Барьеры (гет)

Когда Гарри заходит в комнату, там темно, тихо и прохладно от заползающего в окно сквозняка. Рон, уже занявший дальнюю койку, лежит, отвернувшись от двери, и ни единым движением не реагирует на его появление.

Гарри решает тоже хранить молчание, хотя знает, что от честного разговора с другом ему отвертеться не удастся. Он проходит к свободной кровати, скидывает старые кеды и ложится поверх одеяла. В углу под потолком, прямо над его кроватью, расплелась паутина, и Гарри невольно задумывается, заметил ли это безобразие Рон?

Он закрывает глаза и пытается прислушаться к звукам из соседней комнаты, где остались Джинни и Гермиона, но все, что он слышит, это громкое дыхание Рона, лай собак и громкий грубый хохот какой-то гречанки где-то на соседней улице.

* * *

— Джордж будет ночевать с нами, — говорит Джинни, стягивая через голову футболку, которую этим утром одевала еще в Англии. — Не знаю, где будет ночевать Малфой. Боюсь, Гарри и Рон могут придушить его подушкой в ночи, но и в этой комнате ему не место…

— Где они? Джордж и Малфой, я имею в виду, — спрашивает Гермиона.

Джинни надевает ночную рубашку, оборачивается и наблюдает за тем, как Гермиона расправляет сбившиеся на кровати простыни. Этой ночью им придется спать вместе, в то время как Джордж займет трансфигурированную кушетку у окна. Джинни старается не думать о том, что Гарри и Гермиона спали на этой самой кровати, в которой ей придется провести эту ночь. Она не дура; она видела, что кушетка была завалена книгами и картами, когда сегодня днем они ворвались в комнату, видела, что обувь Гарри и его очки валялись рядом с кроватью. Возможно, сегодня ей придется спать на подушке, на которой прошлой ночью спал Гарри.

Гермиона повторяет вопрос, и Джинни стряхивает с себя задумчивость:

— Не знаю. Малфой вышел почти сразу после тебя… и Гарри, — она запинается, но тут же добавляет. — Джордж исчез незадолго до вашего возвращения.

Гермиона кивает, выуживает из сумки футболку и шорты и, коротко глянув в сторону Джинни, скидывает легкую рубашку и джинсы. Джинни отворачивается, но успевает разглядеть бледную спину и женственно-округлые бедра, и ей в голову снова лезут неприятные мысли о Гарри и Гермионе, вместе, в этой кровати. Она морщится с досадой, пытается откинуть эти образы прочь, но в зеркале снова ловит отражение полуобнаженной Гермионы, и чувствует, как горят собственные щеки. Это удивительно, потому что они с Гермионой жили в одной комнате, без стеснения переодевались друг перед другом, даже как-то ночью бегали на пруд за Норой и купались голышом под полной луной, и если Гермиона иногда казалась смущенной, то Джинни ни разу не чувствовала себя неловко. Наоборот, когда подворачивалась возможность, она внимательно рассматривала тело подруги, замечала, что год от года ее фигура изменялась, бедра становились округлее, а грудь — больше. Иногда Джинни немножко завидовала ее женственности и благодарила школьную форму за просторные мантии, скрывающие эти прелести заучки-Грейнджер от парней (главным образом, от Гарри, разумеется). Иногда, наоборот, считала, что ее собственная, подтянутая, спортивная, но безнадежно мальчишеская фигура куда красивее, а Гарри, конечно, больше нравятся девушки-спортсменки.

Видимо, в этом она все же ошиблась. «Он прикасался к ее телу. Он ласкал, он целовал его,» — пульсировала мысль в ее голове, и Джинни закрыла глаза. — «Конечно, он хотел ее, со всеми ее бедрами и грудью, и бледной кожей, и родинками на спине, и этими дурацкими тонкими запястьями, и…»

Она вздрогнула. Нет. Гарри бы так не поступил. Он бы не стал спать с Гермионой только потому, что внезапно разглядел в ней красивую девушку. Гарри не такой. Джинни знала, что он мог легко потерять голову даже от одного поцелуя, но быстро брал себя в руки, прежде чем ситуация могла стать серьезней. Джинни это знала как никто другой. Иногда это льстило ей, что он уважает ее настолько, что не пользуется ее доверчивостью. Иногда это бесило ее.

И Джинни была уверена, что он не стал бы пользоваться Гермионой, а, как обычно, наступил бы на горло своим инстинктам и включил джентльмена. Ведь он ценил ее больше всех на свете, был благодарен за все, любил…

— Он тебя любит, — шепчет Джинни, повернувшись к подруге. Гермиона замирает, ее рука с зажатой расческой застывает в воздухе.

— Что? — ее голос слегка подрагивает. Она пытается казаться спокойной, но ее глаза настойчиво избегают взгляда Джинни.

— Он тебя любит. Гарри, — повторяет Джинни. — Просто… Он бы не стал спать с тобой, если бы не любил тебя. Ведь это Гарри.

Гермиона одновременно выглядит изумленной и пристыженной. Ее рука наконец падает вниз, она неловко кашляет и, наконец, с опаской поднимает глаза на Джинни.

— Ты знаешь, — замечает она. — Рон тебе рассказал?

