Том Реддл и Тайная комната (джен)

Если чему и посвящать свою жизнь, то только тому, что принято считать невозможным.

© Дневник Тома Реддла

1938 г., ноябрь

Седой старик грозно смотрел на меня с обрамленного серебром портрета, мерно поглаживая свою жидкую бороду. Подпись под ним гласила: «Салазар Слизерин, один из четырех основателей школы чародейства и волшебства Хогвартс». На соседней странице аккуратными буквами с завитушками была напечатана все та же информация, что и в любом другом учебнике. Могущественный волшебник, запомнившийся не своими деяниями, а неприязнью к магглорожденным — настолько сильной, что это стало причиной серьезной ссоры с остальными основателями. Поэтому перед тем, как покинуть Хогвартс, Салазар Слизерин создал Тайную комнату и спрятал в ней ужасное чудовище, которым однажды сможет управлять его наследник. Но больше о его потомках не было ни слова.

Я раздосадовано захлопнул массивный фолиант эксклюзивного издания Истории Хогвартса и отодвинул от себя подальше. Вся его эксклюзивность, к моему разочарованию, заключалась лишь в дорогой обложке из драконьей кожи и в золотом тиснении. Меня же интересовало содержание, а не оформление. Прошло уже три месяца, как я попал в Хогвартс, но в поисках своих родителей я так и не продвинулся. Моей единственной ниточкой был парселтанг — язык, на котором могут говорить лишь потомки Салазара Слизерина, о чем я узнал сразу же, как попал на этот факультет. Но я не понимал, как найти пропавшие звенья в фамильном древе между мной и моим знаменитым предком.

Часы показывали время ужина, и гостиная Слизерина пустовала. Лишь на диване возле камина, привычно свесив курчавую голову к самому пламени, дремал мой однокурсник Лестрейндж. У него были странные отношения с огнем. Например, на пожаре, недавно разгоревшемся на занятии по зельеварению, Лестрейндж спокойно оставался на месте и даже улыбался навстречу языкам пламени, пока профессор Слизнорт, наконец, не потушил огонь.

Послышались шаги, и в гостиной появился Эйвери, тоже учившийся с нами на курсе, но менее успешно, а вслед за ним — печально известный из-за своих выходок второкурсник Мальсибер. Судя по их измотанному виду, оба пришли с очередной отработки. С картинным стоном Эйвери обессиленно рухнул на диван рядом с Лестрейнджем, отчего тот подскочил и мгновенно проснулся. С осоловевшим видом он недовольно запустил в Эйвери подушкой, но тот лишь лениво отмахнулся. На костяшках его пальцев красовались свежие ссадины — из-за новой драки, которую, надо полагать, он и устроил.

Скоро вернутся с ужина остальные слизеринцы, а значит — мне стоит поискать более спокойное место для размышлений. Я встал из-за стола и начал собирать книги в свою потрепанную сумку. Почти все мои школьные принадлежности, включая форму, не были новыми, особенно книги — с заметками и рисунками на полях, ветхими обложками и странными пятнами. Я радовался уже хотя бы тому, что все страницы в них были на месте. Как сирота, я не мог позволить себе дорогие покупки, и хорошо, что Хогвартс в состоянии был снабдить меня всем необходимым, пусть даже бывшим в употреблении не раз и не два. Так что перед тем, как сесть на поезд в школу, я купил в обычном канцелярском магазине простой маггловский ежедневник, чтобы записывать свои мысли о новом мире — не мог же я позволить себе транжирить на это дорогой пергамент.

— Постой, Том, — окликнул меня Мальсибер с кресла, закинув ноги на столик рядом, отчего золотые пряжки на его ботинках сверкнули на свету. — У меня к тебе предложение.

Я слегка опешил от неожиданности, но не подал виду и лишь вопросительно посмотрел на него. Адам Мальсибер был из семьи богатых чистокровных волшебников, и все в его жизни доставалось ему настолько легко и непринужденно, что выражение невыносимой скуки никогда не сходило с его лица.

— Какое же?

— Эйвери рассказывал, что у тебя большие успехи в учебе. За три месяца ты уже заработал пятьдесят очков для факультета. Это потрясающе.

