Тропой василиска (джен)

Профессор Снейп не ложился. Вся ночь ушла на составление рецепта с новым компонентом. Философский камень сложно разрушить, измельчить, а тем более смешать с органическими ингредиентами. Поэтому зельевар составлял меры и массы, переводил из группы порошков в суспензии, потом в третий — подходящий — класс жидкостей. Он расспрашивал алхимика Фламеля, где дополнительно найти данные о философском камне: личных знаний о зелье, да и о камне катастрофически не хватало. Искал первоисточники.

Необъяснимое, странное, сродни интуитивной подсказке, чувство маячило на горизонте. Снейп понимал: оно не относится к делу, не решает основную проблему, но он чувствовал его щекочущий хвост прямо перед носом, и не зная, как ухватиться, жутко раздражался.

Мысли то и дело возвращались к Турниру, к первому испытанию, к Поттеру. Справится ли мальчик?

Даже его школьная лаборатория для зелий переживала куда более разрушительные явления, чем соревнования четырнадцатилетних волшебников-недоучек. Снейп не сомневался: его ученику хватит сил постоять за себя. Но он опасался, что цена участия окажется недопустимой.

Поттер молод. А молодость включает одно неизбежное свойство — неопытность. Чемпионы ― ровесники, и возраст уравнивает их шансы друг перед другом. Но хватит ли знаний в индивидуальных испытаниях? Кто знает, что ждёт его на Турнире? Снейп представлял, что Поттер потеряет руку, глаз, ухо, голову — в конце концов. Наткнуться или подставиться под проклятие, не распознав, не обезвредив его в силу неопытности, так легко. Неучтённая опасность, если не отнимет жизнь в прямом столкновении, грозит ударом в спину, подстерегает за поворотом. В последнюю минуту произойдёт нелепая трагическая случайность и поставит крест на зельеварении. А зная своего ученика, Снейп понимал: это станет для Гарри Поттера равносильно душевному самоубийству.

Он зябко повёл плечами, но сразу же застыл, невидяще глядя в огонь камина.

Вот оно. Чудовищный ассоциативный ряд! Поттер, самоубийство, душа, Волдеморт, Квирелл, камень, Фламель!

В голове зашумело, он медленно присел в кресло.

Это Фламель. Николас Фламель. Поттер упоминал об их встрече. Но ведь у алхимика существует живой портрет, а он сам должен быть мёртв.

Когда Снейп, устав гадать, выложил свои размышления портрету Николаса, тот посмотрел на коллегу с такой снисходительностью, что сам Дамблдор бы подавился лимонными дольками от зависти.

― Известные портреты Салазара Слизерина тоже живые, что вы на это скажете, дорогой Северус? ― Фламель с любопытством наблюдал за реакцией коллеги: густые седые брови поднялись в ожидании.

Зельевар едва не возразил в ответ очевидной репликой: «Слизерин точно мёртв». Но в словах алхимика прозвучала настолько, нет, не твёрдая, а естественная, наивная и оттого непрошибаемая уверенность. Что-то вроде: «Но небо же голубое. А трава-то зелёная. Все дети маленького роста. Что вы на это скажете?».

Снейп замер.

― Слизерин… как вы? Не мёртв?

― Не очень-то вежливо с вашей стороны, молодой человек, так разговаривать со старшими. Но я не передам господину Основателю столь неприглядный разговор. Исключительно в заслугу вашего деканства его славного факультета, ― полушутя погрозил пальцем Николас. Искорки веселья в блеклых стариковских глазах привносили нотку игривого безумия.

Такое же смешанное чувство досады и растерянности Снейп испытывал в компании Альбуса, когда тот снова загадочно, как ему казалось, улыбался и озадачивал собеседников лукавым прищуром. Минерва МакГонагалл в такие моменты обречённо вздыхала и качала головой, а Хагрид переставал что-либо понимать и предлагал налить в чай огневиски. Типичное утверждение годового расписания, бюджета, графика отпусков и еженедельные педсоветы…

― Вы знакомы с Основателем, сэр? ― только и выдавил Снейп, переваривая мысль о живом символе факультета. Человек, маг, легенда ― сам Салазар Слизерин!

― Ваш покорный слуга старше, чем привыкли думать люди, описывающие мою биографию в справочниках, профессор, ― добродушно усмехнулся Фламель. И, дёрнув бородой, пояснил:

― Я родился в 937 году, а не четыре века спустя, как считают обыватели. Не знаю, почему все поверили журналистам, а не мне. Может, потому что автор первой рукописи умер, не оставив наследников, которым передал бы права на издание. А позже, в четырнадцатом веке, я недальновидно ответил «родился в тридцать седьмом», что расценили как «в тысяча триста тридцать седьмом». Я никого не переубеждал. Подобное долголетие необычно даже для средневековых магов. Но мне довелось наблюдать основание Школы в начале десятого века, в годы моей физической зрелости, я серьёзно этим горжусь. Я знал всех пятерых.

Снейп медленно закрыл глаза. Глубоко вдохнул, выдохнул. Помечтал о том, чтобы услышанное оказалось пустой оговоркой.

― Четверых, ― обречённо поправил он.

― Северус. ― Указательный палец Фламеля зельевар почти ощущал у себя на лбу. ― Не верь всему, что пишут в книгах. И не считай меня настолько старым, чтобы заговариваться.

Не дав собеседнику ни секунды на оправдание, Николас взмахнул на прощание полой мантии и удалился с портрета. Снейп разочарованно вернулся к работе, но так и не перестал думать о Слизерине и загадочном пятом Основателе. После третьей ошибки в одном и том же расчёте он раздражённо рявкнул и спалил пергамент. На столе уже дымилась кучка пепла, что осталась от глубокой интеллектуальной работы Мастера зельеварения.

Часы пробили пять раз. Помянув всех долгожителей, Снейп встал из-за стола и отправился в душ. О сне можно было забыть. Начинался день первого испытания Турнира.

― Северус, доброе утро. Я очень рад, что ты уже встал. Ты не мог бы зайти ко мне до завтрака? Это важно, ― появилась в камине голова директора.

Снейп устало опёрся о косяк ванной комнаты. Вот всегда так.

― Доброе, Альбус? В пять утра? Сомневаюсь. Случилось что-то ужасное, или вы просто не знаете, на что потратить время?

― Думаю, тебе хватит полчаса. Прими душ, поешь. Разговор пойдёт о Гарри, Северус.

Для обычной утренней шутки в голосе директора не хватало беззаботности.

