Когда дерется львица (гет)

Драко гордо шел по направлению к воротам Хогвартса, а мысли его напоминали удовлетворенное кошачье урчание. Последняя неделя прошла... плодотворно.

Мать, конечно, наскучила до ужаса своим жалким нежеланием позволить Драко делать то, для чего его избрали, то, что обеспечит ему благосклонность хозяина. Но, по крайней мере, она удовлетворила его материальные нужды. А с приездом отца визит домой стал более интересным.

Драко не знал, что доставило большее удовольствие: наблюдать, как тупая грязнокровка стонет и извивается от Круциатуса, или наконец склониться перед троном Темного Лорда.

Жаль, что он не мог принять Темную Метку: регулярные проверки всех обитателей школы не оставили выбора. И Темный Лорд это понимал. Он сказал Драко, что тот станет ценным дополнением в его рядах, когда придет время. Он сказал Люциусу гордиться сыном.

Драко еще выше вздернул подбородок, когда вспомнил о той минуте, о собственном душевном подъеме и гордости, что горела в глазах отца. Наконец-то он мог вернуть имени Малфоев честь, которую оно заслуживает.

Взмахом палочки он открыл входную дверь и вошел. Кэтрин привязала его к защитным чарам, в противном случае Драко не смог бы приблизиться к замку. Защитные меры Хогвартса усилились, особенно с тех пор, как школа стала штаб-квартирой Ордена Феникса.

Это было заданием Драко на следующие месяцы — найти дыры в оберегающих чарах, бреши в защите, которые позволят Темному Лорду войти, когда настанет подходящее время.

Как же он хотел поскорее увидеть лица грязнокровок, их сторонников и особенно предателя Снейпа, когда они обнаружат, что он — Драко Малфой — поставит их на колени и приблизит победу Темного Лорда. От одной только мысли он лениво и победоносно улыбнулся.

Но радость улетучилась, как только он увидел, кто поджидает его перед Большим залом.

Поттер.

Еще и улыбается.

Мерлин, какой он жалкий.

— Поттер! — прорычал он, хорошее настроение испортилось. — А я-то думал, что наконец-то от тебя избавился.

Избранный идиот выглядел обиженным.

Он огляделся, словно желая убедиться, что никто не наблюдает за унижением, причиненным Малфоем, затем сделал шаг вперед, навстречу Драко. Такая глупость заслуживала смертной казни.

— Здесь никого нет, Драко, — сказал он.

Слизеринец ухмыльнулся. Похоже, еще есть возможность спасти настроение.

— Спасибо, что сказал, Поттер, — усмехнулся он. — Тогда, полагаю, нет смысла притворяться.

Идиот тупо кивнул, будто у него не было причин развернуться и убежать.

— Ну что, повеселимся, Поттер?

Драко поднял палочку, заклятие готово было слететь с губ.

* * *

Звон колокольчика предупредил Гарри о чьем-то прибытии в Хогвартс, и он с хлопком закрыл книгу, на которой пытался сосредоточиться последние часы.

Драко вернулся.

Его переполнило облегчение, и, впервые за эти дни, он шагал легко и быстро к магическому гобелену, который перенес его в пустующий класс рядом с Большим залом.

Наконец-то появился собеседник, с которым можно было нарушить гнетущую тишину пустого замка. Человек, с которым можно было поделиться мыслями о безумии места, в которое превратилась школа.

Подумать только, Гарри мечтал о том, чтобы проводить здесь лето, и даже представить не мог возможности, которые появятся, когда в школе не будет учеников и частично учителей.

Но затем Гермиона...

Теперь он проводил дни в библиотеке или штаб-квартире Ордена и замечал взгляды утомленной МакГонагалл. «Называй меня Минерва, дорогой, ты больше не ученик». Директор постарел еще сильнее, а несколько мрачных профессоров спешно бродили по коридорам и залам, будто неторопливый шаг был кощунством.

