Минерва (гет)

Любая женщина, независимо от возраста, национальности и особенностей характера приходит в страшное возбуждение, когда ей приходит письмо от Таинственного Поклонника. Особенно, когда у этой самой женщины нет постоянного сердечного друга. И совершенно естественно, если она идёт на романтическое свидание с Незнакомцем. И нет в этом абсолютно ничего зазорного. Минерва МакГонагалл не была исключением из правил и поэтому, получив за завтраком аккуратно сложенный лист пергамента с двумя строчками, набросанными каллиграфическим почерком, она, поколебавшись, правда для порядка, собралась явиться на ночную встречу.

И сейчас, в половину двенадцатого ночи, она сидела в кресле и в сотый раз перечитывала в волнении измятое письмо:

«Любезная Минерва!

Пусть моя личность останется пока в тайне».

Минерве нравилась лаконичность письма — все эти пассажи в духе «вы озарили мою жизнь как солнце», «ваша лебединая шея не даёт мне покоя» и «одна ваша улыбка, одно слово и я верным псом буду лежать у ваших прекрасных ног» казались ей невыразимо пошлыми и натянутыми. Даже старательно переписанные сонеты Шекспира вызывали у неё стойкое желание сунуть два пальца в рот и распрощаться с содержимым желудка. Молодая женщина нежно провела пальцами по ровным строчкам — она придёт. И не заставит ждать своего кавалера до утра, да-да.

К сожалению, личность Таинственного Незнакомца оставалась для молодой преподавательницы трансфигурации тайной. И это сильно раздражало — Минерва любила конкретику, хотя сейчас эта её любовь не мешала ей представлять смутный мужской образ, в котором гармонично сочетались эрудированность Флитвика, обходительность Слагхорна и благородная стать Альбуса Дамблдора… Минерва сердито распахнула свои зелёные глаза и потрясла головой. Нет, Дамблдору-то уж точно нечего делать в собирательном образе Мужчины Мечты Минервы МакГонагалл. Нет-нет, всё это бред, ересь и провокация. Достаточно было насмешливых предположений её школьной подруги Августы, отчего же ей, Минерве МакГонагалл, так сильно нравится трансфигурация.

В ту пору, когда представительница гордого клана сынов Гонагалла училась в школе, преподавателем трансфигурации был небезызвестный Альбус Дамблдор. Он был талантлив, образован и, что больше всего ценили в нём ученики Хогвартса, был приветлив, открыт и доброжелателен. Оттого именно к нему шли консультироваться по любым предметам — начиная от пресловутой трансфигурации и заканчивая рунистикой. И каждому Альбус помогал, что-то объяснял, давал рекомендации о том, какую книгу надо взять в библиотеке или же сам давал ребятам увесистые фолианты из своей коллекции. Удивительно, но волшебник довольно быстро забывал, кому одалживал ту или иную книгу и с неподдельным удивлением принимал её назад, бормоча что-то вроде «Надо же, а я и забыл, что вам её дал. Я уже думал, что потерял…».

По Альбусу сходили с ума девчонки старших курсов. Ну, те, кто не был безответно и безнадёжно влюблён в Тома Риддла. Каждая из них отчего-то думала, что профессор трансфигурации и декан Гриффиндора опустится до романа со студенткой. Минерва считала это страшной глупостью и презрительно фыркала в ответ на мечтательные вздохи одноклассниц. А ещё девчонки именно к Дамблдору шли плакаться, если у них на личном фронте случалась очередная катастрофа. Сколько раз МакГонагалл, проходя мимо распахнутой двери кабинета трансфигурации, видела идиллическую картинку: очередная девушка с разбитым вдребезги сердцем судорожно рыдает, вцепившись в огромную кружку с чаем словно в спасательный круг, а профессор, протягивая ей носовой платок попугайских расцветок, утешая несчастливицу говорит «Душа моя, успокойтесь. Не стоит он ваших слёз!». Однако, несмотря на острое неприятие Минервой всего, что было связано с Альбусом Дамблдором, его предмет она страстно любила, что вызывало у одноклассниц массу поводов для сплетен. Девочки отчаянно не верили, что МакГонагалл испытывает к профессору примерно столько же чувств, сколько к препарированному флоббер-червю. Между собой она именовали гриффиндорскую старосту «ханжой» и свято верили, что она по ночам проливает слёзы в подушку…

