Реванш Чёрного Короля (джен)

«Лелуш!

Сказать, что я была счастлива получить твой подарок, — это не сказать ничего. Он становится для нас настоящим спасением в этом мрачном городе. Благодарю тебя от всего сердца. Но умоляю тебя: не надо больше! Я не знаю правил этой школы, но я не уверена, что за воровство — пусть и такое маленькое — тебя погладят по голове. Прошу тебя, Лулу, не рискуй понапрасну.

Кроме того, ты должен сделать всё возможное, чтобы остаться в школе. Это важно для твоего выживания. Здесь слишком опасно, чтобы допустить твоё исключение из школы. Когда ты отправился учиться, я отметила Хогвартс (не сам замок, разумеется, немагическую деревню рядом) как место, куда тебя эвакуировали, но я не знаю, что нам придётся делать, если ты поедешь летом из Хогвартса в Лондон. Я постараюсь что-то придумать, но ты должен сделать всё, чтобы остаться в замке.

Я горжусь тобой, Лелуш. Ты молодец. Я верю, что у тебя всё получится.

Мисс Юнни».

Привязав к лапке совы письмо, Юна слегка поцеловала ту в пёрышки прежде, чем отпустить в полёт. Прислушавшись к тому, как в вечерней тени хлопнули птичьи крылья, поднимая тело почтальона в воздух, женщина удовлетворённо, едва заметно, улыбнулась.

Совушка, которую купил Лелуш, имела очень мягкий характер, была даже ласковой и относилась к хозяйке очень хорошо. Даже клеваться не спешила. Да ещё, мало того, что почту разносила — заодно быстро очистила детский дом от сновавших туда-сюда мышей, которых было полно, как и везде в бедных районах разорённого войной города. Про себя Юна называла её Пусей — из-за соответствующего подобной кличке характера.

Признаться, когда она получила картофель и письмо Лелуша, то была поражена, насколько взрослыми были строки, которые он написал. Нет, Лулу и раньше был очень серьёзным и начитанным мальчиком. Но, всё же, при всём своём раннем, не по годам развитым умом, он оставался ребёнком. Здесь же… вчитываясь в строки, она с трудом могла поверить, что их писал мальчик, а не мужчина. Он больше не искал её помощи и защиты. Напротив, сам старался помочь ей в это время — и, видит Бог, помощь эта была как нельзя кстати. Ведь, если среди среднеобеспеченных горожан дефицит продуктов и ощущался, то был лишь досадным ограничением. И если лордам приходилось есть овсянку, то среди бедняков голод был настоящим.

«Что же случилось с тобой, маленький мальчик с лиловыми глазами? Что сделали с тобой война и эта школа?»

Готовясь ко сну, воспитательница прикрыла глаза, вспоминая о том, как она вообще попала в этот приют.

Во многом это произошло именно из-за таких вот ребят с серьёзными, не по годам взрослыми глазами. Она выучилась на учительницу и некоторое время работала в одной из школ Лондона. Больше всего тогда запомнились (многие Юна помнила до сих пор) случаи, когда ей приходилось заниматься именно бедными детьми. Девушка любила детей, но своих у неё не было, несмотря на брак, который она считала весьма успешным до тысяча девятьсот тридцатого года.

Эти случаи работы, эти глаза, полные боли, которой быть не должно. Полные усталости от жизни, которая могла бы быть намного более счастливой… Наверное, именно поэтому она решила пойти в детский дом работать с теми детьми, которым в жизни повезло меньше всего. Семья учительницы и механика не была слишком богатой, но любимый супруг поощрял увлечение своей жены.

Первым шоком для юной и тогда ещё наивной девушки стало то, что лишённые ласки дети были больше похожи на волчат, не доверяющих никому на этом свете, испытывающие воспитательниц и медицинский персонал на прочность. Всё же одно дело — видеть их в школе, и совсем другое — находиться рядом с ними постоянно. И, несмотря на своё педагогическое образование, Юнни не была к этому готова. Сначала она пугалась, находилась в шоке от такого поведения воспитанников, а потом для себя объяснила это так: дети, от которых отказалась родная мать, проверяли границы, за которыми любовь воспитателей или приёмных родителей заканчивалась. «Любишь ли ты меня так? А так любишь? А если я поступлю так — всё равно будешь любить?»