* * *

Кабинет директора наполнил предрассветный дымчатый полумрак. Когда Снейп вышел из камина, Дамблдор разжигал свечи, раздвигая их по воздуху: вверх, под потолок, в стороны ― и свет загонял тени в самые глубокие уголки комнаты. Обстановка теплела с каждым зажжённым огоньком.

― Проходи, Северус. ― Директор обошёл рабочий стол и остановился напротив. Помолчал, собираясь с мыслями.

Снейп стоял перед ним, бездумно перебирая пальцами складки мантии. Он рассматривал бесконечные таинственные приборы за спиной Дамблдора: никто так и не понимал их предназначения, или зачем они нужны директору здесь, в школе. Казалось, они находились в Хогвартсе всегда. Как и портреты, и двери, и арки, и подвижные лестницы, и привидения. Эти… штучки стояли здесь и мерцали. Поблёскивали. Были загадкой.

― У меня есть кое-что для тебя, Северус, сядь.

Вооружаясь острым, отточенным постоянным наблюдением, разумом, Снейп каждый раз приглядывался к старому магу, обращал внимание на каждую незначительную деталь. Но сегодня не удалось нормально выспаться, и привычная реагирующая способность притупилась. Снейп не замечал, что у директора дрожали руки. И даже голос ― эти тихие, на грани слышимости, колебания…

Каждая мысль директора устремлялась сквозь годы вынужденного молчания, через тысячи часов беззвучного сомнения, по бесконечным мгновениям сожаления к границе постоянного ожидания. Наконец-то. Настолько близко, что теперь, в последнюю минуту, силы иссякли. Он хранил эту тайну так долго, так крепко, что сейчас едва ли способен отпустить.

― Альбус? ― Снейп с недоумением и нарастающей тревогой следил за душевными терзаниями мага, тот с трудом держался на ногах. Он поднялся с кресла и обогнул стол, подходя к директору. ― Как вы себя чувствуете?

― Слишком старым, Северус. Я чувствую себя слишком старым, ― с усталостью в голосе ответил Дамблдор. Он махнул, отправляя Снейпа обратно на место. Отстегнув верхние пуговицы светлой мантии, он достал из внутреннего кармана длинный тонкий серебряный ключ и приглашающе протянул его в сторону шкафа.

― На второй полке, Северус, стоит красный деревянный ящик. Не мог бы ты достать его?

Снейп поднялся и через несколько секунд на директорском столе стоял открытый ящичек с пузырьками воспоминаний.

― Возьми вот это. ― Сухощавый палец постучал по первой крышечке слева. ― И посмотри.

― Кому они принадлежат?

Снейп нахмурился и взял пузырёк двумя пальцами. За толстым стеклом мелькали блестящие нити памяти.

― Тебе.

Пронзительным взглядом он впился в лицо Дамблдора, но тот оставался собранным и серьёзным. Даже не думал шутить. Даже не пытался улыбнуться. Как будто сообщил о начале войны. Как будто стало известно о первых жертвах. Как будто случилось что-то, что никто никогда не исправит.

Снейп вздрогнул. На секунду он испугался. Всего второй или третий раз в жизни стало по-настоящему страшно. Но в глазах директора он неожиданно увидел столько… доброты? Сострадания? Поддержки?

― Альбус, что здесь? ― Дрожащий хриплый голос сорвался в беззвучный полушёпот, стремительно, как птица со сломанными крыльями падает в пропасть. Сердце за плотной тканью одежд отчаянно забилось, наполнилось тревогой и не успокаивалось.

Дамблдор смотрел с глубокой нежностью, как отец на любимого заблудшего сына, что вернулся израненным и измученным. Он мягко сжал хрупкие ладони профессора в своих руках.

― Всё, что я хотел бы сказать, через минуту перестанет иметь для тебя значение, Северус.

Снейп молчал. Тишина смущала и затягивала в водоворот паники. Он дёрнулся, вырывая ладони.

― Я могу использовать ваш Омут Памяти, директор? ― С горьким чувством утраты Дамблдор услышал отчуждение в холодных интонациях.

― Северус, я думаю, намного удобнее посмотреть эти воспоминания в твоих комнатах.

Тот вскинулся, собираясь возразить, но директор повторил:

― Я настаиваю, Северус.

* * *

Камин озарился зелёными всполохами. По стенам, креслам, столу пробежали грубые тени, затрепетали, словно в тревожном сне, и исчезли, поглощённые тьмой. Взмахом палочки Дамблдор зажёг несколько свечей в гостиной. Снейп ушёл в комнату за собственным Омутом Памяти. Через минуту он вернулся, держа чашу на весу. Дамблдор освободил место на столе.

― Думаю, тебе лучше посмотреть воспоминания сидя, Северус, ― осторожно заметил Дамблдор. Он едва мог поднять глаза и говорил очень тихо. Чувство вины вспыхнуло в его слабом истрёпанном сердце Адским пламенем: беспощадно озаряя каждый укромный уголок, куда столько лет Альбус прятал сомнения и беспокойства. Всё, что касалось поступка Северуса: впервые он осознал, на самом деле осознал, что они совершили, что он лично позволил совершить. И это чувство испепелило каждое жалкое оправдание. Не осталось ни одного.

Гарри… бедный мальчик…

Всем сердцем Дамблдор надеялся, что воспоминания получится вернуть.

Снейп установил Омут и отошёл на пару шагов. Он достал из кармана флакон и напряжённо всмотрелся голубоватые нити. Лицо превратилось в маску: ровные жёсткие морщины легли меж бровей и в уголках губ. На слова Дамблдора он не обратил внимания.

― Как давно у вас мои воспоминания, Альбус? Почему я не помню, как отдавал их? ― Ресницы мелко подрагивали, он щурился, когда яркие всполохи свеч били по глазам.

Дамблдор сгорбился под тяжким бременем собственных сожалений.

― Очень давно, Северус. ― Дыхание застряло в горле, и он едко закашлялся.

Снейп вздрогнул от резкого звука. По спине поползли ледяные мурашки. Зная своё тёмное прошлое, он даже не представлял такого! Что должно произойти, чтобы он ― окклюмент, который успешно отражал атаки Тёмного Лорда, ― позволил стереть себе память и лишиться части воспоминаний?

Чем вообще это могло быть?

Снейп шагнул вперёд.

― Вы сказали, это касается Гарри?

Мерлин! Руку свело судорогой от нахлынувшей паники, и флакон выскользнул из ослабевших пальцев на каменный пол. К счастью, стекло не разбилось. Звонко подпрыгивая по плитам, фиал укатился под кресло.

