Отряд Поттера (джен)

Ей было семь лет, когда по колдовскому радио передали, что война закончилась. В интонациях диктора слышалась неприкрытая радость, непривычно сочетающаяся с его хриплым, низким голосом. Тонкс плохо понимала, что такое война, но помнила страх на лицах родителей и боялась сама. Ее папа был самым спокойным человеком на свете, и если что-то его пугало, должно быть, думала она, это очень страшно. Поэтому, услышав новость по радио, она выбежала из своей комнаты на кухню и обняла мать.

— Война закончилась! — счастливо воскликнула Тонкс, чтобы мама улыбнулась.

— Да, дочка, — ответила Андромеда, приобняв ее в ответ одной рукой. В другой она сжимала газету. — Теперь все закончилось.

Тонкс подняла голову и увидела в ее глазах слезы. Они медленно стекали по щеке мамы, совсем близко от ее носа. Тонкс знала, как слезы неприятно щекочут лицо, поэтому протянула руку к маме, как делала она сама, когда Тонкс плакала.

— Все хорошо, — сказала мама и встала, отстранившись от дочери. — Обещаю, все будет хорошо.

Оставшись в одиночестве, Тонкс некоторое время с недоумением глядела матери вслед, а затем взяла со стола Ежедневный Пророк. Люди на колдографии, которой она коснулась, разбежались прочь от ее пальцев. С первой страницы на нее безумными глазами смотрел молодой мужчина, которого она не сразу узнала. Затем, присмотревшись, с удивлением подумала: что дядя Сириус в газетах делает? И почему он смеется?

Сириус часто смешил ее, когда приходил к ним в гости, подбрасывал ее вверх так высоко, что она почти касалась руками потолка. «Ты опять розовая!» — восклицал он, когда Тонкс, восторженно визжа, бросалась ему на шею.

Но человек, который смотрел на нее с серой страницы Ежедневного Пророка, мало походил на ее дядю Сириуса. Те же черты лица, те же волосы, но вот глаза... Тонкс, испугавшись, отбросила газету. Она умела читать, но не любила этого делать просто так, а лишь при необходимости, и эту необходимость в тот миг вытеснил страх.

Входная дверь хлопнула, заставив ее вздрогнуть. На кухню зашел папа.

— Дора, где мама? — спросил он. В руке он держал маленькую железную штуку, которая была у магглов чем-то вроде волшебной палочки. Пистолет, вспомнила Тонкс. Она как-то прикоснулась к нему и удивилась, какой он холодный. Совсем не как палочки.

— Она ушла, — ответила Тонкс. — Пап, а что дядя Сириус в газете делает?

Папа вздохнул и опустился на стул.

— Иди сюда, дорогая, я хочу тебе кое-что рассказать.

Тонкс осторожно подошла к отцу. Обычно он говорил таким тоном, когда она делала что-то плохое. Но папа, взяв дочь за руки, притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

— Все закончилось, дорогая, теперь не нужно прятаться в доме. Можно выходить на улицу, можно даже пойти в Косой Переулок, посмотреть на питомцев в магазине или пообедать в кафе мистера Фортескью.  

— Правда?

— Правда. Но, видишь ли, дорогая, у взрослых сложная жизнь, и иногда случается так, что вместе с хорошим приходит и плохое, и даже самые приятные новости не приносят радости. Сейчас с мамой случилось именно это, и мы должны ее поддержать. Дядя Сириус… мама меня осудит за то, что я тебе это рассказываю, но ты далеко не такая маленькая, как она хочет думать. Дядя Сириус оказался плохим человеком, Дора. Он совершил очень злые дела, и за это будет сидеть в тюрьме всю жизнь.

— Дядя Сириус — плохой? И его наказали?

— Да.

— Тогда почему мама плачет? Когда я делаю что-то плохое, она просто злится.

Папа улыбнулся, но Тонкс подумала, что ему все равно не весело.

— Ты бы никогда не сделала настолько плохих вещей, — ответил он. — Но дядя Сириус был единственным родственником мамы по линии ее семьи. Единственным, кого она любила. А когда любимые нами люди совершают злые дела, нам становится больно.