А Северуса он совсем не видел.

Через три дня молчания и коротких болезненных собраний Гарри обнаружил, что с нетерпением ждет тренировки. Они тоже были мрачными, большинство людей слишком усердно сосредотачивались на упражнениях, чтобы разговаривать. Как только настроение улучшалось, или случалась забавная история, одного взгляда в сторону части зала, посвященный стратегии, где сидела Гермиона, хватало, чтобы все тут же замолкали.

Гарри очень скучал по ней, сильнее, чем мог представить.

И дело было не только в ее присутствии, теплоте, уме, суховатых шутках и способности полностью понимать Гарри, прежде чем он сам понимал, что с ним что-то не так. Хотя он скучал по всему этому. Мерлин, как он скучал!

С ее уходом (смертью — подсказал холодный внутренний голос) Орден будто потерял присутствие духа, часть своего запала. В эти дни их ничто не удивляло, никто не мог погрузить их в сумасшедшие, совершенно неожиданные события.

И конечно, Орден потерял Северуса.

Он по-прежнему работал, никто не мог этого отрицать; работал усерднее, чем прежде. Каждое утро, когда Гарри заходил в штаб-квартиру, на столе лежали новые свитки пергамента, ждавшие его, Альбуса или другого волшебника Ордена, аккуратно разложенные рядом с местом, которое обычно занимал человек, с именем адресата, выведенным рукой Северуса.

Но он никогда не появлялся на собраниях, не считая коротких промежутков времени, когда заваливал соратников советами и информацией, произнося их совсем безжизненно. Его голос больше не был приятным и ровным. Он был четким, жестким, как у машины. Таким же было лицо — невыразительное, землистого цвета, на котором не смела появиться ни одна мысль или эмоция.

В присутствии холодной профессиональной машины, в которую превратился Северус, Гарри вдруг захотел, чтобы вернулся прежний профессор зельеварения. Да, он был злым и мстительным, но хотя бы казался живым.

Еще один человек в жизни Гарри, которого он потерял.

На удивление, за последние дни Рон проводил с ним больше времени, чем за все прошедшие месяцы. Возможно, смерть Гермионы наконец-то заставила его повзрослеть, или он использовал отсутствие Драко, чтобы снова подружиться с Гарри без «слизеринских заморочек», но Рон был рядом почти каждый день.

К сожалению, и Гарри было больно это признавать, Рон не был тем другом, в котором он теперь нуждался, его визиты не приносили ни капли облегчения или радости, которые он испытывал сейчас, когда поспешно шагнул через гобелен, расположенный рядом с Большим залом.

И вот Драко стоял в вестибюле, его поза была элегантной и расслабленной, будто крича о высокомерии ее обладателя.

Гарри улыбнулся.

Если Драко вел себя притворно заносчиво, значит, во время его отсутствия не произошло ничего страшного. Он знал, как выглядит обеспокоенный, закрывшийся слизеринец, и Драко сейчас не был на него похож. Но все же было что-то странное...

Гарри чуть прищурился и шагнул вперед. Было что-то... неизвестное в движениях Драко, неизвестное и в то же время ужасно знакомое, но Гарри никак не мог разобраться. Как не мог понять, почему довольство Драко переменилось в тот момент, как он оказался в Хогвартсе, или, скорее, увидел Гарри.

— Поттер! — рявкнул он, такой тон он использовал только на публике. — А я думал, что наконец-то от тебя избавился.

На мгновение Гарри почувствовал боль. За последние недели они сблизились. Драко знал, как Гарри не хотел отпускать его в Малфой-мэнор, поэтому гриффиндорец никак не ожидал такого холодного приветствия.

Но затем навыки слизеринца напомнили Гарри: он-то знает, что в замке никого нет, он надежно защищен, и что никто их не услышит, но Драко не знал об этом. Он был слишком осторожен, чтобы рисковать.