МакГонагалл встряхнулась, выныривая из собственных воспоминаний. Она бережно сложила помятый пергамент, спрятала его во внутренний карман мантии и грациозно поднялась из огромного старого кресла, аккуратно укрытого пледом из красной шотландки. Придирчиво оглядывая себя в зеркале, она недовольно кривила губы. Брови выщипаны слишком тонко, под глазами синяки — вчера она допоздна засиделась с домашними работами третьего курса, на подбородке вылез маленький прыщик… Однако на косметические чары времени не оставалось — на часах было уже без четверти двенадцать, а до означенного в записке коридора было чуть меньше десяти минут пути.

В кошачьем обличии можно бегать, не думая о том, как это выглядит со стороны. В кошачьем обличии можно не волноваться, что от быстрого шага у тебя щёки трясутся, и пучок неприятно подрагивает. В том, чтобы быть анимагом вообще куча положительных моментов. С какой стороны не посмотри, один сплошной жирный плюс.

На полной скорости, промчавшись по двигающимся лестничным маршам и пустынным коридорам, вспугивая крыс и зависших в задумчивости призраков, Минерва достигла-таки нужного ей коридора. Гоблинский доспех ярко блестел в тусклом свете луны, и женщина приняла человеческое обличье. Машинально поправляя причёску, она неуверенно подошла к означенному месту. Было ровно двенадцать часов, а коридор был пуст. Она осторожно заглянула за доспех — прямо за ним располагалась оконная ниша, и на подоконнике с ногами сидел тот, кого профессор трансфигурации меньше всего ожидала здесь увидеть.

— Профессор Дамблдор? — она ощутила, как разочарование стальными тисками сдавило её грудь. В горле противно засаднило, и МакГонагалл сделала над собой колоссальное усилие, что бы не расплакаться.

— О, мисс МакГонагалл! — директор счастливо улыбнулся, — Тоже гуляете?

— Вроде того, — пробурчала Минерва, старательно разглядывая каменную кладку.

— Луна сегодня чудесна! А знаете, мисс МакГонагалл…

В ушах шумело, а губы предательски дрожали. Дамблдор! Опять он всё портит. Естественно, что поклонник поспешил смыться, когда увидел его сидящим рядом с местом их с Минервой тайного свидания. Еще, наверное, и подумал чёрт знает что — что МакГонагалл рассказала директору о послании, и тот решил провести с ним, Таинственным Незнакомцем, воспитательную беседу. Минерва шмыгнула носом и покосилась на Дамблдора, самозабвенно рассказывающего о культе Селены в Древнем Риме и ячменные лепёшках.

Дамблдор мало изменился со времени её студенчества. Он и сейчас выглядел так, каким она запомнила его, заканчивая седьмой курс — коротко стриженный и безбородый, с кривым носом и яркими голубыми глазами. Бороду и длинные волосы он состриг за два месяца до окончания минервиного обучения — он записался добровольцем в армию и после ещё щеголял невероятно идущей ему военной формой. МакГонагалл припомнила, что тогда количество девочек, сохнущих по профессору трансфигурации увеличилось, прямо-таки в геометрической прогрессии. После окончания Второй Мировой прошло уже порядочно времени, а Дамблдор всё никак не возвращался к своему старому… э… забавное такое маггловское слово… А! Имиджу. Все эти годы, судя по фотографиям в газетах, Альбус периодически пытался отпустить волосы и бороду, однако неизменно возвращался к короткой стрижке. Единственное, что отличало Дамблдора из настоящего от Дамблдора из воспоминаний, так это бакенбарды, отращенные, вероятно, в порядке компромисса и большее количество седых волос.

