Помни, что будет (бывшее Предсказание) (гет)

Глава 3.

* * *

В ближайшую субботу Гарри и Гермиона пришли в кабинет профессора МакГонагалл. Всю дорогу они спорили, кто же будет их преподавателем по столь специфическому «предмету», который Гарри обозвал «танцологией». Гермиона считала, что учить их будет сама декан, явно получившая в свое время классическое образование, а значит, неплохо владеющая этим искусством. Гарри настаивал, что наиболее вероятной кандидатурой является мадам Хуч, объясняя это тем, что полеты и танцы должны быть похожи друг на друга, но его подруга лишь фыркала в ответ. Гарри, примерив свое же утверждение на некого Гарри Поттера, мысленно соглашался с ней, но продолжал отстаивать свое мнение просто из вредности. Они с предвкушением постучали в дверь кабинета главы Гриффиндора и, получив разрешение, вошли.

Увы, победителя в их споре не оказалось, так как, к несказанному удивлению друзей, их учителем стала профессор Вектор. Подростки бы в жизни не догадались, что под маской строгого сухого математика скрывается страстная танцовщица. Но очень скоро юные гриффиндорцы на себе познали, что это действительно так. Занятие продолжалось четыре часа, и строгая профессор требовала не только точного запоминания движений ног и рук, но и безусловного слияния с музыкой. Гарри долго не мог понять, как же достичь этого, пока не представил себе, что не скользит по полу в потоке вальса, а летит в небе на метле. После этого у него начал, наконец, получаться не набор движений, а полноценный танец.

Гермионе было поначалу нелегко со столь неопытным партнером. Конечно, мама водила ее в детстве на танцы, но без практики, да еще и с учетом того, что Гарри вообще попытался танцевать в первый раз в жизни, она уже серьезно думала, что после занятий придется идти к мадам Помфри лечить ноги. Но постепенно дело пошло на лад: Гарри наконец-то удалось поймать мелодию, и он вдруг уверенно закружил подругу по комнате. Гермиона увидела радостную улыбку на лице своего партнера и ощутила то, чего раньше никогда не испытывала в танцах. Она перестала думать о движении ног, стало ненужным отсчитывать ритм — тело все делало само. А она утонула в глазах Гарри и категорически не желала выплывать оттуда.

Но как все хорошее, закончилось и это волшебное кружение. Профессор Вектор заявила, что на сегодня достаточно, но в следующую субботу они продолжат занятия. Ребят обрадовало ее заявление, что если они будут также хорошо танцевать на балу, то точно не опозорят Хогвартс. А на прощание профессор вручила им книгу по этикету, наказав самостоятельно изучить ее и объяснив это тем, что бал — это не только танцы.

* * *

В последнее время зелья превратились для Гарри в один из самых любимых предметов. Теперь юноша знал, как можно освобождать свое сознание от всех эмоций и сохранять ледяное спокойствие в любой обстановке. Он вспоминал, что чувствовал в своем видении, когда погиб Добби, и отгораживался от окружающего. Как оказалось, именно абсолютное спокойствие Поттера действует на профессора Снейпа, как красная тряпка на быка. А раздражать нелюбимого преподавателя, оставаясь при этом абсолютно спокойным, оказалось весьма забавным.

Входя в класс зельеварения, Гарри отключал свои чувства и все едкие замечания профессора относительно способностей Поттера, его сомнительных моральных и физических достоинств, которые раньше так бесили юношу, пролетали мимо цели. Гарри спокойно выполнял задания, и качество его зелий теперь не отличалось от зелий Гермионы. Снейпа все это бесило, чем дальше, тем больше. Он уже оставил в покое остальных гриффиндорцев, изредка делая исключение для Лонгботтома, и практиковал свое сомнительное остроумие исключительно на Поттере. Но Гарри держался, не позволяя себе расслабиться ни на секунду, зато после урока с удовольствием вспоминал белое от бешенства лицо преподавателя. Если раньше каждое занятие их группы приносило удовольствие Снейпу и безумно раздражало Поттера, то теперь роли поменялись.

