Монстр с нежным сердцем (джен)

Желание Кендры исполнилось через три года, с рождением второго сына. Кротко выслушав монолог мужа о том, что пора начать традицию — называть детей на одну букву алфавита, она тем не менее ухитрилась присоединить желаемое имя в качестве второго, в результате чего в Книге Учета Хогвартса появился Аберфорт Уайт Дамблдор.

Ещё через год родилась Ариана, и на ней Кендра решила пока притормозить. Троих детишек для молодой семьи оказалось вполне достаточно, тем более таких разновозрастных — четырехлетнего, годовалого и пеленочного.

Дамблдоры хоть и выяснили правду у Гарри, уезжать из Хогвартса всё же не рискнули, благоразумно посчитав, что в замке всяко безопаснее, чем за пределами волшебного мира. За что Гарри был им очень благодарен — свои нервы он тоже любил. И посему с головой отдался малышам, решив побольше оставить себя в детстве Альбуса, Уайти и Арианы.

С чем Гарри вполне успешно справлялся, попутно прикрывая милые проделки малыша Альбуса. Вот один из них…

Услышав шумок по поводу какой-то пропавшей женской вещи, сердобольная Кендра унеслась помогать подруге в поисках, оставив детей на нянюшку, в роли которой частенько добровольно оставался Гарри. Перепеленав малютку Ариану и скормив рожок с молочком Берфу, отправился проверить, чем там таким интересным занят Альбус, которого он постоянно держал на слуху. Тот, видимо, играл в индейцев: натыкав в каштановые кудряшки гусиных и голубиных перышек и располосовав рожицу широкими мазками маминой косметики, он с усилиями натягивал коричневое покрывало на некую металлическую решетчатую конструкцию конической формы. Или колокола? Додумать Альбус Гарри не дал, попросив помочь. Разумеется, Гарри с готовностью кинулся помогать маленькому строителю вигвама — аккуратно расправил и накинул покрывало на каркас, отбросив мысли о том, где его Альбус взял… Закрепив тут-там, Гарри с Альбусом отошли к стенке, полюбоваться на результат.

Ну что сказать, вигвам вышел отличным. Счастливо улюлюкая по-индейски, мальчишка начал отплясывать танец шамана вокруг своего нового жилища. Потом забрался внутрь и позвал Гарри раскурить с ним трубку мира. Но Гарри, увы, не пролез, шатер оказался малогабаритным для него, да и колоколообразная форма вдруг начала что-то напоминать… А что, Гарри так и не смог вспомнить. Так что пришлось ему остаться снаружи, объяснив Альбусу, что он мустанг. Эта идея ребёнку понравилась, и он с восторгом покатался на спине «коня». Прокатившись по комнате несколько кругов, юный команч слез с Гарри, стянул из вазы с фруктами желтое яблочко и заботливо скормил верному скакуну.

Откуда-то вернулся Перси и освободил пленника вождя краснокожих, перехватив внимание сына на себя. А Гарри, счастливо избежав намечающегося купания коня, удрал в коридор. Потер отбитые колени и, посмеявшись, направился к себе. Встретив на полпути Кендру с подружкой, вежливо поинтересовался, не нашлась ли пропажа?

— Нет, Гарри, нигде не можем найти, — покачала хорошенькой головкой Кендра. — Не пойму, куда он мог подеваться-то?

— А что пропало-то? — додумался спросить Гарри. Ему ответила подружка Кендры.

— Нижняя деталь моего выходного платья. Странно как-то: манекен и само платье на месте, а турнюра нет… Вы его не видели? — на всякий случай спросила девушка.

— Нет, я его не видел, — Гарри даже брови поднял, силясь придать своему лицу самое наичестнейшее выражение. И он сказал правду! Потому что честно не признал в каркасе для вигвама предмет женской одежды…

— И ведь даже Акцио не помогает! — с жаром воскликнула Кендра, всплескивая в ладоши. — Не приманивается почему-то!

— Ну… может, его УЖЕ приманили? — Гарри виновато предложил удобную для объяснения версию.

— Да кому ж турнюр от моего платья так понадобился, что его пришлось одалживать без моего ведома?! — удивленно вопросила хозяйка украденной вещи.

На это Гарри ничего не рискнул ответить, чтобы невзначай не выдать ребёнка, которому захотелось просто поиграться, так что предпочел откланяться и с независимым видом удалиться. Позже Кендра, кстати, тем же вечером по пути в Большой зал на миг сжала руку Гарри, безмолвно передав ему благодарность за то, что прикрыл Альбуса утром.