— … таким образом, древние народы уже задолго до нас определили род зависимости между лунными циклами и активностью магических полей… — директор окинул застывшую преподавательницу взглядом, — Вы слушаете, душа моя?

МакГонагалл было зажмурилась, ожидая привычного «Будьте добры, повторите, пожалуйста, что я только что сказал. Последние два предложения, пожалуйста», однако вовремя вспомнила, что она уже больше не его ученица, а коллега и заместитель. Поэтому она гордо выпрямилась и сверху вниз посмотрела на усевшегося с ногами на подоконник директора. Тот чему-то улыбался.

— Мисс МакГонагалл, вы меня удивляете. Вы всегда были такой приземлённой, так твёрдо стояли обеими ногами на незыблемой почве фактов и вдруг — витаете в облаках!

— Вы ошибаетесь, — сухо ответила Минерва, поджимая губы.

А ведь он прав, чёрт возьми! И всему виной — дурацкое письмо. А может быть, это вообще розыгрыш. А если это приглашение было от Флитвика? О, Святые угодники, он же в три раза старше Минервы и примерно во столько раз меньше ростом! И пусть он кому угодно заливает, что в молодости он был огого каким жеребцом, Минерву-то не обманешь, она-то знает, что он всего лишь милый пони. Она помрачнела.

— Нууу, профессор, вы снова унеслись в заоблачные дали! — усмехнулся Дамблдор и тут же хлопнул себя ладонью по лбу, — О, Мерлин! Присаживайтесь, душа моя.

Он резво свесил ноги с подоконника (Минерва успела отметить дурацкие арабские туфли на босу ногу), стряхнул с гладкого камня невидимые пылинки широким рукавом тёмно-фиолетовой мантии и сделал приглашающий жест. Минерва осторожно устроилась на краешке подоконника. Её отчего-то нервировало столь близкое присутствие волшебника. Даже сквозь шерстяную мантию она ощущала приятное тепло, которое директорское тело излучало словно жарко натопленный камин. Минерва зябко повела плечами, стараясь избавиться от наваждения. Помогло.

— Мисс МакГонагалл, вам холодно? — озабоченно спросил её бывший декан.

— Нет, профессор, всё в порядке. Спасибо за заботу.

— Я бы всё же наложил на вас согревающие чары — камень холодный и вы можете простудиться, — не отставал Дамблдор.

— Да нет. Не стоит. Всё в порядке. Я серьёзно.

Они молчали. Дамблдор молчал и болтал ногами, внимательно наблюдая за одной из своих расшитых бисером остроносых туфель — она повисла на самом кончике его большого пальца и грозила свалиться. МакГонагалл молчала и украдкой разглядывала сосредоточенное лицо Альбуса. Наверное это талант — маяться дурью с таким важным видом, будто презентуешь Международной Комиссии Зельеваров свою новую разработку.

— Мисс МакГонагалл?

— Я слушаю, — Минерва перевела взгляд на противоположную стену, украшенную эпическим барельефом «Гриффиндор изгоняет Слизерина из замка».

— Могу ли я попросить вас об одолжении? — директор, ободренный её молчанием, продолжил, — Позвольте мне называть вас по имени?

Минерва изумлённо уставилась на него. Это что, простите, попытка стать ближе?

— Зачем? — анимаг соскользнула с подоконника и оправила мантию.

— Своим согласием вы бы доставили мне удовольствие.

Дамблдор проворно соскочил с подоконника и заглянул в зелёные глаза женщины.

— У вас очень красивое имя, мисс МакГонагалл. Минерва… Вы знаете, что оно значит? — Дамблдор, неслышно ступая, пошёл вокруг стоящей преподавательницы.

— Конечно, — отозвалась та. Отчего-то ей было стыдно.

— Минерва — богиня мудрости. Вечно молодая, вечно прекрасная, строгая и справедливая. В античности её почитали как мать Фемиды, богини правосудия…

МакГонагалл хотела было прервать его, сказать, что достигнув сознательного возраста, она естественно нашла всю информацию о древнеримской богине, в честь которой её назвали родители. Однако язык не слушался, и она как заворожённая внимала глубокому, певучему баритону бывшего учителя.