Кроме того Гарри считал подобные занятия хорошей практикой по защите мыслей. Он не поленился найти в библиотеке соответствующую литературу и убедился, что находится на правильном пути. А то, что защита от вторжения в свою голову ему не помешает, выяснилось очень скоро: минимум раз в неделю, за обедом в большом зале, кто-то старался узнать, чем дышит Гарри Поттер. Нетрудно было догадаться, что этот кто-то — Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», Верховный чародей Визенгамота, кавалер ордена Мерлина первой степени, председатель Международной Конфедерации Магов и просто великий волшебник. Разумеется, Гарри еще не мог поставить на свои мысли даже слабый блок, но, старательно выполняя указанные в книге упражнения, научился чувствовать, когда кто-то пытается влезть в его голову. В эти моменты гриффиндорец начинал усиленно думать о полетах. Поттер уже знал, что при отсутствии зрительного контакта даже опытный легилимент, каким, несомненно, являлся Дамблдор, может считать только его поверхностные мысли. Конечно, существовали специальные заклинания, помогающие в этом, но большой зал явно не то место, где директор будет их применять. Так что пусть величайший светлый волшебник современности считает, что кроме квиддича для Гарри ничего в этом мире не существует. И Поттер готов был воздать благодарственную молитву хоть богу, хоть Мерлину, за то, что директор не лазил в его голову сразу после видения. Не было сомнений, что в этом случае его ждал бы как минимум «Обливиэйт».

К немалому изумлению Гарри, второй известный ему легилимент Хогвартса, профессор Снейп, не спешил лезть в его мысли. Видимо, зельевар был сторонником «честной игры» и старался достать Поттера обычными средствами. Однако Гарри подозревал, что благодаря его успехам в противостоянии с профессором, он скоро может пустить вход все доступные ему средства, дабы досадить столь «горячо любимому» ученику.

Последнее занятие по зельям перед началом каникул не обещало никаких сюрпризов. Как и обычно гриффиндорцы заранее подошли к дверям лаборатории. Им профессор Снейп никогда не прощал опозданий. Следом начали подтягиваться слизеринцы. Хоть их декан никогда не наказывал своих змеек, но раздражать Снейпа желающих было мало.

Драко Малфой, явно считавший, что не сможет уснуть, если в течение дня не бросит хотя бы пару оскорблений гриффиндорцам, решил подпортить львятам настроение. На этот раз он выбрал для своих целей тему предстоящего рождественского бала. Вот только сегодня объектом своих оскорблений Малфой решил сделать не Гарри Поттера, как это было все последнее время, а Гермиону Грейнджер.

— Представляю, как всякие уродины будут портить нам настроение на балу, — вещал он во весь голос, обращаясь якобы к своим «телохранителям» — Крэббу и Гойлу. — Могли бы и догадаться не портить праздник достойным людям и не появляться в приличном обществе. Взять хотя бы Грейнджер — стоит посмотреть на нее, как становится понятным, что ни один приличный парень и близко к этой грязнокровке…

Что еще хотел сказать «слизеринский принц», публике осталось неизвестным. Стоявший неподалеку Поттер давно привык не обращать внимания на малфоевские выпады, направленные на него лично, или огрызаться на них словами, но слова о подруге взбесили его. Гарри выбросил руку с палочкой в сторону Малфоя.

— Заткнись, хорек, или тебя заткну я! — в глазах гриффиндорца зажглись нехорошие огоньки.

— Ну, попробуй, Поттер, — слизеринец презрительно усмехнулся. — Здесь нет Муди, и малышку Поттера некому будет защитить.

Тут «заклятые друзья», которым уже давным-давно для того, чтобы сцепиться не требовалось особого повода, дружно решили прекратить словесную дуэль и перешли к делу.

— Фурункулюс!

— Дантисимус!

Два заклинания столкнулись в воздухе и полетели в разные стороны. Заклинание Гарри попало в Гойла, и тот покрылся прыщами, а вот заклинание Малфоя отлетело в Гермиону. у которой начали стремительно отрастать передние зубы. Когда Гарри увидел, что пострадала его подруга, он потерял контроль над собой. Глаза заволокло кровью, и Поттер выкрикнул проклятье из своего видения.