И со временем Юна смогла себя пересилить, понять, что даже этим волчатам, «будущим преступникам и проституткам», как их часто презрительно называли более состоятельные люди, нужна в некоторой степени мать. Где-то строгая и суровая, но любящая. Миссис Вэйн старалась её им дать, увлечь их делами, которые помогали их развитию, завлечь, завоевать их уважение. У неё постепенно получалось. Получалось завоёвывать и уважение руководителей приюта, и постепенно она смогла занять там более существенные посты, нежели простая учительница младших классов или воспитательница. Её любили дети, и на некоторое время Юна была счастлива.

А потом — тридцатый год двадцатого века, когда ей пришлось встать на защиту своих воспитанников, закрывать глаза на кражи и самой жить впроголодь. Таким же уставшим был и её муж, потерявший работу от этой Депрессии. Ну, а затем… Затем началась война. С приходом войны и началом бомбёжек она овдовела, постарев сразу на десять лет. Приют, после того, как детей эвакуировали, перестал работать, и Юна пошла работать на один из заводов, занимавшихся поставкой оружия для армии.

После смерти мужа она часто общалась с женскими добровольными корпусами, которые организовывали доставку пострадавших в больницы, доставку медикаментов и очистку воды. Мисс Юнни не была суфражисткой, но сейчас она видела настоящих героинь перед собой, таких же прокопчённых и грязных, как и она сама. Отощавших и грустных, которые не могли бросить свою работу, не могли не помогать своей стране и её жителям. Вдове Вэйн очень хотелось бы верить, что благодаря таким, как служащие женских добровольных военных сил в Англии и у союзников, но всё решалось в небе над ними. А они лишь старались, чтобы город не стоял, чтобы у армии всё было.

Это было страшно. Каждый день. Каждый час, когда люди то и дело вздрагивали и обращали глаза к небу, ожидая, что крылатая смерть снова пролетит над городом. Но когда-то это должно было закончиться. И Юна очень надеялась, что её ученики, с многими из которых она поддерживала связь путем переписки, выживут. Особенно она желала это маленькому и отчаянному мальчику с лиловыми глазами, который мог оказаться в Лондоне этим летом.

* * *

«Миссис Вэйн! — обмакнув перо в чернила, Лулу улыбнулся, вспоминая черты лица воспитательницы. Всё же, глупо было отрицать. К этой молодой женщине, бывшей матерью всем маленьким жителям этого приюта, он привязался. — Я прошу вас не волноваться за меня. Кражами с кухни занимаются все без исключения студенты, и ущерб от моего маленького преступления слишком мал, чтобы меня даже вычислить, не то, что отчислить. Не переживайте. Со мной всё будет хорошо. Главное — себя берегите. Я очень надеюсь, что вы сможете выжить и жить после этой войны — вы достойны этого, как никто другой в Лондоне.

О проблеме возвращения в город я уже думал, и у меня есть кое-какие наработки по этому поводу.

Высылаю вам посылку с макаронами. Скажите, есть ли у вас какие-то пожелания?

Всегда ваш, Лелуш Ламперуж».

Вернувшись из совиной башни и устроившись на диване в гостиной факультета, бывший террорист блаженно прикрыл глаза, потягиваясь. Несмотря на слабость после столь обильной магической нагрузки и сосущее чувство, как будто он не ел по меньшей мере день, Лелуш не мог не быть довольным. Во второй раз дотащить и нагрузить сов макаронами было пусть немного, но проще, чем картофелем. Всё же, тренировка мешками прошла очень удачно. Похоже, что «магическая выносливость», если такой термин вообще можно было использовать, во многом была подобна обычным, материальным мышцам и вполне могла тренироваться нагрузками. Теми самыми, когда ты пересиливаешь себя и стараешься добиться чуть большего, на пределе своих возможностей. Главное при этом было не надорваться и не выгореть.

Мысли Лулу сейчас текли лениво, плавно перетекая с макарон на письмо воспитательницы. Кое в чём она была права: ему действительно следовало быть более аккуратным. Лелуш совершенно не мог дать гарантий, что его оставят в школе. Про запрет брать с кухни продукты в правилах школы, вроде бы, не было ни слова, но вряд ли ему бы так просто спустили их кражу в действительно крупных размерах. Тем более, Лулу сомневался, что ему спустил бы это консервативный директор, который, судя по замеченному и подслушанному на факультете, был тем ещё любителем «чистой крови». И, хотя бывший Зеро и так был осторожен, действуя по ночам, когда почти все живые портреты спали, паранойя давала о себе знать.