— Здесь никого нет, Драко, — сказал он, но странное выражение на лице слизеринца не исчезло.

— Спасибо, что сказал, Поттер, — усмехнулся он. — Тогда, полагаю, нет смысла притворяться.

Гарри кивнул, не совсем понимая, куда ведет разговор. Внезапно он насторожился: интуиция подсказывала, что его поджидает опасность, природу которой он еще не осознал.

Но это же глупость! Перед ним Драко! Ни метаморфомаг, ни человек под Империусом не смог бы пройти через защитные чары незамеченным: после ужасной ошибки с Грюмом на четвертом курсе Дамблдор сделал все, чтобы подобное не повторилось. Но что за странный блеск в глазах Драко?

— Ну что, повеселимся, Поттер?

Когда заклятие красной молнией слетело с палочки Драко, Гарри отшатнулся назад, будто бы получил удар по лицу. Только многочасовые тренировки с Орденом заставили его машинально создать щит, поэтому заклятие отскочило, оставив выжженный след на старых дубовых дверях Большого зала.

— Да что с тобой?! — выкрикнул Гарри, злой и совершенно обескураженный. — Ты чуть меня не задел!

— Веришь или нет, Поттер, — протянул Драко, в его голосе все так же звучала эта странная нотка. — Это и было моим намерением.

Еще одно заклятие, и еще один поспешно созданный щит. Гарри был благодарен за выученные уроки, иначе он бы не выстоял против Драко.

— Прекрати! — выкрикнул он, все еще не веря в происходящее. — Что с тобой?!

— А с тобой что, Поттер? — парировал Драко, создавая все новые и новые заклятия. — Ведешь себя так, будто удивлен. Я думал, ты хотел меня подловить.

И внезапно, так внезапно, что Гарри ахнул и едва успел создать защитное заклинание, он все понял. Сработал Обливиэйт! Если Драко вернулся к чистокровному высокомерию и ненависти к Гарри, это было единственным объяснением странного поведения. Что-то заставило сработать защитное заклинание.

Гарри чуть не вздохнул от облегчения. Но оставалось еще разобраться с вполне настоящей и крайне опасной ненавистью Драко и заклятьями, которые он отправлял в адрес своего предполагаемого врага.

Радуясь, что тренировки научили одновременно драться и предугадывать действия оппонента, Гарри увернулся от особенно вредоносного заклинания.

За последние месяцы он достаточно часто тренировался с другом, чтобы понять: победить его Гарри не сможет, по крайней мере, в «гриффиндорском» стиле — нападением в лоб.

Но теперь он научился думать не только, как гриффиндорец. Он вспомнил Драко прошлых лет, перед арестом Люциуса Малфоя и последующим изменением отношения к нему остальных слизеринцев.

Он всегда был высокомерным и импульсивным, хвастался и старался произвести впечатление, а не действительно что-то сделать. И был трусом. Гарри усмехнулся, вспомнив ужас на лице Драко после удара Гермионы на третьем курсе или угроз лже-Грюма. Но ухмылка тут же исчезла, когда он увернулся от красной вспышки, подозрительно похожей на Круцио.

Драко совсем с ума сошел, если использовал непростительное в Хогвартсе. Но это был один из главных недостатков Драко, разве нет? Забыть о последствиях, ринуться вперед и не думать о том, что будет дальше.

Гарри отскочил в сторону от заклятия и создал деревянный щит, чтобы заблокировать следующее. Возможно, он сможет использовать эту слабость, лихорадочно думал Гарри. Возможно, он так разозлит Драко, что тот потеряет бдительность...

— Значит, вернулся из поместья хорьков, а, Малфой? — выкрикнул он, стараясь представить, что это всего лишь одна из шутливых перепалок, какие возникали между ними за прошедшие месяцы, что для Драко это ничего не значит и не обидит его.

— Папочка все еще огорчен из-за Азкабана?

