Быть Северусом Снейпом (джен)

Холод и сырость, затопившие окрестности и пробравшиеся в замок, ознаменовали приход октября. Бестолковые ученики упорно гуляли по улице без дополнительной теплой одежды, а окончательно спятившая от количества работы Помфри требовала от меня литры Бодроперцового зелья.

В среду, возвращаясь с поля для квиддича и недовольно размышляя об отвратительной подготовке моей команды, уничтожающей все шансы на победу, я услышал разговор Поттера и Грейнджер. Всезнайка нравоучительно убеждала:

— Тебе следует обратиться в больничное крыло, Гарри! Не будь глупым, ты же не хочешь окончательно заболеть!

— Видела Джинни? — огрызался Поттер. — Не собираюсь я ходить с паром из ушей! Все само пройдет.

— Но, Гарри...

— Ладно тебе, я совсем не простужен. Вот когда у мадам Помфри появится зелье, не выставляющее принявших его учеников на посмешище, я к ней зайду.

— Ты ничем не лучше Рона! — возмутилась Грейнджер, и они, продолжая спорить, скрылись за поворотом.

По дороге в подземелья я мысленно вылил на Поттера целый поток ругательств. Подумать только — глупого мальчишку не устраивают мои зелья. Он предпочитает оставаться больным, лишь бы не терпеть небольшой побочный эффект! Может быть, пар из ушей и правда не самое приятное ощущение, но мне и в голову не приходило, что малолетние кретины откажутся из-за этого лечиться.

Черт бы побрал этого Поттера.

К вечеру у меня был готов новый, улучшенный вариант зелья, и я отнес его в больничное крыло. Мрачно усмехаясь, выслушал благодарности Помфри, и, сделав вид, что мне нет до них никакого дела, вернулся в подземелья, раздумывая о том, что, когда Грейнджер в следующий раз потащит Поттера в госпиталь, у него не найдется причин увильнуть.

Чем больше приближался Хэллоуин, тем сильнее портилось у меня настроение. Я срывался на учениках, те ябедничали деканам, и мне то и дело приходилось вступать в разборки с коллегами. Каждый из них не раз жаловался Альбусу, но тот, видимо понимая, что со мной происходит, предпочитал игнорировать их просьбы меня вразумить.

Я назначал Поттеру отработку за отработкой, чтобы пристально наблюдать за ним, пытаясь найти хоть малейшей признак того, что не только у меня одного к Хэллоуину сдают нервы. Тот злился, но не больше обычного. Мне в голову даже закралась мысль, что он может не знать дату трагедии, унесшую жизни его родителей, так что в один из вечеров я дал ему «Современную историю магии» и заставил переписывать определенную главу.

Все закончилось тем, что Поттер начал бросать на меня еще более полные ненависти взгляды, но никакой грусти или боли я так и не заметил.

Чертов непонятный мальчишка. Даже с помощью легилименции я не мог разобраться, что занимает его мысли.

Утром тридцать первого октября я, проклиная собственную слабость, сидел перед полной тарелкой еды и не ощущал ничего, кроме тошноты, выкручивающей внутренности. Несколько раз мне удалось перехватить обеспокоенный взгляд Альбуса и стало ясно, что без очередного ежегодного октябрьского чаепития не обойтись.

Странно, даже со временем сила чувств, неизменно испытываемых в этот день, не потускнела. Вина, тоска и горечь образовывали такое дикое сочетание, что хотелось лишь одного: напиться сонного зелья и уснуть, выпав из реальности на этот проклятый праздник.

Возможно, стоит взять отпуск в следующем году? Хотя бы на тридцать первое. Дальше я превращусь в нормального человека и смогу продержаться до нового октября. И так каждый раз.

Не дожидаясь окончания трапезы, я резко встал и покинул зал. Болтовня Локхарта, сидящего по соседству, и раньше была непереносимой, теперь же я опасался, что не сдержусь, вытащу палочку и применю Непростительное.

— Десять баллов с Хаффлпаффа за опоздание на завтрак! — прошипел я, столкнувшись с двумя учениками. Не дожидаясь возможных протестов, быстрым шагом завернул за угол.

Я не мог не понимать, как мелочно — срывать часть запертых глубоко внутри чувств на маленьких недоумках, но если это поможет справиться с болью и отвлечет внимание...