— Сектумсемпра!

Заклинание сработало безотказно, лишний раз подтверждая истинность увиденного. Блондин начал оседать на пол, весь покрытый кровью, вокруг раздались крики и девичий визг. Но Гарри все это не волновало: он склонился над присевшей на корточки и закрывшей лицо руками подругой, и с ужасом думал, что же она сейчас испытывает.

— Герми, прости меня, это я во всем виноват, я не сумел прикрыть тебя. Пойдем скорее к мадам Помфри: она тебе поможет. Все будет хорошо.

Сейчас Гарри забыл и о Малфое, и об окружающих его учениках и думал только о том, как помочь подруге. Он взял ее за плечи и начал поднимать. Девушка послушно встала на ноги, и Поттер повел ее по коридору в сторону больничного крыла.

— Отчего здесь такой шум?!

Из лаборатории появился профессор Снейп, явно недовольный тем, что его посмели побеспокоить своими криками какие-то школьники. Он оглядел учеников и внезапно увидел окровавленного Малфоя. Зельевара мгновенно оставила его хваленая выдержка, он стремительно кинулся к Драко и, наклонившись, стал водить палочкой вдоль его ран.

— Вулмера санентум!

Раны на теле Драко начали затягиваться. Увидев это, профессор Снейп облегченно вздохнул. Юный слизеринец открыл глаза и громко застонал, привычно изображая из себя жертву людской злобы.

— Малфой, немедленно в больничное крыло. И вы, Гойл, тоже. А теперь я хотел бы знать, кто это сделал.

— Это Поттер, он напал на нас, — Гойл решил нажаловаться на ненавистного гриффиндорца.

— Поттер, немедленно ко мне! — в голосе Снейпа слышалась неприкрытая злость.

Однако Гарри был не в том состоянии, чтобы выслушивать ненавистного профессора или хотя бы проявлять вежливость по отношению к нему. Сейчас Поттеру было глубоко плевать на последствия его действий, он думал о том, как помочь подруге.

— Не раньше, чем отведу Гермиону в больничное крыло! Эта мразь попала в нее заклинанием.

Профессор в бешенстве уставился на непокорного студента, даже не потрудившегося повернуться к нему лицом. Однако он усилием воли сдержал свой гнев и бросил вслед гриффиндорцу.

— Отведете Грейнджер к мадам Помфри и немедленно ко мне. Остальные в класс — занятия никто не отменял.

* * *

Поттер стоял перед белым от ярости профессором Снейпом. Когда гриффиндорец вошел в класс, зельевар молча указал ему рукой на дверь позади учительского стола, за которой располагался его личный кабинет. Войдя в него вслед за юношей, Снейп наложил на помещение заглушающие чары и приготовился к трудному разговору. Спускать этому «спасителю магического мира» его безобразную выходку декан Слизерина не собирался.

— Поттер, откуда вы узнали это заклинание? — посмотрим, как мальчишка сумеет выдержать его взгляд.

— Увидел во сне, — ярость все еще бушевала у Поттера в крови, Снейп ясно это видел по горящим глазам гриффиндорца. Ну что же, раз такой горячий, попробуем тебя остудить.

— А вы не подумали, что не окажись меня рядом, мистер Малфой мог бы умереть. И не надейся, Поттер, что Дамблдор смог бы тебя спасти в этом случае. Отправился бы ты в Азкабан, а там, зная, как на тебя действуют дементоры, через неделю бы уже повстречался со своим папашей.

Сказать, что Снейп был зол, значило ничего не сказать. Мало того, что Поттер чуть не убил его крестника, так этот тупица еще и использовал разработанное лично профессором заклинание, которое, по мнению зельевара, никто не должен был знать. И самое главное, Снейп понимал, что директор не исключит Поттера из школы, даже несмотря на явную попытку убийства ученика. И, похоже, в этом помещении не он один знал это.

— Я был бы только рад этому, — казалось, что Потер не говорит, а выплевывает слова. — Этот хорек сначала оскорбил Гермиону, а потом его заклинание попало в нее. Так что он получил по заслугам.