— Он, по крайней мере, жив, Поттер, — парировал Драко, но Гарри заметил, как его лицо покраснело, а движения палочкой стали яростнее.

— Только если называть жизнью унижение перед полукровкой Волдемортом, — крикнул Гарри в ответ, теперь точно уверенный, что все меньше заклинаний слизеринца находят цель. — А чем Люциус готов пожертвовать своему хозяину? Твоя мать греет постель полукровке? Или для этого он призвал тебя?

Послышался вопль чистой и необузданной ярости, и Драко ринулся к Гарри, отбросив всякую осторожность. Но гриффиндорец только этого и ждал. Когда Драко приблизился, он отступил и отправил несколько оглушающих заклинаний. Одно из них попало в цель.

Слизеринец мешком рухнул на пол. Гарри взглянул на друга, растянувшегося у входа в Большой зал, его лицо все еще искажала ненависть. Гарри почувствовал, что весь промок от пота и с трудом дышит.

Мгновение он не мог ни о чем думать, ощущая лишь изнеможение и тупую боль. Затем он с помощью заклинания поднял тело друга в воздух и медленно направился к гобелену.

— Все хорошо, Драко, — пообещал он, хоть и знал, что друг его не слышит. — Дамблдор все исправит. Все будет хорошо.

Но Дамблдора не было ни в штаб-квартире, ни в кабинете. Смотря на пустой стол директора невидящим взглядом, Гарри вспомнил, что час назад Альбус отправился на встречу с Фаджем.

Дамблдор не поможет. Именно поэтому через пять минут, с болезненно грохочущим сердцем и неподвижным Драко Малфоем под боком Гарри приблизился к гобелену, ведущему в комнаты Северуса, и постучал.

* * *

Приходилось прилагать усилие, чтобы дышать. Северус помнил подобные времена, когда только дисциплина, железная воля и постоянное чувство вины поддерживали его. Но эти времена были до того... до того, как все изменилось, и он слишком привык к... к обществу, чтобы не чувствовать боль от расстояния, которое отделяло его от мира.

Но что теперь может дать мир?

Мысли тоже требовали усилий. Ум, бывший когда-то безопасным местом, превратился в опасное болото, угрожающее засосать целиком, в минное поле из внезапных болезненных воспоминаний и давно похороненных мечтаний.

И за всем — за каждой мыслью, страхом и желанием — скрывалась черная бездна, воспоминание о ее предательстве и смерти, о жертве, которую он не смог предотвратить.

О задаче, которую он поставил перед собой и не смог выполнить.

Он не уберег ее.

Каждый сон, мысль и разговор с коллегами напоминали об этом. Поэтому он не думал. Не говорил.

Он выполнял свои обязанности. Холодная ясность логики, рутина из движений, масок и упорной работы усмиряла боль. Иногда.

Работа помогала. Продвигать план, час за часом прорабатывать мелкие детали, которые могут пойти не так. Поэтому их необходимо рассмотреть под всеми возможными углами. Он чувствовал себя в безопасности за таким занятием, на время мог забыть о настоящем и мрачном мире.

Еще так он мог вспоминать... не вспоминая по-настоящему. Четкое, рациональное воспроизведение, которое не позволит думать о каштановых волосах, блестящих на солнечном свету, о карих глазах и озорных улыбках, о... ПРЕКРАТИ!

Работа.

Каждое утро он просыпался и делал кофе. Он больше не пил чай, с тех пор как разбил черный чайник в приступе ярости. Час он стоял и тупо смотрел на осколки, затем просто оставил мусор на полу. С тех пор комнаты казались холоднее.

Он редко ел и то только под внимательным взором Джейн. В эти дни она выглядела обеспокоенной и печальной, раньше он никогда не замечал за ней этих чувств. Но Джейн тоже скучала...

