Двадцать лет выдержки (гет)

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

М. Цветаева

В первый день мая в этой стране отмечают странный праздник — день солидарности. С кем или с чем они солидарны, я так и не уяснила, несмотря на то, что уже неплохо, почти без помощи магического переводчика, понимаю их язык и даже могу говорить с ними. Одно я поняла: в этот день принято весело проводить время на природе. Поэтому в день праздника побережье и окрестный лес зажили бурной жизнью: среди буйной зелени появились яркие палатки, а в птичий хор влились жизнерадостный смех и звон гитар. В моём новом пабе, который пустовал всю зиму, обосновалась весёлая молодёжная компания. Они бесцеремонно вынесли столы во двор, под роскошный полог звёздного неба, сдвинули их в один длинный, пели песни, активно заказывали и пили терпкое вино и искристое шампанское, флиртовали, шутили и заражали всё вокруг своим весельем, убегали купаться в холодном ещё море, и снова возвращались. Второго мая праздник продолжился с самого утра. Я уже знала всех своих гостей по именам и общалась с ними запросто, на правах старшей подружки. Они, без сомнения, были самыми настоящими магглами, но меня это абсолютно не смущало. Истосковавшись за зиму без общения, я была рада немного отвлечься от мрачных мыслей.

Траектория трансгрессии давно просчитана. Такое дальнее перемещение, да ещё навстречу вращению Земли, требует промежуточных остановок: это как будто ты плывёшь подземной рекой против течения и должен точно знать, где расположены пещеры, в которых можно вынырнуть и глотнуть воздуха. Но сейчас я рванула напрямую, наплевав на перегрузки, мобилизовав все ресурсы организма и доверившись силе медальона, который должен был сработать как портал. Только бы успеть!

Почувствовав под ногами твёрдую почву, я выхватила из кармана свою палочку и выставила её перед собой в оборонительной позиции. Несколько секунд ушло на то, чтобы справиться с пульсирующей головной болью, унять разноцветные искры, пляшущие перед глазами, и осознать, что меня не расщепило на полдороги где-нибудь в районе Будапешта, и я не словила смертоносный зелёный лучик «авады» в момент приземления.

А потом я увидела его. И зажала себе рот свободной рукой, чтобы не закричать. Я думала, что готова ко всему. Но вряд ли найдётся на земле женщина — если это, конечно, женщина, а не монстр в женском обличии — способная сохранить спокойствие, увидев своего мужчину лежащим с разорванным горлом в луже крови. Тамплиер застыл на спине в неестественной, изломанной агонией позе, бледное, словно восковое, лицо и приоткрытые глаза казались мёртвыми. Я заставила себя взглянуть на медальон — если он окрасился в чёрный цвет, всё кончено. Но нет! Он сильно потемнел за время моего путешествия, и продолжал темнеть на глазах, но пока оставался тёмно-красным. Значит, у нас ещё есть шанс. А посему — нельзя терять ни секунды, нужно покрепче зажать зубами свои эмоции — и действовать.

Три удара сердца — и я уже стояла на коленях рядом с распростёртым на полу другом. Мои губы тщетно попытались уловить хотя бы слабое дыхание, а пальцы — почувствовать тонкую ниточку пульса в обескровленном запястье. Но я продолжала свято верить медальону его матери. Быстро огляделась и прислушалась. Мы в каком-то давно пустующем помещении, кругом никого, ещё довольно светло — сказывается разница во времени, снаружи не доносится не единого звука. И, наконец, решившись, осторожно дотронулась до рваного края жуткой раны.

— Прости, любимый. Я должна знать, что произошло.

Быстро сменяя друг друга, мой мозг наполнили яркие образы, обрывки мыслей и эмоций.

Он был давно готов к смерти. Но знал — в интересах дела он должен оставаться в строю как можно дольше. И поэтому, когда Тёмный Лорд вызвал его сюда, в Визжащую хижину, заранее просчитал все его возможные ходы, и успел принять сыворотку, нейтрализующую действие яда Нагайны — любимой питомицы повелителя, и одновременно — его штатного палача. Он не очень верил, что это поможет, но обязан был учесть любой шанс. Как игрок в шахматной партии. Он чувствовал, как во время их разговора повелитель пытается сканировать его мозг, и, выставив мощный ментальный блок, вышел победителем из этого поединка. Он знал, что рядом, в двух шагах, прячется Поттер, и не выдал его ни единым жестом. А потом была короткая, бессмысленная и жестокая схватка с Нагайной. Я содрогнулась, ощутив прикосновения омерзительного чешуйчатого тела, сочащихся ядом зубов-кинжалов, и подивилась, как он мог даже в этой ситуации сохранять ясность ума. Рана слишком серьёзная, он истечёт кровью раньше, чем подействует противоядие. В одном из карманов мантии лежит пузырёк кроветвора, но дотянуться до него уже не хватает сил. Глупо! Он мог попросить Поттера и Грейнджер о помощи, но не стал унижаться и рисковать — они ведь считали его врагом, в их глазах не было сочувствия, только растерянность и страх. Предпочёл остаться учителем, поведать правду о себе и их общем деле. Потратил последние силы, извлекая из угасающего сознания чёткие и ясные образы. За долю секунды они пронеслись, наполняя собой всё моё существо — правильные, выхолощенные воспоминания, в которых не было меня. Только Лили Эванс.