Снейп впервые за последнее время видел Поттера в столь взвинченном состоянии. Он решил изменить одному из своих принципов и залез в голову Поттера, быстро просматривая последние воспоминания. Да, Драко, разумеется, не следовало оскорблять Грейнджер, но Поттер явно напрасно надеется остаться безнаказанным. Что же, раз профессор Дамблдор не собирается выгонять из школы мерзкого «Избранного», то он, профессор Снейп, сумеет сделать жизнь гриффиндорца гораздо менее приятной.

— Поттер, в том, что пострадала мисс Грейнджер, виноваты вы и только вы, — голос профессора был буквально пропитан ядом. — Не затей вы дуэль с мистером Малфоем в коридоре, и с ней ничего не случилось бы. Мне интересно, как вы теперь сможете смотреть ей в глаза. Впрочем, вам не привыкать прятаться за других: спасая одну никчемную жизнь, погибла ваша мать. А «благодарный» сынок даже не удосужился принести ей букет цветов на могилу. Как трогательно.

Гарри с ненавистью уставился на профессора, но через несколько секунд не выдержал и принялся внимательно рассматривать свои кроссовки.

Северус Снейп внезапно понял, что ему наконец удалось то, что не получалось уже несколько недель — больно задеть Гарри Поттера. А значит, его догадка оказалась правдивой. Подумать только, Лили отдала свою жизнь за эту пошлую копию Джеймса Поттера, а этот достойный сын своего отца даже не удосужился вспомнить о могиле матери. Впрочем, чего еще он ожидал от отродья Поттера? На то, чтобы украсть его заклинание, у мальчишки ума хватило, а вот на то, чтобы беречь память о Лили — нет. Теперь зельевар не испытывал к Поттеру ничего, кроме презрения.

— Сотня баллов с Гриффиндора и отработки на все рождественские каникулы персонально для вас. А сейчас идите вон, мне омерзительно находиться с вами в одном помещении, — ледяным голосом произнес Снейп, и Гарри, потупившись, вышел из кабинета.

* * *

Не обращая внимания на внимательно разглядывающих его школьников, он прошел через класс и направился к больничному крылу. Подойдя к владениям мадам Помфри, Поттер уселся возле двери, испытывая желание навечно остаться в таком положении. Он постарался понять, насколько слова Снейпа, так задевшие его, действительно правдивы.

Да, он вроде бы хотел защитить Гермиону от подлеца Малфоя, но вот только самого себя обманывать не стоит — он старался не столько защитить ее, сколько наказать негодяя. И результат его действий налицо, точнее, на лице самого дорогого для него человека. А ведь еще недавно давал себе слово всегда заботиться о ней. Хорошо позаботился, нечего сказать. Она-то предпочла бы сама подставиться под заклинание, чем допустить, чтобы оно попало в друга.

А с мамой и того хуже, ведь он и в самом деле не пытался ничего узнать о родителях. Рядом были люди, которые знали Лили и Джемса, но он никогда не расспрашивал их о прошлом. Гарри с отвращением вспомнил, как в прошлом году впервые услышал имена Люпина, Блэка и Петтигрю, а ведь он видел их всех на фотографиях, подаренных Хагридом в конце первого курса. Но ему и в голову не пришло тогда спросить, что это за люди, и если бы не видение, он еще долго не узнал бы, где похоронены его родители. Видимо, он и в самом деле черствый эгоист, не заслуживающий ничего, кроме презрения.

Как бы ни злился Гарри на зельевара, он не мог не признать, что профессор во многом прав. Ведь Гарри действительно чувствовал свою вину за то, что пострадала его подруга. И он действительно давно мог бы попросить хотя бы миссис Уизли отвести его на могилу родителей. Да, ему никто не говорил, где она находится, но ведь он и не спрашивал. Наверняка и миссис Уизли, и профессор Люпин знали про то, где похоронены его папа и мама, и попроси он их, вполне возможно, что они съездили бы туда с ним. Выходит, он и в самом деле бессовестный чурбан и вполне заслужил эти резкие слова Снейпа.