«Возможно, стоит в следующий раз одалживать в несколько заходов, но понемногу. Если ведётся какой-то учёт продуктов, то это будет куда менее заметно, чем редкие, но мощные минусы в продуктах», — подумал про себя бывший Император, отгоняя наплывающую дрёму и доставая из сумки книгу. Поспать он сможет и на Истории Магии, а вот информация…

Последнее время, помимо усердной учёбы, Лелуш был занят поиском заклинаний, которые могли бы создать волшебный нерушимый договор. Или хотя нарушаемый, но с большими последствиями. Такой, который связал бы его и Реддла незримыми цепями, что, в случае чего, помешали бы слизеринцу с обаятельной внешностью и змеиными повадками предать.

Невольно приходила ассоциация из прошлой жизни. Такой далёкой ныне, но продолжающей влиять на бывшего террориста. Волшебный договор, связывающий двух людей незримой нитью. Договор носителя Кода и обладателя Гиасса. И эта ассоциация не слишком нравилась Ламперужу. Носитель Кода, как бы не хотел отрицать это Зеро, обладал властью над своим контрактором. Ставил его в зависимость, и не важно — была ли она психологической, или в дело вступала «магия» Гиаса, способная играть с разумом похлеще любого наркотика. Достаточно вспомнить пример того, кто не выполнил договор и был С. С. брошен. В конце концов, он сошёл с ума и стал безумным психом, не справляясь со своими силами. А он сам, Лелуш? Как бы он не отмахивался от этого, зелёноволосая ведьма имела над ним власть. И куда более сильную, чем могла иметь женщина над мужчиной. И власть эта — последствия заключённого контракта, пусть и окупившегося с лихвой.

Попадать ещё раз в подобную ситуацию Зеро не собирался, поэтому обдумать всё требовалось крайне тщательно. Выбрать способ, который не сыграет с ним злую шутку и он не впадёт в зависимость от своего партнёра.

Лелуш пересмотрел многое. Нашёл длинные магические клятвы, требующие сложных ритуалов, Артефакты, которые способны связывать людей. Например — хранившийся в школе Кубок Огня. Но с Кубком были свои нюансы, а все ритуалы требовали слишком много времени на изучение. Либо и вовсе были неподъёмными по сложности для новичка, которым Лулу являлся. Всё это не подходило… даже пресловутый Непреложный Обет, при всей своей кажущейся простоте, первокурснику было просто не потянуть. Не хватило бы выносливости. Ну и помимо всего прочего — нужен был кто-то третий, чтобы этот Обет засвидетельствовать. А звать этого самого третьего было слишком рискованно.

Устало вздохнув, бывший Чёрный Принц захлопнул книгу, подтянув колени к подбородку, и закрыл глаза, стараясь подавить раздражение. Может быть, магия и была всесильна, но сейчас она явно не могла ему помочь. Была бесполезна в этой ситуации.

Похоже, вопрос придётся решать по старинке — мозгами. Впрочем, когда это Зеро пугало?

* * *

«Лулу, спасибо большое за макароны. Ты решил меня закормить? Но, всё же, большое спасибо за твои подарки. Мало кто из воспитанников так вспоминает о своей воспитательнице… Я очень это ценю и скучаю по тебе, мой мальчик. Помни, что даже вне школы магии есть те, кто о тебе думают и не оставляют надежд, что с тобой всё будет хорошо.

У меня всё не так плохо, как могло бы быть. На заводе тяжелее, чем в приюте, но, по крайней мере, Правительство проявило необычную расторопность и вовремя отреагировало на возможную угрозу. Так что я думаю, Гитлер не сможет одержать верх над нами. Этот дьявол ведёт наступления на континенте, но наши войска пока что не отдают и кусочка английских земель. Я надеюсь, что война закончится быстро, но пока что… Не уверена. Он одерживает победы в Европе и, быть может, нападёт на Советский Союз. До нас доходят новости о тех бесчинствах, что творят его солдаты… Это страшно. Действительно страшно. Надеюсь, ты не услышишь этих слухов, потому как они совершенно не для детских ушей.

Лелуш… если тебе будет нужно — я напишу директору и скажу, какая ситуация в мире не-магов. Я попрошу его позволить тебе пожить в замке.

С любовью, Юна».

Последняя строчка после прощания была исчеркана, так что Лулу пришлось потратить время на вглядывание в буквы и расшифровку.

