Тьма и Свет (гет)

«Тьма и Свет. Две противоположности, два противопоставления. Сейчас уже, кажется, что так было всегда, с самого начала. Людям навязали это мнение, и уже никто не помнит, кто это навязал и кто сформулировал. Но есть еще те, кто это помнит.»

Оно закрыло древний фолиант и усмехнулось. Это не был задорный, веселый смех, который можно услышать улице. Это был смех зловещий, несущий какое-то опустошение. Он проникает в тебя, захватывает душу и вырывает ее своими цепкими путами, не оставляя ничего светлого взамен. Да и смехом назвать-то те звуки, которые издавало это существо, было сложно. Также сложно, как и составить его описание. У него было тысячи, миллионы лиц. Настоящего же лица никто никогда не видел, да и было ли оно у него?

Вот и сейчас, через мгновение, на месте непонятной серой массы стоял мужчина в сером плаще. Капюшон был откинут назад, и от света свечи можно было разглядеть его лицо: волевой подбородок, овальное лицо, светлые брови. И все это на фоне бледного лица и серых глаз. Пожалуй, эти две детали запечатлевались в памяти в первую очередь. В свете огня волосы переливались серебряно-голубым оттенком. Думаю, этому мог позавидовать сам Люциус Малфой. Усмешка играла на его устах, когда он кинул только что прочитанный фолиант в огонь. Языки пламени с радостью захватили свою жертву, окружили ее со всех сторон, как бы играя, а затем враз проглотили ее, оставив лишь пепел. Его позабавила эта картина. Вдруг его лицо скривилось от боли. Взглянув на правое запястье, он увидел, как на коже стал проявляться рисунок: два скрещенных меча, белый и черный. «Значит, началось», — пронеслось в его голове и глаза вспыхнули ярким серым цветом. С легкостью, подавив боль, мужчина осмотрел себя, на секунду замер. Так всегда происходило при переселении. Когда оно занимало новое тело, то вместе с ним получало возможность переживания эмоций. Они быстро подвергались усмирению и контролю, но сама процедура была не из приятных: поцелуй дементора по сравнению с этим покажется счастьем. Но что для него была боль – ничего. Он просто не чувствовал ее, уже не чувствовал. Шумно выдохнув, мужчина жестом руки погасил огонь в камине. «Что ж, пора появиться перед моим наследником, посмотрим, достоин ли он своего предка». Окончив эту мысль, мужчина хлопнул в ладоши и исчез.

* * *

После прочтения письма от Дамблдора Гарри переполняли чувства: негодование, презрение, разочарование, усталость. Читая письмо, он как будто вернулся в недавнее прошлое. Точнее, в кабинет Директора, где у него с ним состоялся разговор сразу после возращения из Отдела Тайн. Слова в письме были другие, а суть не изменилась: «…ты не виноват, на мне лежит большая часть вины…»; «…у Сириуса был такой характер…»; «…ты должен понимать всю ответственность, которая лежит на твоих плечах…»; «…судьбы многих людей, судьба мира…».

— Ну, сколько можно меня поучать. – Гарри стукнул кулаком по столу от досады. Ему было не понятно, почему они еще не поняли, что он уже не ребенок. Дамблдор еще что-то скрывал от него, берег от чего-то. Но тут же напоминал, о том, что лежит на плечах Гарри, о его ответственности, пророчестве.

«Тайны, недоговорки… Вот и в этом письме. С чего вдруг Дамблдор мне написал. Ведь все это уже было сказано раньше, хотя эта часть письма весьма странновата: «Гарри, теперь, когда ты знаешь о пророчестве, ты должен понимать всю ответственность, которая легла на тебя. Волан-де-Морт — темный маг, а тьму можно победить только светом. Я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор». Какой выбор? Между чем и чем? Опять тайны! Сколько можно!!! С меня хватит. Надо обо всем написать завтра Гермионе и Рону. Или… А что они мне скажут?!? Для них Дамблдор авторитет, даже для Рона, хоть тот и называет его порой чокнутым дедушкой. А для меня?»

Гарри задумался. Эта мысль настолько поразила его, что несколько минут он просидел в оцепенении. Начиная с первого курса, Дамблдор был для парня примером, авторитетом, защитником. Ему казалось, что Директор знает ответы на все вопросы, что он всегда поможет в трудную минуту. Гарри вспоминал, какой добротой и теплом светились глаза Директора, когда мальчик оказывался в лазарете в Хогвартсе. Как это было недавно, и в тоже время давно. Гарри тут же вспомнились и печальные, усталые глаза Дамблдора во время последнего их разговора. Они были также полны вины. Неужели все это было обманом, туманом, застелившим мои глаза. Все для того, чтобы снять с меня груз вины, и в тоже время наполнить ненавистью?

Прошло полчаса. А Гарри сидел все в той же позе и смотрел на пергамент, лежащий на столе. Голова начинала побаливать, глаза слезились. Но парень продолжал вглядываться в строчки письма, как будто в них кроются все ответы, на терзающие его вопросы. Как никогда остро за последнее время он ощутил нехватку друзей, но, прежде всего, Сириуса. За то недолгое время, проведенное вместе, он стал для Гарри чуть больше, чем крестным отцом. Он стал ему самым настоящим отцом, о котором парень мечтал так часто, сидя в чулане у Дурслей. И теперь Гарри переживал смерть отца заново. Его сейчас очень не хватало, но Гарри чувствовал границу владений Сириуса в его душе. Парень понимал, что слезами и сожалением мало чего добьешься, да и сам крестный был бы не очень рад такому поведению крестника. Встряхнув головой, он отложил в сторону письмо с решением разобраться утром.