Я лишил очков еще два факультета, чуть не довел первокурсника до истерики — но, как обычно, все осталось неизменным.

Лучше не становилось.

* * *

— Северус, я рад, что у вас в итоге нашлось время для визита, — с улыбкой произнес Альбус, указывая мне на кресло. — Прошу.

Сохраняя кислое выражение лица, я сел и скучающе оглядел знакомый до мельчайших деталей кабинет.

— Что думаете о программе на вечер? — осведомился директор, наливая мне чашку чая.

Невольно втянув приятный травяной аромат, я пожал плечами.

— А что, она чем-то отличается от того безобразия, что устраивается каждый год?

— Я решил внести нечто новое и пригласил труппу танцующих скелетов. Слышал, ученики пришли в полный восторг...

— В особенности дети с первых курсов, — перебил я. — Вы хоть представляете, скольким после этого будут сниться кошмары?

— Надо же, — хмыкнул Дамблдор, — вынужден признать, на этот раз в своей заботе о школьниках вы меня обошли. Отчего-то мне и в голову подобное не пришло... жаль, я уже договорился, но скелеты были так рады. Не много развлечений выпадает на их долю.

— Не имею ни малейшего представления, о какой заботе вы говорите. Все дело в том, что именно я стану тем, у кого будут требовать зелье Снов без сновидений, а у меня отсутствует желание тратить на его варку лишние свободные часы.

— Ну да, конечно, — Альбус удрученно качнул головой, — я и позабыл об ответственности, которая лежит на вас.

Я недоверчиво сузил глаза. Эта откровенная лесть каждый год уже начинала надоедать.

— Мы с вами так и не обсудили ваш эксперимент с зельем Воспоминаний. Как все прошло?

— Успешно, — холодно отозвался я. — Результат превзошел мои ожидания.

— Что ж, поздравляю с созданием очередной гениальной вещи, Северус.

— Нет в ней ничего гениального. Мне даже интересно посмотреть на идиотов, которых соблазнит столь незавидный эффект, как важные образы прошлого.

Из глаз Дамблдора исчезли лукавые огоньки, и он слегка нахмурился.

— У всех есть тяжелые воспоминания, Северус, — тихо проговорил он, — но это не значит, что светлые и счастливые отсутствуют.

— Что толку в воспроизведении краткого ощущения счастья, если итог заранее известен?

— Ну, это пробуждает желание пережить нечто подобное снова — заставляет бороться с грузом прошлого.

Я лишь недоверчиво фыркнул и отвел взгляд в сторону.

— Мне хочется кое-что показать вам, Северус, — Альбус открыл ящик стола и извлек из него маленькую железную коробку, от которой исходило легкое черное свечение. — Вы знаете, что здесь?

— Судя по материалу и источаемой магии, внутри — печальники.

— Печальники, — губы Альбуса тронула легкая улыбка. — Очень интересный, чрезвычайно редкий вид насекомых. Считается, что их нельзя выпускать из крохотных замкнутых пространств, иначе каждая особь погибнет, едва вылетит наружу. Они символизируют горечь и грусть, испытываемые всеми живущими существами. Многие полагают, что, покинув свои темные убежища, печальников уничтожит смена обстановки — яркий свет, ощущение счастья и смеха, витающие в воздухе.

— Но это действительно так, — возразил я. — Конечно, насчет правдивости подобной философии меня гложут сомнения, однако доказано, что печальникам нельзя выходить наружу по причине мгновенной смерти.

— Вижу, вы отлично знакомы с «Растениями и насекомыми магической Британии», — Альбус нежно провел пальцами по металлической коробке. — Про печальников там сказано именно это — в одном абзаце. Так же там говорится о том, что это искусственно созданный вид.

— Верно. Наиболее бесполезное изобретение во всей истории, если хотите знать мое мнение.

— Все дело в том, что они никому особо не интересны. Никто не пробовал исследовать или понять их, ученые просто придумали удобное объяснение и все в него поверили.

— Что в этом удивительного? В конце концов, печальники — всего лишь ненужные насекомые.