― Я позаботился о том, чтобы им ничего не повредило, Северус. ― Дамблдор взмахнул палочкой, возвращая воспоминания. ― Волдеморта сейчас уничтожить легче, чем разбить этот сосуд. Я сделал всё возможное, сохраняя его в целости.

Снейп, разозлившись от собственной слабости, поморщился, рывком вытащил пробку и одним движением вылил воспоминания в Омут.

― Я вспомню? ― Он снова попытался узнать, когда стёр себе память.

Альбус молча разглядывал чашу с серебряно-голубыми нитями. Едва заметно покачал седой головой, но тут же остановился, закусил губу и, словно извиняясь, пожал плечами:

― Я только молю Мерлина…

Снейп прошёл к тяжёлому дубовому креслу, опустился в него, и грудь сдавило невидимыми тисками плохого предчувствия. Невольно он вспомнил день своего суда в Визенгамоте: тогда высокий жёсткий стул был обит железом, руки и ноги опутаны тяжёлой цепью и скованы кандалами, а впереди ждал неминуемый срок в одиночной камере Азкабана.

С трудом прогнав дрожь, Снейп окунулся в собственные воспоминания.

Дамблдор подвинул второе кресло, сел в него и глубоко вздохнул. Часы показывали без четверти шесть. В волшебных окнах подземелья виднелось высокое небо с поздними звёздами. Непогасшие. Их затмит только солнце.

Маг призвал со стола Северуса чистый лист и палочкой вывел пару строк.

― Труфи, ― негромко позвал он.

В кабинете бесшумно появился главный эльф замка. Он с достоинством поклонился.

― Директор Дамблдор.

― Труфи, отдай мою записку Минерве. Не стоит будить профессора, но она должна получить её до завтрака.

― Что-то передать на словах, сэр? ― Эльф взял сложенный пергамент.

― Пожалуй, да. ― Дамблдор задумчиво огладил длинную бороду. ― Скажи профессору, что мы с Северусом задержимся вплоть до первого задания. Но пусть не беспокоится, к началу успеем. Спасибо, Труфи.

Когда эльф исчез, директор поднялся с кресла, прошёлся по комнате, несколько раз оглядываясь на Снейпа. Спина зельевара напряглась, он сжимал подлокотники, и пальцы уже побелели.

Просмотр воспоминаний занимает в семнадцать раз меньше времени, чем в воспоминаниях: на каждые сутки в Омуте приходится около полутора часов в настоящем времени. Маги используют Омут, чтобы показать какие-то отрывки из жизни: выступление, рождение ребёнка, церемонии, свадьбы, в суде предоставляют сцены преступлений. Даже если воспоминание занимает два-три часа, просмотр укладывается в пять-десять минут.

Дамблдор не знал, сколько времени понадобится Северусу. Он никогда не просматривал то, что ему оставили на хранение, поэтому не представлял, сколько времени займёт восстановление. До начала первого испытания оставалось почти шесть часов. В одиннадцать все соберутся на стадионе. Гарри будет их ждать.

* * *

Вихрь воспоминаний. Лица, такие знакомые и одновременно чужие… Он сделал шаг.

― Северус-с-с, мой верный и преданный слуга.

Он увидел, как торопливо склонился молодой Снейп перед троном Тёмного Лорда.

― Милорд. ― Голос был глухим, маска делала голоса Пожирателей почти одинаковыми.

― Сегодня твой последний экзамен. Я вижу, что ты не любишь марать руки убийством, мне докладывают, ты не активен в наших маленьких развлечениях, и пытки не скрашивают твой досуг. Может быть, ты разочаровался в выборе, Северус? Или ты страдаешь тут не по своей воле, а шпионишь для нашего дорогого директора? ― Голос Тёмного Лорда отражался от стен тёмного зала. За Снейпом в полукруге яростно зашипела Нагини, шумно восклицали Пожиратели.

― Милорд, я верен вам. Я не разочарован, моя преданность глубже с каждым днём. Я разделяю ваши взгляды. Я готовлю вам лучшие зелья, но руки Мастера ограничивают меня… в некоторой степени. ― Взрослый Снейп впервые заметил, что тогда он стискивал складку мантии, сдерживая нервную дрожь.

― Ты умён, Северус, ты изворотлив, ты идёшь к цели. Качества настоящего слизеринца. ― Плотоядная усмешка Лорда вызывала животный страх даже сейчас. Снейп молчал. ― Однако я не припоминаю среди выдающихся зельеваров пуритан. Как думаешь, Белла?

― Мой Лорд, вы абсолютно правы! ― Беллатриса Лестрейндж наконец подобралась к Снейпу. Она вцепилась острыми ногтями в его плечо, раздирая кожу даже через мантию. ― Снейп до сих пор любит рыжую грязнокровку и брезгует развлекаться с другими магглами!

― Мы дадим ему последний шанс. Мои слуги должны знать, что их господин милостив и терпелив. И я жду, Северус. ― Тёмная аура полыхнула неприкрытой угрозой. ― Жду, что ты докажешь преданность делом.

Вечер. Грязный тупик на окраине города. Снейп чудом не вскрикнул, когда перед его лицом оказалась Лили.

Девушку похитили прямо с улицы маггловского Лондона. Двое Пожирателей набросились на неё: один выбил палочку, другой связал руки.

― Давай, чего же ты ждёшь! Скорее!

Он вспомнил, как едва не сбежал, узнав Лили. Смертельный ужас парализовал руки, ноги, сердце. Ни одной возможности сбежать. На её месте должна была оказаться какая-нибудь маггла. Глупая маггла без имени, без лица, без будущего. Глупая случайная маггла.

Старший Снейп стоял в шаге перед ними, до крови прокусив пару пальцев, ― боли он не чувствовал.

Тогда он не мог атаковать Пожирателей, это означало конец для шпиона Ордена. Он не мог… сделать этого с Лили, это означало конец для Северуса Снейпа.

― Ты снова струсил! Тёмный Лорд скормит тебя своей змее, так и знай. ― Маги насмешливо поигрывали палочками. ― Ладно, кончайте её ребята, пора уходить.

― Оставьте, ― Снейп решительно поднял палочку. Взмахом убрал одежду. Себя он не стеснялся: Пожиратели видели и не такое. Лили он прикрыл собственным телом…

― Inanis Infantem.

Ни одна победа не стоит такой цены. Он знал, что сгорит в аду. И молил всех богов, Моргану и Мерлина, чтобы Лили никогда ничего не поняла, ещё не зная, что его молитвы не будут услышаны.