* * *

Мадам Помфри очень быстро справилась с зубами Гермионы. Выданное зелье помогло привести их в прежнее состояние. Вернее, не совсем прежнее. Девушка воспользовалась случаем, и теперь ее зубы стали чуть меньше, чем были раньше. Она уже давно хотела проделать этот трюк, но ее останавливало мнение родителей-стоматологов, очень ревностно относящихся к любому вмешательству в их епархию. Теперь же, разглядывая свою обновленную улыбку в зеркало, мисс Грейнджер была очень довольна произошедшими изменениями. Гарри на балу не придется стыдиться за внешность своей подруги.

Мысли Гермионы перескочили на друга, который в последнее время стал уже не совсем другом, а чем-то большим. Она чувствовала приятное тепло в груди от того, что он так яростно бросился на ее защиту. Девушка улыбнулась: вряд ли храбрый гриффиндорец рассчитывал на подобный результат, но что ни делается, все к лучшему. Жаль только, что у Гарри теперь наверняка будут неприятности из-за Малфоя. Придется успокоить друга, а потом очень строго отчитать. Впрочем, гриффиндорка была совсем не уверена, что у нее получится эта строгость, но она решила постараться.

Выйдя из лазарета, Гермиона увидела сидящего у стены Гарри, и всякое желание ругать его тут же испарилось: он выглядел таким несчастным, что у нее перехватило дыхание. Неужели он так переживает за нее? Или Снейп придумал какое-то страшное наказание? Гермиона увидела глаза Гарри, поднявшего голову, когда открылась дверь, в них читалась такая тоска, что прямо жуть брала. Она присела на корточки перед ним и взяла его щеки в ладони.

— Гарри, ну что ты такой грустный? Посмотри, со мной все в порядке, беспокоиться не о чем. Ну, улыбнись скорее…

Вот только улыбки юноши Гермиона так и не дождалась. Она внимательно посмотрела на него. Казалось, Гарри набирается сил, чтобы сказать ей что-то, и никак не может решиться. Подняв, наконец, на нее глаза, он быстро заговорил.

— Гермиона, я очень сильно провинился перед тобой. Когда Малфой оскорбил тебя, я думал не о том, как защитить тебя, а о том, как наказать его. Прости меня, пожалуйста, если сможешь.

Гермиона увидела его испуганный взгляд. О Мерлин, неужели он и в самом деле мог подумать, что она обиделась на него и не захочет теперь быть рядом с ним? Какой же он все-таки глупый. И он действительно боится этого и переживает, что может остаться без нее. Нет, нам надо объясниться раз и навсегда, чтобы никогда уже не видеть такого взгляда от моего Гарри. Моего Гарри, как это здорово звучит, и все Малфои мира не смогут помешать мне быть его подругой. Она встала и решительно подала руку Гарри.

— Идем, до обеда еще целый час.

Они молча поднимались по лестницам на восьмой этаж. Гермиона решила, что их разговору никто не должен помешать, а обеспечить это могла Выручай-комната. Гарри явно понял, куда его ведет подруга, но сейчас Поттеру, похоже, было все равно куда идти. А Гермиона тем временем старалась подобрать нужные слова. Из-за этих мыслей они по дороге не сказали друг другу ни слова. Наконец знакомый коридор и слова «Мне нужно место, где я смогу откровенно поговорить с Гарри, и нам никто не помешает».

* * *

Друзья вошли в маленькую гостиную, где на толстом ковре напротив друг друга стояли два кресла. Гермиона уселась в одно из них и подождала, пока Гарри займет второе. Девушка решила, что не стоит томить друга ожиданием, а лучше все сказать ему сразу.

— Послушай, Гарри, и запомни это раз и навсегда. Для меня ты не просто лучший друг, а самый близкий на свете человек. И я не верю, что ты сможешь предать меня или сознательно причинить мне боль! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в такое. Да, ты часто действуешь необдуманно, но на самом деле твоя горячность тоже нравится мне. Ты такой, какой есть, и ты дорог мне именно таким! Пойми, что бы ни случилось, я никогда не брошу тебя. Поэтому мне очень не хочется еще раз увидеть у тебя подобный испуганный взгляд, поверь, ты слишком низко оцениваешь себя. Вернее, ты думаешь, что все люди ждут, что ты будешь идеальным, и боишься их разочаровать. А когда понимаешь, что идеальным быть не можешь, как и любой другой человек, то злишься на себя. Но что бы ни думали другие люди, могу тебе твердо сказать, что меня ты никогда не разочаруешь.