«P. S. А можно шоколада? Только не рискуй!»

Лелуш ласково и тепло улыбнулся — как улыбался, когда смотрел на Наннали. Значит, шоколад. Будет шоколад.

* * *

— Ну что, — Том по змеиному усмехнулся и откинулся на спинку стула, с лёгкой иронией смотря на первокурсника. — Раз уж ты попросил о встрече в пустом классе — значит, надумал. И как ты решил себя обезопасить? Дай угадаю, Непреложный Обет? — судя по его ехидному взгляду, он явно ожидал подобного и уже был готов огорошить мелкого шахматиста тем, что не сможет это сделать.

Лелуш лишь скрестил руки на груди и ответил не менее ироничной улыбкой. В глаза, правда, не смотрел, полностью исповедуя начальные наставления книги по защите разума, начатой им недавно.

В некоторых вещах этот парень даже нравился бывшему Зеро. В какой-то мере он видел в нём себя — того, прежнего, каким он был в прошлой жизни и кем надеялся стать снова. Очарование, которое он умело использовал так, что большинство учителей его чуть ли не превозносили. Трезвый расчёт с теми же шахматами. Задатки лидера и манипулятора, как Лулу уже успел узнать на факультете, также проявлялись в той же мере. Как говорят, победителей и проигравших видно на старте — и в этом случае экс-Зеро явно смотрел на одного из будущих победителей. Вот только каким этот победитель будет? Куда он повернёт?

Это и вносило неоднозначность. Лелуш, глядя на этого маленького змеёныша, уже сейчас прикидывал различные варианты. На что он употребит свои таланты? Кем он станет в итоге — новым Шнайзелем или новым Зеро? И получится ли его в будущем привлечь на свою сторону? Завербовать?

Последнее было бы весьма неплохо — такие таланты бы весьма пригодились в возрождённом Ордене. Но что-то подсказывало бывшему Чёрному Принцу, что завоевать авторитет змеёныша будет весьма непросто. И ещё сложнее — подчинить его своей воле. Двум авторитарным лидерам сложно ужиться в одной организации.

— Ну что ты, — не менее ядовито парировал Зеро, доставая из сумки лист пергамента, исписанный аккуратным почерком. — Я вовсе не хочу слечь с магическим истощением. Нет, мы с тобой обойдёмся без магии. Будь добр, перепиши вот это на чистовик, и поставь подпись.

— Без магии? — Том скептически выгнул бровь, смерив уверенно сидящего оппонента слегка недоумённым взглядом. — Хм. Судя по твоей невозмутимости, ты действительно что-то придумал. Я заинтригован.

— Читай, читай.

По мере того, как Том углублялся в чтение, брови его поднимались всё выше, в такт тому, как росла змеиная усмешка уже на губах Лелуша.

— Что это за… бред? — Реддл наконец поднял глаза. Судя по его тону, третьекурсник был явно раздражён и в последний момент проглотил нечто нецензурное. — Я, Том Марволо Реддл, расписываюсь в своём полном и безоговорочном согласии в том, что беру Лелуша Ламперужа в долю по обороту «пыльцы феи» в школе Чародейства и Волшебства «Хогварстс», в размере пятидесяти процентов от чистой прибыли. Также я обязуюсь обеспечить безопасность и анонимность моего партнёра в тех случаях, когда дело потребует выйти за пределы школы. Любое действие с моей стороны, направленное во вред моему партнёру, приведёт к разрыву договора? — процитировал слизеринец написанное. Голос его стал тихим, шипящим. Угрожающим, словно у готовой к броску змеи. — Ты решил подшутить надо мной?

— Да нет, никаких шуток. Хотя ты прав, никто не поверит, что ты мне отдаёшь половину. Снизь до тридцати пяти, — Лулу, усмехаясь, подпёр голову в своём фирменном жесте. — А загвоздка, друг мой, вот в чём. После того, как ты напишешь эту расписку и подпишешь её, я запечатаю лист в конверт и передам его одному хорошему человеку, который меня любит, но находится за пределами школы, — Лелуш прищёлкнул пальцами. — С просьбой переслать его Дамблдору, если я попрошу этого. Уж поверь, этот человек мне не откажет.

Лелуш театрально взмахнул обеими руками, резко остановив движение рук, когда ладони оказались прямо перед ним. Словно показывая Тому, дёрнувшемуся при упоминании Дамблдора, какой-то фокус.