И это была не единственная проделка малыша Альбуса, он был неистощим на проказы и всяческие игры, в которые беззаботно вовлекал и Гарри. А тот и не отказывался никогда, с удовольствием включался в забавы.

Марволо, которому в восемьдесят шестом исполнилось четырнадцать, на гаррино внезапное увлечение смотрел со снисходительностью ветерана, сам начав опекать одногодков Альбуса — Эльфиаса, Харви и Гесперию, поняв, что Гарри на всех не хватит. А деткам, как ни крути, внимание нужно.

Тем временем Фрида и Хорас, достигшие нежного романтичного возраста, проникались взаимными симпатиями, взращивая в своих сердечках любовь друг к другу. То, что Фрида — великан, Хорас знал с момента поступления в Хогвартс. В тринадцать лет он доказал, что ему не страшно знать об этом, поцеловав Фриду в румяную щечку. Через год Фрида доказала ему, что хромоногий мальчишка ей небезразличен: заступилась за него перед насмешниками, заставив извиниться и забыть обидное прозвище — Колченог. И наконец им обоим исполнилось семнадцать лет.

Здесь, увы, возникло препятствие в виде великаньей физиологии: к семнадцати годам вырос и возмужал только Хорас, созрев для брачных игр, а Фрида осталась девочкой. В семнадцать лет она выглядела на те же десять, хоть ростом обогнала даже взрослых… На вопрос «когда Фриде можно взамуж?», Хорасу ответили «не раньше пятидесяти» и объяснили, что таков метаболизм у великанов. Пришлось Хорасу запихнуть подальше романтические чувства и включить целомудрие. Надолго, на целых полвека.

Ну, объяснить объяснили, в голову информация вроде улеглась, но отсутствие личного сексуального опыта говорило об обратном — мальчику хотелось девочку. Гормоны, господа. Мозгом Хорас понимал свое воздержание, гормоны — нет, и строптиво брыкались, требуя своё. Парень честно сопротивлялся, обуздывая взбесившийся организм, что в конце концов привело к ожидаемым результатам: глаза дикие, с пудовыми мешками под ними, на лице прыщи стадами наперегонки скачут, руки трясутся, как у наркомана. Не повезло парнишке: влюбиться в великана — то ещё испытание.

Папаша Фриды, видя метания будущего зятька, чисто по-мужски его жалел и уговаривал мальчишку перестать страдать херней, оставить Фриду и переключиться на нормальных девчонок, то есть на мадамок своего вида и размера. На первое Хорас горестно вздыхал и уверял, что поздно, он влюблен… Второе не доходило до тех пор, пока папаня не допетрил:

— Затёчек мой ненаглядный, а в курсе ли ты, что такое великан?

— А не всё ли равно? — уныло взбуркнул огретый гормонами юнец.

— Так-с, ясно всё с тобой. Надо твоему организму показать то, чего он не понимает. Идем-ка со мной, земляной ты хвостик…

Получив престранное прозвище, заинтригованный Хорас послушно подхватился и побежал за будущим своим тестем в чисто поле, куда тот зачем-то повел своего почти родственника. Выйдя на середину выпаса, Одо Вульф остановился и внимательно осмотрелся — нет ли поблизости коров. Велел пацанку стоять там, где стоит, и снял с шеи ищачий ремешок. И ка-ак вырос на семь с лишним метров — Хорас аж икнул от неожиданности. Задрал голову и не удержал равновесия, плюхнулся на пятую точку.

— Ну во-о-от, так и знал, что плюхпопнешься, — прогудел с поднебесья Одвульд (настоящее имя великана).

И если Одвульд рассчитывал припугнуть мальчишку, то результата он добился прямо противоположного.

— Обалдеть! Это какой у меня сын будет?! — Глаза Хораса Хагрида загорелись таким энтузиазмом…

Услышав сие, великан растянул ищачий ремешок, повязал на шею и уменьшился до прежних человечьих форматов, посмотрел на парня и сказал с задумчивым уважением:

— А ты и вправду мою дочку любишь, раз не испугался истинных великаньих размеров.

После такого батиного благословения и наглядного представления бушующие гормоны успокоились, отключившись напрочь, лишний раз подтверждая вечную аксиому жизни: целомудрие дается тому, кто влюблен по-настоящему и точно знает об этом. Так в Хогвартсе появилась ещё одна самая верная парочка возлюбленных, чьи имена войдут в историю.