— Всего лишь, — негромко повторил Альбус. — Я всегда считал, что это — самые страшные слова из всех возможных. «Всего лишь насекомое» — а что дальше? Всего лишь дракон. Всего лишь человек.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — резко прервал я. — И потом, мы отошли от темы. Для чего вообще данное обсуждение? Зачем вам печальники? Не буду спрашивать, где вы их достали, но к чему?

— Смотрите, Северус, — Альбус взмахом палочки погасил свечи. Кабинет погрузился в полутьму.

Еще одно заклинание — и металлическая коробка распахнулась. Наружу вылетело трое странной формы насекомых — черные, с продолговатыми телами, неестественно длинными задними лапками и тонкими, словно высушенными крыльями.

Я наблюдал, как они мечутся по кабинету, изучают, исследуют его. Спустя мгновение послышались звуки — едва слышные, но удивительно приятные.

— Как видите, они не спешат умирать, — раздался голос Альбуса. — Моя версия заключается в том, что печальники были приговорены к пожизненному заточению в темноте и изоляции, не имея права выбора. Но вот они на свободе — и посмотрите на них. Они всё еще живы, а звуки, которые издают, не что иное, как радость.

— Я не понимаю, к чему все это.

— О, вы прекрасно понимаете, Северус. Видите ли, эти «всего лишь насекомые», призванные нести на себе тяжелое бремя вечной печали, сейчас цепляются за каждое мгновение жизни. Они открывают для себя что-то новое — и наслаждаются этим. Страшно представить, что творилось с ними внутри маленькой, темной коробки, куда их поместили насильно, до рождения, в виде образцов. Да, они не знали ничего другого — но у них и не было выбора, в отличие от нас. Сейчас же они шагнули навстречу переменам. Могут ли «всего лишь насекомые» оказаться смелее людей, Северус?

— Я никогда не боялся перемен, — мой тон был ледяным. — Но тогда как для ваших насекомых с выходом из этой коробки все только началось, для меня ничего и не заканчивалось. Вам был нужен эксперимент? — я взмахнул своей палочкой, возвращая в кабинет освещение. — Пожалуйста, — трое печальников прямо в полете мертвыми упали на пол. — Обычное воздействие света их убивает. Вот и вся загадка. Вы хотели провести аналогию со мной — но признайте, ничего не получилось. Даже если искать ваш излюбленный философский смысл, смерть печальников от света говорит сама за себя. Некоторым лучше навсегда оставаться в темноте и не пытаться ничего менять, — повисла тишина. — С вашего позволения, — я поднялся на ноги и двинулся к двери. — Скоро начнется ужин.

— Они были счастливы, Северус, — слова Дамблдора заставили меня замереть. — Пусть несколько минут, но были — вы слышали звуки, издаваемые ими. Радостные, прекрасные звуки. Вылетели наружу через долгое время заточения, оставив страхи и печаль позади — и за пару коротких моментов получили наслаждения больше, чем за все свое существование. Просто подумайте об этом. У вас куда больше возможностей, чем у них — пусть вы приговорены к постоянному ожиданию, только от вас зависит, как именно его провести. Стоит делать шаг вперед — или же оставаться на месте.

— Увидимся в Большом зале, — выдавил я и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Альбус. Он всегда предпочтет странные эксперименты и красивые объяснения, чем сказать прямо: «Ты смешон, Северус. Одиннадцать лет скорбеть по умершей женщине, которая никогда и не принадлежала тебе — что может быть более жалким?»

Я понимаю его. Но на самом деле от меня ничего не зависит.

Я просто не умею жить по-другому.

* * *

Мы веками на земле живем,

Постоянно дружно песни поем.

Вот рассказ новый для вас

Вы замрите — и слушайте нас!

Слова танцующих скелетов до меня практически не долетали — я был сосредоточен только на подборе наиболее уничижительных эпитетов для Поттера.

Этого глупого, непослушного мальчишки не было за столом! Что такого должно случиться, чтобы вечно голодный младшекурсник решил пропустить праздничный ужин?

Единственное, что меня успокаивало — это отсутствие Уизли и Грейнджер. Разумеется, где эти трое — там и проблемы, но, по крайней мере, едва ли Поттер влип во что-то опасное. Рассудительность всезнайки явно возросла с прошлого года — уверен, что больше она не позволит своим дружкам попадать в ситуации, представляющие угрозу.