— А теперь следи за руками, друг мой. В случае, если по твоему недосмотру меня заметят в «Кабаньей Голове». Или если ты попробуешь меня сдать. Я… исчезну. Просто пропаду без вести. И, когда меня уже перестанут искать, сочувствующему профессору придёт письмо от человека, которому у него нет причин не доверять, — Зеро коварно улыбнулся. — И Дамблдор узнает две вещи. Во-первых, тот факт, что выдающийся и подающий надежды Том Реддл поставлял в школу «пыльцу феи». Или, по-магловски, кокаин. Если я не ошибаюсь, за торговлю этим порошком здесь, в отличии от магловского мира, положено лет десять Азкабана на нижних уровнях.

— А затем, пошевеля мозгами, «догадается», как это ты, пай-мальчик, вдруг ввязался в дурную компанию. Кто тебя сбил с истинного пути, или вообще заставил. А после, когда ты стал не нужен — ещё и руку к твоему исчезновению приложил, — процедил Том сквозь зубы, слегка нервно крутя в пальцах палочку. Кажется, у него руки чесались чем-нибудь проклясть наглеца. — Но тогда тебе точно будет уже не вернуться сюда.

— Не вернуться. Но в качестве последнего аргумента, прощального подарка, если вдруг ты решишь меня предать, — пожал Лелуш плечами как можно более независимо. — Почему нет? Гамбит Танатоса⁽¹⁾. Впрочем, ты всегда можешь отказаться от сделки.

— Иными словами, я либо покупаю по этой цене, либо сделка не совершается? — сощурился слизеринец.

— Именно. У тебя есть другие предложения? Я тебе уже говорил, что для меня главное не вылететь из школы. А если уж вылечу… Отплатить напоследок тому, благодаря кому это случилось, я сумею, — жёстко отрубил бывший Чёрный Принц. Словно и забыл, что его телу — одиннадцать лет сейчас, а вовсе не семнадцать.

На самом деле, разумеется, всё было гораздо сложнее. Начать с того, что Лелуш, разумеется, никакого письма никому посылать не собирался. Но откуда об этом знать Тому? Не важно быть — сумей прослыть. Не важно то, что человек знает… важно то, во что он верит. А уж проверить, правда это или нет, кроме эмпирического пути, у Тома возможностей не было. Сыворотка правды — учитывая паранойю бывшего Чёрного Принца, вряд ли. Искусство легилименции — единственное, что могло бы ему помочь в этой ситуации. Но его не выучить за три года на таком уровне, чтобы прочитать мысли без глазного контакта.

И, помимо всего прочего, весь этот план нёс в себе нечто большее, чем простую безопасность. Если уж Зеро, теоретически, собирался привлекать эту змейку на свою сторону — Тома нужно было заинтересовать чем-то, кроме умения хорошо играть в шахматы. Завоевать если не авторитет, то уважение. И, несмотря на то, что сейчас Реддл питает к нему жгучее раздражение, после того, как он остынет, сам план может принести Лелушу толику уважения в его глазах. В конце концов, не так уж и легко (для первокурсника, конечно) было прошерстить законы Магической Британии, откопать нужное и составить план.

Если, конечно, Том действительно похож на него так, как Лулу о нём думал.

Голубые глаза сузились до состояния щелочек, которые испепелили бы Лелуша взглядом, если бы змей не намеревался заработать на нём деньги. Том смотрел на своего визави, как будто пытался одновременно испепелить и оценить его ценность. Лулу спокойно смотрел в потолок, избегая взгляда Тома, как будто говоря: «Ну… Я жду. Тебе тоже нужны деньги. Решай уже хоть что-то». Реддл же, будучи довольно сильно раздражённым на слишком умного (прям убивать пора!) первокурсника, всё же отступил.

— Хорошо. Но я хочу копию этого контракта — написанную уже твоей рукой. То, что ты соглашаешься и вступаешь в долю, — Реддл снова улыбнулся. — Чтобы, в случае если у тебя появятся мысли сдать меня, я тоже мог бы прихватить тебя с собой.

— Идёт, — кивнул бывший принц, доставая два листа пергамента и перо с чернилами.