Тонкс стало неприятно от этих слов, но она все же не понимала.

— Тогда почему мне не больно? Я ведь тоже люблю дядю Сириуса.

— Еще будет, дочка. Просто это время еще не настало. Именно поэтому я тебе все рассказываю сейчас.

— Я не буду плакать, как мама. — Крепко зажмурившись, Тонкс сосредоточилась и изменила цвет своих волос. С каждым днем у нее получалось все лучше и лучше. — Вот видишь, я могу быть веселой, когда захочу, — сказала она.

Папа обнял ее.

Прошло одиннадцать лет, а ее волосы оставались такими же, как в тот день. Отец ошибался, ей не стало больно. Но все же, вопреки ожиданиям всех, она пошла в авроры.

* * *

— Ты неплохо держишься, — сказал ей один из старших авроров, Кингсли Шеклболт. Тонкс нравилось слушать его глубокий бас, от которого, казалось, может задрожать вода в стакане. — Следующий пункт дальше через двор и мост в северное крыло.

Тонкс закатила глаза.

— Да знаю я, куда идти. И как это я могу держаться плохо, если ничего не делаю?

Шеклболт покачал лысой головой, блестевшей в играющем свете факелов.

— Извини, — произнес он. — Я не должен говорить подобные вещи. Но все же я вижу, что несмотря на холод и расстилающийся здесь страх, ты не пользуешься помощью Защитника. Я видел, как он приходит по первому твоему зову. Но ты предпочитаешь незаметность, и это я не могу не одобрять.

Тонкс заметила, что Шеклболт сжал губы, словно хотел что-то сказать, но передумал. Этот странный человек с золотой серьгой в ухе всегда казался ей каким-то спокойно-печальным: он не улыбался даже когда шутил. Юмор у него, надо сказать, был несколько своеобразный.

— Когда врагов много, — ответила она, — лучше готовиться к встрече с самым опасным из них.

— В данном случае… согласен. — Шеклболт неторопливо осмотрелся, повернув голову из стороны в сторону. Такой был он весь: вальяжный, громоздкий и уютный, как старая антикварная софа. — Предупреди Долиша о своем присутствии заранее, сегодня он немного не в себе. Чуть школьника не ранил.

— Какого еще школьника?

— Второкурсника с Гриффиндора, Томаса. Устроил ему сюрприз в виде проклятия из-за угла, подумав, что пробегающий мимо мальчик — это Сириус Блэк. Хорошо, что паренек оказался крепок нервами и не стал, вопреки обыкновенной для его возраста реакции, докладывать обо всем своему декану. Не хотелось бы видеть профессора МакГонагалл в гневе. — Шеклболт вздохнул. — А теперь ступай, стажер.

«Как тесен этот мир», — подумала Тонкс.

— Слушаюсь и повинуюсь, мистер Шеклболт.

Она шла по коридорам и переходам, прислушиваясь к звукам ночи и оглядываясь по сторонам на каждом повороте. Вдалеке один раз проплыл призрак. Факелы, которые должны были загораться при приближении человека, теперь благодаря Дамблдору горели все время. Но Тонкс они только мешали: скрываться она умела отлично, и свет лишь мог помочь Сириусу засечь ее прежде, чем она его. Тонкс надеялась найти его раньше остальных. О том, что он сможет скрываться вечно, не могло быть и речи. Только не от Аластора Грюма.

И все же в том, что их прислали сюда, было что-то не так. Почему Хогвартс? Грюм проинструктировал их о том, что Блэк может охотиться за Гарри Поттером, но сказал это таким тоном, словно сам не очень в это верил. В чем смысл? Что ценного в обычном мальчике, какой бы славой он ни был овеян? Тонкс погрузилась в размышления, хотя понимала, что отвлекаться во время дежурства, а особенно столь важного — по меньшей мере опрометчиво. Сами-Знаете-Кто хотел убить Гарри, да, ходили слухи о том, что он искал Поттеров целенаправленно и очень настойчиво. И раз на охрану мальчика снарядили больше половины штата авроров и стаю дементоров Азкабана, видимо, своей цели Он не достиг. Но зачем его прислужнику искать Поттера, когда хозяина больше нет в живых? Неужели Гарри Поттер представлял опасность не только для Сами-Знаете-Кого, но и для… для всех Пожирателей Смерти?