— Вашими стараниями они превратились в ноль, — заметил Лестрейндж, прикрывая ладонью зевок. — Надеетесь уговорить Тома перестать стараться и уйти в минус? Это будет новый рекорд в истории Хогвартса.

Эйвери хмыкнул, но промолчал. Мальсибер смотрел на меня в ожидании.

— Я все еще не услышал предложения, — сказал я, демонстративно игнорируя его попытку умаслить меня.

У чистокровных волшебников была своя манера вести диалог. Они редко говорили коротко и ясно, наоборот — их речь была очень сложной и витиеватой. Чтобы добиться желаемого, они втирались в доверие лестью, искусно пользовались пассивной агрессией, чтобы оскорбить собеседника, и тому подобное. Я никогда не думал о языке, как об оружии — никто в приюте не разговаривал подобным образом, — а с этими ребятами из чистокровных семей я порой и вовсе чувствовал себя деревенщиной с простейшим словарным запасом. Первые месяцы я старался скрывать это за загадочным молчанием, втайне впитывая их манеру общения как губка, и сейчас уже мог сражаться в искусстве диалога на равных.

Мальсибер помедлил и оценивающе окинул меня взглядом.

— Знаешь, люди делятся на тех, кому есть что продать, и тех, кто способен это купить. — Он указал пальцем на меня и себя. — У тебя есть знания, которые можно продать. А я могу их купить. Понимаешь?

— Зачем мне это? — холодно спросил я.

— Разве тебе не нужны деньги? — озадаченно спросил Мальсибер, кивнув на мою сумку.

Не глядя, я застегнул ее одним лишь взмахом палочки — невербальную магию я изучал параллельно с зубрежкой заклинаний по одной неприятной причине. Впрочем, это производило впечатление на сверстников.

— Я не стану тебе ничего продавать.

Мальсибер подобрался в кресле и подозрительно прищурился. Кажется, я пошатнул его самоуверенность.

— У всего есть цена.

— Безусловно, — кивнул я, мысленно подыскивая правильные слова. — Но, обладая уникальным товаром, можно не только устанавливать цену, но и выбирать покупателей.

— Ты недостаточно хорош, Адам, — ехидно резюмировал Лестрейндж.

Мальсибер огрызнулся:

— Больно много высокомерия от того, кто может заработать денег, лишь делая за других домашние задания.

— А, так вот ты о чем. — Я с наигранным удивлением поднял брови. — Прости, я думал, что мы разговариваем о более серьезных вещах.

— Это каких же?

— Знания о магии не ограничиваются учебной программой, ты же в курсе? — Мне стоило сбавить обороты, пока я его не разозлил, но я все равно не удержался от подначки. — Впрочем, пока ты ее не освоишь, помочь мне тебе нечем.

Мальсибер покраснел и вскочил с кресла, но я был быстрее.

— Эверте Статум!

Шагнувшего в мою сторону Мальсибера отбросило назад со страшной силой. Он снес кресло на своем пути, кувыркнулся в воздухе и врезался в стену, переполошив волшебников на ближайшей картине. Эйвери и Лестрейндж вскочили и, открыв рты, вытаращились на меня.

— Ты, — с трудом выговорил Эйвери, — говоришь на парселтанге?

С опозданием я понял, что машинально произнес заклинание на змеином языке. Снова. Как только я начинал нервничать, в моей голове, словно по щелчку, один язык переключался на другой. А ведь я хотел скрывать свое происхождение, пока не разберусь с ним, поэтому и учил невербальную магию.

— Думали, я обманывал, когда говорил об уникальности? — невозмутимо отозвался я, пользуясь ситуацией.

Конечно, я немного блефовал, ведь я не обладал никакими «особенными знаниями». Пока что. Но уважение к себе я откладывать в долгий ящик не собирался, поэтому я заставлю считаться со мной с самого начала.

— Когда у вас появятся желания, которые нельзя осуществить с помощью той магии, что изучают на каждом шагу, тогда и поговорим. А сейчас вы мне неинтересны. — Я пожал плечами и круто развернулся на пятках в сторону выхода, оставив однокурсников в смятении.