Северус сжал кулак и с силой ударил стену. Отдаленная часть сознания почувствовала боль и липкую кровь, покрывшую руку, но эти ощущения были ничем по сравнению с наступившим облегчением.

Он вставал и пил кофе. Редко принимал душ, потому что она всегда принимала душ, когда... Он пил кофе и перемещался за стол, за собственный стол в собственной комнате, потому что идиоты из Ордена не оставляли в покое, что бы он ни делал.

Казалось, они думали, что ему нужно общение. Они думали, что ему нужно выговориться. Они хотели, чтобы он двигался дальше, как будто он когда-нибудь мог...

Он перемещался за стол и составлял список дел на день. Списки были огромными, с каждым утром становясь все длиннее и длиннее, и все же ночью он обнаруживал, что у него слишком много свободного времени, он блуждал по винтовой лестнице вверх и вниз, отказываясь заглядывать в комнату, где... отказываясь вспоминать... Бродил, пока рассвет не освещал библиотеку, или усталость не переполняла, даря несколько часов беспокойного сна.

Он составлял папки для членов Ордена, то, что им нужно знать или на чем сосредоточиться, чтобы защитить людей, которых она любила... Он составлял папки и оставлял их на большом овальном столе ночью, всегда в разное время, потому что не хотел, чтобы его ждали, не хотел видеть лица Драко и Гарри, которые были ее...

Эти папки были единственным средством связи с Орденом. Иногда он появлялся в тренировочном зале или на собрании, высказывал резкие замечания и предупреждения, но у Альбуса, Грюма и Ремуса все получалось и без него.

Он не хотел смотреть на платформу для дуэлей. Она пробуждала воспоминания...

И он встречался с информаторами. Странные люди, всегда торопятся, едва его знают и не заботятся о причинах перемен в его поведении. Люди, с которыми у него исключительно деловые отношения, шпионы, о чьей жизни и смерти он не заботился. В отличие...

Шпионы и информаторы, авроры и мелкие воришки. Вот и все, кого он слушал в эти дни, если не считать писем от Альбуса. Ежедневных писем. Он не был против писем, потому что она не часто ему писала. Только Гарри и...

Но эти письма все равно раздражали, как зуд, который никак не унимался. Он знал, что все те люди, ожидающие его по ту сторону магического гобелена, что-то хотят от него, чем он раньше обладал, но больше не имел. Нечто, что сальноволосая сволочь подземелий или бессердечный Пожиратель дать не мог.

Но ничего не осталось.

Она о чем-то попросила его в записке, она что-то требовала, но не могла ожидать, что он...

Северус зарычал, когда послышался звук тревоги со стороны магического гобелена. Кто-то из штаб-квартиры просил разрешения войти. И судя по не стихающему сигналу, кто-то был настроен решительно.

Он отбросил чашку в сторону, не заботясь о том, ударится ли она о книги (она любила эти книги, любила так сильно, и теперь они стояли рядами, как покинутые дети, ждущие родителей в ужасно холодном приюте) и прошагал к гобелену.

Он почувствовал, как плечи болезненно напряглись и челюсть плотно сжалась. Он не хотел говорить. Не хотел видеть жалость в глазах людей, знать, что он превратился в пустую оболочку, потому что его покинула, потому что она...

Он снял чары с гобелена и шагнул.

Он не ожидал увидеть парящего в воздухе Драко и мгновенно остановился.

Что за чертовщина?

— Это Драко, — зачем-то объяснил Гарри.

Северус почувствовал, как в висках появляется боль. Он хотел побыть один.

— Он вернулся в замок несколько минут назад. Судя по его поведению, я могу только догадываться, что сработал Обливиэйт. Он напал на меня, Северус.

Северус стиснул зубы. Он не мог отмахнуться или решить все быстро. Их план зависел от того, как Драко держался в присутствии отца. Придется узнать, что случилось, хотя последний раз, когда он погружался в разум Драко, чтобы устранить последствия Обливиэйт, был с ней...