Тонкс хмыкнула.

Или для всех плохих людей?

«Мальчик-артефакт, черт бы его побрал», — подумала она. Затем ей вспомнилась сегодняшняя встреча с Дином Томасом. Она хоть и не вглядывалась в младшеньких с тех пор, как пошла в четвертый курс и все они для нее стали безликой невыразительной массой, но все же видела этого парнишку раньше, и теперь поняла где. На одной из последних страниц спортивной колонки «Ежедневного Пророка», прошлым летом. Статья называлась «Гарри Поттер принес в Хогвартс маггловскую игру», и в ней была колдография, где на квиддичной площадке не кто иной, как мальчик, который выжил, пинал ногой белый мяч вместе с несколькими ровесниками. Одним из них был Дин Томас. Тонкс не запомнила бы его, если бы не одно обстоятельство: Томас на колдографии бегал в одних штанах. «Геракл», — усмехнулась она про себя, но где-то внутри клубок неясной, смутной тревоги не рассеялся. Она решила, что когда их пребывание в Хогвартсе завершится, первым делом пойдет к себе домой и начнет рисовать на стене схему со всеми личностями, вызывающими у нее подозрения, всеми неувязками и совпадениями, которые она заметила.

Внутренний двор представлял собой большую прямоугольную площадку, окруженную большим навесом, который поддерживался колоннами. Плющ покрыл значительную часть стен и крыши, но сейчас только начавшие покрываться зеленью стебли просматривались насквозь. Фонтан в центре двора журчал круглый год. Тонкс подняла палочку и нехотя отправила оповещающие чары. Все расположенные неподалеку аврорские палочки должны были отреагировать на это легкой вибрацией, но ей все равно показалось, будто во все стороны вокруг нее заклятие расползается, как противный шум, выдавая ее присутствие. Не услышав ответа, она двинулась под навесом вокруг двора, который был достаточно велик, чтобы чары не достигли его противоположного конца. Ухнувшая неподалеку сова заставила ее вздрогнуть, и Тонкс еле удержалась от того, чтобы выругаться вслух.

Еще мертвые стебли живучего плюща пересекали пол, уходя вниз, к обрыву, через который был перекинут мост, и когда под ее ногами раздался звонкий стук дерева о камень, Тонкс подумала, что это оставшаяся с прошлого года случайная ветка упала на землю. Но деревья были далеко в центре внутреннего двора, а живучий плющ никогда не засыхал полностью. Вопреки своим правилам, Тонкс нагнулась и прошептала:

— Люмос.

Перед ней лежала волшебная палочка.

Сглотнув, она повторила формулу оповещающих чар. Палочка задергалась на полу, словно в агонии. Не желая думать о том, что ее ждет, Тонкс прошла мимо моста до угла, где навес сворачивал обратно, к дверям замка, и обнаружила прислонившееся к колонне неподвижное тело. Долиш сидел, глядя вверх, но в свете палочки Тонкс не обнаружила в его открытых глазах того, что люди обычно называют «взглядом». Прикоснувшись к его шее, она ощутила мерный, спокойный пульс. Множество мыслей пронеслось у нее в голове, начиная от желания спросить старшего по званию коллегу, не пил ли он, или, быть может, замечтался или влюбился, и заканчивая недоумением по поводу того, что квалифицированный аврор просто так бросает свою палочку где попало. Но той же частью своего сознания, которая недавно возмущалась по поводу ее посторонних мыслей во время дежурства, Тонкс уже знала, что произошло. Она взмахнула палочкой, отправляя мистеру Грюму сигнал тревоги, и только после этого ей пришлось упереться рукой в стену, чтобы не упасть.

* * *

— Поцелуй, — сказал Грюм, и Тонкс подумала о том, что в ином, привычном для людей смысле он наверняка ни разу не использовал это слово в своей речи. — Где его палочка?

Тонкс молча указала в сторону, и Грюм заковылял туда.