Это было похоже на ситуацию, когда главы двух государств держат руки на пульте запуска «Фрейи». Или же на двух мафиози, имеющих друг на друга убийственный компромат. Ни тот, ни другой, не нажмут на кнопку и не пустят его в ход, потому что знают — их враг ответит тем же. Впрочем, сейчас это Зеро более чем устраивало. Он хотел обеспечить свою безопасность, а вовсе не урезать долю Тома или каким-то иным образом ущемить его. Лелушу это было не нужно: Том может оказаться полезным, учитывая, что никаких социальных связей у выродка-бастарда нет.

* * *

Звонкие золотые галеоны полились в карманы бывшего принца тонкой, но неиссякаемой струйкой. Да и Реддл, несмотря на своё раздражение поначалу, всё-таки признал, что план был неплохой, а денежная выгода — стоила подписания этого своеобразного «пакта о ненападении».

Краем уха услышав плач, Лулу недоумённо повернул голову. Обычно, никто не отваживался издавать громкие звуки в этом царстве тишины.

Лиловым глазам предстала девочка — тоже первогодка, как и он сам. Сидевшая над листком, похожий на газетный, в окружении подруг, она тихо всхлипывала.

Судя по всему, газета была магловской, а не магической: фотографии на ней и не думали двигаться. А в самой заметке, насколько Лелуш мог разобрать, были списки. Списки раненых и погибших. Война коснулась и этой маленькой девочки. Наверное, в своё время Наннали так же волновалась, что Судзаку, будь он неладен, или братика разорвёт каким-то снарядом.

Девочки уже не замечали слизеринца, полностью погружённые в себя, и Лелуш просунув руку в их круг, поднял листок, внимательно вчитываясь в список. В… Вэ… нет.

Лулу слегка выдохнул. Миссис Юны Вэйн в списках не было, и от сердца бывшего террориста слегка отлегло. Тем не менее, газета вполне детально описывала то, что творилось сейчас в Лондоне. А что не описывали строки, дорисовывала память солдата, видевшего войну собственными глазами. В Лондон пришла Смерть, промчавшись на бледном коне и оставляя горы трупов среди дымящихся руин. И если он сам давно привык к этому ощущению постоянной опасности, фактически, проведя на войне всю свою сознательную жизнь, то вот гражданские, похоже, испытали на себе весь ужас произошедших событий.

Лелуш вновь повернул голову к плачущей, смотря на неё уже совсем другими, сузившимися глазами.

Если у него самого, особенно после того, как появился стабильный источник заработка, появилась возможность снять комнату в том же Дырявом котле, укрывшись от того ада, который сейчас разверзся на улицах Лондона, то что делать этой девочке, когда её летом отправят в мир маглов? Каковы её шансы вернуться следующим годом и не умереть от очередной бомбы или голода?

Что делать слабым ангелам, которые не могут защитить себя самостоятельно, в мире, где правит сила? Старый вопрос. Очень старый. Тот самый, которым Лелуш задавался ещё до времени Чёрного восстания и не переставал спрашивать никогда, превратив себя в того демона, который как раз их защищает. Быть может, это получится и в этот раз?

* * *

«Мисс Юнни.

Я всё же смог расшифровать вашу строчку в конце письма. Высылаю вам шоколада и некоторых сладостей. Надеюсь, они смогут вас порадовать.

Помните ваше предложение написать директору? Сейчас оно было бы как нельзя кстати. Надеюсь, оно поможет мне убедить его не посылать часть детей летом «домой». Если у меня есть план на этот счёт, то вот остальные рискуют очутиться под бомбами.

Если к детским голосам присоединятся и взрослые — наши шансы пусть и чуть-чуть, но возрастут»

* * *

— Ты серьёзно собрался сделать такую бумагу? С подписями? — голос Тома звучал не то, чтобы подозрительно, но неверяще. Как будто он не понимал, как такой неглупый с виду паренёк сморозил совершенно неожиданную глупость. — И ты думаешь, что хоть кто-то пойдёт на это?

Лулу скрипнул зубами.

Эта идея была настолько до безумия проста, что и самому Лелушу она казалась идиотической и странной. Более того, действовать официально и, фактически, что называется, «пытаться изменить мир красивыми словами», было ему и вовсе непривычно. Но в этой ситуации, похоже, подобное было единственным выходом. Оставить в школе некоторое количество детей в обход правил можно было только с привлечением властного аппарата, которого у Лелуша с его социальной позицией просто не было. Оставалось только это.

Как же в этой ситуации пригодился бы Гиас. В который раз бывший Зеро пожалел, что в новом мире он был лишён второго самого верного и проверенного оружия.