— А эллины звали её Афиной, Афиной Палладой, Афиной Промахос…

— И она превратила несчастную девушку в паука, — Минерве удалось справиться с оцепенением, и она гневно посмотрела на директора. Он что, пытался её заколдовать?

Однако Альбус смотрел на неё с таким… восхищением, что женщина отмела эту мысль как несостоятельную. Дамблдор всегда был глубоко порядочным человеком, и нельзя было даже помыслить, что он посмеет использовать все свои многочисленные магические таланты для того, что бы очаровать представительницу слабого пола.

— Так вы позволите мне стать чуточку счастливее, чем я есть сейчас? — Дамблдор бережно взял её маленькие руки в свои и легонько пожал, — Поверьте, произнося ваше имя я…

— Зовите как считаете нужным, — промямлила Минерва, с ужасом ощущая как её щёки покрываются прямо-таки помидорным румянцем. Она поняла, что он сжимает её руки в своих долго, неприлично долго и осторожно высвободила их.

— О, я благодарю вас… Минерва, — он произнёс её имя медленно, словно пробуя его на вкус, — Может быть, вы составите мне компанию в моём ночном променаде?

— Пожалуй, — угрюмо согласилась профессор, с тоской окидывая место несостоявшейся встречи и украдкой сжимая мантию на внутреннем кармане, в котором было спрятано любовное послание. Где же ты бродишь, о Таинственный Незнакомец? Приди, твою женщину похищает другой, и он до рассвета будет бродить с ней по коридорам древнего замка.

«Ну и чёрт с ним. Обманщик он. И вообще, если увидел Дамблдора и сбежал, значит, совесть у него была не чиста», — рассудила преподавательница трансфигурации, увлекаемая разглагольствующим директором, взявшим её под локоток, в сторону лестничных маршей. Минерва осторожно разглядывала своего спутника — ей никогда раньше не приходилось находиться рядом с ним так близко. Неожиданно для себя она отметила, что он всё же красив — и слегка прониклась пониманием к своим бывшим однокурсницам, бывших в него безнадёжно влюблёнными.

— Минерва, видите вон тот маленький портрет? В раме с узором из дубовых листьев… — Альбус близко наклонялся к ней (её розовеющую от смущению скулу щекотали пушистые бакенбарды) и указывал на нужную картину.

Минерва сдержанно кивала, слушая неторопливо льющееся повествование. Всё же Дамблдор был превосходным рассказчиком, только МакГонагалл этого не замечала. Вернее, не желала замечать.

— Минерва, а как вы смотрите на то, чтобы встретить рассвет на Астрономической башне? Уверяю вас, с неё открывается потрясающий вид!

МакГонагалл нервно дёрнула себя за упавшую на лоб прядь волос и неловко заправила её за ухо. Она сомневалась насчёт его последнего предложения. Вообще, чем она думала, когда принимала его приглашение прогуляться по ночному Хогвартсу! Завтра на уроках она будет совершенно неадекватной и сонной как осенняя муха — а первый урок как раз совместный для Слизерина и Гриффиндора. Минерва страшным усилием воли сдержала отчаянный зевок.

— Ну, так что же вы решили? — поторопил женщину с ответом Альбус.

Минерва уже открыла было рот, что бы сказать твёрдое «Нет» — она же приличная женщина, в конце концов, она — не какая-нибудь англичанка, она — МакГонагалл, гордая дочь Шотландии, как ей на ум пришло, что за эту ночь она сделала уже довольно глупостей и ещё одна совершенно ничего не значит. Встречать рассвет вместе с бывшим деканом, преподавателем и нынешним директором, то бишь непосредственным начальником — какая, в сущности, малость по сравнению с этой романтической авантюрой…

— Это было бы неплохо.

— Превосходно!

Вскоре они уже стояли на площадке башни. Подъём по винтовой лестнице был слишком стремительным. Минерва тяжело дышала и у неё немного кружилась голова.

