Гарри Поттер и Рубиновый Королек (гет)

– Мисс Уизли, подождите!

Люциус Малфой догнал Алису уже на полпути к гриффиндорской башне. Драко сказал, что хочет побыть один. Ну что ж, она не возражала.

– Ну что еще? – сказать, что она была усталая как черт, было бы приуменьшением.

– Мне нужно с вами поговорить!

Она усмехнулась. «Начинается…»

– Я хотел бы, чтобы вы знали, что не считаю вас и моего сына хорошей парой…

– Это не вам решать! – перебила Алиса. Все-таки Люций всегда в своем репертуаре.

– Да, возможно… Но мне думается, что, несмотря на это, вы не отступитесь от своего, верно?

– Какой вы догадливый! – обрадовалась Алиса. – Абсолютно верно! Та-дам!

– Так значит, я думаю правильно… Как бы то ни было, вы должны знать, что Драко грозят большие неприятности за подобный каприз.

– Я учту это.

Она начала раздражаться, что само по себе было дурным знаком. «Спокойно, Алиса, спокойно! Ну и что, что он тебе не нравится?»

– Как вы считаете, есть ли выход из положения, устраивающий обе стороны?

– Три стороны, мистер Малфой. Не забывайте, что есть еще и Драко!

– Да, разумеется…

«Ну, рожай уже быстрее! Я, между прочим, не нанималась твои экивоки выслушивать!»

– Я предлагаю вам сделку! – в лоб сказал Люциус, внутренне уже приготовившись к яростному блеску в глазах и гордому гриффиндорскому: «Не все делается за деньги!»

Но «Джинни» удивила его.

– Давно пора! – обрадовано затрясла она его руку. – Как вы предпочитаете: налом, безналом или натурой?

– Что вы имеете в виду?! – пораженно спросил мистер Малфой. Он, вообще-то, хотел предложить ей деньги, чтоб она отстала от его сына.

– Как что?! Рубины, естественно!

– Постойте, так они действительно ваши?

– Конечно! А могут стать и вашими…

– С этого места поподробнее…

Малфой, тем временем, кропал при скудном свете единственной свечи предсмертное письмо к Джинни («Ну что хорошего можно написать при лучине? Ну, разве что «Евгения Онегина», но диссертацию же не напишешь!»). Он прекрасно знал, какое наказание за непослушание последует. Прочитал это во взгляде отца. Если он доживет до пасхальных каникул, это будет чудом!

«Дорогая Джинни…»

Нет, слишком официозно, как будто пишешь письмо двоюродной бабушке, которую ни разу в жизни не видел. А если так:

«Милая Джинни,

Я знаю, что если ты читаешь это письмо, то меня наверняка нет вместе с тобой. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря ни на что, мне было хорошо вместе с тобой…»

(Расчувствовалась, аж слезу уронила!)

Драко раздраженно скомкал пергамент. Теперь слишком слезливо! Он схватил маггловскую ручку и написал на обрывке оберточной бумаги:

«Не поминай лихом, Джин!»

Эту бумаженцию он спалил на тоненьком огоньке от свечи. Такое ощущение, что это писала Корэл!

Тем временем Джинни (настоящая, присланная сюда Алисой) в мантии-невидимке стояла перед портретом Кровавого Барона, закрывавшим вход в гостиную Слизерина. Она уже почти отчаялась попасть внутрь, как Судьба послала ей «благую вестницу». Пенси Паркинсон! Честное слово, если бы ей так не хотелось ее убить, Джин бы ее сейчас же расцеловала. Но вместо этого она покрепче сжала зубы и прошмыгнула вслед за ней в открывшийся проем.

Там, доверившись внутреннему инстинкту, она пошла за ней и дальше. И интуиция ее не обманула! Первым же делом Пенси пошла к двери спальни Драко. Там она тоскливо постояла под дверью, время от времени «томно вздыхая» и дергая дверную ручку, но, заслышав в коридоре возбужденное сопение, Малфой палочкой запечатал дверь на два заклятия. Она помаялась еще немного и ушла. Джинни поняла, что ей в эту дверь.