— За мной, — резко приказал он и указал на гобелен, чтобы Гарри наверняка его понял. Нельзя оставаться в штаб-квартире, кто-нибудь мог в любой момент ворваться и все испортить. Он не хотел никого приглашать в свои комнаты, но только там Северус мог работать.

«Логика, — мысленно напомнил он себе, следуя за Гарри в комнаты. — Рассудительность. Холодность. Дисциплина. Работа. Ты справишься».

Гарри резко остановился, увидев библиотеку зельевара, но Северус не отрывал взгляда от Драко. Он и так знал, что видит Гарри.

Второй стол, несколько кресел и диванов исчезли, оставив пустоты в комнате.

Книги, вырванные с полок, лежали на полу, как птицы со сломанными крыльями. Осколки от черного чайника блестели в дневном свете. Камин грязный, огонь не горит. Не горит уже долгое время.

— Сюда, — приказал Северус, заметив, как хрипло звучал голос. Тем лучше. Она любила его голос, но сейчас он...

— Уложи его на диван.

Гарри кивнул, его взгляд на миг метнулся к Северусу, будто он хотел что-то сказать, но затем решил благоразумно промолчать. В конце концов, чему-то же он научился.

Холодность. Контроль. Отстраненность.

Драко казался целым и невредимым, только лицо никогда ещё не выглядело таким расслабленным. Проверка не выявила влияния зелий или заклинаний.

Тогда устранить Обливиэйт. Разбудить. Выслушать.

Северус глубоко вдохнул, заставив плечи и челюсть расслабиться.

Затем наклонился, приоткрыл веки Драко одной рукой, быстро погрузился в его разум и произнес последовательность, которую они создали много месяцев назад, — единственный ключ, который мог освободить настоящий разум Драко. Слова легко приходили на ум, но произносить их было больно, как если бы он глотал осколки стекла. Ведь их придумала она.

Холодность. Контроль. Отстраненность.

Он закончил отменяющее заклинание и достал палочку, чтобы разбудить Драко. На мгновение гладкое дерево показалось чужеродным в руках. Он не использовал магию в последнее время, предпочитая все делать руками. Но, если подумать, не так уж много он и делал, разве что сидел, скрючившись, за столом, шатался по комнатам или часами смотрел в окно.

Холодность. Контроль. Отстраненность.

Мгновение Драко лежал неподвижно, только мерно вздымающаяся грудь свидетельствовала о том, что он жив. Он дышал медленно, нерешительно, будто сомневался, стоит ли доверять воздуху, который наполнял его легкие.

Затем внезапно тело начало трястись, поначалу едва заметно, затем все сильнее, пока Драко не упал с дивана на пол.

Подтянув колени к груди и схватившись за голову, Драко не сопротивлялся конвульсиям. В такой позе он выглядел десятилетним ребенком, покинутым матерью.

Высокий, скулящий звук наполнил воздух, и Гарри огляделся в поисках источника, прежде чем понял, что этот ужасный, рыдающий вой исходит от Драко.

Холодность. Контроль. Отстраненность. Северус твердил про себя, но сложно было отстраниться в таком положении, не зная, что причинило Драко боль.

— Мерлин, — простонал Малфой, его голос звучал так же хрипло, как у Северуса, он едва отнял руки от лица.

— Мерлин, нет...

— Драко, — дрожащим и неуверенным голосом позвал Гарри. Он протянул руку к другу, но остановился на полпути, не зная, чего ожидать от слизеринца.

— Как я мог это сделать? — взвыл Драко, нет, заскулил, и Северус похолодел.

— Драко?

Но голос Гарри не возымел действия на слизеринца. Он напомнил Северусу Гермиону, когда у нее был шок...

Холодность. Контроль. Отстраненность.

Очевидно, Драко требовался человек, который мог выдернуть из нарастающего отчаяния. Северус точно знал, как это сделать.

