Тропой василиска (джен)

— Ссириуссс... Ссириуссс... Ссириуссс, — раздражённое шипение приближалось. Пёс навострил уши, звук был ужасно важным, знакомым, но всё-таки другим. Крысы перед носом пахли очень привлекательно, и желудок призывно заурчал. Пёс подвинул морду к еде и с наслаждением вонзил зубы в бездыханную тушку. Меньше чем за минуту завтрак... или обед был уничтожен.

— Ссириуссс, — собравшись с силами, он всё же поднялся на лапы и, принюхиваясь, огляделся вокруг. В нескольких шагах от животного стоял человек. Человек с палкой, нет, палочкой. Он взмахнул ею и негромко сквозь стиснутые зубы прошипел:

— Legilemens!

Жалобно заскулив от вспышки боли, пёс упал на живот, прикрывая лапами морду. Перед закрытыми глазами проносились какие-то чужие образы. Рыжая женщина, волк, ребёнок, друзья, волшебство, замок, мотоцикл...

Тишину Визжащей хижины больше не разрывал жалкий надрывный вой. На скрипучих досках грязного пола без сознания лежал мужчина. На его тело опустилась плотная накидка, а в паре сантиметров от головы с глухим стуком упала палочка. Его палочка.

* * *

«Ликантропное зелье — концентрированный раствор гибискуса и выжимки Портено Шаари. Служит для сохранения разума во время обращения оборотня в полнолуние. Также несколько повышает болевой порог при смене формы. Побочные эффекты: линька, тошнота, головокружение. Способ приготовления изучается в специализированных учебных заведениях зельеварами со званием не ниже Старшего ассистента. Автор неизвестен»

«...Автор неизвестен»

«...Автор неизвестен»

«...Автор неизвестен»

Гарри с досадой захлопнул последний справочник. Во всех пятнадцати книгах библиотеки, где было упоминание этого зелья, отсутствовало упоминание автора. Это неожиданно нервировало.

В библиотеке было тихо. Студенты не очень любили проводить вечер пятницы среди пыльных загруженных стеллажей. И сам мальчик с трудом уговорил друзей отпустить его на полчаса. А теперь он отложил перо и записи по этому зелью и задумался.

«Кому папа варит Ликантропное зелье? Неужели в Хогвартсе есть оборотень? Я бы знал, если это кто-то из учеников... Что изменилось? Сбежал Блэк, прислали дементоров, приехал новый профессор, Хагрид ведёт Уход...

Ремус...

Ремус — оборотень?!»

Распахнутые зелёные глаза сверкнули отражением факелов. Гарри вдруг вспомнил разговор с Ришем в лондонском парке: «...Твои родители не могли сделать выбор между близкими людьми и хотели, чтобы у тебя было двое крёстных, но Ремус, в силу своей скромности и других обстоятельств отказался, поэтому тебя породнили с Блэками».

«Неужели эти другие обстоятельства и есть то, что профессор — оборотень? Но мама и Джеймс всё равно с ним дружили, значит, должно быть что-то ещё».

Нужно было немедленно увидеть Люпина. Во что бы то ни стало. Гарри закинул сумку на плечо и вышел из библиотеки. Подойдя к двери, он услышал голос отца. Страшно холодный, почти бездушный голос, от его звуков вдруг захотелось убежать и спрятаться под кровать. Мальчик постучался:

— Профессор Люпин... ой, — он увидел зельевара. — Добрый вечер, сэр.

Снейп окинул его подозрительным взглядом:

— Мистер Поттер, что вы здесь делаете? — его выразительно поднятая бровь выражала крайнюю степень недоверия. Гриффиндорец окинул мужчин растерянным взглядом. Не ответишь же, что поболтать пришёл. Из-за строго силуэта отца раздалось тихое покашливание:

— Северус, это я пригласил Гарри. Мы хотели обсудить несколько вопросов к следующему уроку.

На освещённый участок вышел Ремус и приветливо кивнул мальчику. В руке мужчина держал уже знакомый Гарри медный кубок. Заметив пристальный взгляд ученика, он попытался убрать зелье в сторону, но было поздно: гриффиндорец уже повернулся к отцу и, запинаясь, пробормотал:

— Сэр, это зелье, оно... Я прочитал в библиотеке... — зельевар с интересом наблюдал за учеником. Бывает в жизни так, что порой правду лучше не знать. Гарри смотрел на Ремуса, почти касаясь пальцами чёрной мантии отца. Ну да, испугался немного — ничего себе другие обстоятельства! — Вы — оборотень, сэр, да? И Ликантропное зелье профессор Снейп варил для вас. И полнолуние уже завтра.

Ремус со вздохом прикрыл глаза. Он тяжело представлял себе, как о его сущности узнает Гарри, но даже в худшем из кошмаров такой версии не было.