Стиснув зубы от боли и несправедливости, я заставила себя вернуться в реальный мир. Нет, неправда! Я — была! И наша общая память — тоже! И как доказательство, из памяти вынырнуло моё собственное, самое лучшее и светлое воспоминание. Шестнадцатилетний парнишка в лучах заходящего солнца, одухотворённое лицо, чёрное пламя светящихся восторгом необыкновенных глаз, а в тонких пальцах — склянка с волшебной жидкостью, искрящейся всеми оттенками рубина. Кровь саламандры, мой подарок. Кровь… «Мы идеально подходим друг другу». Ну конечно! Теперь я знала, что делать.

Едва я вынула из кармана и увеличила шкаф с целебными зельями и медицинскими приспособлениями, в комнате, наконец, появилась моя верная домовуха.

— Ой, как же так, миссис Мерта…

Я прервала на полуслове её сердобольную тираду.

— Кики, помогай! Быстрее!

Вдвоём мы бережно переложили раненного на сотворённый из здешней рухляди топчан — она левитировала его, а я поддерживала голову и плечи. Чистую простыню я призвала посредством «акцио» из своего бывшего дома. Для себя соорудила что-то вроде лежанки, немного повыше, и небольшой столик, чтобы можно было положить руки. Разрезала палочкой рукава на наших мантиях. Верная Кики была наготове со жгутом, спиртом и пластырем. Я поёжилась, вскрывая герметичную упаковку: метод варварский, примитивный и очень опасный — что взять с магглов! Но выхода нет, медальон почти чёрный. Поднесла длинную иглу к локтевому сгибу своей левой руки:

— Дестината ферире!

Игла послушно вошла в вену. Это заклинание попадания в цель, не требующее применения волшебной палочки, изобрёл в своё время Северус, когда я осваивала это устройство. Тогда он ещё, помнится, ехидно его прокомментировал: «Для криворуких!». Как чувствовал, что пригодится. Увидев, как пластиковая трубка заполнилась моей кровью, я ощутила дурноту. Но, поборов слабость, заставила себя завершить процедуру — убедившись, что в трубке не осталось воздуха, при помощи того же заклинания ввела вторую иглу в еле заметную вену на правой руке возлюбленного — подальше от коварной Метки. Вспомнила, что мне было известно о последствиях укуса этой змеи. Когда около двух лет назад она напала на Артура Уизли, в Мунго долго не могли исцелить его раны — кровь не желала сворачиваться. Значит, остатки яда в жилах Северуса растворят любой тромб. Уже легче. Пока Кики закрепляла иглы, я отдала ей последние распоряжения:

— Сделай ему компресс с регенерирующим зельем. Приготовь для меня флаконы с кроветвором и нашатырь. И запечатай все входы и выходы в доме.

Мне оставалось только ждать, ритмично сжимая и разжимая пальцы левой руки, то напряжённо вглядываясь в неподвижное лицо с резко очерченными чертами, то пытаясь определить цвет медальона — казалось, что он продолжает медленно темнеть.

Теперь у меня была возможность осмотреться получше. Как и все жители Хогсмида, я видела Визжащую хижину только издали, не испытывая желания заглядывать внутрь, даже после того, как узнала её нехитрую тайну. Ничего особенного, обычная ветхая халупа. Значит, именно здесь очень давно, ещё до нашего знакомства, Тамплиер чуть не погиб от клыков оборотня. Именно здесь на него напали собственные ученики, а потом, оглушённого, бесцеремонно выволокли наружу и бросили в лесу. И вот теперь, как будто в насмешку, именно сюда его вызвал для последнего разговора благодарный повелитель. Очень хочется верить, что он ничего здесь не забыл и не надумает вернуться. В Хогвартсе ведь, как я поняла, идёт решающая битва… Но, кто бы объяснил, почему ничего не меняется? Может быть, я что-то не так сделала? Но нет, сама я кровь теряю: голова начинает кружиться, перед глазами появляются чёрные мушки. Рановато. Видимо, сказались перегрузки трансгрессии, да и сорок два года — это, увы, не двадцать два.

— Кики! Кроветвор!