Дождавшись, пока поблизости никого не будет, она подошла к ней и шепнула в замочную скважину (неизвестно, как она здесь оказалась, в любом случае, ключей от нее не было и в помине):

– Драко… Это я. Открой.

Дверь слишком поспешно распахнулась, едва не припечатав девушку к стенке. Драко ошеломленно уставился на пустой коридор.

– Джинни? – недоверчиво спросил он.

Она скинула мантию-невидимку. Драко облегченно выдохнул.

– Джинни, тебе не следовало сюда приходить…

– Я знаю! – Джинни быстро вошла в его комнату и закрыла за собой дверь. Малфой оторопел.

– Ты что, с ума сошла? Какого…

– Мы все сделали!

– Кто «мы»?

– Мы – это я и… – Джинни замялась. – Алиса.

– КОРЭЛ?!

– Ну, вроде это ее фамилия… Не злись, мы хотели как лучше! А ее план и вправду удался, хотя и не так, как мы ожидали. Ты нам очень помог.

– Я? ВАМ???

– Да… Ты смог сказать своему отцу то, что давно следовало. А остальное доделала Алиса.

– Джинни, – устало сказал Малфой, – я, конечно, благодарен вам за то, что вы хотели мне помочь, но, боюсь, это были пустые хлопоты. Вы не знаете моего отца…

– Алиса с ним уже познакомилась. Я не знаю подробностей, но она о нем отзывалась как о «сговорчивом малом». Брр! – ее передернуло. – Лично мне он запомнился…

– Ты ему запомнилась хамкой и грубиянкой, – усмехнулся Малфой. – Что на тебя нашло?

– Да это не я была, это Алиса! Ой…

Малфой сначала побледнел, потом позеленел и, наконец, посинел.

– Элис Корэл… Была в твоем теле?! О боже…

– Надеюсь, ты ничего лишнего с ней себе не позволял? – нахмурилась Джинни.

– Надеюсь, нет…

– Алиса договорилась с твоим отцом. Больше тебя трогать не будут. «Я» ему запомнилась «отлично воспитанной, чистокровной и состоятельной барышней, которая вполне сойдет за невесту Драко Малфоя». Правда, стоило это…

– А как же Пенси? – саркастично поинтересовался Малфой, не верящий в такую удачу.

– А кто такая «Пенси»? – лукаво спросила Джинни у него.

14 февраля… Если вы еще никогда не бегали по магазинам в три часа ночи в поисках последней коробки заветревшихся шоколадных сердечек, чудом уцелевших с прошлого года, если вам не знакома лихорадка, с которой влюбленные и не очень парни и девушки вымучивают из себя стихотворения любимым (а чаще просто ищут их по книжкам в шкафах своих родителей или, на худой конец, в инете), если у вас еще не рябило в глазах от пестрой раскраски валентинок, чей колер находится в пределах от темно-фиолетового до дико-оранжевого… Если вы никогда очумело не переспрашивали: «А что, разве День Всех Влюбленных СЕГОДНЯ?!», то вы не поймете, что значит День Святого Валентина.

Естественно, что в первую очередь этот день касается подростков, которые влюбились так недавно, а любить красиво не научились вовсе. Таким вьюношам и девушкам Валентинов День просто необходим! Взрослые относятся к нему гораздо более спокойно, но из-за обилия в воздухе купидонов нередко даже сердце самого черствого сухаря (вроде Филча) в этот день вдруг встрепенется и возжелает чего-то эдакого, чего и словами выразить нельзя… Одни буквы и все непечатные!

Так что вполне закономерно, что накануне 14 февраля на Хогвартс опустилась традиционная предпраздничная лихорадка. Почтовые совы измученно ухали, доставляя центнерами заказы из «Серебряной Нити», из «Сладкого Королевства», из «Украшений Милборна», из всех магазинов Косого переулка (включая аптеку и лавочки Лютого переулка) и даже из похоронной конторы фрейлейн дер Тодт. Все изгалялись, кто как мог, пытаясь удивить своего возлюбленного (возлюбленную) необычным подарком.

Алиса, не в силах больше видеть этого безобразия, заперлась в ванной и пела там громким голосом, дабы заглушить визги Парвати и Лаванды, которые бегали туда каждые пять минут (по-маленькому…):

«Расцветали веники в подвале!

