Согласно рецепту (гет)

1999 год

Второго мая Хогвартс принял всех волшебников, желающих отпраздновать победу над Темным Лордом, со дня которой минул ровно год. В День Памяти в Школе чародейства и волшебства, конечно, также вспоминали магов — учителей, учеников, членов Ордена Феникса, — погибших во время штурма замка. Их имена теперь навечно стали частью высокой стены в холле первого этажа. Навечно стали частью Хогвартса. Имя каждого безвременно ушедшего защитника было начертано на каменной кладке, но не застыло намертво, а переливалось, мерцало и жило, являя себя тому человеку, который хотел его увидеть.

Фред долго стоял напротив стеклянных песочных часов, наполненных рубинами, и всматривался в имя «Джордж Уизли», выведенное витиеватым почерком, похожим на почерк Альбуса Дамблдора. Гриффиндорцу показалось очень странным, что рядом с именем брата нет его собственного — ведь так было всегда! Но почти сразу разум нехотя подсказал ответ. Когда имя Джорджа стало бледнеть и будто тонуть в живых волнах прочих имен, Фред понял, что в холле появились и другие члены семьи Уизли. Он специально прибыл чуть раньше.

Парень быстро нашел в толпе рыжие шевелюры — и вот уже он крепко обнимает спустившуюся с верхних этажей Джинни, слегка приподняв ее над полом, затем маму. Все Уизли еще четверть часа стояли у стены, переводили взгляд с имени своего сына и брата, на имена Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс. Миссис Уизли тихо вытирала выступившие на глаза слезы, молча кивая своим мыслям и Перси, который обнимал мать за плечи.

Все уже начали понемногу перемещаться в Большой зал, когда имя Джорджа Уизли скрылось уже во второй раз. И Фред знал почему. В самом центре холла он заметил девушку с желто-черным шарфом на шее.

Они с Эбби переписывались предыдущие пару недель, делясь друг с другом обыкновенными будничными происшествиями, забавными моментами, нелепыми идеями. И эти короткие письма странным образом сподвигли Фреда начать разбирать страшный бардак в залах магазина. Он даже вызвал Верити, которая уже давно написала своему «боссу», что готова вернуться в любой момент: скучная работа секретаря в Министерстве Магии ее просто убивала.

Эбби рассказывала о необычных артефактах, с которыми удалось за это время поработать, делилась заскоками клиентов (один маг желал составить завещание только в четвертый день новолуния и исключительно в присутствии сотрудника «Арканума», должного облачиться в жуткую клетчатую мантию), спрашивала совета по снятию хитроумных чар. А Фред красочно описывал результаты неудавшегося эксперимента (и в связи с этим интересовался, где лучше заказать новую дверь и рабочий стол), по старой доброй привычке присылал девушке рецепты на доработку (и убеждался, что они думают в одном и том же направлении), передавал приветы от Джинни и миссис Уизли.

А теперь они снова встретились в Хогвартсе.

Фред уже хотел подойти к девушке, но его самого внезапно нашла в толпе Анджелина Джонсон. Это была еще одна радостная встреча с нотками печали. Вместе со своей однокурсницей Фред и отправился в Большой зал, в котором сливе-цепеллину уже негде было упасть. Четыре длинных стола сдвинули и даже добавили новых — в этот день никто не собирался делиться по факультетам.

Парень видел, что Эбигейл так же радостно, как он сам, обменивается новостями с сокурсниками — уже выпустившимися и еще учащимися на ее родном факультете, — а потом садится рядом с Ароном и Роуз Гернли. Когда девушка подняла голову, чтобы оглядеть всех собравшихся, Фред высоко поднял руку, привлекая внимание, и Эбби счастливо улыбнулась, будто только его и искала. Гриффиндорец знал, о чем они оба будут вспоминать, слушая речь директора Минервы Макгонагалл, речь Гарри Поттера (Мальчика-Который-Победил и Который-Десять-Раз-Переписывал-Текст-Выступления, а потом сдался, решив говорить от сердца). Знал, о ком они оба будут вспоминать, глядя на высокое голубое небо у них над головами.

