Благовония без запаха (гет)

It’s not just friendship, that’s romance, too. You’re like music we can dance to.

Так или иначе, жизнь министерская шла своим чередом. Гермиона пыталась быть везде, Скорпи пытался знать все. Департамент обеспечения магического правопорядка — тот еще монстр, явно с осьминогом в предках: щупальца его тянутся во все прочие ведомства, и пригляда его требуют одинаково и Международное Сотрудничество, и Магический Транспорт. Реликт Второй Магической, что тут скажешь.

Билль о Правах Гоблинов, двенадцать туго набитых папок, сто раз перебитый, сто раз переправленный, с приколотыми скрепками поправками, превращали в один-единственный солидный свиток — толстый, как слоновья нога, покрытый каллиграфическим унициальным письмом. Близилось итоговое чтение, церемониальное и все же решающее.

…Миссис Уизли в который раз прошлась вдоль покрытой разводами доски.

— Итак?

— Посмотрим, — Скорпи перелистнул несколько страниц и в очередной раз схватился за мел, — у нас точно есть девятнадцать голосов либеральной фракции, эти голосовали на прошлых чтениях и сейчас проголосуют…

— И двадцать два консерватора против нас. Славно Нотт их выдрессировал, — отчеркнула на другой половине доски Гермиона. На белую пыль уже никто не обращал внимания.

— Но еще плюс Флитвик! — Скорпи нарисовал жирную тройку, — Верховный Чародей — это три голоса, а если Филиус Флитвик проголосует против гоблинов, значит, в мире что-то сломалось.

— Хорошо, пишем двадцать два против двадцати двух. Паритет, — Гермиона быстро отделила еще одну часть доски. — Но есть еще девять штук заднескамеечников.

— Колеблющиеся — не значит противники, — Скорпиус быстро, но аккуратно вывел девять имен снизу доски. Благо теперь уже знал их наизусть.

— Значит, Скорпи, значит. Любая социальная перемена разбивается вот именно из-за таких типов, которым и так уютно. Им-то что, — Гермиона хмыкнула, — они-то не гоблины.

— Не гоблины, но трое из них серьезно гоблинам должны, — теперь ухмыляться пришел черед секретарю. — И если мы доведем до совета директоров…

— Уже. Грифук прислал ответ сегодня утром — гоблины, знаешь ли, рано встают. Этих вычеркивай.

Скорпиус хлопнул в ладоши, подняв небольшое облачко, дописал три голоса на свою часть.

— Так-так, вырываемся вперед! Вот только есть еще четверо из старых семей… я их знаю, — он быстро расставил галочки. — Вот тот — вообще двоюродный дядя моей матушки. Судя по всему, там глухо. Нотта старики в грош не ставят, но палочки предпочли бы отнимать, а не дарить. Есть, конечно, надежда, что помрет старый Паркинсон…

— Забудь, оптацию отложат до весны, — отмахнулась начальница, — так что пишу к себе всех четверых. И мы отстаем при двух неизвестных.

Скорпи вытер доску начисто и быстрыми, угловатыми буквами начертал посередине два имени: Эрик Редфорд и Гилберт Уимпл. Гермиона отошла к фальшивому окну, отряхнула руки и присела на стол.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Смотрим, — теперь вдоль доски прохаживался Скорпиус. — Редфорд — пустое место из очень хорошей семьи, впрочем, неконсервативной. Уимпл — министерский ветеран, в десятых возглавлял Комитет по Экспериментальным Чарам, но нынче, — Малфой поморщился, — совсем ослюнтяился.

— Классическое болото, просто по учебнику, — Уизли также скривилась. — И, кажется, с ними просто ничего не поделать. Они и голосовать-то не будут, воздержатся. Но нам и этого хватит.

Скорпи закашлялся. То ли все тот же мел, то ли остатки здравого смысла запоздало хватали его за горло.

— Если вы позволите…

— Говори, — Гермиона вновь подошла ближе. Еще ближе, чем была.

— Все, что я скажу, надеюсь, останется здесь, в этом кабинете?

Гермиона только вдохнула.

— За кого ты меня принимаешь? Ставки слишком высоки, конечно, но Империо я тебе не разрешаю.

— Проще, — Скорпиус выдохнул. Игра пошла. — Есть еще кое-какая информация. Господин Редфорд — знатный потребитель вытяжки алигоции. Он уже, наверное, свои вены с Акцио ищет. Ну а у господина Уимпла есть милый внучек Сесил, талантливый мальчик, сейчас на седьмом курсе… жаль только, уж слишком увлекается тотализаторами. Пушки Педдл в этом сезоне стоили ему уже…, — он снова влез в блокнот, — ста сорока галеонов. Чужих галеонов.

Скорпи отступил от госпожи Уизли на шаг — только чтобы соединить два имени на доске жирной дугой.

— …И поэтому кое-кто имеет влияние на них обоих.

— Кое-кто? — все та же ее усмешка, все тот же взгляд. Будто они тут разбирают хитрую арифмантическую задачку.

— Отец.

— О. Ты всерьез думаешь, что можно давать такие подсказки ответственной за — обрати внимание — весь магический правопорядок?

— Отец спросил то же самое, — было легко. Карта выложена, а Гермиона Уизли умеет смеяться, — я сказал, что вы рискуете только гоблинами, не креслом.