И тогда начался бой,

И скелетов наш ровный строй,

Прихватив настойки целебные,

Замахал мечами волшебными...

Какой бред. Зачем, спрашивается, скелетам целебные настойки?

И все-таки, где носит этого чертового Поттера?

На всякий случай я послал яростный взгляд МакГонагалл, но она его проигнорировала, рассматривая танцующих и почему-то поющих при этом мертвецов. Что ж, надеюсь, ей известно место пребывания Поттера, иначе клянусь, этот гриффиндорец так просто не отделается. Я найду способ раз и навсегда отучить его нарушать правила.

Ужин тянулся бесконечно долго, так что к концу я уже едва сдерживал желание швырнуть в скелетов взрывающим проклятьем и заставить их, наконец, умолкнуть. Когда труппа откланялась, а ученики начали продвигаться к выходу, я, следом за Дамблдором, двинулся к лестнице, благодаря Мерлина за то, что это ужасное представление закончилось.

Не успел я сделать и шагу в сторону подземелий, как неожиданно повисшая тишина привлекла мое внимание.

Беспокойно переглянувшись с директором, я быстрым шагом прошел к столпившимся детям, расталкивающих друг-друга, чтобы лучше видеть происходящее.

В глаза тут же бросился испуганный Поттер и Филч, надвигающийся на него с безумным видом и вытянутыми руками. Поддавшись мгновенно охватившему меня защитному инстинкту, я схватился за палочку, но повелительный голос Альбуса заставил меня замереть:

— Аргус!

Я проследил, чтобы Филч отвернулся от Поттера, и только тогда оглядел развернувшуюся сцену.

На стене большими темно-красными буквами было выведено: «ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА. ВРАГИ НАСЛЕДНИКА, ТРЕПЕЩИТЕ!» Прямо под надписью висела кошка Филча, привязанная к фонарю.

— Идёмте со мной, Аргус, — тон Дамблдора был напряженным. — Вы тоже, мистер Поттер, мистер Уизли, мисс Грейнджер.

— Мой кабинет ближе всех, директор — сразу вверх по лестнице, — проговорил Локхарт. — Пожалуйста, чувствуйте себя совершенно свободно...

— Благодарю, Гилдерой.

Я еще несколько мгновений скрупулезно изучал надпись, и лишь потом, мрачно оглядев учеников, развернулся, угрожающе взмахнув мантией, и последовал за коллегами.

В кабинете, позорящем само звание преподавателя, Альбус положил неестественно застывшую кошку на стол и склонился прямо над ней. Локхарт тем временем нес все большую и большую чушь, и мне стоило огромного труда не рявкнуть на него в приказе немедленно заткнуться.

Чтобы как-то отвлечься от его дурацких предположений и повисшего в воздухе напряжения, я сосредоточился на Поттере и с немалым удивлением заметил, что он сочувственно смотрит на Филча.

Ну надо же. Мальчишке жаль человека, который всего несколько минут назад вполне мог его удушить. Нет, мне не понять его безумный образ мыслей.

Дамблдор, наконец, выпрямился, и повернулся лицом к завхозу:

— Она не мертва, Аргус.

— Не мертва? Но почему она тогда вся... вся твердая и окоченевшая?

— Оцепеневшая, — поправил Дамблдор. — От чего, я пока не знаю...

— Спросите его! — завизжал Филч, указывая на мгновенно побледневшего Поттера. Я с сомнением оглядел неподвижную кошку и перевел взгляд на директора.

— Ни одному ученику второго курса такое не под силу. Мы имеем дело с искуснейшей чёрной магией...

— Он это сделал, он! — впавший в истерику Филч вызывал лишь отвращение. На секунду я пожалел, что не взял с собой успокаивающую настойку. — Вы ведь видели, что он написал на стене! Он нашёл у меня в кабинете... он знает, что я... я... он знает, что я сквиб!

Я вновь молча посмотрел на Поттера. Он узнал, что Филч — сквиб? Удивительно, почему тогда об этом еще не говорит вся школа.

— Я не трогал миссис Норрис! — кажется, почти впервые всеобщее внимание вызывало у мальчишки дискомфорт. Я ощутил прилив злобного удовлетворения. — А про сквибов вообще никогда не слышал.

— Вранье! Он видел у меня письмо от «Скоромагии»!