* * *

Через несколько дней Фред и Эбби договорились вместе пообедать в одном из баров в Косом Переулке. Не в таком колоритном местечке, как «Дырявый котел», но со своим стилем. Десяток деревянных столов, внушительная барная стойка, широченные подоконники, на которых, казалось, может уместиться небольшая компания.

К бару друзья подошли почти одновременно. Как только они выбрали столик и сделали заказ молодой ведьме с ярко-фиолетовыми волосами, беседа завязалась так легко и непринужденно, будто Эбби и Фред виделись только вчера. Или же они просто продолжали свой диалог, начатый в письмах. Они общались как прежде, но каждый боялся задеть в разговоре что-то важное и больное. Это было похоже на тот бессознательный страх, недавно напомнивший о себе в Хогвартсе: страшно заговорить с человеком, который знает о твоей потере, и он обязательно захочет выразить сочувствие, а отвечать на это правильно нет ни сил, ни желания.

Поэтому разговор все так же по большей части касался работы.

— Кстати, у меня есть предложение, — заявила Эбби, расправившись со своим блюдом и складывая салфетку. — Почти деловое.

— Без уточнения звучало лучше.

— Ты сначала выслушай. В июле «Арканум» устраивает прием. Приедут известные коллекционеры, исследователи артефактов, точно будет кое-кто из невыразимцев Отдела тайн… И прочие любопытные личности.

— Привлекаете тех, у кого есть лишние галлеоны, для новых исследований? — смекнул Фред.

— В том числе. Но главное — налаживаем связи между артефактологами из разных стран. Я последний месяц подвожу итоги самых важных открытий «Арканума» — как раз для приема. Будем удивлять заграничных гостей. А Роуз мне все уши прожужжала, как она устала рассылать приглашения и планировать рассадку гостей. В общем…

Фред заметил, что Эбби во время этого пространного объяснения зачем-то опять разложила на столе салфетку, а потом снова аккуратно сложила.

— В общем… Я хочу тебя позвать на этот прием. Меня пригласили и предупредили, что лучше прийти с парой. Но предупреждаю — если ты решишь, что это такой способ вытащить тебя из хандры, то я страшно оскорблюсь.

Фреду стала ясна разгадка сложенной-разложенной салфетки: девушка боялась, что он воспримет идею в штыки и пустит в ход свой ядовитый сарказм. Волшебник не сдержал улыбки и молча отпил из своей кружки со сливочным пивом.

— И что означает эта ухмылка? — Эбби расслабилась, увидев такую реакцию. — «Неужели Латимер думает, что я отправлюсь на это скучное сборище»?

— Нет. Она означает: «Неужели Латимер научилась звать на скучные сборища правильных людей, чтобы вечер все-таки стал незабываемым?» — нашелся Фред, а потом добавил, не сумев вовремя прикусить язык. — Я думал, ты позовешь на прием своего поклонника из Министерства.

— Какого еще поклонника? — искренне удивилась Эбби, потянувшись к чашке с чаем и замерев на полпути.

— Того, про которого успела рассказать Роуз всего за минуту нашей беседы. Мы увиделись с ней в Хогвартсе.

Фред не ожидал, что может ляпнуть про этого «поклонника», как он окрестил про себя неизвестного ему волшебника, часто появляющегося в отделе, где работала Эбигейл. Но ему было почему-то неприятно представлять этого пока еще безликого — почему-то до приторности вежливого и правильного — визитера.

Эбби покачала головой:

— Я все-таки познакомлю Роуз с чарами Немоты. Нет никакого поклонника. Николас Догерти помогает нам как мракоборец в поиске темных артефактов. Да и какой у меня может быть поклонник, если…, — девушка договаривать не стала, и так все было понятно. — А Анджелина не будет против, если ты согласишься пойти?

Эбигейл хитро взглянула исподлобья на Фреда, пряча за улыбкой секундное грустное воспоминание. Парень оценил ответный укол булавкой.