— Мистер Поттер, в связи с обстоятельствами, которые возникли в этом году, я настоятельно рекомендую вам вернуться в башню к восьми часам, — наконец произнёс Снейп.

— Да, сэр, — послушно ответил мальчик.

— И ещё, не думаю, что директор одобрит, если о ваших знаниях, — с особой интонацией заметил зельевар, — узнает кто-нибудь из учеников.

— Я всё понял, профессор.

С подозрением взглянув на гриффиндорца, Снейп развернулся и, кивнув на прощение Люпину, вышел. Что-то из загадочного прошлого позволяло ему оставить своего ученика на попечение оборотню. Это было неожиданно для последних.

— Гарри, — окликнул профессор, — я пойму, если ты не захочешь остаться.

— Профессор, — решился мальчик, — это же вы прислали мне мантию невидимку два года назад? Там были ваши инициалы...

Люпин печально улыбнулся:

— Да, Гарри. Твой отец был моим лучшим другом, и он отдал мне её, — почти слово в слово процитировал он своё первое письмо мальчику.

— Сэр, я знаю, что в школе вы дружили с Джеймсом Поттером и, — Гарри сглотнул, что не укрылось от Люпина, — профессором Снейпом, и могу я спросить?

— Кто был моим лучшим другом? — Ремус присел на краешек стола. Гарри взволнованно кивнул. — Я дружил с ними обоими, Гарри. И Джеймс и Северус были дороги мне. Знаешь, — Ремус усмехнулся, — никто в Хогвартсе, включая профессоров, не мог понять, как мне удаётся общаться и с тем и с другим одновременно. Особенно не понимал Сириус. Он был не просто гриффиндорцем, скорее анти-слизеринцем. Впрочем, это не столь важно... — перебил он сам себя. — Я писал тебе о Северусе, Гарри.

— Но... откуда вы? — поражённо прошептал мальчик. Значит, профессор знал, что его отец не Джеймс, а профессор Снейп. Люпин улыбнулся ещё шире:

— Ты хочешь простой ответ или снова историю, как в Хогвартс-Экспрессе?

— Пожалуйста, если можно, сэр, — попросил Гарри. Мужчина поднялся со стола и подошёл к камину.

— Мы подружились с твоим отцом на втором курсе, когда Джеймс и Сириус начали придираться к нему на постоянной основе. Я старался увести их от опасной темы: как достать Снейпа, и он, в конце концов, это заметил. Просто не мог не заметить, — смущённо пробормотал Ремус. Гарри жадно ловил каждое слово. — Однажды мы столкнулись с ним в библиотеке. Я возвращал мадам Пинс очередную прочитанную книгу, а он готовил эссе по трансфигурации. В силу своей природы, — смутился профессор, — я всегда разбирался в этом предмете лучше остальных. Проходя мимо стола с эссе, я заметил у Северуса ошибку и сказал ему об этом. Когда я понял, кому я это сказал... — мужчина рассмеялся, предаваясь воспоминаниям, — я подумал: «Тебе конец, Рем». К моему удивлению, Северус молча сверился с учебником и всё исправил. После урока я получил анонимное спасибо. Но к тому времени, я хорошо знал подчерк твоего отца. — Гарри вздрогнул от этих слов. — Так стало получаться, что мы встречались на нейтральной территории знаний всё чаще и чаще. Каждый раз мы вели себя так, словно всё происходило случайно, пока однажды одновременно не сели за один стол. Конечно, вставать никто не собирался: Северус оказался очень гордым слизеринцем, а мне было просто интересно, поэтому мы молча принялись за своё дело. Я не помню, с чего всё началось, но спустя полчаса мы обнаружили себя увлечённо обсуждающими какую-то теорему трансфигурации. Из библиотеки нас никто не выгонял, потому что мы оба оказались книжными червями и вели себя, как в царстве Морфея. Но, — профессор грустно усмехнулся, — просто представь эту картину, Гарри! Двое мальчишек яростно шипящих друг на друга застыли, поражённые до глубины души одним открытием — нам было интересно вместе. Молниеносно Северус собрал все свои принадлежности и вылетел из библиотеки. Я мог только гадать, послышалось ли мне его: «Завтра, в три».

Гарри нетерпеливо ёрзал на скамейке. В глазах приятно щипало от волнения.

— Разумеется, я пришёл. Невозможно было не прийти. Он с подозрением оглянулся, прежде чем сесть со мной за стол. Клянусь Мерлином, он думал, что я пришёл с Мародёрами! Мы засиделись до самого ужина, когда нас уже поторопила мадам Пинс. Северус снова исчез, как комета, я понял позднее, специально, чтобы по отдельности появиться в Большом зале. В наш первый совместный вечер в библиотеке, мы едва ли перекинулись парой слов — готовились к контрольному зачёту по чарам, но потом, встреча за встречей, слово за слово, мы подружились. Я мог сказать об этом с уверенностью, когда приходил к нему в Больничное крыло, когда он заносил мне забытую книгу или эссе, когда мы менялись тетрадями с конспектами: его по зельям с собственными комментариями и замечаниями, и мои по трансфигурации с советами.