Снейп мечтал умереть, лишь бы не видеть всего, что проносилось перед ним, но вот в светлой комнате Поттер что-то объясняет целителям, Лили укачивает ребёнка, а тот громко плачет: ужасные нарывы покрывали крохотное личико и тело, прикрытое пелёнками. Дамблдор встретил его на пороге:

― Северус, проходи. Мы хотели попросить тебя о помощи. Целители хотят забрать Гарри в Мунго, у него маггловская ветряная оспа. Но ты понимаешь, мы не вправе допустить, чтобы Лили или Джеймс выходили из дома. Сейчас особенно опасное время.

Конечно, он понимал, о чём говорит Дамблдор. Тогда орденцы только и говорили про Фиделиус. И никто не догадывался, почему именно Поттеров ищет Тот-Кого-Нельзя-Называть, но защищались дружно, как могли.

― Зачем вам отдавать ребёнка в Мунго? Целители не занимаются маггловскими болезнями, ― возмущённо шипел молодой Снейп.

Пока он говорил с Дамблдором, к ним подошёл Джеймс, нужно было убедить его остаться дома. Старший Снейп, вполуха слушая перепалку, приблизился к Лили. Он снова и снова влюблялся в неё. Каждый раз. Это чувство обжигало ему внутренности, заполняло давно знакомую, привычную пустоту внутри, снова делало его целым. Живым.

― Моя родная, любимая девочка… ― шептал он сквозь слёзы. Внезапно он показался себе невыносимо старым и чужим. Только Лили осталась прежней.

Её огненные волосы, мягкие, с золотистым ореолом под лучами солнца. Лицо, усыпанное веснушками, не просто знакомое ― дорогое, близкое. Мягкие, тёплые руки. Она уверенно и осторожно держит Гарри, отводит со лба прядь волос, касается кончиками пальцев уголков его рта, и малыш ненадолго прекращает плакать, чтобы довольно агукнуть маме. Две очаровательные ямочки на щеках. Как она смотрит на сына, с нежностью оглядывается на Поттера, внимательно с лёгкой задумчивостью изучает Северуса.

― Да я скорее сам сварю это зелье, чем позволю вам выйти из дома! ― Снейп раздражённо хмурится и вздрагивает, когда встречается глазами с Лили.

― Спасибо тебе, Северус, ― С грустной улыбкой отвечает она. Оба мужчины были готовы на всё.

И вот он в лаборатории Хогвартса.

На столе обрывки пергаментов. В стороне пробирка с кровью мальчика. Обычное зелье не подходит, поэтому четыре дня и три ночи Снейп не выходил из лаборатории, чтобы усовершенствовать противооспенное зелье. Не помогали даже записи матери, хотя Эйлин до брака считалась одним из лучших зельеваров Старой школы. Наконец, он догадался сунуть длинный нос в записи собственного Мастера.

Снейп без сожаления наблюдал за самим собой, ещё не догадываясь о том, что увидит вскоре. К нетерпению примешивалась и досада. Хотя внешний вид Гарри поразил его, не привыкшего видеть физические страдания маленьких детей, он больше переживал за Лили. Она как мать страдала вдвойне: из-за сына, и от беспомощности.

В одной из книг упоминалось о том, что добавленная в зелье кровь родителей-магов помогает ребёнку адаптировать организм к принятию волшебных зелий, чтобы исцелиться от маггловских болезней. Предполагалось, что ребёнок родится в смешанном браке: с полукровкой или с магглом. Рецепт прост: смешать готовое зелье с кровью чистокровного родителя. Под условие подходил Джеймс Поттер. Снейп чертыхнулся, и, оставив книгу, пошёл к камину:

― Дом Поттеров. ― Взрыв летучего пороха, зелёная вспышка, и через секунду оба Снейпа лицезрели пустую неосвещённую гостиную. Снова чертыхнувшись, Снейп наколдовал Темпус: полчетвёртого утра.

― Какого лысого гоблина, тебя принесло среди ночи, Снейп?! ― воскликнул с лестницы злой, как мантикора, и едва ли проснувшийся Поттер. Он медленно, но с заметным облегчением убрал палочку. ― То, что ты член Ордена, не даёт тебе право вламываться ко мне в дом!

― Мне нужна твоя кровь для зелья Гарри. ― Северус был краток. Бессонная ночь вымотала его. Молча достал из кармана фиал.

― А… ладно, хорошо, ― взлохматив волосы, уже тише ответил Джеймс.

Стоило отдать Поттеру должное, он достаточно быстро собрался. Снова вытащил палочку.

― Нет, так не пойдёт, никакой магии, ― быстро предупредил зельевар, ― порез делай ножом.

Старший Снейп закатил глаза. Ситуация утомляла его какой-то приторной вежливостью.

― Сколько сейчас весит Гарри? Мне нужно рассчитать пропорции, от этого зависит необходимое количество крови, ― нетерпеливо пояснил Снейп, увидев недоумённое выражение на лице Поттера.

― Я не знаю, подожди, я быстро, ― ответил Джеймс.

Снейп призвал с кухни нож, наточил заклинанием и на всякий случай наложил чары стерилизации.

― Шесть с половиной фунтов, ― довольно заявил Поттер, спускаясь по лестнице. Гордая отцовская улыбка не сходила с его лица. Он снисходительно смотрел на зельевара, полагая, что тому-то родительское счастье светит не скоро, но Снейп хмурился по другой причине.

― Твоему сыну недостаёт целого фунта хотя бы до нижней границы нормы, Поттер. Пока ты не лопнул от самодовольства, возьми себя в руки и наполни мне фиал. ― Он сунул Джеймсу нож и замолк.

― Почему ты не можешь быть чуть менее ядовитым, когда дело касается твоей семьи, Снейп? ― бурчал едва слышно Поттер, пока кровь тонкой струйкой стекала с ладони. ― Ну ведь брат, как-никак.

― Не по своей воле, ― процедил Снейп, почти вырывая из рук злосчастную пробирку. Он так и не простил Джеймсу ни розыгрыш его дружка Блэка, ни спасение в Визжащей хижине, ни переливание крови, которое связало их жизни навсегда. Он ненавидел чувствовать себя обязанным.