— Ты превращаешься в мою маму, которая замечает все и вся, — отшутился Фред, имея в виду, что для миссис Уизли (и для Эбби) не была секретом его долгая прогулка с Анджелиной вокруг Черного озера рядом с замком. — Мы давно с Анджелиной не общались и решили, что как-нибудь, возможно, было бы неплохо встретиться.

— Ну, раз только возможно, то я не буду переживать.

Они сидели друг напротив друга, не отводя изучающего взгляда — один от другого. Все было как обычно — полуправда, недофлирт — привычный тон их общения. Но оба не могли отделаться от ощущения фальши, притворства.

Время обеда заканчивалось. И Фред сдался первым.

— Давай так, Латимер. Три правды от тебя и три от меня. Все, что у нас на уме, на душе или просто на языке вертится. Иначе я просто лопну, клянусь Мерлином!

Фред придумал это миг назад, очень надеясь, что подруга вступит в игру. Тогда дело сдвинется с мертвой точки. Парень увидел, что Эбби нисколько не смутилась, а, наоборот, поймав азарт, забыла свой чай и придвинулась ближе к столу.

— Хочешь устроить шоковую терапию? В моем списке больше правд, чем три.

— Не волнуйся, три — это только для разгона, — отмахнулся оживившийся Фред. — Хочешь, я начну? Ммм… Мне больше нравилось, когда у тебя были длинные волосы.

— Внезапно, — опешила Эбби, издав звук, похожий на сдавленное икание. — Это первое, что было у тебя на уме?

— Не придирайся. Правда есть правда. Твоя очередь.

— Хорошо-хорошо… — волшебница набрала в грудь побольше воздуха и выпалила. — Я хочу помочь тебе с восстановлением магазина, и мне, по большому счету, все равно, как ты к этому отнесешься. Уж извини. Я помогала вам с Джорджем, когда вы только открывались, и серьезно намереваюсь приложить к этому руку и волшебную палочку сейчас. И чем скорее — тем лучше.

— Да это ультиматум какой-то!

Теперь пришла очередь Фреда удивляться. В том числе и тому, что он обрадовался такому категоричному заявлению.

— Ты сам просил, — пожала плечами Эбби.

— Ладно… Правда номер два. — Фред осмеливался на следующее откровение, глядя на многострадальную измятую салфетку. — Я страшно злюсь. Каждый день. Постоянно. Ненадолго становится легче, если удается с кем-нибудь поругаться. Это… как тлеющий уголь где-то внутри. Я очень сильно злюсь. На себя. На тебя. На семью. На Джорджа… И когда спускаюсь в магазин, когда не могу закончить новую разработку так быстро, как планировалось — злюсь еще сильнее.

Фред говорил об этом не для того, чтобы ему написали рецепт излечения, и уж точно не для того, чтобы его пожалели. И он знал — Эбби понимает. Поэтому и не кидается утешать, не произносит убийственную фразу: «Все будет хорошо». Девушка просто молча выслушала. А в ее глазах читалось: «Это нормально».

Затем Эбби тихо призналась сама:

— Я больше не могу писать картины, не могу их оживлять. Те краски, которые вы мне подарили… Я больше, чем уверена, что магия из них не выветрилась. Но я больше их не чувствую. Не получается, Фред.

Было видно, что второе откровение далось волшебнице гораздо тяжелей. И самое страшное было в том, что она тоже не знала, как все вернуть обратно. Фред мог представить, каково было Эбби лишиться того, в чем она всегда находила отдохновение и новые силы. Действительно, выходило так, что они оба прятали за беззаботной болтовней и попытками поскорей вернуться к привычной жизни постоянно ноющие язвы.

Фреду оставалось выдать свою третью правду. И он уже знал, что скажет.

— Я тебя не ненавижу.

— Что? — не поняла девушка.

— Ты сказала в тот вечер в «Норе», что на моем месте ненавидела бы себя. Но я тебя не ненавижу. Даже близко такого нет.