И если над Хорасом и Фридой раньше хихикали, замечая издали несуразную парочку — хромого, колченогого худого юношу, сгорбленного из-за полиартрита, и пышущую здоровьем двухметровую деваху с румянцем во все щеки, то с недавних пор их зауважали, когда папаня Одо громогласно велел шутникам заткнуться и не возникать.

Наладились (почти) дела и у беорнингов, Майрона Бэддока и его семьи, жены и детей, сына Бернара и старшей дочери, которая созрела для брака и теперь тосковала у окошка, горюя о своей незавидной бабьей бездетной доле. Последний (в её честь!!!) сезон закрылся бесплодно — ни один, даже самый захудалый, вшивый, завалящий и тэ дэ кавалер не пригласил её на танец. Почему-то мужчины сбегали, едва услышав имя Берта Бэддок. Увы, мещанский мирок тесен, и почти все так или иначе слышали историю расстрелянного семейства, нашумевшую по всему северу Англии. Кроме того, положа руку на сердце, надо признать экстравагантную внешность девушки, вернее, её рост — два с половиной метра. С Хорасом-то всё ясно, но кто ещё, кроме него, согласится смотреть на свою возлюбленную снизу вверх?

Вот и горевала девица Берта, дочь потомственных урсолаков, которой, кроме роста, от папы с мамой ничего другого и не досталось. То есть в медведицу она перекидываться не умела, благодаря чему ей и были открыты светские вечеринки и рауты, устраиваемые богатыми леди в целях благотворительности и продвижения своих протеже. Ой, ну хоть вой с тоски… Вот бы перекинуться в медведиху косолапую, да и убечь куда подальше! И почему Господь её росточком малым не одарил? Даже в таком счастии отказал… Вышла бы замуж, как все нормальные девушки, и горя бы не знала. При этой мысли невинная девица застенчиво запунцовела и украдкой глянула в окошко, вправо-влево — не видел ли кто, об чем она тут себе думать позволила?..

Глянула, да и замерла, узрев красавца писаного, роста дивного, ей под стать… Ликом красен, нос формы благородной, волосы, как перо вороново, иссиня-черным блестят, очи… А вот тут фантазия красавицы споткнулась, ибо далече был сокол ясный, и цвет глаз скрадывался расстоянием.

Но… Это же ей не снится? Он и вправду идет сюда?! От невероятного волнения у красавицы, что называется, дыхание в зобу сперло, и она изо всех сил ущипнула себя за руку. Ой! Закусив губу, Берта озабоченно нахмурила лобик — ну вот, теперь синяк будет… И стоп, она что, морщится? Так, ну-ка, срочно разгладить чело, пощипать за ланиты, чтоб порозовели… и, Господи, он же не женат?.. С такими вот девичьими мыслями-тревогами Берта и вышла в прихожую, где гостя уже привечал её отец.

— Проходи, Зейн, присаживайся, давай сюда туесок… Медку, значит, как всегда?

— Да, дядя Майрон, только дедушка гречишного попросил на этот раз. Есть такой?

— Есть, конечно! Счас наберем… А это вот дочка моя, Берта, намедни из Европы приехала, где премудростям светским науки познавала. Институт благородных девиц закончила в Санкт-Петербурге, в устолице заморской рассейской. А нонче вот по хозяйству да по дому трудится аки пчелочка…

— Ба-а-ать, — мягко перебила девица папины хвалебные словоизлияния, не забыв мило покраснеть. Ну, было отчего: Зейн, красавец писаный, на неё с таким искренним восхищением уставился. А глаза-то у него, ах, какие глаза! Незабудки под солнышком, росою утренней омытые!..

И ещё бы Зейну не уставиться! Увидеть девушку своей мечты… Господи, ты велик, ты всё ж услыхал мои молитвы!.. Создал женщину мне под стать, как раз такую, что я когда-то ничтожно выпрашивал у своего жестокого Создателя… Ох, хоть бы она не замужем была! Ох, краси-и-ивая!.. Каштаночка такая, а глазки, ну чисто изумруды, как у папочки Гарри!

В общем, встретились два прекрасных одиночества: добрый честный Зейн и невезучая девочка, чересчур рослая и оттого успевшая похоронить себя и свои несбыточные девичьи надежды. Амуры иногда всё-таки стараются, пронизывая любовными стрелами сердца насквозь и соединяя их навсегда… Зейн и Берта, встав вровень к лицу друг перед другом, оказались настолько идеальными, что многоопытный Майрон присвистнул, увидев, что его дочурка всего на полголовы Зейну уступает. Ну как есть ложечка в ложечку! Идеальнейшая пара, созданная по какому-то изумительному заказу Господа, не иначе!