— А Драко?

— Хохотал. А потом сказал «Это ж Грейнджер». И… санкционировал переговоры.

Выражение лица Гермионы было бесценно. Ярость, облегчение, снова ярость… и — вдруг — понимание.

— Дай-ка я угадаю, ты ведь их уже провел? — она выдохнула, медленным движением завела волосы за уши. «Интересно, когда же она проснулась сегодня?».

— Разумеется. Отец обещает оба голоса, — Скорпиус наконец отвел от нее взгляд. — Взамен просит вас — именно вас — проинформировать исполнительного директора Грифука о том, как мы их получили.

— Я подтверждаю. Но… этот хорек…, — Гермиона тряхнула головой, — прости, Скорпи.

— Ничего, — пожал плечами юноша, повернулся к доске и аккуратно записал: «19+3+3+2=27=51%». Последнее он трижды подчеркнул.

— Все. Пошли пить кофе.

Они устроились в небольшом маггловском кафе в переулке возле телефонной будки. Гермиона порывалась захватить с собой то одну, то другую папку, но Скорпи это дело пресек — работа теперь уже никуда не денется. Столик выбрали в дальнем углу, рядом сидели молодые пары, занятые глинтвейном и друг другом. Скорпи быстро организовал угольно-черное эспрессо себе и пенное латте для дамы.

— Расслабьтесь, леди Гермиона, — вещал он, откинувшись на спинку стула. — Работа сделана, нас впишут в какие-нибудь учебники, и поколения детей возненавидят нас с небольшой помощью профессора Биннса.

— И то правда. Гоблины будут ходить пьяными даже в хранилища. И ковать такие, знаешь, странные кривые штуки. А потом будут учиться делать такие же штуки палочками…, — Гермиона улыбалась почти счастливо — только взгляд усталый да морщинки у глаз. — Знал бы ты, Скорпи, как это — когда впервые берешь палочку только в одиннадцать, а до этого… а до этого — ни капли волшебства сверх полки с фантастикой.

— Вот да, чего уж мне не понять, — Скорпи прекрасно знал, что миссис Уизли — магглорожденная. Без этого половину воспоминаний отца о чудесных школьных годах он бы попросту не понял. Но… видимо, на четвертом десятке лет среди магов ты уже достаточно маг. — Ладно, гоблины повеселиться еще успеют, а вот нам стоит ловить момент. Сейчас, скормлю вам еще какой-нибудь десерт, и идите, что ли, домой. К семье. Нечего тут.

И тут же Гермиону как будто погасили. Улыбка, расслабленная поза — все ушло, теперь она сидела, чуть склонившись над столом, и обеими ладонями обнимала чашку. Будто замерзла. Скорпиус аж глазами захлопал.

— Миссис Уизли… да что вы… Я же все сделаю, документы разобраны, встреч никаких на сегодня нет уже, вы не волнуйтесь. Поспите там, я не знаю, подольше.

— Поспать? — сухой смешок, как ветка под сапогом. — Это вряд ли. Мне не слишком хорошо спится в Норе, Скорпи. Уже пару лет. Знаешь, как это бывает? — она вроде бы расслабилась, напряжение отпустило, усталость — нет. — Сначала умерла Молли, скоро Артур ушел ее догонять — знаешь, они были странными, оба, но я их любила. Меньше, чем Гарри, но… Да, ты их и не видел никогда, — быстрый глоток, для паузы, не ради кофе. — Потом дети. Вот их ты знаешь… Роза…

— Мы иногда переписываемся, — Скорпи смотрел больше на руки спутницы, чем в ее глаза, — и мне кажется, она счастлива.

Роза Уизли, девочка-первая, девочка-золотая. Скорпи искренне полагал, что любил ее — когда-то. Признался бы — если бы хоть раз сумел обойти. Но все вышло так, как вышло, и сейчас Роза-рыжая — младший преподаватель в Салеме. На родине мужа.

— Я знаю, — кивнула Гермиона. — Счастлива и далеко. И Хью — в своей Венгрии, со своими хвосторогами… семейное это у них, что ли. Но я-то здесь — в пустом доме, в который муж приходит только перевязаться и выразить свое… неудовольствие, — она говорила быстрее, слова будто пытались потеснее прижаться друг к другу. Скорпиус не знал, что делать. Не знал, что сказать. В голове была уже забытая карусель.

— Он и вполовину не так хорош, как Гарри, а лезет вперед, будто холостой мальчик из учебки. Пытается… доказать что-то, что ли.

— Мне это, пожалуй, знакомо, — тихонько вставил Малфой, но Гермиона лишь отмахнулась.

— Врешь. Ты хочешь доказать, что ты хорош. Рон — что он сойдет, — последнее слово она почти выплюнула. — А я… Мне, кажется, он все, что хотел, доказал в девяносто восьмом.

— Ну и хорошо!

— Не-ет. Просто можно больше не стараться. И два десятка лет стараюсь я одна. Стараюсь делать на работе и стараюсь не делать дома. Ну и что это за жизнь такая? — она потянулась было к карманам, но вдруг вспомнила. — Скорпи, я оставила маггловский кошелек в столе, и…

— Забудьте об этом. Просто забудьте.

— Тогда… закажи мне глинтвейну?