Поплыли туманы над рекой…

Выходила на берег Корова

На высоких тонких каблуках.

Выходила, песню замычала

Про крутого белого быка,

Про того, кого так обожала,

Про того, чьи рожки берегла!

Ой ты, песня, песенка коровья,

Ты лети за ярким солнцем вслед,

И быку на дальнем Подмосковье

От Буренки передай привет!

Пусть он вспомнит телочку простую,

Пусть услышит, как она мычит!

Пусть он травку сбережет родную,

А телят корова защитит!

Отцветали веники в подвале,

Ветер сдул туманы над рекой.

Уходила с берега корова,

Уводила стадо за собой!..»

Лаванда и Парвати скрипели зубами, купидоны (гномы, неизвестно как снова набившиеся разносить валентинки) умильно аплодировали ей ушками. Но выходить из ванной Королек отказывалась наотрез.

Рон был готов повеситься, так как везде, куда бы он ни шел, он натыкался на целующихся Джинни и Малфоя. Сначала он орал и пытался задушить Драко, потом он грозился написать матери о любовных интрижках Джинни, но потом он почти смирился, и лишь пальчики его помимо воли сжимались в кулачки. В очередной раз нарвавшись на эту парочку, он не выдержал:

– Да вы, что, караулите меня что ли?! – взвился он. Джинни недовольно оторвалась от губ Драко, который смотрел на ее брата с прежней неприязнью.

– Рон, больше смахивает на то, что это ты крадешься за нами по пятам! Честное слово, в последний месяц нам ни разу не удалось остаться наедине больше, чем на пятнадцать минут!

– Пятнадцати минут вполне довольно, юная леди! – Рон с ужасом почувствовал, что начинает говорить, как его мать.

– Ага. Поцеловаться и разбежаться! Рон, если ты думаешь, что из-за твоей постоянной слежки за моим поведением я буду тебя слушаться, то держи карман шире! Мне уже почти шестнадцать!

– Тебе всего пятнадцать, а он вряд ли имеет к тебе какие-то чувства!

– Слушай, Уизли, – лениво протянул Малфой, – Если ты сейчас намекаешь на мою непорядочность, то можешь сразу ложиться на пол и изображать глубокий обморок!

– «Непорядочность»?! Да я еще очень мягко выразился, щадя чувства своей сестры!

– Рон, в первую очередь я не твоя сестра, а девушка! – Джинни почти кричала. – И, если ты еще не понял, девушка Драко Малфоя! И все к этому уже давно привыкли!

– Тебе не стыдно?.. Ты же предаешь свой факультет! Братаешься с врагом! А ведь скоро матч…

– Во-первых, я с ним не братаюсь, я с ним гуляю, – Джинни схватила еще один поцелуй от слизеринца, чья рука, лежащая у нее на талии, похоже больше всего бесила Рона. – А во-вторых, на матче это никак не отразится. Я буду играть в полную силу!

– Я тоже, – Малфой сверкнул глазами, но смотрел он при этом на Рона. Тот побагровел.

– А, идите вы все к черту! – бросил он злобно и метеоритом унесся на Зелья (так на Зелья не спешил еще не один гриффиндорец!).

Джинни успокаивающе провела рукой по щеке Малфоя, который с ненавистью смотрел ему вслед.

– Не обращай внимания… Он просто злится, из-за того, что у него с Полумной что-то не ладится. В конце концов, он привыкнет. Гарри же привык…

– Что не помешало ему и его чокнутой русской подружке на той неделе подмешать в кубки мне и еще пятерым слизеринцам Зелья Помешательства…

– У нее специфическое чувство юмора. Как она выражается «если у меня крыша в свободном полете, это не означает, что другие не могут к ней присоединиться».

– Меня эти афоризмы от Гриффиндорской принцессы уже достали. Давай не будем о ней, а то мы поссоримся.

– Окей. Главное, чтобы ты не начал представлять меня своим слизеринским дружкам, а то этого моя нежная и чувствительная гриффиндорская натура не переживет точно!