Кажется, пришло мое время вмешаться. Пора разобраться со всей этой ситуацией, а заодно выяснить несколько интересующих меня деталей.

— Если позволите, директор, — начал я, с едва скрытой усмешкой наблюдая за тем, как от одного моего голоса мальчик еще больше бледнеет от ужаса, — Поттер и его друзья вполне могли просто оказаться не в то время, не в том месте, однако у нас есть некоторые подозрительные обстоятельства. Для чего они вообще поднялись в этот коридор? Почему их не было на праздничном ужине?

— Почти Безголовый Ник пригласил нас на праздник годовщины его смерти! — тут же затараторила Грейнджер.

— Да, — поддержал ее Уизли, — так что мы все время провели там.

— Нас видели, — добавил Поттер, вызывающе глядя на меня, — там были сотни приведений, они подтвердят наши слова...

— Но почему же вы не присоединились к ужину после того, как ушли? — осведомился я. — Зачем понадобилось подниматься в тот коридор?

От меня не укрылись взгляды Грейнджер и Уизли, брошенные на моментально смутившегося Поттера.

— Потому что... потому что... — начал он, по всей видимости пытаясь придумать самую правдоподобную ложь, — потому что мы устали и хотели спать.

Что ж, не самый удачный вариант.

— Без ужина? — издевательски протянул я, чувствуя, как губы растягиваются в триумфальной усмешке. — Не думал, что приведения на своих вечеринках выставляют что-то съедобное для живых людей.

— Мы не были голодны, — вставил Уизли, и тут же, словно спеша опровергнуть его слова, раздалось жалобное урчание желудка.

До чего неумелые лгуны.

Теперь, когда я больше проникся ситуацией, она меня действительно заинтересовала. Нападение на кошку Филча, затопленный коридор, упоминание мифической Тайной комнаты, Поттер, пойманный на месте преступления. Разумеется, в его вину я не верил — даже если бы это создание кто-то просто запинал до смерти, можно было бы подозревать кого угодно, но не Поттера. Несносный мальчишка слишком гриффиндорец для чего-то подобного.

Однако что-то заставило его, наверняка голодного, забыть об ужине и помчаться в чертов коридор на втором этаже. Осталось лишь выяснить, что именно.

— Как мне кажется, директор, Поттер не до конца честен, — мстительно произнес я. — Полагаю, было бы неплохо лишить его некоторых привилегий на то время, что он будет отказываться рассказывать всю историю. Лично я считаю, что его следовало бы исключить из гриффиндорской команды по квиддичу до тех пор, пока он не будет готов говорить правду.

— Право, Северус, — тут же возмутилась МакГонагалл, — я не вижу причин, чтобы запретить мальчику играть в квиддич. Кошку же метлой по голове не били. Нет ни единого доказательства того, что он сделал что-то противозаконное.

«Глупая, ничего не смыслящая в подходе к ученикам ведьма!» — выругался я про себя. Неужели она не понимает, что никто бы не лишил Поттера места в команде?! Главное сейчас — заставить его испугаться: уж он-то точно поверит в пустые угрозы. Но нет, МакГонагалл, как всегда, была обязана все испортить. Теперь остается надеяться на Дамблдора.

— Невиновен, пока не доказано обратное, Северус, — провозгласил он.

Я едва удержался от взбешенной реплики и крепко стиснул зубы, призывая себя молчать. Удержаться помогло лишь подозрение, что директор наверняка применил к Поттеру легилименцию — уж слишком характерным был его взгляд.

— Кто-то наложил заклятье на мою кошку! — завопил Филч. — Я хочу, чтобы его наказали!

— Мы сможем привести ее в нормальное состояние, Аргус. Профессор Спраут недавно посадила мандрагоры: как только они вырастут, я получу зелье, способное оживить миссис Норрис.

Мандрагоры?

Не успел я задать вопрос, как в разговор встрял полный энтузиазма Локхарт:

— Я его приготовлю! У меня огромный опыт, я с закрытыми глазами могу приготовить Оживляющее снадобье из мандрагор...

Уничтожающе посмотрев на идиота, я процедил:

— Прошу прощения, но, полагаю, зельеваром этой школы являюсь я.