Лишь намного позже, подумал Снейп, когда Джеймс погиб вместе с Лили, лишь тогда он сумел оценить собственную потерю. Их смерть превратила все детские обиды во что-то совершенно несущественное. Как будто он потерял брата. И ведь так и было. Он не простил и позже, но потому, что ничего не осталось прощать. Их прошлое разрушено, и в памяти остались только важные вещи. Кровь, долг и связывающая их магия. Сначала с Джеймсом, а теперь с Гарри. Он связан с Гарри, очевидно это и хотел сказать Дамблдор.

Тем временем молодой Снейп отмерил порцию зелья из котла в небольшую чашу, сверился с записями и добавил расчётное количество крови. Он скрупулёзно отмерял по капле, пока сосуд внезапно не ослепил резкой вспышкой и не взорвался. Он едва не лишился глаз: мелкие осколки десятками впились в лицо. Со лба, носа и щёк потекла кровь.

Снейп в сторонке чуть не подскочил от неожиданности, но потом подошёл рассмотреть то, что осталось.

«Интересно, почему зелье взорвалось? Чем плоха смесь крови Джеймса и Гарри в этом зелье?»

― Какого дьявола! ― Его молодая копия не сдерживалась. ― Чёртов один Поттер! Чёртов другой Поттер!

Снейп ухмыльнулся. Ну и что опасного в воспоминании, где он ругается как последний маггл?

С помощью зеркала зельевар осторожно вытащил осколки и залечил раны, лицо в алых разводах выглядело устрашающе.

― Ужас Подземелий, ― ворчал он, умываясь.

«И что мы теперь сделаем?». Снейп с любопытством следил за каждым своим шагом.

Молодой Северус не разочаровал его, когда осторожно капля за каплей повторил опыт, но уже под контролем магического щита от материальных предметов. Зелье тоже не разочаровало, когда снова взорвалось.

― Да что не так-то! ― Снейп ударил кулаком по столу. Он устал за все трое суток, был истощён морально и не понимал, что делать.

Что-то знакомое забрезжило в памяти старшего зельевара.

«Если ничто другое не помогает, прочти, наконец, инструкцию». Так частенько любила говорить Лили в детстве, когда готовила дома выпечку. Она стремилась импровизировать, но у неё и правда плохо получалось. Одно только удивляло Северуса: она без разочарований встречала неудачи, смело и даже радостно начинала сначала и довольно часто открывала рецепт очередного пирога именно этими словами. Инструкции ей не помогали, но этот секрет Снейп обещал унести с собой в могилу.

Молодой маг, кажется, тоже вспомнил что-то такое, потому что вернулся к книге, и, скользя пальцем по шершавым строчкам, искал нужный отрывок.

Снейп подвинулся, заглядывая через плечо. Одновременно с самим собой он потрясённо отшатнулся от стола, от книги, от прочитанных строчек, которые, казалось, навсегда останутся перед глазами…

«Кровные зелья. Часть 2. Семейные узы

Ситуации, в которых приходится добавлять в зелье кровь нескольких родственников, встречаются не часто. На первом месте, стоят ритуалы, направленные на подтверждение кровных уз. Зелье, окрашиваясь или светясь определённым цветом, подтверждает или отрицает наличие самих уз. В зависимости от зелья устанавливают также степень родства.

Далее следует отметить свадебные обрядовые зелья. Это также принято считать зельями семейных уз, поскольку чистокровные волшебники, так или иначе, приходятся друг другу родственниками. В таком случае, зелье ― диагностическое, и его не нужно применять внутрь. Результатом диагностики считают изменение цвета или запаха зелья. В редких случаях допустимы иные реакции: испарение, затвердевание, взрыв, изменение объёма вплоть до полного его исчезновения. Свадебные обрядовые зелья используются редко, когда в близкородственных браках возникает необходимость учесть риски инбридинга и определить коэффициент отношений.

Лечебные зелья ― самая обширная категория. Этот раздел содержит не так много зелий против собственно заболеваний. Больше он представлен зельями от проклятий и сглазов. Безусловно, каждому Роду магов присущи уникальные чары и заклинания, поэтому каждый чистокровный волшебник, получивший полноценное домашнее образование, в целом имеет представление о зельях-противоядиях, которые соответствуют семейной специфике. Полный перечень зелий при сглазах на стр.394.

Тем не менее, в смешанных браках маги сталкиваются с невосприимчивостью зелий детьми-полукровками.

ВНИМАНИЕ: детям, чей мать или отец ― магглорождённые (бабка и дед одной линии ― магглы) категорически запрещено принимать зелья с кровью чистокровных родителей до достижения первого совершеннолетия в одиннадцать лет!

Это обусловлено недостаточным развитием магического ядра. К сожалению, если у такой семьи нет родственников из боковых ветвей, дети-полукровки погибают от болезни как магического, так и немагического характера, не доживая до совершеннолетия. Помочь им современная колдомедицина не в состоянии. Данная проблема во многом социальная, так как немногие чистокровные маги осмелятся вступать в брак с магглорождёнными, что неизбежно…»

Дальше Снейп читать не стал. Он опустился на краешек стола и прикрыл глаза. От одной только мысли, что Гарри может умереть, остро кольнуло в груди. Его слегка утешало, что ребёнок выжил, сейчас-то ему четырнадцать, но пока он не представлял, как добился этого в прошлом, и напряжённо размышлял. Кровь Лили не подходила, кровь Джеймса нельзя использовать, родных братьев и сестёр у него не было. Ведь, не было же?

― Expecto Patronum! ― Снейп не успел удивиться схожести мышления себя тогда и сейчас, когда молодой он произнёс: ― Поттер, у тебя есть родные братья или сёстры?

Лань, изящно гарцуя, прошла сквозь стену, через минуту перед ним появился такой же серебряный олень и голосом недовольного Поттера заявил:

― У меня нет никого, кроме тебя… О, Мерлин, я не хотел, чтобы это прозвучало именно так! Пошёл прочь! ― последние слова предназначались уже Патронусу. Но Снейп, они оба, оценили момент насмешливым хмыканьем.

Тем временем младший зельевар поставил фиал с кровью Поттера на стол, осторожно разрезал ладонь и наполнил вторую пробирку собственной кровью.

― Episkey. ― Рана затянулась.

Снейп отставил лечебное зелье в сторону и достал чистое стекло размером в два дюйма. На таких пластинках он смешивал жидкие ингредиенты, когда наблюдал неизвестную реакцию. Он капнул кровь Гарри, потом Джеймса. Памятуя об опыте прошлых десяти минут, Снейп спрятался за щитом, но ничего плохого не произошло. Две капли крови просто смешались и свернулись. Очевидно, придётся выяснять реакцию в самом зелье. Он вздохнул и опустил щит.