Гермиона в тот вечер спешила на дополнительные занятия по зельям с даже не скрываемой ухмылкой. Порой она принималась неприлично хихикать чему-то своему, и тогда проходившие мимо в изумлении оборачивались на старосту Гриффиндора (а некоторые крутили пальцем у виска. Мол, смех без причины…).

Впрочем, повод для такого смеха был. Когда она подходила к кабинету, его двери вдруг распахнулись, и оттуда кубарем вылетел Гном, одетый только в золотистые крылышки и колчан со стрелами, вдвое больший его самого. Вдогонку ему летели:

Жаба Тревор (опять ускакала от Невилла! Чем же он ее так достал?);

Один тапок (в виде кролика);

Что-то из ингредиентов для зелий;

Заварочный чайник;

Мишка «Снейпи».

Надо сказать, гном неплохо уворачивался. Тапок, к примеру, он поймал в воздухе зубами и тотчас порвал, как Тузик грелку. Но мишка, набитый опилками и железной стружкой, припечатал его прямо в ухо (Точное попадание! Снейпу бы гандболом заниматься…).

Вслед за ним из кабинета вылетел профессор Снейп собственным персонажем. Его глаза смотрели на «купидона», как Василиск на магглов, бледное лицо пошло пятнами, а изо рта вырывалась такая ругань, что Алиса в Гриффиндорской башне прекратила петь и заслушалась…

Тут он заметил Гермиону. Гном, пользуясь случаем, испарился («Я таю, та-аю!..»).

– Вы… – он бешено вращал глазами, но приличных слов не находилось. – Вы…

– А что такое? Я только что подошла! – невозмутимо ответствовала Гермиона, но смешинки в ее глазах выдавали ее с головой и шнурками.

– Как вы… Как вам пришло в голову послать мне ЭТО?!?!

– Полная импровизация. Мне случайно на глаза попалось это восхитительное существо, и я решила поделиться с вами радостью его лицезрения…

– Мисс Грейнджер, – начал Снейп обманчиво мягким голосом. – Вы сошли с ума?

– Сегодня весь Хогвартс сошел с ума! – парировала Гермиона.

Северус в который раз пожалел, что не стер ей память окончательно, с момента рождения… нет, лучше уж сразу с зачатия! Хотя мысль эта была вполне привычная и несерьезная. Ему нравилось говорить с этой дерзкой девчонкой на равных. Но, надо признать, иногда она забывалась… Но, с другой стороны, как можно серьезно относиться к человеку, когда узнаешь его с ТАКОЙ стороны?

Весь вечер Снейп то и дело отлучался из-за резко возросшего количества несчастных случаев. Один мальчик, например, решив сделать признание Ханне Аббот, решил влезть на карниз напротив ее окна. Горе-альпинист не удержался и, проехав с десяток метров по заснеженным подоконникам, застрял около окна Полумны Лавгуд, которая сквозь покрытое зимними узорами окно приняла его за снежного человека и завопила на всю Когтевранскую башню…

Все это время Гермиона готовила Ранозаживляющее зелье, периодически сверяясь с инструкцией. Возникший все-таки под конец Снейп придирчиво осмотрел ее работу.

– Неплохо, неплохо… Вы делаете успехи… – пробормотал он рассеяно.

У Герм округлились глаза. Он впервые сказал это вслух! Где-то кто-то сдох…

– Но его можно улучшить, – запинаясь, добавила она. – Я уже говорила вам об этом там…

Он посмотрел ей в глаза несколько долей секунды и отвернулся.

– Да, – неохотно признал он. – Я проверил вашу теорию и могу вам сказать, что она работает…

Вдруг он резко повернулся к ней. Гермиона внутренне замерла. Все как тогда… Вот сейчас он скажет «Спокойной ночи, мисс Грейнджер!»…

– Спокойной ночи, мисс Грейнджер! – Снейп, поколебавшись с секунду, аккуратно обогнул девушку и открыл за ее спиной дверь.

Гермиона через силу улыбнулась и ответила:

– Спокойной ночи, профессор Снейп!

Девушка подхватила свою сумку и с высоко поднятой головой прошла мимо Северуса.

Но лишь для того, чтобы в коридоре закусить губу и смахнуть непрошеную слезинку…