Фред терпеливо ждал, пока понимание, накатывая невидимой волной, все ярче отражалось на лице Эбби. Она выглядела смущенной, взволнованной и разгневанной одновременно, о чем говорил появившийся на щеках лихорадочный румянец, и явно не знала, куда себя деть. Фред на всякий случай откинулся на спинку стула, отодвигаясь подальше: в глазах ведьмы появился знакомый острый блеск.

Не говоря ни слова, Эбби резко поднялась, схватила свой плащ и развернулась, чтобы уйти. Фред не шелохнулся. Гриффиндорец не понаслышке знал, что эта девушка не может уйти просто так: не тот характер. Действительно, после пары шагов по направлению к выходу волшебница развернулась.

— Ну, ты и засранец, Фред. Самый настоящий засранец! — произнесла Эбби, отчеканив каждое слово и направив в сторону парня указательный палец, чтобы тот не сомневался, о ком идет речь. — Ты подслушал… А я ведь…

Эбби взяла паузу: нужно было перевести дыхание и не развопиться подобно громовещателю у всех на виду. Во время этой короткой передышки Фред случайно поймал сочувствующий взгляд девушки за соседним столиком, которая, видимо, подумала, что свидание их пары летит к чертям.

— Все в порядке, — «успокоил» ее Фред. — Меня часто так называют.

— И явно не в последний раз, — ввернула Эбби, грозно смотря на парня сверху вниз. — Удлинители ушей, да?

— Да. Справедливости ради надо отметить, что ты всегда считала их очень полезным изобретением.

— Ты так извиняешься?

— Почему ты так волнуешься? — вопросом на вопрос ответил Фред. — Потому что в том разговоре показала себя настоящую?

Эбби старалась не замечать, что за ней внимательно наблюдает из-за барной стойки официантка. Она надела плащ, слегка путаясь в рукавах.

— Мне нужно возвращаться в «Арканум», — бросила в качестве оправдания волшебница и теперь уже действительно вышла из бара, а Фред последовал за ней.

На улице начался дождь: крупные капли от души барабанили по крышам, ручьями стекали с навесов над входами в лавки, с плеском разбивались о мостовую. Фред наколдовал над собой и Эбби невидимый зонт, вертикально держа волшебную палочку в руке. И Эбби задержалась еще буквально на минуту под этим невидимым куполом, который заставил их встать совсем близко друг к другу.

— Эбби, посмотри на это с другой стороны. Сколько бы еще прошло времени, прежде чем ты сама рассказала бы мне о том, о чем рассказала нашей Ма? Уж прости, но я услышал то, что должен был услышать.

— Любопытная логика. А какой твой разговор и с кем нужно подслушать мне, чтобы я поняла, что происходит в тебе? Кроме злости?

Эбигейл задала вопрос, пытливо заглянув в голубые глаза, а потом осознала, что ответ прекрасно знает.

— С Джорджем, — грустно кивнула волшебница. — Конечно.

Когда она трансгрессировала, коротко попрощавшись, Фред вернулся в бар, подошел к стойке. Официантка с незабываемым цветом волос понимающе окинула взглядом парня, как будто старого знакомого.

— Немного странно видеть тебя здесь днем, — сказала она, закидывая на плечо полотенце.

— Значит, что-то меняется к лучшему. — Фред устроился на высоком барном стуле. — Линдси, найдется для постоянного клиента кусочек пергамента и перо с чернилами?

* * *

Над рабочим столом Эбигейл уже летали несколько записок-вызовов, когда волшебница зашла в свой кабинет, на ходу высушивая одежду теплой струей воздуха из палочки. Надо было скорей заняться делом нового клиента, а над разговором с Фредом она поразмыслит вечером дома. Она никак не думала, что ее ночные откровения станут известны кому-то еще, кроме миссис Уизли. Ведь это была совсем другая сторона Эбигейл Латимер.

Но Фред видел ее и в более ужасном состоянии. Невероятно рассерженной. Рыдающей. Абсолютно разбитой. Проигравшей… Так отчего же она разозлилась?