Повисла тишина. Локхарт выглядел смертельно оскорбленным, я сгорал от желания показать ему настоящую темную магию — что-то вроде мгновенного отрезания языка и последующего его сожжения на глазах у владельца. Дамблдор, оглядев нас, поспешил сообщить Поттеру, Уизли и Грейнджер:

— Вы можете идти.

Едва те скрылись за дверью, Локхарт обиженно завел:

— Мне кажется, вы недостаточно уважаете меня, дорогой коллега. В конце концов, я совершил столько добрых дел, что уже перестал вести им счет, и сварить настойку не составит мне никакого труда, тогда как у вас, должно быть, полно работы. Вы ведь не привыкли ежедневно спасать жизни. Только не подумайте, что я говорю в упрек — так или иначе, на свете вообще мало людей, которые...

— ... сравнятся с вами в болтливости, полнейшей некомпетентности и неумении вовремя замолчать! — Локхарт несколько раз беспомощно открыл и закрыл рот, напомнив выброшенную на берег рыбу. Я злорадно ухмыльнулся. — Честно признаться, Гилдерой, до вашего приезда в школу я был о вас куда лучшего мнения. На деле же оказалось, что вы не способны повторить свои великие подвиги хотя бы дважды.

— Это не так! — закричал он, вытаращив глаза. Я уловил приглушенный смешок Минервы, и моя усмешка стала шире.

— Да неужели? — язвительно протянул я. — Тогда вы, безусловно, поможете мне вспомнить рецепт зелья из мандрагоры. У меня — вот так неудача — вылетели из головы абсолютно все его компоненты.

Альбус, Минерва и даже позабывший о своих страданиях Филч выжидательно посмотрели на Локхарта. Тот попятился к двери.

— Конечно, конечно... Со мной таких казусов никогда не случается, но вас, Северус, я могу понять: работа деканом — труд нелегкий. К сожалению, сейчас у меня совсем нет времени, я должен... — его полный паники взгляд остановился на обездвиженной кошке, — отнести миссис Норрис в больничное крыло! Там ей будет куда уютнее, верно, Аргус?

— Да, конечно! — Филч вытер мокрое лицо и очень нежно поднял свою помощницу на руки. — Вы ведь не возражаете, директор?

— Нет, что вы.

— Идемте, — Локхарт, вновь обретший расположение духа, распахнул дверь и подмигнул мне. — А вы, Северус, перечитайте рецепт. Хотя уже сейчас я могу вам сказать, что главный ингредиент — мандрагора. На этом, увы, все — дела, меня ждут дела... Вперед, Аргус!

Дождавшись, чтобы они скрылись, я позволил себе презрительно фыркнуть. Минерва недовольно сказала:

— В самом деле, Альбус, его поведение уже переходит все дозволенные границы. Почему бы вам не провести внеплановую аттестацию преподавателей и не изгнать его, наконец, из нашей школы?

— Боюсь, шансы на то, чтобы найти хорошего учителя в разгар семестра очень невелики, — Дамблдор удрученно покачал головой. — Но со всей уверенностью могу заверить, что в следующем году Гилдерой оставит свою должность.

— Слава Мерлину! — МакГонагалл посмотрела на меня, потом снова на директора. — А что насчет кошки Филча, Альбус?

— Это серьезный вопрос, — тихо заметил он. — Полагаю, для его обсуждения нам лучше переместиться в мой кабинет. Посвящать в свои мысли Гилдероя мне совершенно не хочется.

Спустя некоторое время, расположившись в мягких креслах, мы с Минервой терпеливо ожидали начала разговора. Наконец Альбус, придвинув нам по чашке чая, сказал:

— Думаю, вы оба понимаете, как серьезно совершенное нападение.

— Вы не предоставили нам возможности исследовать кошку, — возразил я. — Но, принимая во внимание ваши слова о настойке мандрагоры, можно сделать вывод, что нападение совершено не человеком.

— Однако что за существо могло сотворить подобное? — озадаченно поинтересовалась Минерва. — Я имею в виду, какой из существующих видов смог бы проникнуть в замок?