Для Зейна, прожившего на свете уже почти семь десятков лет, эта прекрасная девушка действительно досталась просто чудом, нежданно-негаданно, но так своевременно. О ней он даже мечтать не смел, потому что такого не бывает. Чтобы в его жизни вдруг появилась вот такая половинка его самого!.. Но это случилось, и Зейн всем существом вцепился в подарок Судьбы, прелестную Берту Бэддок, дочь урсолака, которая всю юность провела в российской гимназии для девиц, временами выезжая в свет на ежегодную ярмарку невест, на которой безуспешно пыталась понравиться графам и виконтам. Но те, узрев девку-колокольню, сбегали без оглядки, теряя шпоры. Так что ничего удивительного, что Берта тоже вцепилась в предоставленный ей шанс — Зейна де Нели. Без титулов и земель, но зато любящий и настоящий.

Встречи-свидания, прогулки под луной, цветочек, сорванный на лугу и воткнутый в волосы над ушком. Первые робкие и такие сладкие поцелуи. Веночек, сплетенный для любимого, и нежное «я люблю тебя»…

В ответ — взрыв эмоций, счастье и ответное признание. Долго ли нужно идти от любви с первого взгляда до официальной помолвки? Общего стандарта для этого нет, здесь решает сердце. Помолвку Зейна и Берты объявили тем же летом. И никто не посчитал, что они поторопились. На самом деле они долго шли друг к другу: Берте уже было восемнадцать, когда она встретила своего суженого, Зейну же пришлось идти к своей красавице гораздо дольше.

Помолвка сына стала крайне радостным событием для Гарри, он как никто понимал все нюансы предыстории монстра Франкенштейна и был весьма счастлив, видя конечный результат той, неизвестно как законченной истории.

Скажите честно, вы знаете, чем и как закончился роман Мэри Шелли? Я не помню, ибо помешали бесчисленные экранизации этого бульварного чтива, причем каждый режиссер изощрялся и изворачивался как только мог, создавая каждый свою драму, начиная с Бориса Карлоффа и заканчивая Робертом де Ниро. Самой полной, на мой взгляд, однако, является версия, снятая на скромной малоизвестной студии «Hallmark».

Свадьбу молодые решили сыграть осенью, после сбора всех урожаев, в ту благословенную пору, когда поля будут убраны и есть чем угостить гостей.

На фоне этого мысли Гарри машинально поскользили дальше, к тем неспокойным временам, что обещала уходящая эпоха. А обещала она, увы, две Мировые войны, Первую и Вторую. Сердце сжала страшная тревога. Мозг отчаянно заработал, пролистывая страницы учебника мировой истории, выискивая среди накопленных знаний те, которые сейчас стали нужнее всего: во время Второй мировой войны Обан стал важной базой для торговых кораблей, поставлявших грузы в СССР по программе ленд-лиза, а также базой морской авиации в период «Битвы за Атлантику» — серии сражений в воздухе союзников по антигитлеровской коалиции с гитлеровской Германией и её союзником фашистской Италией за коммуникации на севере Европы и господство в Атлантическом океане и прилегающих к нему морях…

А Обан находится здесь, к юго-западу от Инвернесса. Сердце аж заныло, едва Гарри представил, как в Шотландию врываются кровавые нацисты Гитлера. Боже, боже, как же не допустить такого? Как подарить детям мирное небо над головой, как уберечь их от грядущих смертей?.. Страх охватил такой, что хоть не дыши. Одно дело перелистывать страницы учебника, продираясь сквозь дебри сухих фактов и цифр, которые на бумаге, освещенной настольной лампой, были всего лишь цифрами, и совсем другое — видеть, как с неба летит пузатая бомба, и ты знаешь, что нет от неё спасения…

Обуреваемый столь тяжкими думами, Гарри вышел в поля, чтобы, если распсихуется, то психовать далеко ото всех. Вот и двинулся он, не глядя, куда ноги понесут. Йорик Майкл привычно и преданно последовал за хозяином, попутно перекусывая случайно пойманными мышками, которые так и порскали из-под лап. Шныряя туда-сюда в высокой траве, он в то же время не спускал с Гарри глаз, верным своим сердечком чувствуя его настроение. А Гарри так глубоко погрузился в свои мрачные раздумья, что и не заметил, как отшагал все поля насквозь, миновал лесной клин по пути, по счастливой случайности не угодив ни в какое болото, благополучно пришагал в гномий поселок. Поселок его и остановил, вернее, стена дома, в которую он уперся лбом.