Через пару минут Эбби уже шагала рядом с Роуз по длинному светлому коридору, спеша в Малый зал совещаний. Мистер Кройден срочно собирал отдел Искателей и своих помощников. Роуз Гернли как раз проходила стажировку в роли младшей помощницы у одного из Искателей, но ее попутно нагружали еще десятком разнообразных поручений.

— Они прибыли где-то четверть часа назад. Мракоборец Ротвелл и твой Догерти…

— Он не мой, Роуз. И прекрати всем преподносить его как моего поклонника. — Эбигейл на ходу отчитывала подругу, перебирая документы в папке, которую на всякий случай захватила с собой. О чем им предстояло отчитываться, пока было непонятно.

— «Всем» — это Фреду Уизли? Ну, извини. Очень уж захотелось переключить его внимание. Не люблю Джонсон. — При этих словах Роуз смешно наморщила нос.

— Переключай сколько угодно, только меня не приплетай.

Волшебницы уже остановились перед двустворчатыми высокими дверями, и Эбби, резко выдохнув, распахнула одну из створок. В Малом зале за круглым столом расположились пятеро главных Искателей «Арканума», мистер Кройден, Николас Догерти и незнакомый девушке маг в угольно-черной мантии. Видимо, тот самый мракоборец, который пугающе цепким взглядом окинул всех собравшихся, за исключением главы «Арканума» и своего подчиненного Догерти.

Совещание на самом деле оказалось обыкновенным отчетом перед представителем Министерства Магии, хотя Эбби не помнила, чтобы на подобное мероприятие отправляли кого-то из мракоборцев. Обычно они сотрудничали с «Арканумом» во время поисков чернокнижников или при выявлении и ликвидации темных артефактов. Сегодня повод был явно другой. Ротвелла интересовал один конкретный артефакт, которым отдел Искателей (и Эбби вместе с ними) занимался последний месяц.

— Часы Годара, — объявил мракоборец, снова пронзая всех взглядом серых глаз. — Мистер Кройден заверил меня, что его сотрудники охотно поделятся с Министерством информацией. Нас интересует… буквально все.

Искатели, не сговариваясь, повернули головы к своему начальнику, что не ускользнуло от внимания Ротвелла. Мистер Кройден кивнул, подтверждая эти слова, и обратился к Эбби:

— Мисс Латимер, прошу начать вас. Вы собирали данные об этом артефакте с первого же дня.

Эбигейл поднялась со своего места, стараясь не смотреть на Николаса Догерти, который даже подался вперед, приготовившись ее внимательно слушать. Девушка взмахнула волшебной палочкой, высвобождая из папки нужный лист. Еще взмах — и изображение напольных часов сошло с листа, увеличившись до реальных размеров, и повисло призрачной мерцающей тенью перед собравшимися.

— Артефакт, известный под названием Часы Годара, — начала свой импровизированный доклад Эбби, чувствуя, что с каждым словом говорит все уверенней. — Он представляет собой напольные часы, созданные магом, алхимиком, а также мастером часовых дел Корнелиусом Годаром в 1701 году. Высота артефакта — шесть футов и десять дюймов. Часовой шкаф выполнен из орехового дерева и украшен искусной резьбой. В качестве часовых камней Годар использовал рубины. Циферблат с золоченым окаймлением также снабжен астрономическими символами и знаками…

— Каковы особенности артефакта? — перебил Ротвелл. — Я бы попросил вас не вести протокол этого совещания, мисс!

Роуз замерла над покачивающимся пером, поняв, что мракоборец без предупреждения обратился к ней.

— Как скажете, — покладисто согласилась волшебница, хоть и поджала в досаде губы. Перо безжизненно упало на стол, а все написанное им ранее исчезло с пергамента.

— Точно о свойствах артефакта уже никто не сможет сказать, — продолжила Эбби, отметившая резкий тон мракоборца. — В письменных источниках, которые нам удалось найти, говорится о способности Часов «стягивать и растворять само Время». Все записи самого Годара утрачены. Кроме того, примерно с конца восемнадцатого века Часы стали всего лишь предметом коллекции артефактов семьи Новак, семьи волшебников из Венгрии. Часы передавались как сокровище из поколения в поколение. Последний хранитель секрета — Имре Новак.