— Это нам еще предстоит выяснить, — Дамблдор мягко погладил усевшегося перед ним феникса. Птица выглядела истощенной, и я предположил, что скоро ей предстоит в очередной раз сгореть. — У меня есть своя версия, но пока я воздержусь от комментариев. Нужно еще кое-что прояснить. А вы соблюдайте крайнюю осторожность и присматривайте за учениками. Когда мне что-нибудь станет известно, я непременно сообщу. Сейчас же меня волнует другой вопрос, — Дамблдор нахмурился. — Открыть Тайную комнату мог только определенный человек, и мне не хочется думать, что он нашел способ проникнуть в школу.

Я не смог удержаться от удивленного вздоха.

Еще во время учебы в Хогвартсе легенды о Тайной комнате очень меня интересовали, но, признаться, оснований верить в них не было. В первые годы работы я несколько раз пытался завести разговор с Альбусом, но он с ловкостью, достойной слизеринца, уходил от темы, и вскоре я перестал пытаться что-либо разузнать. Теперь же он говорил об этом так спокойно, что сомнений не оставалось: Комната действительно существует.

МакГонагалл казалась изумленной не меньше. Я медленно проговорил:

— Насколько я понимаю, в Комнату, построенную Слизерином, может войти лишь змееуст?

— Это было бы разумной мерой предосторожности, — согласилась Минерва, — и так же логическим объяснением, почему ее до сих пор никому не удалось найти. Но, Альбус, если так, то, вероятно, существо, напавшее на миссис Норрис, с самого начала обитало внутри? Кто знает, что могло завестись в Комнате, которую не открывали много лет. Может быть, в существующей легенде есть доля истины? Ведь многое уже сходится.

Дамблдор, поджав губы, сосредоточенно глядел в одну точку. Быстро переглянувшись с МакГонагалл, я спросил:

— Не лучше ли будет запретить пользоваться коридором? Хотя бы на время.

— Я дам ответ завтра, Северус, — Альбус, словно вырвавшись из оцепенения, легко улыбнулся. — Но все же не думаю, что понадобится предпринимать столь экстремальные меры. В конце концов, кошка не была убита — всего лишь парализована.

— В коридоре была вода, — вспомнила Минерва. — Как вы думаете, это имеет какое-то отношение к случившемуся?

— Хм, — Альбус рассеяно постучал костяшками пальцев по столу. — Все возможно. Завтра я дам вам более детальные указания, а пока повторюсь — присматривайте за учениками. По возможности не давайте им бродить тем коридором — только не афишируйте свои действия. Лишняя огласка нам не к чему.

— А что с Поттером? — не удержался от вопроса я. — Вы догадываетесь, что именно он делал на месте происшествия?

В глазах Альбуса на мгновение мелькнула мрачная тень. Было в ней что-то такое, что на меня совершенно неожиданно нахлынул ужас. — Директор? — хрипло повторил я. Он лишь покачал головой.

— Никаких фактов нет, все нуждается в еще одной проверке. Уже поздно, так что не буду вас задерживать, Северус, Минерва. Спокойной ночи.

Я молча поднялся и направился к выходу. МакГонагалл ворчливо заметила:

— Вы же так ничего и не сказали нам, Альбус.

— Минерва, — в его голосе зазвучала улыбка, — все дело в том, что в вашей с Северусом компании мне лучше думается. Вы и не представляете, сколько всего приходит в голову, стоит всего лишь выслушать ваши вопросы и предположения.

Больше я ничего не услышал, так как все звуки стихли, стоило оказаться за дверью.

* * *

Аппарировав у знакомого, высокого дерева, я несколько минут простоял, не двигаясь, рассеяно поглаживая сухую кору.

Здесь ничего не изменилось, только кладбище стало казаться еще более заброшенным. Пробираясь через могилы к белому надгробию, я задавался вопросом, почему ни один человек не приходит в этот день почтить память Поттеров. Неужели прошедшие годы привели к тому, что их жертва обесценилась?

С другой стороны, рациональная часть меня прекрасно осознавала, что в таких упреках нет здравого смысла. Не произошло ничего особенного — в то время многие падали жертвами Темного Лорда, вот только не каждому ребенку удавалось его уничтожить. Люди преклонялись перед младшим Поттером, а Лили была для них не более чем матерью героя.

Глубоко вздохнув, я остановился рядом с надгробием и осторожно прикоснулся к белому мрамору.

Холодный. Холодный и неживой, как и те, над чьей могилой он возвышается.