— Как он допустил?.. — удивленно спросил Шеклболт. Его лицо походило на восковую маску. Он прибыл сразу вслед за Грюмом: его пост был ближайшим. Тонкс не знала, что на это отвечать, но ответа, по-видимому, и не ожидалось. Грюм вернулся, держа в вытянутой руке чужую палочку, и указал на нее своей. Из кончика палочки Долиша выплыло эфемерное облачко патронуса.

— Кингсли, зови некроманта, — велел Грюм.

— Он сейчас в отлучке, будет не сразу.

— На рассвете он должен быть здесь.

Шеклболт кивнул и удалился. Тонкс растерянно застыла на месте. Страх первых минут прошел, осталась лишь глухая пустота в голове, которая никак не хотела заполняться мыслями.

— Ему стало так страшно, что он выбросил палочку и попытался убежать? — спросила она. Грюм сердито фыркнул.

— Он был профессионалом.

— Он чуть не убил подростка сегодня, — возразила Тонкс, не зная, почему это делает. О мертвых говорят хорошо или молчат. Но ведь Долиш, строго говоря, не был мертвым.

— Вот именно, — пробормотал Грюм, словно это все объясняло.

— Это не мог быть Блэк?

— Вряд ли он умеет договариваться с дементорами.

— А как тогда он сбежал из Азкабана? Сами-Знаете-Кто мог общаться с дементорами, кто знает, кого он успел этому обучить?

Грюм покачал головой.

— Тогда почему Блэк просидел за решеткой столько лет, если мог вежливо попросить страж Азкабана его выпустить?

— Ждал, когда Гарри Поттер приедет в Хогвартс и лишится защиты, которую ему обеспечил Дамблдор.

— Я был там, — твердо сказал Грюм. — Я слышал Блэка. Он кричал и барахтался во сне, у него нет защиты от дементоров.

Тонкс не сдавалась.

— Он мог притворяться…

— Камеры не посещаются месяцами, он не знал, что я рядом. Хватит, — сказал Грюм. — Тебя смущает и пугает произошедшее, но поиск виновного необходим не для того, чтобы успокоить свою разбередившуюся душу и снять с себя тяжесть вины. — Хриплый, каркающий голос врезался ей в уши, как крик мандрагоры. — Аврора Долиша больше нет, прими это. Мы найдем виновных и накажем их, и дементора, который это сделал, я когда-нибудь посажу в клетку, полную вечного адского пламени, удостоверившись, что остальные поганые создания знали имя и облик того, кто обрек одного из них на такое наказание. И пока я буду жив, эти твари будут бояться, если они вообще знают, что это такое. У меня в руках ключи от множества таких клеток.

«Тяжесть вины», — сказал он, и она его услышала.

— Тогда чем это отличается… — начала Тонкс, но Грюм не дал ей договорить.

— Тем, что это не гнев, вопреки твоему впечатлению обо мне, — жестко оборвал он. Его волшебный глаз уставился на нее, но страшнее был маленький, черный, в котором нельзя было ничего прочитать из-за темноты. — Это необходимость. Иди в гостевые комнаты, стажер Тонкс. На сегодняшнюю ночь я освобождаю тебя от дежурства.

— Я не…

— Иди.

Повернувшись, она быстрым шагом направилась в замок, и волшебная палочка в руке казалась ей бесполезной деревяшкой. От чувства, что все направлявшие ее мотивы оказались открыты для других людей, становилось тошно и обидно. Ей захотелось плакать, как маленькой девочке. Ну не дура ли? «А ты чего ждала?» — спросила она сама себя, но внятного ответа не смогла придумать. Утешало лишь то, что до сих пор осведомленность о ее эмоциональном интересе показали лишь Шеклболт и Грюм — люди, несмотря на всю свою странность, хорошие. По-настоящему хорошие. Правда, иногда слишком странные.

Тонкс знала, что Грюм считает ее своей любимицей. Он этого и не скрывал.

Пара слез все же стекла у нее по щеке: те, что копились и вырвались наружу, как только она расслабилась. Но такие ведь не считаются за настоящие? Они просто появляются сами по себе, хотя их никто не звал.