— Хранитель секрета, но не самого артефакта? — Это уже был уточняющий вопрос от Догерти.

Эбби быстро взглянула на волшебника и кивнула:

— Да. Профессор Новак — известный артефактолог, а не просто коллекционер. Он подробно описал Часы Годара, но, как профессор сам упоминает в одной из книг, он видел этот артефакт всего пару раз, когда был ребенком. А потом его дед разделил Часы на части, оставив в семейной коллекции только одну из частей. Какую — неизвестно. Сам профессор Новак обошелся с коллекцией довольно странно. Он долгое время жил и работал в Англии, три года работал в Хогвартсе преподавателем рунологии. Но незадолго до… эмм… захвата Министерства Темным Лордом передал все артефакты в «Арканум».

— Вероятно, он боялся, что сильные артефакты могут стать целью Пожирателей смерти, — предположил Ротвелл и с еще большим интересом начал всматриваться в Эбигейл, будто подозревая, что волшебница что-то скрывает, — и поэтому обратился к тем, чье главное дело — сохранение магических предметов. Что же тут странного?

Эбби знала, что нужно объяснить все этому въедливому мракоборцу максимально прозрачно и как можно скорее. «Только не проговорись, Эбби. Не проговорись о том, о чем ему знать совершенно необязательно».

— Странность в том, — начала пояснять Эбби, спокойно встретившись с холодным взглядом Ротвелла, — что доктор Новак не просто оставил на хранение «Аркануму» почти всю свою коллекцию, но подарил ее нам. Ценнейшие артефакты, подобных которым не найти во всем магическом мире. И тем более странно, что он ни словом не обмолвился о Часах Годара.

— Кто занимался оформлением дарственной, касающейся его коллекции? — уточнил Ротвелл.

Эбби стушевалась лишь на секунду.

— Я. Это было мое первое важное поручение.

Мракоборец кивнул, будто соглашаясь с самим собой:

— И что же? Он не передал «Аркануму» ту самую последнюю часть Часов Годара?

— Мы не знаем, — наконец вставил слово мистер Кройден, все это время пристально наблюдавший за министерским волшебником. — В описи ничего подобного не указано, хотя Новак действительно собирался оставить нам все. Но если мы просто не знаем, что это за часть…

— Но профессор мог оставить ее себе, — предположил Догерти.

— Мог, — внезапно легко согласился Ротвелл. — Но тогда мы в незавидном положении, потому что спросить уже не у кого. Имре Новак, как известно, был убит полтора года назад в Будапеште.

Эбби опустилась на свое место за столом, нехотя вспомнив тот день, когда случайно узнала о гибели своего школьного учителя. Тогда каждый день сообщали о все новых и новых жертвах, и весть из далекого Будапешта мало кого испугала или удивила. А Эбби пожалела, что больше никогда не поговорит с этим мудрым волшебником.

— Что мы имеем? — решил подытожить Ротвелл. — Для уничтожения такого мощного артефакта, как Часы Годара, нужна необыкновенная сила. И предок Новака разделил артефакт на составные части. Циферблат, маятник, стрелки, деревянный шкафчик, стекло… и прочее. И даже эти отдельные детали, как оказалось, несут определенную магическую силу. Новак очень искусно спрятал их в разных местах, явно не желая, чтобы до них вообще кто-нибудь добрался. Но все пошло немного не по плану.

— Получается, что Министерство осведомлено не меньше нас. — Кройден снисходительно улыбался, скрестив руки на груди. — И даже больше.

— Это наша общая работа: быть осведомленными. Разве нет? — Ротвелл повернулся всем корпусом к Кройдену. — «Арканум» нашел четыре детали Часов Годара. Остальное мы должны найти вместе. Приказ Министра магии Кингсли Бруствера.

Искатели при этих словах обменялись недоумевающе-встревоженными взглядами. Если мракоборцам велено открыто начать работать с Искателями «Арканума», значит, дело действительно было серьезное.

