся за виски.

Эмма не проронила ни слова, мистер Галлахер возбуждённо отпивал спиртное большими глотками. Наконец он отставил стакан и посмотрел на меня.

— Пожалуйста, не говорите об этом Роберту, — неожиданно попросил он, и в моей голове тут же всё сошлось. Значит, у него есть основания считать, что не следует упоминать о Джеймсе при сыне. А ведь он его отец и знает его всю жизнь, а не как я — только увидела. Я не утерпела и спросила:

— Он может догадываться о ваших отношениях с Эмили? Я слышала, что четыре года назад у вас на складе произошёл пожар и там был Роберт, но на самом деле там был ещё и Джеймс.

— Изабель! — перебила меня Эмма.

Она возмущённо смотрела на меня, но я чувствовала, что Томас Галлахер уловил мою мысль, более того — он разделял её. Я слышала его отрывистое дыхание.

— Прошу вас, пока ничего не говорите ему, — его взгляд был до предела напряжён. — Я сегодня жду гостей, и Роберт скоро придёт. Давайте встретимся завтра в моём офисе.

Тут в комнату вошла женщина в красивом платье и с жемчужной ниткой на шее, а следом за ней, постукивая, показался Роберт Галлахер.

— А, Эмили! — воскликнул Томас Галлахер и направился к ней с протянутыми руками. — Хочу представить тебе наших гостей.

Мистер Галлахер обладал потрясающим умением держать себя в руках: в одно мгновение он превратился из мужчины, поражённого новостью о неожиданном отцовстве, в хозяина, встречавшего гостей с самым радушным видом. Его жена была чуть моложе его, приятная и обходительная, такой она, во всяком случае, показала себя с нами. Я отметила, что её имя тоже было Эмили, как у моей бабушки, и посмотрела на мистера Галлахера — неужели он настолько сильно любил её, что интуитивно женился на обладательнице того же имени?

Мрачный, недовольный вид Роберта Галлахера распространялся не только на общественные места, но и на собственный дом. Вскоре приехали партнёры его отца — Джон и Энн О’Бирны, а также адвокат Коннор Маккарти, и он всех одаривал своим хмурым взглядом. Мы с Эммой покинули их перед тем, как они собрались садиться за стол. Когда мы выходили из дома, я поняла, что не забрала обратно фотографию Эмили.