Поднявшись на первый уровень лестниц, Тонкс остановилась, подумала секунду и спустилась обратно. По знакомой, топтаной тысячи раз дороге ноги несли ее сами, она лишь дала им волю.

Она прошла мимо бочек и натюрморта, по слухам, нарисованного самой Хельгой.

— Я не знаю пароля, — заявила Тонкс. — Но очень хочу пройти внутрь.

— Тогда позвольте спросить, — раздался тонкий голосок. — Что вы делаете в столь поздний час вне уютной спальни, юная леди?

— Я не ученица. Больше не ученица, — поправилась она. — Но ты ведь меня помнишь, да?

— Гриффиндор глуп и прямолинеен, к тому же носит безвкусные розовые платья и безуспешно пытается научиться петь. Слизерин холоден и мрачен, да непробЫиваемо упрям, как помесь осла и голема, дабы такой мог существовать. Равенкло безлика и грозна, как орел, но вот пугаются только трусливые зайцы. — Послышалось хихиканье. — И никто из них не помнит свое чадо. Но Хаффлпафф знает, Хаффлпафф всех помнит.

Из-за нарисованной вазы с цветами выглянула острая мордочка, увенчанная копной рыжих волос, на фоне которых все Уизли показались бы вполне себе сносными блондинами.

— Привет, лепрекон, — сказала Тонкс. — Хаффлпафф ведь помнит меня?

— Я же только что сказал!.. Да, да, ты лишь вчера нас покинула. Но я предупрежден, о, да, предупрежден. Наследник Основателей приходил и предупреждал меня, что кто-то может выдавать себя за кого-то, и я тебе ничуть не доверяю.

— Наследник Основателей? — удивленно спросила Тонкс и вздохнула. — Ты, должно быть, имеешь в виду директора.

— Да, да, директор, наследовавший школу, кто же еще. Он поведал мне о хитрости волшебников и о страшных временах. Под твоей личиной может быть кто угодно.

Тонкс отрастила себе кошачьи усы и острые уши.

— А под такой личиной?

Лепрекон нахмурился, и его маленькие черные глазки смешно сощурились.

— Ладно, проходи.

Гостиная была пуста. «Еще бы, — подумала Тонкс, посмотрев на часы. — Два часа ночи». Стены изгибались, чем-то напоминая контуры застывшей волны, и блестели, обитые светлым деревом. Слабо горевший камин еле освещал изображение Хельги на противоположной стене, ярко выделялась лишь крепко зажатая в ее руках золотая, украшенная драгоценностями чаша. Она отражала свет и металлически сверкала, будто была настоящей, а не нарисованной.

Сердце Тонкс забилось спокойнее. Она сняла ботинки, залезла с ногами на мягкий диван и, закутавшись в висевший на подлокотнике плед, закрыла глаза. Сон приходить не хотел, но, окруженная знакомой атмосферой родной гостиной, через полчаса Тонкс заснула. Она была дома.

* * *

Открыв глаза, Тонкс наткнулась взглядом на маленькие окна гостиной факультета Хаффлпафф. Они были проделаны у самой земли, и так как гостиная расположена на первом этаже, за окнами можно было увидеть землю и редкую молодую траву. Внутрь уже пробивался слабый солнечный свет. Тонкс пару раз моргнула и посмотрела на часы. Половина шестого утра.

Поежившись от холода, она бросила взгляд на камин и ахнула. Почерневшие остатки дров были покрыты тонкой коркой инея.

От смутных, неясных снов, пришедших к ней за неполные три часа сна, в груди скопилась противная тяжесть. Тонкс помнила только черные, извивающиеся тени, которые теперь, при свете дня, потеряли весь свой зловещий смысл. Скинув с себя плед, она обулась и покинула гостиную.

Шеклболт в одиночестве торчал в вестибюле, его фиолетовая мантия казалась какой-то помятой.

— Доброе утро, — спокойно произнес он, увидев ее, и Тонкс подумала, что даже если из царства смерти на поверхность выползут все чудовища ада, Шеклболт не забудет про этикет.

— Некромант пришел?

— Как раз жду.

Тонкс сглотнула. События прошлой ночи нахлынули на нее, как ледяной душ.