Густая приторная жидкость с заметным привкусом мясного бульона глотается с трудом, но сразу приносит облегчение. Решила вспоминать эпизоды нашей общей жизни. Может быть, если я буду представлять его живым, это поможет. Ведь именно так мы колдуем в раннем детстве, когда у нас ещё нет волшебных палочек. Вспомнилось, как Северус сочинял загадку для желающих получить Философский камень. Сначала мы вместе выбирали какой-нибудь соответствующий ситуации напиток и остановились на вине из крапивы. А потом он решил облечь задачку в стихотворную форму, извёл кучу пергамента, моих и своих нервных клеток. Грозный профессор Снейп, сочиняющий стихи — это было ещё то зрелище, комичное и трогательное одновременно. Вспомнилось, как он ревновал всю школу к этому авантюристу Локхарту. «Ну как можно было приглашать на работу такого проходимца!» И как я ревновала его ко всем, начиная с Грейнджер, и кончая Тонкс. И как в прошлом году он возмущался, обнаружив, что Поттер заполучил его старый учебник и стал делать на уроках зельеварения блестящие успехи. А я пыталась его урезонить: «Чему ты удивляешься? Ты — отличный учитель. Беда в том, что на твоих уроках половина учеников впадает в ступор от страха, а другая половина пытается с тобой бороться! Когда им учиться, бедным?» Моргана, почему он не приходит в себя? Почему медальон не светлеет? Почему, тролль меня подери, у меня опять кружится голова?

— Кики! Кроветвор!

— Миссис Мерта, вам не кажется, что ваша магия не работает? Медальон чёрный.

-Что ты такое говоришь? Он красный! Это просто за окнами темнеет… Давай кроветвор, живо!

Снова — тошнотворный вкус зелья, снова временное облегчение. Наказание моё! Не захочешь меня вспоминать — не надо. Я отдам тебе медальон и уйду. Только очнись, пожалуйста! Я, конечно — не саламандра. Хотя… как знать. Некоторые считают их символом терпения. Я тоже постоянно жила в огне, который сама же и поддерживала. Не отвергай моего подарка, кровь, которую ты усердно мне портил на протяжении двадцати двух лет… Это — лучшее моё зелье, зелье двадцатилетней выдержки… Ох, что ж мне так плохо-то? Чёрных мушек всё больше, они постепенно заслоняют собой всё, откуда-то появилась и стремительно нарастает тупая боль в груди.

— Кики! Кроветвор!

— Нельзя, миссис Мерта. В третий раз — не подействовать.

Увы, она абсолютно права.

— Миссис Мерта, вам надо прекращать это. Мистер Сев не захотел вернуться. Вы ему ничем не помочь. Медальон чёрный.

— Нет, Кики! Вы, эльфы, наверное, цветов не различаете! Он — тёмно-красный!

— Хватит, миссис Мерта! — В огромных глазищах появились слёзы, эльфийка смахнула их зелёной ладошкой.

— Нет! Не хватит! Что ты вообще понимаешь!

— Неправда! Кики всё понимать! — голос у эльфийки неожиданно стал звонким. — Кики любить Добби, свободного эльфа, и теперь ждать от него малыша. Добби погиб, и Кики не было рядом, чтобы помочь. Кики завидует вам!

Бесхитростная история моей давней подруги заставила меня грустно улыбнуться непослушными губами. Я успела прошептать, почти не слыша своего голоса:

— Если у нас не получится, сожги наши тела вместе с домом.

— Кики всё сделать. Удачи, Госпожа.

Чернота перед моими глазами сомкнулась.

Подо мной были ступени винтовой лестницы, круто поднимающейся на верхнюю площадку Астрономической башни. Я откуда-то знала, что это именно она. Северус стоял у самого края этой площадки, его обычная чёрная мантия развевалась на сильном ветру. Он пристально смотрел вниз, без тени волнения или страха, а скорее — с любопытством исследователя. Там, вместо привычного хогвартского пейзажа переливался разноцветными волнами океан, безбрежный и бесформенный. Мой друг был уже готов спрыгнуть вниз, чтобы слиться с этим океаном, но, казалось, что-то его удерживало. И тут я поняла, что именно — еле заметная алая нить, которая протянулась от меня к нему. Нить становилась всё тоньше, и я сообразила, что должна успеть подняться наверх, прежде чем она исчезнет. Я хотела быстро взбежать по лестнице, но ноги подкосились и я упала. Мне осталось только ползти, сдирая ногти о ступени и беззвучно повторяя его имя.

А потом появилась она. Лили Эванс летела по воздуху, окружённая облаком золотого сияния, молодая и прекрасная, как в тот день, когда я увидела её впервые. Она пришла за своим верным паладином. Я понимала, что она легко обгонит меня и быстро достигнет вершины. И тогда Северуса уже ничто не удержит, он ринется за своей единственной святой навстречу смерти. Ужас утроил мои силы, и я вложила их в отчаянный крик:

— Стой, принцесса Эванс! Сначала ты убьёшь меня!