— Да. А у нас разве есть выбор? — чуть ухмыльнулся Лулу, смотря на партнёра своими ярко-лиловыми глазами. — Умирать не хочет никто.

Том криво усмехнулся. Как-то очень… понимающе усмехнулся.

— Зря стараешься. Я дважды. Каждый. Чёртов. Год, — Реддл стиснул кулак так, что побелели костяшки пальцев. — Просил оставить меня на лето тут. Я даже предлагал взять меня помощником завхоза. Лишь бы не возвращаться в этот проклятый детский дом. И что, ты думаешь, случилось?

Том прошёлся по комнате. Кажется, эта тема его задела за живое, впервые сдёрнув маску очарования или змеиной насмешки. Обнажив того, кем он, во всяком случае пока, был на самом деле — мальчишкой тринадцати лет, не желающим возвращаться в ад детского приюта.

Зеро прикрыл глаза, внутренне вздыхая.

Может быть, Том и был прав. Скорее всего — так оно и есть, и их прошение просто канет в Лету. Но не пытаться ничего делать в этой ситуации было ещё хуже. В новом мире, или в старом, но он был тем, кем он являлся. Маньяком-идеалистом с сильно развитым чувством справедливости, который никогда не мог остаться в стороне.

— Одно дело — твоё единичное прошение. Другое — массовое. Тем более, что в этот раз нас поддержат часть учителей.

Реддл недоверчиво посмотрел на партнёра.

— Дай угадаю. Дамблдор и Флитвик? Эти двое тебя на руках носить готовы, — фыркнул он наконец.

— Не преувеличивай. Так ты с нами? — Лу положил лист пергамента перед слизеринцем и выжидающе скрестил руки на груди.

Том закусил губу, переводя взгляд со стола на Лелуша и обратно. Судя по его виду, в нём явно боролись нежелание разочаровываться ещё раз — и слабая надежда на то, что на этот раз хоть что-то выйдет.

— Ладно, попробуем, — он глубоко вздохнул, беря перо. — Хотя я и не верю, что это получится. И ещё кое-что. Не знаю, зачем ты это делаешь на самом деле, но слизеринцам лучше скормить версию, что мы пытаемся, в первую очередь, остаться в школе сами. Остальные же — не более, чем массовка. Иначе тебя точно заклеймят защитником грязнокровок и твоей репутации на факультете конец. Как и моей, впрочем.

* * *

«Дорогой Мистер Ламперуж!

Мы вынуждены сообщить вам, что по правилам нашей школы все ученики должны покинуть школу для приведения её в стоящий вид перед началом нового учебного года. Дирекция школы не считает стоящим и обоснованным менять устоявшиеся и зарекомендовавшие себя в течение многих веков правила и потому вынуждена отказать вашей просьбе.

Желаем вам всего наилучшего,

Профессор Диппет, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс»

Лулу оглянулся. Судя по бледнеющим лицам, дрожащим пальцам, что держали в руках подозрительно похожие конверты — такие же письма, различавшиеся, по сути, только именем — получили все, подписавшие петицию.

Бывший принц оглянулся в сторону учительского стола, тщетно ища поддержки, словно надеясь, что это ошибка. Но… Профессора Дамблдор и Флитвик, по сути, единственные, кто поддержал эту инициативу — грустно смотрели из-за учительского стола. Будто извиняясь за то, что ничего не смогли сделать. Смотрели так, как будто их худшие подозрения оправдались. Беспомощные и ничего не могущие сделать. Директор же, напротив, выглядел вполне довольным жизнью, взирая на Большой зал как ни в чём не бывало.

Тонкие пальцы нарочито медленно начали сминать злополучное письмо, когда Лелуш поднял взгляд, мгновение назад потухший, понимающий, что не может помочь тем, кто доверился ему, а ныне — горящий неукротимым огнём злобы. И на мгновение встретился с точно таким же взглядом голубых глаз, в которых читалось осознавание того, что произошло — и ненависть к тому, что эти глаза сейчас видели.

Зеро улыбнулся Тому горькой, ироничной усмешкой человека, который его полностью понимает. Человека, много повидавшего на своём веку и в очередной раз убедившегося в утверждении, истину которого он понял уже давным-давно.

Мир не изменить красивыми словами. Даже если они облечены в форму петиции.

1) «устранение врага ценой собственной жизни»

Вернуться к тексту