— Куда отправили Долиша?

— В Мунго. На четвертый этаж.

— Родным сообщили?

— Грюм связался с ними по камину.

Она представила себе, что случится с ее матерью, если когда-нибудь Грозный Глаз с мрачным видом появится у них в камине. Нет, лучше об этом не думать.

— Его будут держать в больнице?

Шеклболт неотрывно смотрел в запертые двери, будто пытался увидеть за ними что-то важное. Левой рукой он перебирал свое экзотическое ожерелье.

— Нет. Долиш давал согласие на принудительную смерть в случае поцелуя, персидской комы, пыточного безумия и прочих неисправимых происшествий.

— Пыточного безумия? — переспросила Тонкс.

— Его добавили после Лонгботтомов.

Она опустила взгляд. Отвратительное название для отвратительной судьбы.

— Где… откуда мне начать дежурство? Грюм дал мне отгул на ночь, и я…

— Он у входа в гостиную Гриффиндора. Иди и спроси.

Позади них на лестнице послышался мерный стук.

— Я уже здесь, — сказал Грюм, спускаясь по ступенькам вниз. Учитывая протез, делал он это довольно изящно.

— А как же Поттер?

— Филиус согласился подменить меня.

— Он преподаватель, а не аврор. — В голосе Шеклболта прозвучал упрек.

— Он сражался со мной плечом к плечу еще в те времена, когда ты в школе учился. И он ничуть не хуже меня может защитить Поттера, если не лучше.

— Аластор, ты же знаешь, что дело не в этом. Неправильно оставлять гражданское лицо…

— Ты тоже знаешь, что правила для меня не писаны, Кингсли. Так ведь про меня говорят? Так прими это, тебе недолго осталось терпеть. Филиус когда-то скрестил палочки с Гриндевальдом и остался в живых, Блэку его не одолеть. Где некромант?

«Что значит — недолго осталось?» — подумала Тонкс, но промолчала.

— Уже идет, — сказал Шеклболт. — Если бы директор Дамблдор послал за ним своего феникса, было бы гораздо быстрее. Никто не знает, сколь долго хранит дементор память о содеянном.

— Феникс еще мал. В любом случае, посылать его за некромантом слишком рискованно.

Створчатые двери бесшумно открылись, и в вестибюль ворвался еще один пучок солнечных лучей. Несколько секунд, пока ее глаза не привыкли к яркому свету, Тонкс видела лишь худой темный силуэт. Некромант посмотрел на них и, развернувшись, молча ушел прочь. Грюм и Шеклболт двинулись следом, и Тонкс отправилась с ними.

Они прошли во внутренний двор (для этого им пришлось обогнуть половину замка), и Тонкс все время порывалась заговорить, но каждый раз смущенно умолкала. Некромант остановился там, где она нашла Долиша, и повернулся к Грюму, когда они его нагнали.

— Здесь? — почти неслышным шепотом спросил он.

— Да.

Кивнув, некромант закрыл глаза. Некоторое время — достаточно, чтобы Тонкс вновь захотелось нарушить тишину, — он стоял неподвижно, а затем его пальцы задергались, словно их скручивала невидимая сила. Мелкая дрожь прошла по телу некроманта, черные татуировки проступили сильнее, отчего создалось неприятное ощущение, словно они уходят вглубь его черепа, словно вдавленные печатным прессом.

Поднялся зыбкий туман, рассеявший солнечный свет. Стало холодно, и Тонкс поежилась. Шеклболт достал палочку (Грюм ее и не убирал), и она последовала их примеру. За пределами внутреннего двора поверхность круто уходила вниз, к долине и озеру, и именно оттуда появился дементор. Тонкс хотела призвать патронуса, но Шеклболт аккуратно удержал ее руку и покачал головой.

Некромант, казалось, врос в каменные плиты. Его длинная черная мантия, которая волочилась по земле при ходьбе, висела на нем неподвижно, несмотря на легкий холодный ветер, черты худого лица заострились, бледная лысая голова резко контрастировала с нацарапанными на черепе символами. От страха и отвращения Тонкс почувствовала тошноту.