Гарри слушал свою подругу и не верил своим ушам. Фактически она сейчас признавалась ему в любви. Это было то, о чем еще недавно он мог только мечтать. Гермиона, этот образец совершенства в его глазах, отдавала ему свое сердце, и значит, самое страшное, что было в его видении уже никогда не случится. Гарри надеялся, что больше никогда не увидит свой уже ставший привычным ночной кошмар, ведь он сумел его предотвратить. Поттер слишком хорошо знал Гермиону, чтобы допустить, что после того, как они скажут друг другу заветные слова, она найдет себе другого парня. И он искренне обрадовался, что их первый поцелуй будет действительно первым для каждого из них.

Но почему же тогда в видении она была с Роном? Ведь не могли же ее чувства родиться лишь несколько недель назад, значит, она и раньше была не равнодушна к нему, но почему-то предпочла другого? Или просто он боялся честно ответить самому себе почему так произошло, ведь он сам в том варианте его жизни и оттолкнул ее. Своей замечательной подруге он предпочел пустышку Джинни. И теперь Гарри понимал, что и там он не любил сестру своего друга, просто это был способ убедить себя, что Гермиона для него не более чем друг. Он идиот! Гермиона права, из-за своей уверенности, что он недостоин настоящей любви, он убедил себя в том, что Герми любит Рона и «благородно» ушел с их пути. А всезнающая мисс Грейнджер благодаря ему попалась в ту же ловушку и не решилась мешать их отношениям с Джинни, и Рона выбрала, чтобы не оставаться одной. И все это из-за одного придурка, который много лет жил рядом со своим счастьем и не разглядел его.

— Герми, я действительно идиот! Не знаю как, но тебе удается понять меня лучше, чем мне самому. И то, что ты сейчас рядом со мной, это самая большая удача в моей жизни, — Гарри робко улыбнулся подруге. — Хотя если ты внимательно оценишь себя, то поймешь, что я не заслуживаю и сотой доли того внимания, что ты даришь мне. Я хотел сказать тебе это на балу, но пусть это будет сейчас…

Замолчать Гарри заставили пальцы Гермионы, прижавшиеся к его губам. Юноша, надеясь, что девушка ничего не заметит, предпочел коснуться их легким поцелуем, чем пытаться отвести. Вернее, отводить их ему абсолютно не хотелось, и он готов был так сидеть хоть до скончания века.

Судя по вспыхнувшим щекам, Гермиона прекрасно поняла, что именно хочет сказать ей Гарри, но она явно отдавала себе отчет, что если он произнесет эти слова, то их разговор на сегодня будет окончен, и они пропустят не только обед, но и послеобеденные занятия.

— Гарри, я сумею потерпеть до бала. Лучше ты и в самом деле скажешь мне это на празднике, — ее щеки пылали пуще прежнего. — А сейчас признайся, что еще сказал тебе Снейп. Я ведь вижу, что тебя что-то гложет.

Гарри тяжело вздохнул. Если говорить о том, что Снейп сказал про его отношение к памяти родителей, придется упомянуть и о том, что злобный зельевар, оказывается, испытывал в своей жизни любовь, да еще и не к кому-нибудь, а к его маме. Но если ничего не сказать, это будет нечестно по отношению к Гермионе. Слова Снейпа слишком походили на правду, а она выставляла юношу не в лучшем свете. А прятать свои недостатки от самого близкого ему человека Гарри считал недостойным.