— А как же Мародёры? — спросил Гарри. Люпин нахмурился, но спустя мгновенье его лицо просветлело, и он заметил, подняв указательный палец:

— И не думай, что всё было так легко. Я вызвал Джеймса и Сириуса на серьёзный разговор. К счастью, нам удалось избежать взаимных упрёков вроде: «Ты нас предал!» или «Сами вы ограниченные самонадеянные болваны!». Я постарался убедить своих друзей, что мне одинаково важны и они, и Северус. Не знаю, насколько они поняли, но с тех пор, они не лезли к Северусу в моём присутствии, что не спасало от насмешек остальных слизеринцев. Хотя, возможно, Джеймс и Сириус доставали твоего отца, пока я отсутствовал.

— Что, правда? — удивился Гарри. Не могло же на самом деле всё быть так просто? Поговорили и разошлись...

— Пойми, нашему так сказать, дружескому союзу с Северусом способствовали несколько обстоятельств. Во-первых, пока мы были на третьем-четвёртом году обучения, наш возраст позволял переступать через некоторые условности, которые в старшие годы становились жизненным кредо для некоторых личностей, — неприязненно ответил Ремус. — Сириус был наиболее импульсивным и оттого наиболее проблемным звеном нашей мародёрской компании, но он стал своего рода перебежчиком, когда выбрал Гриффиндор в противовес семье Блэков, испокон веков учившихся в Слизерине. Он частично мог оправдать моё общение с тем факультетом, признавая возможность слизеринцев совмещаться с гриффиндорцами. Далее Джеймс. В те годы, пока в львиных жилах не кипели подростковые гормоны, юный Поттер был обычным хулиганом, любимцем публики, частым гостем мадам Помфри, из-за потасовок в коридорах. Его нельзя было назвать высокомерным — ни в коем случае, наглым — нет, агрессивным — никогда. Он просто хулиганил, как... как... как Пивз, — сравнил профессор. — Северус не был его главной и основной мишенью — Джеймс доставал всех: и своих, и чужих. Поэтому, когда я попросил ребят не мешать мне и моему слизеринскому другу — между нами не разверзлась пропасть отчуждения и предательства. Наоборот, от скуки ребята стали ещё изобретательнее на выдумки, и через полгода мы составили карту Мародёров. Можно добавить, что, когда они узнали, кому обязаны своими углублёнными знаниями и понятными лекциями по зубодробительному зельеварению, их восторгу не было предела. Как я позже рассказывал ухмыляющемуся Северусу (он был не против скопировать свои лекции), Мародёры были абсолютно уверены, что эксплуатируют простачка-слизеринца.

— Почему же сейчас вы?...

— Всё изменили последние три года, — Гарри с тревогой наблюдал, как на лице профессора появляются печальные морщинки, как заострилась складка между бровей. В тусклом отблеске свечей заметнее стали серебряные нити в русых волосах. — На пятом курсе с Джеймсом случилась любовь. Ему не повезло влюбиться в твою мать, Гарри. Я забыл сказать, кроме меня Северус дружил ещё и с Лили, причём задолго до Хогвартса. Начались открытые столкновения между Поттером и Снейпом. Каждый был уверен в своей правоте, каждый искренне любил твою маму, Гарри. Борьба между ними была жестокой, порой кровавой. Сириус поддерживал Джеймса, и когда им удавалось подловить Северуса, они могли устроить невообразимые вещи. Я ничего не мог сделать. Лили имела власть над ними обоими, но даже она не могла прекратить их вражду. А ещё она сердилась на меня за то, что я не останавливал Северуса или Мародёров, когда стал старостой. Я был беспомощен, но долго размышлял над тем, что и Лили так же бессильна. Я думал: почему?

— Не может быть... — поражённо мотнул головой Гарри. Он уже не сдерживал слёз, потому что было по-настоящему больно.

— Она любила их обоих, — низким голосом ответил Ремус. Он немного помолчал, наливая мальчику воды. — Знаешь, есть вещи, которые я не могу тебе рассказывать, но в итоге Лили осталась с Джеймсом. А я тщетно пытался успокоить твоего отца. Мы прекратили общаться, всё чаще он проводил время со старшими слизеринцами, изучая Темные искусства. Я тревожился за него. На шестом курсе Джеймс и Сириус заманили его в Визжащую хижину, где я пережидал луну. Я вообще не понимаю, как Северус мог туда пойти, — горько воскликнул Люпин, отходя на пару шагов, — потому что он знал о моей второй сущности с третьего курса, когда я отменил встречу, случайно сказав, что будет полнолуние, — профессор внезапно замолк. — После этого случая он полностью прекратил наше общение. Хотя Джеймс и Сириус были отстранены от полётов. Не самое строгое наказание, да? — усмехнулся он.