Пару часов он варил зелье Определения степени родства для него и Джеймса, чтобы выяснить, сколько крови для зелья Гарри потребуется от него.

Небольшой котелок булькал голубыми пузырями. Капля от Джеймса, и зелье стало жёлтым. Капля от себя, и жёлтый медленно перетёк в розово-огненный цвет. Почему-то Северус подумал о позднем закате. Результаты проверки его не удивили. Будь они настоящими братьями по крови Дореи и Чарльза Поттеров, цвет стал бы насыщенно алым, ― как и кровь.

― Finite Sanguium Incantatem. ― Зелье очищено от смеси, снова голубое.

Капля от себя, зелье окрасилось в жёлтый. Капля от Гарри, зелье окрасилось в… зелёный?

Снейпы в оцепенении смотрели на самый прекрасный изумрудный оттенок, который они когда-либо встречали. Густое непрозрачное жёлтое зелье от одной лишь капли крови стало жидким, полностью прозрачным раствором глубокого изумрудного оттенка с золотыми искрами у стенок котелка. Так выглядели глаза Лили, когда она поворачивалась лицом к солнцу. Или когда очень сильно сердилась.

Старший маг судорожно вдохнул и невольно обхватил себя руками. Это невозможно… Дамблдор не мог…

Снейп знал, какие узы крови дают такой цвет. Он видел однажды эту реакцию, когда готовил зелье для Люциуса и Драко... И он добьётся той же реакции, если смешает порции Джеймса и Гарри. Что он и сделал спустя секунду:

― Finite Sanguium Incantatem.

Та же последовательность действий. Но зелье вместо зелёного окрасилось в розово-огненный цвет. Боковая ветвь: братья, дяди, племянники, кузены.

Молодой Снейп не до конца понимал произошедшее, но в нём что-то изменилось. Исчезло естественное выражение лица, руки действовали на автомате, добавляя в лечебное зелье необходимое количество крови, глаза стали странно пустыми ― едва ли он осознавал, чем сейчас занимается.

Закончив с зельем, он аккуратно, почти бережно, запечатал его, сунул в карман, подошёл к шкафу, выбрал Успокоительное, потом настойку Концентрации, следом ― Укрепляющее. Его сразу же вырвало, отчего он чуть не захлебнулся, ― так взбунтовался организм, но это позволило ему дойти до ванны, опустить голову под крепкую струю ледяной воды и прийти в себя.

Перекинувшись через бортик ванной, Снейп наполовину свесился внутрь. Застёгнутая до горла рубашка душила, пальцы сами разорвали воротник, он не обратил внимания на стук укатившихся пуговиц.

Гарри его сын. Сын той кошмарной ночи, когда он впервые ненавидел себя гораздо сильнее, чем Волдеморта, Поттера, Блэка и всех Пожирателей вместе взятых. Его сын от самой желанной, единственной женщины, о которой он думал и мечтал. Сын насилия.

Лили возненавидит его, если узнает. Джеймс убьёт, но плевать на это. Только не Лили…

Дикий, страшный, нечеловеческий крик, напугал бы его, но горло болело так сильно, словно кричал он сам.

Один, пошатываясь, вышел из ванной, и едва справляясь с дыханием, разрушил всё, до чего дотянулся: поднял котёл, швырнул его об стену, выливая одно зелье, за другим, на ожоги он не обращал внимания, достал пробирки ― все полетели в стену, разбиваясь вдребезги, в мелкую крошку, стекло хрустело под ногами, кресло и шкафы снесло Бомбардой, бумаги полетели на пол. Он ударил кулаками об стену и сполз по ней, давясь отчаянными рыданиями.

Другой молча стоял в центре бури и невидящим взором смотрел перед собой. Он не видел ничего вокруг. Ничего не слышал. Чувствовал ли он боль? Неизвестно.

Воспоминание сменилось.

Молодой Снейп стоял перед Лили, она держала Гарри: ребёнок только проснулся и ещё зевал. Он откупорил зелье, взял бутылочку с молоком и смешал, отдал Лили. Она кивком поблагодарила и осторожно дала Гарри. Малыш, с удовольствием причмокивая, быстро выпил лекарство и снова заснул: болезнь сильно истощила его. Лили аккуратно уложила сына в кроватку и подоткнула одеяло. Снейп наклонился и увидел, как нарывы на маленьком личике закрываются и сходят. Зелье сработало.

― Спасибо, Северус! Не представляешь, как я переживала за Гарри! Ты спас его! ― Лили благодарно сжала его руку, когда они вышли из детской. Ласковая улыбка, словно кинжалом, пронзила сердца обоих Снейпов. Ни один не пошевелился.

― Пожалуйста, Лили, ― Снейп с трудом двигал губами.

Она не поняла, что он умолял. Никогда не произносить слова благодарности. Никогда.

Ночь, площадь Гриммо, 12. Семейная библиотека Блэков. Сириус скрипел зубами, когда Дамблдор попросил для Снейпа доступ к книгам. Всё ради победы над Волдемортом.

Стеклянный фонарь разливал вокруг тусклый желтоватый свет. Его яркости не хватало, чтобы прочитать мелкие буквы старых книг. Пользоваться любыми заклинаниями Блэк категорически запретил, да ещё и прислал Кикимера следить, чтобы он, Снейп, ничего не сделал с книгами. Чёртов эльф, не скрывая удовольствия, гасил даже Люмос.

― Кикимер, или ты оставляешь Люмос, или даёшь мне достаточно освещения, или я жалуюсь Дамблдору, тот вежливо поговорит с твоим хозяином, и Блэк, нравится ему это или нет, прикажет тебе оставить меня в покое. Чем сложнее ты делаешь моё пребывание здесь, тем более оно затягивается. — Неплохой слизеринский шантаж.

Кикимер морщится, но щелчком пальцев зажигает несколько свеч и отправляет ближе к книге:

«Исключение: заклинание Inanis Infantem, как и любое другое заклинание контрацепции, не подействует, если магические супруги впервые подтверждают брак физически. Не имеет значения, оформлен брак текущим законодательством или нет, главное, что он скреплён Магией, именно это приводит к отсутствию эффекта Inanis Infantem».

― Мы не женаты, ― растерянно пробормотал Снейп, пролистывая второй том «Магических ритуалов».

― Глупые волшебники вырождаются, теряют знания, забывают Магию, ― мерзко проскрипел старый эльф, отправляя остальные книги по полкам.