Рассказ Поттера получился немного сумбурным. Оказалось, что просто воспроизвести слова зельевара слишком мало, чтобы объяснить его смятение. Неожиданно для себя Гарри начал говорить о своей жизни у Дурслей, о том, как впервые Хагрид рассказал, что его родители были волшебниками, и он сам является им, и о многом другом. Он рассказал ей о том, что видел на первом курсе в зеркале Еиналеж, и об альбоме, подаренном ему лесником. Ему очень хотелось, чтобы подруга поняла, как важна для него память о Лили и Джеймсе и почему ему так больно от слов Снейпа.

* * *

Гермиона внимательно слушала его, боясь прервать. Гарри никогда столь откровенно не говорил о себе, и теперь она жалела, что раньше ей не удалось добиться от него подобного рассказа. Ведь тогда она уже давно смогла бы помочь ему вылечить спрятанные в глубине души шрамы. То, что никому другому не было дела до внутреннего состояния Гарри, ее уже не удивляло.

— Ты знаешь, я иногда не понимаю наших наставников. Ведь и Дамблдор, и МакГонагалл, и Люпин прекрасно знали твоих родителей, но за столько времени никто из них ничего не рассказал тебе. Все, что ты слышал: твои папа и мама были прекрасными волшебниками, хорошими людьми и их все любили. Или ты мне что-то не рассказал?

— Странно, но получается, что так. Я уже как-то привык к этому, и мне их молчание не кажется странным. Единственный, кто говорит что-то иное — Снейп, — тут он горько усмехнулся, — но его мнение, скорее, подтверждало мнение остальных людей, — Гарри выглядел явно удивленным. Похоже, что он и сам уже не ожидал от других людей хоть капли внимания.

— Гарри, на самом деле то, что они ничего тебе не говорили, это ужасно. Подумай, ты ведь вспоминаешь не своих родителей, а лишь их образы, созданные твоим воображением, и, естественно, очень боишься, что они будут отличаться от реальности.

Сейчас мисс Грейнджер очень помогли книги по психологии, которые она читала в свое время, пытаясь понять, почему у нее нет друзей. И хотя в ее случае толку от этого чтения было мало, но сейчас Гермиона понимала, что именно она должна сказать другу.

— И именно поэтому ты уже даже не задаешь вопросов о своих родителях, поэтому боишься увидеть их могилу, — она понимала, что должна быть очень убедительна, чтобы помочь другу. — Как тебе самому больно, что ты не являешься тем совершенным героем, которого хотят видеть волшебники, точно также ты боишься, что и твои реальные папа и мама не будут соответствовать созданному тобой идеалу. Но ведь ни ты, ни они не должны никому ничего доказывать. Пойми, даже если они были не совсем такими, как ты себе навоображал, то все равно ты будешь любить их.

Ну вот, его взгляд стал более живым… Какими же черствыми людьми надо быть, чтобы довести ее друга до такого состояния? Все кругом кричат, как они любят Гарри Поттера, но хоть кому-нибудь из них интересно, что он чувствует? Осталось совсем чуть-чуть подбодрить его, и все будет хорошо.

— Гарри, свой страх надо победить. Я сегодня же поговорю с МакГонагалл и уверена, что на каникулах мы с тобой вместе посетим могилу твоих родителей. А еще она наконец расскажет тебе о том, какими она их помнит. И ты поймешь, что гораздо лучше любить реальных людей, а не созданный тобою образ.

Гарри удивленно смотрел на Гермиону, ведь он годами жил со всем этим и не мог понять, что творится у него в душе. А она, послушав его несколько минут, все разложила по полочкам. Ведь и, правда, он боялся узнать что-нибудь не очень хорошее про своих родителей. Особенно после видения, когда понял, что его отец и Сириус были вовсе не рыцарями без страха и упрека, как он мечтал. Но, с другой стороны, если бы он не увидел этих картин, принять слова Гермионы было бы гораздо сложнее.

— Спасибо тебе. Вот только получается, что я все равно предавал память родителей, любя не их, а их образы, но я постараюсь исправиться. Вот видишь, ты опять решаешь мои проблемы, а с моей стороны получаешь одни только неприятности.

— Гарри, от тебя я получила то, чего у меня никогда не было — нашу дружбу. И поверь мне, это намного больше, чем все проблемы, которые ты когда-нибудь создавал.