— ДРАКО МАЛФОЙ! — проревел он, удивляясь, как громко и властно мог звучать голос, хотя внутри Северус сейчас представлял собой не больше, чем груду осколков. — Ты сейчас же посмотришь на меня и расскажешь, что случилось!

На мгновение Снейп решил, что Драко пропустил приказ мимо ушей, но истерика постепенно прекратилась. Слизеринец безвольно опустил руки и посмотрел вверх, так что Северус наконец увидел его лицо и огромные глаза. Они были совершенно сухие, но покрасневшие, будто он плакал несколько часов.

— Гермиона жива, — прошептал Драко.

И мыльный пузырь Северуса из холодной ясности лопнул.

* * *

— Что будем делать? — в отчаянии спросила Минерва, она больше не выглядела ни спокойной, ни уверенной.

— Не знаю, — ответил Альбус, медленно переведя взгляд на молчавшего Северуса, в чьей комнате они собрались. — Драко рассказал обо всем, что заметил в поместье. Он даже передал мне воспоминание, чтобы я сам мог посмотреть в омуте. Нет ни намека на расположение. Люциус Малфой очень осторожно выбирал, что рассказывать. Мы даже не знаем, находится ли поместье в стране или за границей.

— А место, где Драко встретил Темного Лорда? — спросил Гарри.

— Боюсь, перед нами та же сложность. Они использовали портключ; если бы они аппарировали, мы могли бы отследить путь. Здание находится под землей, и его нет на картах. Нет никакой возможности узнать больше.

— Драко мог бы вернуться с отслеживающим заклинанием или портключом. Он забрал бы Гермиону и сбежал оттуда, — предположил Гарри, хотя его голос дрожал, что и подсказало Альбусу, как сильно Гарри боится потерять друга.

— Если Том вполовину умен так, как я о нем думаю, — устало ответил Дамблдор, — он защитил свое поместье от этих двух вариантов. Я именно так защитил Хогвартс. И мисс Грейнджер рассказывала мне... — он запнулся на мгновение, взглянув на Северуса, чье лицо скрывала тень. — Мисс Грейнджер рассказывала, что никогда не видела настолько защищенное место. Она не рискнула бы пронести портключ.

Последние дни Альбус чувствовал, что сильно сдал: ощущал себя таким старым и уставшим, что, казалось, он слышит, как кости медленно рассыпаются, обращаясь в пыль, из которой появились.

Он знал вопрос, который задаст Гарри, знал, что как гриффиндорец, он не сможет не спросить, хотя после смерти подруги и сильно изменился. Но сейчас, зная, что мисс Грейнджер еще жива и будет жить еще ужасно долгое время, Гарри мог думать только об одном.

— Но как мы можем ее спасти?

От одного этого вопроса, который Альбусу задавали снова и снова на протяжении других войн и конфликтов, казалось, постарел еще сильнее. Он покачал головой.

— Не знаю, мой дорогой мальчик, — мягко прошептал он. — Не думаю, что мы можем.

Не желая встречаться взглядом с Северусом или Гарри, слишком уставший, чтобы выносить их печаль, Альбус отвернулся и посмотрел на тени в углу библиотеки.

На мгновение ему показалось, что он что-то увидел: темную фигурку, отчасти скрытую за книжной полкой, и напрягся. Прошлое научило не надеяться на полную безопасность, даже в таких защищенных комнатах.

Но затем он пригляделся и узнал Джейн — своевольного домовика Северуса. Он чуть расслабился, вернувшись к делам. Джейн была достаточно предана хозяину, за ней не нужно было следить. Разве верный эльф когда-нибудь доставлял хлопоты?

В тени приближающегося вечера Альбус не заметил, как руки Джейн сжали и безжалостно скрутили фартук, как холодной сталью блеснули ее огромные глаза.

Если бы он это увидел, то поменял бы свое мнение о безобидности домашних эльфов.