«…Эй, Нимфа, покажи нам Селестину Уорбек. Или нет, лучше сделайся блондинкой, а?..»

«…Говорят, ты хочешь пойти в авроры, Тонкс? Все равно тебе не удастся перебить запах своей поганой блэковской крови…»

«…Когда любимые нами люди совершают злые дела, нам становится больно…»

Дементор ушел, и Тонкс очнулась. Ей показалось, что она спала несколько часов, что ей снились кошмары, но Шеклболт, Грюм и некромант стояли на своих местах, и только черная дыра в том месте, где в воздухе висел дементор, заполнилась пространством.

Некромант повернулся к ним. Символы на его коже медленно превращались в обыкновенные татуировки. Тонкс быстро вытерла слезу, чтобы никто не заметил.

— Что? — спросил Грюм.

— Это не они, — ответил некромант. Голос у него был на удивление звонкий и чистый. Тонкс, которой он наедине не сказал ни слова, ожидала хриплого баса с загадочными нотками.

— Что значит «не они»?

— Дементоры в курсе, что произошло изъятие души из живого человека, но утверждают, что ни один из них этой ночью ее не получил. — Должно быть, увидев недоверие на их лицах, он добавил: — Дементоры не лгут. Ложь придумали люди, дементорам она незнакома.

— Тогда что произошло? — спросил Шеклболт. Некромант резко, как птица, перевел взгляд на него.

— Вы мне платите, чтобы я вступал в контакт с дементорами. Я не аврор. Если на этом все, меня ждут дела.

По неподвижному лицу Грюма ничего нельзя было прочитать.

— Ты свободен, — сказал он.

— Благодарю. — Некромант прошел мимо них, окатив Тонкс порывом холода. — Если это может вам помочь… — добавил он, остановившись. — Я не знаю точно, с дементорами ни в чем нельзя быть уверенным, но…

— Но что?

— Нет сомнений, что это сделали не они. И… их эмоции не такие, как у людей, слов для их определения в человеческих языках не существует. Но если подбирать самый близкий термин, я бы сказал, что от дементора веяло злорадством.

— Серьезно? — выпалила Тонкс саркастически. Некромант иронии не уловил:

— Да, — ответил он. — Он словно не был уверен в своих ощущениях, но произошедшее показалось ему знакомым.

— Тогда выпытай у него подробности! — рявкнул Грюм. Если некромант и испугался, то не подал вида.

— Я попытался. Я ему угрожал.

— И что?

— Он сказал: убей меня.

Махнув плащом, некромант покинул внутренний двор. Грюм смотрел ему вслед, и его губа дрожала от гнева. Впрочем, могло оказаться, что это мышечный спазм, оставшийся после какого-нибудь проклятия.

— Кто он вообще такой? — спросила Тонкс, чтобы нарушить тишину. — Акцента нет, но и на выпускника Хогвартса не очень похож.

— Это Джеральд Селвин-младший, — ответил Шеклболт.

— У Селвина есть сын? Я думала, его жена умерла бездетной.

— Она умерла при родах. Редкое и оттого особо печальное явление в волшебном мире.

— А где учился Джеральд-младший? Наверное, в Дурмстранге?

— Нет. Ходили слухи о Махоутокоро, но я не уверен. В любом случае, где-то в Азии.

— Экспекто Патронум, — пробормотал Грюм, прервав их разговор. Белоснежный медведь размытым пятном унесся в сторону замка. — Кингсли, свяжись с Руфусом и передай ему все, что мы услышали от некроманта. Пусть он даст официальную отмашку в Отдел Тайн, да так, чтобы об этом сразу же прознало высшее руководство. Подробности не важны, с Боудом я поговорю лично.

— Все понял.

— Если здесь появится Рита Скитер, разрешаю применять против нее все известные тебе заклятия, а ответственность беру на себя.

Шеклболт торопливо зашагал в Хогвартс, и Грюм, кряхтя от спешки, последовал за ним. Тонкс осталась в одиночестве.

— Откуда мне начать дежурство? — окликнула она Грюма.

— Откуда хочешь, — ответил он. — Это уже не имеет никакого значения.