Прислушавшись, Гарри понял, что Дурсли уже уехали, так и не попрощавшись с ним. Его это не очень удивило и совсем не огорчило. Чтобы окончательно успокоиться, он решил разобрать чемоданы, которые стояли возле кровати с самого приезда с вокзала. Клетка стояла рядом пустая на столе. Юноша, как только приехал, сразу выпустил Хедвиг на волю. Гарри открыл чемодан и начал выкладывать книги и одежду на кровать. Он делал это вручную, что было медленнее, чем при помощи соответствующего заклинания. Он мог его использовать, так как в письме Дамблдор сообщил ему о разрешении пользоваться магией, выданным ему Министерством Магии. Но толи по привычке, толи от неуверенности в правильности заклинания (что все же было более вероятней), юноша все делал сам.

Через полчаса, когда все было развешено и разложено, а мысли пришли в порядок, Гарри с удовольствием взглянул на комнату. «С началом тебя взрослой жизни, Гарри Поттер!». Улыбнувшись, Гарри разобрал кровать, собираясь лечь спать. Но вдруг всего его пронзило тепло. Оно разлилось по всему телу. Постепенно температура стала увеличиваться. Было ощущение, что он превратился в пламя огня. По его венам, казалось, текла не кровь, а с бешеной скоростью распространялся огонь. Комната перестала существовать.

* * *

На Приват Драйв спустились сумерки. На улице стало спокойно и одиноко. Зажглись фонари, окна в домах. Люди наслаждались вечером, смотря любимые телевизионные передачи. Их дети засели за компьютерами, наслаждаясь свободой в летние каникулы. Благополучие и спокойствие заполнили улицу, и лишь жители ночной природы начали просыпаться от дневного сна. Было не очень поздно, но на летнем небе отчетливо стали видны звезды. При этом небо было черным, а не светлым, как это обычно бывает летом. Было в этом что-то пугающее и в тоже время умиротворяющее, придающее уверенность. В доме номер 4 горело окно на втором этаже. Сам же дом словно вымер: ни звука, ни скрипа… ничего… вдруг эту мирную картину разрушили две тени. Две птицы бесшумно приземлились перед калиткой возле дома. Два феникса: черный и белый. Они странно посмотрели друг на друга. В их взгляде была едва уловимая грусть и печаль, которые тенью проскользнули и исчезли, сделав взгляд прежним. И через секунду на месте птиц появились мужчина в полностью белом плаще и женщина в черном. Словно сговорившись, они хлопнули в ладоши, и все погрузилось в кромешную темень. На этом фоне цвет одежды мужчины очень выделялся, а на его лице было написано едва уловимое презрение. Затем, направив ладони к дому, они прошептали: «Хасаело акор ина». Все вокруг замерло. Время остановилось. Вокруг дома образовалось огненное облако, которое накрыло его полностью. Мужчина взглянул на свою спутницу и вошел в огненную массу. Женщина последовала вслед за ним.

* * *

Дамблдор нервно похаживал по кабинету. Давно Директор не был в таком состоянии. Если бы сейчас его увидел кто-то из учеников или преподавателей, то сильно бы удивился. Альбус Дамблдор у всех ассоциировался со спокойствием, уверенностью, силой. Но они то не знали, что в этот момент решается судьба мира. Директор сел и попытался отвлечься: вазочка с лимонными дольками появилась на столе перед ним. Он взял дольку, снял очки и закрыл глаза. Усталость давала о себе знать. Сейчас он мысленно перенесся в прошлое, пытаясь понять, где он совершил ошибку, когда он потерял Тома Реддла. Почему вышло так, что лучший ученик своего курса стал одним из самых могущественных магов 20 столетия? Директор Хогвартса считал это своей ошибкой, самой непростительной за всю свою жизнь. Если бы он вовремя увидел, распознал тьму, захватившую Тома. Скольких смертей пришлось бы избежать: Джеймс и Лили, Сириус и много других павших в бою. Сколько загубленных войной жизней: Лонгботтомы, Шелботы, Боунсы. Сейчас же он боялся потерять Гарри, как потерял Тома. Он понимал, какой сложный выбор лежит перед мальчиком. Вся его сознательная жизнь была борьбой, борьбой за выживание. И в этом виноват он. Почему он не взял мальчика к себе, или не отдал в семью волшебников? Страх перед последователями Волан-де-Морта, нет, это было оправданием для всех. Ведь и защита кровных уз не сильнее хогвартской. И тайну пророчества он скрывал так долго, оправдываясь возрастом Гарри. Он пропустил, когда Гарри из мальчика превратился в мужчину. Сейчас Альбус понимал, что это были ошибки, ЕГО ошибки… Ошибки, которые могут стоить очень дорого.

С этими мыслями мы и оставим Директора школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.