Кройден вовсе не удивился (или умело скрыл изумление) и лишь произнес:

— В таком случае мои люди должны получить хотя бы какие-то разъяснения.

— Естественно, — серьезно кивнул мракоборец. — Связь мы с вами будем Догерти — одного из лучших начинающих мракоборцев нашего отдела. А пока, уважаемые Искатели, вам следует знать вот что… За Часами Годара охотятся выжившие и скрывающиеся от суда Пожиратели смерти. Вполне возможно, что некоторые детали артефакта уже достались им. Ваша задача — найти части Часов раньше, наша задача — поймать Пожирателей и предать их суду.

За столом повисло молчание. И только один из Искателей, поправив съехавшие на переносицу очки, вежливо поинтересовался:

— Как, по вашему мнению, Пожиратели смерти хотят использовать Часы Годара? Или их части?

— Вы мне скажите. — Ротвелл впервые за все время улыбнулся, правда, улыбка вышла совсем не веселой. — У вас наверняка есть версия, для чего были созданы Часы Годара, даже если точных данных нет.

Искатель с мрачным видом переглянулся с коллегами. Отвечать он почему-то не торопился. Эбби подняла глаза на полупрозрачное изображение Часов, и почувствовала, как по коже пробежал неприятный холодок. А потом тихо произнесла:

— Часы Годара и, возможно, их части могут быть использованы как артефакт, позволяющий перемещаться во времени.

Девушка услышала, как судорожно вздохнула при этих словах Роуз. Ротвелл, конечно же, обо всем этом знал. Как и о том, что именно уцелевшие Пожиратели смерти, обезумевшие, загнанные в угол, но оставшиеся верными идеям Волан-де-Морта, захотят изменить в прошлом.

Совещание продолжалось еще около получаса. Искатели по очереди рассказывали о том, что им удалось узнать о предполагаемом местонахождении тех или деталей Часов, иногда обращаясь к изображению артефакта, наколдованному Эбби. Сама волшебница вслушивалась лишь краем уха: она читала доклады каждого Искателя. Вместо этого девушка старалась в мельчайших подробностях вспомнить встречи с Имре Новаком. Этот маг был одним из первых клиентов Эбигейл, недавно закончившей Хогвартс. И пока он оставался самым важным ее клиентом. Тем, кто доверил только ей — и никому больше в «Аркануме» — один секрет.

Как в тумане Эбби возвратилась в свой кабинет. Ей казалось, что вот-вот — и она наконец-то сможет дать название тому болезненно зудящему ощущению, которое мучило ее весь год. Что-то гнетущее и непонятное. Оно было разлито везде: в «Аркануме», где Эбигейл почти каждый день приходилось сталкиваться с последствиями деяний Пожирателей смерти; в Хогвартсе, где все говорили не только о победивших, но и о не вернувшихся после битвы; дома у родителей и в «Норе», откуда никак не хотела уходить боль; даже в каждом их разговоре с Фредом, каждом их письме… Везде. А сегодня, после сообщения о новой угрозе, все встало на свои места. Эбби нашла этому название.

Война еще не закончилась. Будь то их общая война с темными силами или же война личная, внутри каждого из тех, кто остался в живых. Война не закончилась.

Из мрачных раздумий Эбигейл вырвал настойчивый стук в оконное стекло. На подоконнике сидела взъерошенная сова, которая явно была оскорблена тем, как долго пришлось дожидаться адресата. Девушка скорей распахнула окно. Как только от лапки совы отвязали записку, птица вернулась в лондонский ливень. А короткое послание, заставившее Эбби улыбнуться несмотря ни на что, знакомым почерком сообщало:

«Если ты не переживаешь за свою репутацию и все еще не против пойти на прием с настоящим засранцем, то я согласен. С удовольствием составлю тебе компанию».

Даже если следующие несколько месяцев Эбби предстояло думать лишь об утерянном артефакте, который ни в коем случае не должен достаться темным магам, в жизни все равно по-прежнему оставалось много света.