― Что ты бормочешь, бесполезная головёшка, ― огрызнулся маг, захлопывая книгу.

― Магия дарует низшим пару, Магия соединяет две половины, а выродки и грязнокровки разрушают и теряют наследие, ― что-то в словах Кикимера настораживало. Снейп не мог сообразить, что именно.

― Грязная кровь ― глухая кровь, зачем только Магия обручает тех, кто не слышит её зов? ― горестно и зло вздыхал эльф.

Снейп в ярости подскочил, схватил обнаглевшего домовика за воротник грязной наволочки и как следует встряхнул:

― Не смей говорить такое о Лили, ты маленький!...

Договорить он не успел: щёлкнув пальцами, эльф испарился, оставляя после себя запах гнилья и сырости. Снейп с отвращением вытер руки о мантию и обернулся к книге. Он не заметил, как страницы перевернулись: может, это сделал Кикимер, и тут он споткнулся на заголовке.

«Обручённые Магией

Молодая пара волшебников, вырастая вместе, легко приспосабливается друг к другу. Это касается не только дружбы и увлечений и затрагивает в первую очередь магическое ядро ведьмы и мага. Среди чистокровных магов такое явление ― редкость, поскольку и кровь, и ядро древнего Рода самодостаточны. Но, тем не менее, проводя годы вместе, пара совмещает в себе лучшие качества друг друга, таким образом, подготавливая каждую часть тела, души и ядра для произведения более сильного и магически одарённого потомка. Среди полукровок это явление обычно, если пару удаётся найти ребёнку в раннем возрасте. Но волшебники, не принадлежащие целиком волшебному миру, к сожалению, не всегда имеют представление о наших традициях, о браке по совместимости магических потоков. Ухаживания, личное время молодых пар и помолвки приходятся на пору позднего совершеннолетия. К этому времени ядра почти стабилизированы, их формирование завершено. Таким образом, даже соединяясь магическим браком, пара не становится единым целым с точки зрения Магии. Магглорождённому магу или ведьме стать Обручённым легче всего. Их ядро формируется до окончательного совершеннолетия, а магический поток обычно выбирает направление первого мага подходящего возраста и противоположного пола, с которым сталкивается магглорождённый.

Для обручения необходимы несколько условий: искренние чувства обеих сторон, первое совершеннолетие обеих сторон, совместимость магических потоков. Если все условия удовлетворены, обручение наступает в любой момент времени между первым и вторым совершеннолетием. Чаще всего, в момент завершения первого совершеннолетия младшего из пары.

Брачные церемонии с другими волшебниками действительны только после смерти одного из обручённых супругов».

― Ох, Мерлин, Лили... что же мы наделали… ― Истеричный смешок слетел с губ молодого Снейпа. На любую другую реакцию он был не способен. Он обессиленно уронил голову на стол.

― Я ― муж Лили, ― неверяще прошептал старший маг, прежде чем вихрь воспоминаний унёс его прочь.

Личные покои декана Слизерина.

Он стоял перед зеркалом, медленно и аккуратно отнимая у себя переливающиеся серебром нити воспоминаний. Разделял факты и эмоции. Факты оставались сухими безжизненными фактами в строгой и упорядоченной иерархии разума, отточенного практикой окклюменции.

Некоторые воспоминания нужно убрать полностью, а некоторые хватит разделить: слишком подозрительно напрочь забыть то, что видели другие. Достаточно не выказывать личного отношения к происходящему. Оставить нужные реакции. Тёмный Лорд не поверит, если не увидит страданий, страха, лёгкого оттенка сожалений. Но и искренних чувств он ни в коем случае не должен узнать, или Лили с ребёнком умрут.

…слёзы, стук сердца, вспотевшие ладони, душащий воротничок рубашки, жар смущения, оглушительный шёпот, полуприкрытые ресницами отражения, радостное ожидание, ярость споров, леденящее чувство одиночества, сжатые губы упрямства, выдох смирения, тепло объятий, скорбь утраты, гордость от удачно проделанной работы, нежная забота в блеске распахнутых родных глаз, мягкость ладоней, ужас, всепоглощающий ужас, опустошение, облегчение, бессонные ночи сомнений…

Эмоциям не место на войне. Эмоции губительны. Эмоции рождают сомнения.

Хочешь, чтобы они выжили, отвергни эмоции.

С каждой нитью, что покидала измученный разум, из глаз текли слёзы. Горькие, жгучие ― слёзы невосполнимой утраты, полные боли и невысказанных сожалений. Потери без надежды на сколь-нибудь малое приобретение.

Он сам ― жнец, алтарь и жертва.

Когда кто-то заговорит, предавая, ― он не произнесёт ни слова. Когда кто-то сломается в чудовищных пытках, раскрывая секреты, ― он лишь безмолвно сделает последний вздох. Когда кто-то сбежит с поля боя, трусливо подставляя заклинаниям спину, ― он не посмеет сдвинуться ни на шаг. Когда кто-то пожертвует самым дорогим, чтобы выкупить свою жизнь, ― он поднимет пустые руки и приглашающе взмахнёт палочкой перед последним ударом.

Он сам ― огонь, который сожжёт жертву. А его кровавое божество ― война.

Северус опустился на колени. Личный эльф Кенни принимал клятву.

― Клянусь собственной жизнью, что добровольно, со всем осознанием я забираю собственные воспоминания, которые касаются Обручённой мне магией Лили Снейп и нашего сына Гарри, ради их защиты. Клянусь перед лицом Магии, что не отказываюсь от семьи. Клянусь помогать им и защищать их в меру своих сил и возможностей. Хранителем памяти нарекаю Альбуса Дамблдора, пока он жив, а если тот умрёт раньше, Ремуса Люпина, пока не пройдёт назначенное время. Да будет так.

― Подтверждаю. ― Кенни коснулся лапкой палочки, и она засияла мягким красным светом, потом он приложил пальцы к вискам мага и, отведя ладонь, осторожно добавил последнюю нить в фиал. Тот наполнился до края.

Зельевар поднялся с колен. С недоумением повернулся к домовику. Кенни протянул закрытый пузырёк.

― Мастер Северус, вы хотели отдать воспоминания директору Дамблдору. Ещё вы просили напомнить, что это касается миссис Лили Поттер и её семьи.

Снейп озадаченно смотрел перед собой. Весь вид его выражал сомнения и мучительную попытку вспомнить. Через мгновение хмурое лицо просветлело, он забрал фиал и кивнул домовику:

― Спасибо, Кенни. Я к директору.