Тюкнувшись о кладку, Гарри опомнился и посмотрел по сторонам, с удивлением обнаружив, как далеко он ушел и совсем не заметил этого. Гномы, увидев, что парень, слепо прошагавший полпоселка, на самом деле адекватен, с облегчением заулыбались и, подхватив под ручки, ввели в ближайший дом, в который вскоре трангрессировали срочно вызванные Барри с Соломоном. Что поделать, как ещё действовать, когда хорошо знакомый тебе человек идет, не разбирая дороги, и первая реакция окружающих именно такая: оповестить всех родственников и знакомых.

— Гарри, малыш мой, что случилось? — в голосе и взгляде Соломона было столько тревоги, беспокойства и любви, что Гарри чуть не сорвался в плач. Но это было бы странно, так что он мужественно сморгнул и с тоской сказал, прерывисто и глухо:

— Первого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года начнется первый военный конфликт мирового масштаба… Достаточно будет лишь повода, чтобы возник мировой пожар… Россия объявит общую мобилизацию. Но мобилизация России против Германии уже означала войну. Германия ответит мобилизацией и объявлением войны. Франция тоже объявит войну Германии. Через несколько дней вступит в войну и Англия. Начнется Мировая война… Что ещё помнится?.. Политика нанесения максимальных потерь противнику, особенно на Западном фронте, будет стоит жизни сотням тысяч солдат. Первого июля шестнадцатого года будут понесены самые большие потери живой силы за один день — одна только британская армия потеряет более пятидесяти семи тысяч человек на Сомме. Наибольшее число погибших будет в армиях Германии и России: эти цифры предположительно составляют один миллион семьсот тысяч человек… Но ещё хуже будет во Вторую мировую войну, которая унесет более восьмидесяти миллионов человеческих жизней…

Сказал и всхлипнул, уткнувшись лицом в папин живот. Соломон машинально прижал затылок, сам потрясенно смотря на Барри, старинного своего друга. А Гарри дальше проговорил:

— Зейн и Берта готовятся к свадьбе, а я места себе не нахожу из-за грядущих катаклизмов. Если бы можно было хоть как-то повлиять на ход войны или вообще остановить её, не допустить её начала… — поднял голову и жалобно спросил у Винкля: — Барри, волшебников же много?

— Да достаточно. — бледным голосом отозвался тот. — Вот главная мечта моей жизни, например: пригласить на свой день рождения тридцать миллионов друзей. Да всё не получается никак, ума не приложу, где собрать такую огромную толпу, да и повод опять же, уважительный придумать надо.

— А чего тут думать? — мягко вклинился Соломон. — Объяви день рождения Вилли Винки, думаешь, кто-то откажется? Национальное же достояние — гордость Шотландии!

Барри кивнул и перевел взгляд на Гарри.

— А с чего ты вдруг интересуешься, отрок? Думаешь как-то перехватить события и собрать свою собственную армию?

— Да нет, — Гарри помотал головой, крепко ухватил за руки отца и отчаянно заглядывая в глаза всем поочередно, включая гномов и Майкла, истово проговорил: — Я вот о чем думаю: как бы от Статута секретности избавиться, не нужен он нам, судя по тому, что я помню в будущем… Ведь мир такой большой и прекрасный, почему бы ему не остаться сказочным? Люди и волшебники могли бы жить вместе в одном общем мире, а не в двух разных параллелях, которые зачем-то прячутся друг от друга. Я думаю, надо перестать прятаться. Так мы будем на глазах у людей и постепенно станем для них привычными, даже обычными. Нас просто перестанут бояться и считать чем-то странным. К магии люди привыкнут, как привыкли к спутнику, запущенному в космос, как привыкли к холодильнику с телевизором и просто жизни себе без них не представляют. Нас же много, мы можем просто не исчезать из жизни детей, которым разносим подарки. Мамы и папы нас увидят и сами станут ждать Рождества, чтобы порадоваться вместе с детьми. Я просто не понимаю, в чем польза нашей секретности? По-моему, Статут только вредит нам.

Гарри выплеснул свои умозаключения и умолк, глядя куда-то в точку перед собой. Соломон и Барри застыли аналогично, обдумывая только что услышанное. То, что предложил Гарри, было очень серьезно, и надо хорошенько обдумать, как воплотить в жизнь идею выйти из подполья и открыться людям. Ведь вполне может статься, что при наличии волшебников люди не станут развивать международных конфликтов, и мелкие очаги, вспыхивающие тут-там, так и погаснут, не разгораясь в мировой пожар.