— Но как вы всё-таки...?

— Я же оборотень, Гарри. У меня очень чувствительный нос. Когда ты родился, я неоднократно держал тебя на руках. И поверь мне, в доме Поттером было не трудно уловить запах Лили, Джеймса и твой: ты состоял из едва уловимой смеси запахов Лили и... совсем не Джеймса. За время, проведённое вместе с Северусом, я мог учуять его за милю. А когда ты оказался у меня на руках... — Ремус покачал головой и улыбнулся. — Я написал Северусу. Он пообещал убить меня, если об этом узнает кто-то ещё... Была война, Гарри! — воскликнул он решительно, увидев, как мальчик закрыл руками лицо. — Не смей думать, что ты был ему не нужен! Возможно, мы никогда не узнаем, какие мотивы двигали Северусом, но он желал спасти... свою семью, даже если она никогда не была его! Слышишь меня, Гарри? — Люпин встряхнул его за плечи, но заглянув гриффиндорцу в глаза, успокоился и крепко обнял.

— Ремус...

— Бедный ребёнок! Как же ты справляешься? — прошептал мужчина. — Я мучился двенадцать лет, каждый день снова и снова перебирая воспоминания о Северусе, чтобы просто не сойти с ума от одиночества и боли. Столько лет без возможности даже приблизиться к единственному родному человеку... Гарри, как ты живёшь с этим?

Мальчик очень серьёзно посмотрел на человека, открывшего ему самое дорогое:

— Именно потому, что у меня есть возможность приблизиться, хоть на чуть-чуть сделать жизнь папы легче или приятнее, я и могу ждать, — он неуверенно улыбнулся сквозь слёзы, — не опуская руки, не теряя надежды.

Ремус крепко и бережно сжал Гарри в объятиях.

— Мой смелый, безрассудный гриффиндорец, такой же отчаянный и сильный, как и твой отец... Всё будет хорошо, Гарри, всё будет хорошо.

— Сэр, откуда у папы мантия-невидимка? — спросил на прощание Гарри. Мужчина хитро посмотрел на него и ухмыльнулся:

— Это очень интересная история, и я расскажу её тебе в другой раз.

— Спасибо, профессор, спокойной ночи, — радостно ответил Гарри, закрывая за собой дверь.

— Скажу только, что в этой истории было очень много любви... — мечтательно прошептал Ремус угасающему камину.

Гарри шёл по коридору, едва не подпрыгивая от возбуждения: теперь у него есть взрослый человек, который знал. А у папы может снова появится друг. Возможно ли помирить их? И что произошло тогда в Хогвартсе? Теперь у гриффиндорца появилось много вопросов, на которые срочно нужно искать ответы.

Было около восьми часов, когда он, следуя указанию отца, возвращался в башню. Однако, попасть внутрь не удалось. Перед входом образовалась плотная толпа шумных гриффиндорцев, а портрет Полной дамы не открывался. Гарри отыскал взглядом Гермиону и протиснулся к ней.

— Гермиона, привет. Что тут происходит? — спросил он, перекрикивая гомон студентов.

— Неужели ты не слышал? Сириус Блэк проник в замок и хотел зайти в башню. Но Полная Дама не пустила его без пароля, и он порвал её картину. Смотри! — девочка показала пальцем на проём.

Гарри повернулся: на плотном холсте красовались три огромных пореза, и располосованные кинжалом, его лохмотья свисали к полу. Только самой Дамы там не было.

— Её ищут уже десять минут, наверное, она перепугалась, бедняжка, — заметила Гермиона. Толпа позади них разомкнулась. Впереди шёл Филч, расталкивая локтями зазевавшихся студентов.

— Пропустите! Пропустите же! Идёт директор Дамблдор! Разойдитесь!

— Мистер Уизли, — обратился директор к старосте Гриффиндора Перси. — Вы не объясните, что произошло?

— Да, сэр, — подтянулся старший брат Рона. — На портрет было совершено нападение. Преступник собирался проникнуть в нашу башню.

— Эй, сюда, — окликнул Филч, — нашлась ваша барышня вон за тем пейзажем.

Взглядам нескольких десятков людей предстала захлёбывающаяся рыданиями Полная Дама. Она трагично заламывала руки и вопила:

— Это был Блэк! Блэк — ужасный и страшный!

«И совсем я не страшный», — грустно подумал бывший гриффиндорец, прячась под кроватью какого-то упитанного третьекурсника, — «Я просто есть хочу».