Ослепительное видение остановилось. На прекрасном лице отразился гнев:

— Да как ты смеешь? Я — не убийца. Я пришла забрать того, кто принадлежит мне по праву.

— Ты сама от него отказалась. Много лет назад.

— Это ничего не значит. Северус сделал свой выбор, когда вычеркнул тебя из своей памяти. Он всегда возвращался ко мне: и в день вашего знакомства, и в день смерти Дамблдора, когда он, рискуя жизнью, отправился в штаб Ордена за моей фотографией. У него был такой же патронус, как у меня — серебристая лань. Он семь лет хранил и защищал моего сына. Его последним желанием было — увидеть мои глаза на его лице. Что ты можешь этому противопоставить — жалкие плотские утехи? Что ты вообще можешь — бездарная торговка, к тому же, — она презрительно усмехнулась, — не блещущая красотой, склонная к полноте и далеко не первой молодости! Уйди с дороги! Возвращайся, спасай свою ничтожную жизнь!

Я поморщилась. Оказывается, даже святые становятся стервами, когда видят перед собой соперниц! Я много чего могла сказать. И что мой патронус — тоже лань, и теперь не понятно, кто на кого повлиял и кто любит сильнее. И что Северус стёр воспоминания обо мне, потому что почувствовал, как много я стала для него значить. Но вести подобный спор показалось мне недостойным, мелким и несвоевременным. Я лежала в пыли возле её ног и, наверное, выглядела беспомощной, нелепой и смешной. Но всё же я нашла в себе мужество ответить:

— Да, Эванс, я самая обычная женщина. И всё, что я могла — это двадцать два года быть рядом с любимым человеком. Принимать его со всеми ошибками и недостатками, стирать ему рубашки и врачевать его раны. Это, наверное, сущие пустяки. У меня никогда не было на него никаких прав. Но, клянусь тебе, я не покину ту проклятую хибару, пока не верну его в наш грешный мир. А если не получится — она станет нашей общей могилой. Та Лили, которая когда-то отдала свою жизнь во имя любви к сыну, смогла бы меня понять.

Сияющая красавица печально вздохнула, подлетела ко мне и взяла мою руку в свою. Я почувствовала необыкновенную лёгкость, и через секунду мы вместе скользили по воздуху. Она опустила меня на площадку Астрономической башни, соединила наши с Тамплиером руки и стала медленно терять очертания, превращаясь в золотистое облачко. Прежде, чем растаяло и оно, до нас донеслось:

— Будь по-твоему, Розмерта. Живите оба. Спасибо за сына, Северус. Последняя просьба — встреться с ним, когда всё закончится. Избавь от чувства вины, сам знаешь, как это больно.

К реальности меня вернула произнесённая совсем рядом язвительная фраза:

— А я думал, это ты — моя… спасительница. И теперь я… как честный… человек, должен жениться… на беременной домовухе.

Голос был слабый, хриплый, искажённый до неузнаваемости, но интонации — прежние, родные.

— Молчите уже, мистер Сев. Вам вредно разговаривать, особенно — болтать такую чушь!

Я разлепила веки. За окнами было совсем темно. В Хижине царил полумрак, видимо, Кики, побоялась зажечь яркий свет.

— Я вам не помешаю?

— О, миссис Мерта! Очнулись, наконец!

Северус полулежал на своём топчане и поправлял здоровье зельями из нашего арсенала, составив из них какой-то умопомрачительно пахнущий коктейль. Он тут же левитировал в мою сторону свой стакан, который я поймала трясущимися руками и осушила в три глотка, сразу же почувствовав мощный прилив сил. Пока я пила, он пристально на меня смотрел, и наконец, с расстановкой произнёс:

— Роз… Ты обещала… уехать.

— А я и уехала. А ты обещал всё забыть!

— А я и… забыл. — Ответил он в тон мне. — Постой, и вправду… как это? — Потом скосил глаза на использованную пластиковую трубку с двумя иглами, которая всё ещё валялась на столике. — Ну да, конечно… магия крови.

— А ты чего хотел? От меня не так легко избавиться! — И тут я взглянула на его левую руку с засученным рукавом. Вместо Чёрной Метки на ней красовался шрам в виде молнии. — Северус, что это?

— Тёмного Лорда… больше нет.

— Так ты теперь тоже — Мальчик-который-выжил?

— Язва… несчастная.

— Почему несчастная? Счастливая! Даже очень!

— Миссис Мерта, мистер Сев, да замолчите вы оба! Вам же вредно! Зачем вы тратить силы на разговор?

— И то верно! Кики, мы собираемся домой. Сев, если мы с Кики тебя поддержим, ты сможешь трансгрессировать?