В глазах резко потяжелело, сдавило виски, вокруг замелькали чернильные всполохи, ― неведомая сила захлестнула его с головой, Снейп задыхался, захлёбывался, судорожно вдохнул, и в ту же секунду его вытолкнуло из Омута Памяти.

Чаша была абсолютно пуста.

Дамблдор немедленно подошёл, и сразу же отпрянул: со лба на плечо Северуса спускалась белоснежно-седая прядь шириной в ладонь.

― Северус, Северус! ― он несильно потряс его за плечо. Тот не реагировал.

Взволнованно причитая, Дамблдор отпустил его и оглянулся в поисках шкафа. Распахнув взмахом палочки дверцу, он призвал Успокоительное и, осторожно подцепив подбородок Северуса одной рукой, второй приложил фиал к его губам. Мягко дунул в лицо, заставляя приоткрыть рот, и быстро влил зелье.

С минуту ничего не происходило, Альбус впервые видел, чтобы зелье так медленно действовало. Но вот по телу Снейпа прошла волна магии, он судорожно вздохнул, выходя из оцепенения. Не зная, на чём задержать взгляд, он потерянно оглядывался, словно не понимая, где находится, пока не наткнулся на встревоженного директора.

― Северус, ты слышишь меня?

― Альбус, я… столько всего узнал… сделал… как я мог? ― Последние слова он почти прохрипел, срываясь в бездну отчаяния, что разверзлась под ногами. ― Альбус. ― Он вцепился в директора как в последнюю надежду. ― Что я натворил? У меня сын, Альбус, сын! Гарри ― мой сын! Гарри…

― Я знаю, Северус, ― спокойно произнёс Дамблдор. Он медленно, но твёрдо отцепил его руки и повторил: ― Я знаю.

― Альбус, он должен меня ненавидеть, гораздо больше, чем я сам. ― Снейп горько скривился, поднимаясь с кресла. Он подошёл к каминной полке, коснулся лбом прохладного мрамора, зажмурился. ― Я потерял жену и сына. Дважды. Он не простит меня. Как и Лили.

― Северус, прошу, поверь мне. ― Старый маг встал рядом, суховатой ладонью нежно погладил по опущенной голове. ― Гарри давно простил тебя.

― Нет, Альбус, ты не понимаешь, я сам не понимаю, как я… Вырвать из памяти! Забыть навсегда… Лишить Гарри семьи, детства… ― Слёз не было. Сухие безжизненные глаза слепо блуждали по подушечкам пальцев, по изгибам пересекающихся тонких линий, цеплялись за пятна, за бледные нити шрамов.

― Эти руки, Альбус, мои руки. Собственными руками я уничтожил всё, что имел.

Он покачал головой и жалобно посмотрел на Дамблдора.

― Я даже подойти к нему не посмею, Альбус!

― Вчера я встретил Гарри. ― Снейп обратился в слух. ― Мы говорили о тебе, точнее, Гарри говорил о тебе. Мальчик отчаялся, он боится, что ты забыл его навсегда. Но главное, он очень хочет, чтобы ты всё вспомнил. Гарри примет тебя таким, не сомневайся. Что-то подсказывает мне ― самое страшное у вас позади, а, Северус?

С удивительной для себя радостью и немыслимым облегчением Снейп заметил, как лукаво сверкают за тонкими очками голубые глаза Дамблдора. Почему-то эти искорки всегда дарили надежду.

― Что это значит?

Дамблдор приставил к виску палочку и склонился над Омутом.

― У меня осталось для тебя одно, последнее воспоминание. Я думаю, тебе стоит это увидеть.

Он подмигнул и довольно рассмеялся, глядя на ошарашенного профессора.

* * *

Высокий строгий силуэт, прямая спина, наглухо запахнутый сюртук, белоснежный воротничок рубашки. Такие же манжеты почти скрывают тонкие кисти с вечными пятнами зелий на коже. Серебряный браслет, о, Гарри знал ― видимый только для него.

Густая седая прядь волос спускается с высокого лба, змейкой скрываясь за воротник.

Совершенно непонятное выражение лица. Непривычное. Всегда дорогое. Губы, незаметно согретые чуть уловимой улыбкой. И глаза. Глаза его отца. Живые и невероятно яркие. В их бесконечно чёрной глубине Гарри видел самые светлые чувства. Эти глаза принимали, соглашались, подтверждали.

Он всё вспомнил. И вернулся. Его папа.

Гарри не мог перестать смотреть. Он знал, что запомнит каждое мгновение до конца. Запомнит, с каким восторженным ликованием и безрассудством вдарило по рёбрам сердце. И то, как мгновенно запотели ладони, как распирала боль, до рези в груди, когда он впервые вдохнул снова. Когда осознание, облегчение, благодарность, тепло ― водопадом обрушились в его душу, затопили скрытные сомнения, достигли самых отдалённых кусочков страха, неверия, отчаяния, когда погребли даже тени прошлых разочарований. Осталась любовь.

На плечо Гарри бережно опустилась знакомая ладонь. Профессор наклонился почти к самому лицу и чуть хрипло, торопливо прошептал:

― Гарри, я не хочу тебя волновать. ― Снейп запнулся, но слова сами сорвались с губ. ― Сынок!

Гарри судорожно вздохнул.

― Папа. ― По щекам текли слёзы. Северус на секунду замер и быстрым движением взял лицо оглушённого Гарри в свои руки, стёр слёзы, поднялся и крепко обнял сына. Уткнувшись носом в родную тёплую мантию так, что стало больно, Гарри держался за него изо всех сил, как за спасительную соломинку, за саму драгоценность. Казалось, невозможно разорвать сцепленные вокруг талии пальцы.

― Сынок, выберись оттуда целым и невредимым. Гарри?

Мальчик мотнул головой, он боялся отпустить. Снейп почувствовал горячее неровное дыхание своего ребёнка прямо под сердцем. Профессор мягко убрал взмокшие волосы со лба, невольно открывая шрам. Гарри оторвался от мантии и робко улыбнулся.

― Чем быстрее ты отсюда выберешься, тем быстрее вернёшься ко мне в подземелья. Я буду ждать тебя. ― Профессор кивнул. ― Слышишь, соберись.

Это было по-слизерински, это было нечестно. Но Снейп не собирался отпускать сына на сложнейшее испытание взвинченным до предела. Теперь осталось убедить себя, что это не из страха потерять Гарри.

Снейп возненавидел Турнир с силой, которой не предполагал в себе. Он прикрыл глаза, когда Гарри скрылся в палатке чемпионов.