Сплетница (гет)

«За краем Вечности, беспечности, конечности пурги.

Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз.

Мы не проснемся, не вернемся — ни друг к другу, ни к другим

С обратной стороны зеркального стекла...»

Мельница — Прощай

Как просто начать с чистого листа и как сложно продолжать новый путь.

Ты будто обнуляешься, идешь дальше, но по прошествии дней все возвращается — тревога, сомнения, незнание. А как быть дальше? Как дальше жить? Как вставать по утрам без сомнений?

С этими мыслями Панси просыпалась каждое утро. Просыпалась, смотрела на Поттера и пыталась найти во всем смысл. С Поттером получалось легче, чем летом без него. Пыль кружилась над его головой в свете утреннего солнца и все казалось реальным, но потом приходило осознание — это она, Паркинсон, которая носит на предплечье метку Темного Лорда, которая ее медленно убивает и, скорее всего, убьет. Нет сейчас тех волшебников и волшебниц, которые могли бы ей помочь.

Потом все было трудно — даже дышать, смотреть на мир словно невидящими глазами. Панси вдыхала, но не выдыхала.

На Гриммо было по-настоящему как дома на чердаке — ее детском убежище для игр. Все захламлено, вокруг пыль, брюзжащий домовой эльф. Почти как дома, но никто не видит, никто не осуждает, никто не следит. Вокруг только Поттер, слоняющийся без дела, и эльф, которого явно уже ударил Альцгеймер (если эта болезнь, конечно, воздействует на домовых эльфов), который выдумывал себе бесконечно важные дела. Трое сумасшедших в одной лодке. На чердаке она была одинока, а здесь хотя бы компания веселая.

У Панси хватало сил только на лежание в кровати и наблюдение за пылью в солнечном свете. Ей было трудно сосредоточиться и мысли вились как у Кикимера. Они были похожи в своей отрешенности от мира.

Поттер в отличие от нее просто слонялся по дому без дела (не то чтобы у нее было дело помимо разглядывания пылинок и полога кровати) — то и дело перечитывал журналы по квиддичу, лениво следил за нычками Пожирателей перед окнами дома — те то и дело маскировались в кустах, под полицейскую будку или автомобиль. В целом, они почти прогрессировали, но смотреть ему было скучновато — «не те пошли Пожиратели», сокрушался Поттер в шутку. Хотя какая тут шутка, все действительно было лениво — Панси тоже не раз наблюдала за ними и их вспышками аппарации.

Ей было не жаль наследие Волдеморта. Она сама — часть этого наследия, вместе с уродской татуировкой.

Панси вспомнились магглы — Поттер рассказывал, что те делают себе татуировки в специальных салонах. Девушка усмехнулась тому, что Волдеморт не стал бы лицом для рекламы. Носа бы не хватило и шарма.

В целом, с Поттером было, что ни говори, интересно. Он часто рассказывал чушь про магглов, про своих странных тетушку и дядюшку, явно помешанных на том, что магии нет места в мире. Она узнала, что у Поттера был свой чердак — чулан под лестницей, его, правда, там жить сначала заставляли, а Панси же лазала на чердак исключительно по своей инициативе. Панси вдруг захотелось увидеть, где похоронены родители Поттера.

Интересно, если бы они были живы, то показали бы ей детский фотки Гарри и рассказали эти традиционные жутко стыдливые детские истории? Все-таки некоторых вещей им с Поттером явно недоставало в жизни.

Глядя на пыль, кружащуюся в отблесках солнечного света, Панси думала о том, какими странными ей пару месяцев назад казались эти переглядки и подмигивания Поттера. Удивительно, как много люди упускают за кадром.

— По-о-о-о-оттер! — закричала девушка в расчете на прекрасную слышимость в доме.

Через пару минут послышались шаги на лестнице и спустя мгновение Гарри стоял на пороге комнаты.

— Чего ты кричишь?

— Поттер, у тебя был выбор?

— Выбор чего? Меню в авторском исполнении Кикимера? — Удивился очкарик.

— Нет. Глобальный выбор у тебя был? Когда ты точно понял, что в определенный момент пошел не туда?

— Паркинсон, я пошел туда, где мне и место. Ты о чем вообще говоришь? Хотя вот Шляпа предлагала мне пойти в Слизерин, может стоило бы согласиться, зеленый мне к лицу, — сощюрился Поттер, снял очки и протер их краем футболки, затем снова водрузил на нос, — а ты чего боишься? Что не туда свернула в жизни?

Но Панси уже застыла в мгновении озарения — Шляпа. Вот, с кем все пошло по кривой дорожке. Вот, где был тот самый личный выбор Панси: жить по шаблону родителей или отречься от всего этого смрада.

— Паркинсон, ты в жизни все сделала правильно. Ты много раз могла потерять себя в этом противостоянии с Волдемортом, могла оступиться, но ты все пережила, а теперь сидишь здесь и ноешь без повода. Можно, как минимум, Грейнджер с Малфоем позвать, хоть узнаем, что это за чудо-помолвка, да и Гермиона может помочь с твоей «простудой».

— Поттер! Ты сплетни хочешь собирать или мне собираешься помочь? Как там, кстати, псинки? Еще срут на забор? — Паркинсон привстала на подушке и теперь с улыбкой смотрела на Гарри.

— Да, сегодня они снова маскируются в виде кустов. То ли заклинания у них их второсортного журнала для ведьм, но Пожиратели уже не те. Зато на Малфоя еще могут сработать — он на них даже смотреть не хочет, так что не подумает проверить их на предмет дебильности, — отозвался Поттер, ухмыляясь.

— Хвала Мерлину. Отправь тогда Кикимера за Малфоем.

— Больно много ты командуешь, — улыбнулся Поттер и направил палочку на вторую подушку, та поднялась и зашагала к Панси, а потом начала ее душить. Девушка засмеялась, в попытке побороть человека-подушку, потом притворилась, что подушка ее все-таки одолела.

Поттер смотрел на эту девушку и недоумевал — как у него получилось найти в ней дом, которого у него никогда не было? Нет, на его пути было много чужих домов, но он всегда чувствовал себя гостем в любых обстоятельствах. Словно он родился без опоры и только в ней ее смог найти. В этих медленных утрах, в неспешных завтраках, странных шутках и рассказах про Слизерин — Панси вносила в его жизнь что-то, чего в ней не было до сих пор. Ощущение дома. Ощущение собственной нужности.

Гарри был в жизни нужен многим: людям как талисман, войне как боец, школе как ученик, Джинни как рекламная акция ее успешности и никому и никогда он не был нужен так по-человечески и бескорыстно. В этой обыденности повседневной жизни последних недель с Панси он видел себя через пять, десять и пятьдесят лет.

Как жаль, что ей отмерено намного меньше. Как жаль, что они бессильны.

Но так ли они бессильны, какими считают себя?