— Вам нехорошо? — Альбус, верный рыцарь, немедля подхватил её под руку, — Не беспокойтесь, душа моя, сейчас всё пройдёт.

Минерва осторожно открыла доселе зажмуренные глаза и с удивлением уставилась на Дамблдора. Тот осторожно коснулся указательным пальцем её лба, и в ту же секунду МакГонагалл отскочила от него в сторону, по своей неизменной привычке поправляя мантию.

— Вы злитесь на меня? — печально спросил Дамблдор, устремив взгляд в сторону светлеющей полоски неба над Запретным Лесом.

Минерва не ответила.

— Вы злитесь на меня? — чуть более громко, чем в прошлый раз.

— Я согласилась встречать с вами рассвет, но я никогда не позволю вам касаться меня.

— А как же я давеча держал вас под руку? Вы не сильно сопротивлялись… — Альбус лукаво улыбнулся. МакГонагалл поджала губы.

Бывший декан Гриффиндора мягкими, скользящими шагами прошёл мимо Минервы. Та только сейчас поняла, что они с директором почти одного роста.

— Знаете, Минерва, вы — удивительная. Невероятная. Потрясающая, — негромко проговорил Дамблдор, не оборачиваясь.

— Это немного невежливо — говорить даме комплименты, стоя к ней спиной, — насмешливо отозвалась преподавательница.

— Вы иногда напоминаете мне бабочку…

— Легкомысленную летающую козявку с большими крыльями?

— Минерва, я никогда раньше и не подумал бы, что вы настолько язвительны. Филиус не далее как вчера говорил мне, что вы всегда ударом отвечаете на удар. Я ему тогда не поверил, но после этой ночи мне придётся признать его правоту.

— Вы, профессор, как я вижу, предпочитаете эмпирический подход к разрешению споров?

— Ничто не может быть истиной, если только её не установил ты сам.

Молчание.

— Так что вы там говорили о бабочке? — МакГонагалл сделала шаг к высокой фигуре, стоящей почти на краю башенной площадки.

— Минерва, ваш язык настолько остёр, что вы им перерезали все те нити мыслей, которые успели соткаться в моей голове, — директор позволил себе ласковую полуулыбку.

— А я думала, что мыслительные процессы в вашей голове напоминают стальные тросы, — усмехнулась преподавательница и сделала ещё один шаг к бывшему декану.

— О, стальные тросы — удел дураков и тугодумов. Мысли же в головах гениев, — директор, рисуясь, стряхнул со своего плеча невидимую пылинку. МакГонагалл сдавленно фыркнула, сдерживая рвущийся наружу смех, — больше похожи на тончайшую паутину, рвущуюся даже от порывов ветра.

Вслушиваясь в нарочито пафосные слова бывшего декана, и понимая, что он просто шутит, Минерва не выдержала и расхохоталась в голос. Дамблдор обернулся и с удивлением обнаружил, что она стоит почти что в двух шагах от него.

— Минерва, я люблю ваш смех, — сказал директор, подходя к женщине почти вплотную и осторожно кладя свои руки на её трясущиеся от хохота плечи.

МакГонагалл замерла, ощутив прикосновение, и внутренне напряглась, готовя очередную язвительную реплику.

— Минерва, вы прекрасны.

Она опасливо подняла на Альбуса свои зелёные глаза и увидев его лицо близко (Очень близко!), крепко зажмурилась и втянула голову в плечи.

— Минерва, я вас люблю.

Дамблдор твёрдой рукой убрал с её лица несколько выбившихся из вконец развалившейся причёски прядей и осторожно коснулся отчаянно пунцовеющей (А может это просто первые лучи солнца играют на светлой коже?) щеки губами. Руки Альбуса обвили её тонкую талию. Минерва стыдливо кусала губы.

— Не кусайте так свои губы. Я с радостью сделаю это за вас.

Женщина с каким-то смутным удовлетворением ощутила поцелуй. Она медленно обняла своего бывшего декана за шею, чувствуя, как нежную кожу внутренней стороны предплечий щекочут его жёсткие волосы.