«Здравствуй», — подумал я, и перевел взгляд на выгравированные имена — Джеймс Поттер, Лили Поттер.

Лили. Она разделила с ним не только жизнь, но и смерть, и каждый раз, приходя сюда, я чувствовал, словно мне отказано в праве даже просто постоять рядом с ней. С ней, не с ними.

Конечно, это всего лишь могила, но сколько я ни убеждал себя в этом, так и не смог поверить. Именно в этом месте чувствовалось нечто неуловимое, полузабытое и в то же время родное. Может быть, ее душа ощущала, когда кто-то особо остро в ней нуждался?

Но нет, я не льстил себе мыслью, что она может захотеть прийти ко мне. Я именно тот, кто заслуживал этого меньше всех. Я потерял право быть рядом, и даже смерть Лили этого не изменила.

Тем не менее, я вновь мягко погладил надгробие и закрыл глаза. Так было легче.

«Ты всегда понимала меня лучше других. После твоего ухода это старается делать Альбус, и у него даже получается — но далеко не всегда. Он не представляет, как можно одиннадцать лет жить исключительно прошлым, мучить себя виной и невозможностью искупить ее. Иногда я думаю, что он на самом деле и сам испытывает нечто подобное, и только мои чувства ему непонятны. Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу, а пока мне удобнее строить догадки.

Может, ты тоже тяготишься тем, что я не могу тебя отпустить? Это было бы только логично, учитывая, через что тебе пришлось из-за меня пройти. Поттер, останься он жив, вряд ли бы надоедал тебе своими сумасшедшими мыслями так, как я. Он бы не забыл тебя, но и не помнил. Он не любил тебя достаточно — я думал так раньше, думаю и сейчас. Для меня же ты была особенной — наверное потому, что я никогда не мечтал, что встречу такого человека. Что в моей жизни будет что-то настолько светлое. И, конечно, я никогда не предполагал, что так глупо потеряю тебя.

Твой сын — единственное, что после тебя осталось, но в нем слишком много от его отца. Вынужден признать, что в этом году я начал замечать у него и твои черты — он рассеян, наивен, очарован волшебством и совершенно не умеет врать. Но все это блекнет рядом с его заносчивостью, самовлюбленностью и эгоизмом. Он слишком прост, в нем нет ничего стоящего, хотя одну вещь я никак не могу понять. Почему он так безразличен к годовщине смерти своих родителей? Ты не поверишь, но я даже пытался найти ему оправдания. Думал, что его равнодушие — показное, даже предполагал, что он может не знать о нужной дате, но это все не так. Ему просто... плевать. Пожалуй, данная черта также принадлежит его отцу, потому что ты никогда не была такой. Мальчишка невыносим, и, кажется, собственное благополучие его не волнует. Нет, все же он часто ставит меня в тупик.

Темный Лорд скоро вернутся. Я чувствую. Это может случиться в следующем году, и у меня есть все шансы не пережить даже первую встречу с ним. Что ж, я тешу себя иллюзиями, что тогда мне удастся увидеть тебя — хотя бы раз. Скорее всего, этого не произойдет, но я все равно надеюсь. Так проще. Так страх, рвущий меня изнутри на части, становится меньше».

Особо сильный порыв ледяного ветра, пробравший до костей, заставил меня вздрогнуть. Я открыл глаза и снова посмотрел на имя — Лили Поттер.

Лили.

— Я вернусь, — прошептал я, в последний раз касаясь мрамора пальцами.

Ответа не было, но почему-то так легко сейчас было поверить, будто удивительно нежный поток воздуха, бросившийся мне в лицо, это вовсе не происки разбушевавшегося урагана, а прикосновение.

Прикосновение Лили.

* * *

Уже много лет я не изменял своим привычкам, и в этом году тоже не был намерен от них отказываться.

Зажег свечу, поставил у кровати фотографию и долгое время смотрел на нее, прежде чем протянуть руку к темно-зеленому флакону.

Зелье Трех воспоминаний. Я в любом случае буду обязан выпить следующую порцию, так почему бы не сейчас?

Вкус снадобья не изменился — такой же приторно сладкий вначале и горький — в конце.

Не сводя глаз с маггловского снимка, я повыше натянул одеяло и вздохнул.

Прошло некоторое время перед тем, как я, наконец, погрузился в сон.