Джинни мотает головой. Она решает не отвечать прямо на вопрос Гермионы, но продолжает свою мысль.

— Гарри слишком хорошо контролирует себя в таких ситуациях, знаешь, — снова говорит Джинни, надеясь, что Гермиона не заметит горечь в ее голосе. — Я пыталась… я знаю, что он может держать себя в руках. Признаюсь, я пару раз провоцировала его еще прошлым летом, и… ничего. Но с тобой он… Видимо, он чувствовал к тебе что-то такое, что его не остановило.

Гермиона мрачно усмехается и тяжело садится на край кровати.

— Не одна ты умеешь провоцировать, Джинни, — тихо замечает она, и Джинни открывает рот от удивления. Но Гермиона, помолчав, продолжает, — Я дала ему возможность, он ей воспользовался. Тогда я даже не думала о том, что это так повлияет на все, что было глупо. Конечно, все изменилось. Но я… Я думала, что мы можем погибнуть, я была в отчаянии, но боялась ему в этом признаться. Он всегда считал меня такой сильной. Я подумала, что нам обоим это нужно. И что если, в конце концов, мы победим, если останемся живы, то все вернется на свои круги…

Комната застывает в тишине на несколько минут. Потом Джинни хмыкает:

— Видимо, ему очень понравилось.

Ее слова звучат резко, с каплей фирменного яда, и Джинни чувствует легкое удовлетворение от того, какой болью искажается лицо Гермионы.

— Джинни, прости, — шепчет она, но девушка только отмахивается.

— Это теперь не важно. Я просто понять не могу, почему вы оба думали, что любите совсем других людей, даже после того, что между вами произошло? Я понимаю, что вы могли этого не знать год назад, но… — Джинни запинается и продолжает уже с болью в голосе, — Почему после всего, всего этого вы мучили нас с Роном?

— Я… я не знала, — беспомощно стонет Гермиона. — Я не знала, что я люблю Гарри так… по-другому. Я не знала, пока не сравнила…

— Сравнила! — восклицает Джинни, топнув ногой. — У тебя ко всему подход, как к лабораторной работе, Гермиона? И когда же ты сделала окончательные выводы? В тот день, когда решила признаться Рону в своей неверности?! Или когда поняла, что Гарри готов бежать за тобой на край света?! Когда ты подписала этот вывод фразой «что и требовалось доказать»?!

Гермиона выглядит так, будто готова заплакать в любую секунду, и Джинни почти ее жаль. Из груди старшей девушки вырывается сдавленный всхлип, когда она тихо-тихо шепчет, закрыв глаза:

— Я поняла это час назад.

Джинни чувствует уже на своих горящих щеках мокрые дорожки от слез, с яростью смахивает их и, скрестив руки на груди, делает несколько шагов по комнате.

— А он? Он такой же тугодум?

Гермиона пожимает плечами и неуверенно кивает головой.

— Возможно, он понял это чуть раньше. Я не знаю, Джинни.

Джинни морщится, снова вытирает ладонью мокрое лицо и тяжело садится рядом с Гермионой на кровать.

— Мне стоило понять это раньше, — хмыкает она, уже спокойней. — Что вы двое созданы друг для друга. Между вами была всегда такая… гармония, знаешь? Когда он злится, ты осаждаешь его одной фразой. Когда ты говоришь, он прислушивается. Даже когда вы спорите, вы никогда не ругаетесь, — Джинни видит, как губы Гермионы подрагивают в нежной улыбке, и, откинувшись на кровати, тихо смеется. — Я как-то… Как-то думала о будущем, когда в этом году была в Хогвартсе, пока вы искали крестражи. Мечтала о том, как все закончится, и вы вернетесь, и мы с Гарри будем вместе, когда-нибудь поженимся. Он будет аврором, как и хотел, я буду играть в квиддич, у нас будет трое детей, которых мы назовем в честь его родителей или Сириуса… А вы с Роном будете всегда рядом, наши дети будут расти вместе, и… Все будет идеально. Но это казалось таким ненастоящим. Потом я представила вас с Роном, попыталась сделать это честно, без идеализации, и у меня не получилось. Я люблю Рона и все такое, но… Скажем так, я не смогла представить для вас дружную и счастливую семью. Вы так часто ругаетесь, и твои мечты о будущем наверняка не будут совпадать с желаниями Рона, и его дурашливость всегда будет тебя бесить… Я не знаю, мне было вас жаль уже в этих фантазиях. А потом я подумала о вас с Гарри. И меня напугало то, как легко… какой идеальной парой вы получились. Потому что я годами наблюдала за вами, я видела все то, что вы замечать отказывались.

Гермиона молчит, и Джинни только вздыхает:

— По правде говоря, это я должна просить у тебя прощения, — наконец, говорит она.

— Нет, Джинни… — но Уизли снова прерывает ее.

— Если бы я не встала на твое место, то все сложилось бы по-другому, — продолжает она. — Я намеренно закрыла глаза на ваши чувства друг к другу, действовала эгоистично не только по отношению к тебе и Гарри, но и к Рону.

Гермиона снова морщится.

— Думаешь, он простит меня? — наконец, говорит она.

— Рон? — Джинни задумывается на минуту, потом поднимает брови. — Не сразу, но простит. До него медленно, но дойдет то, о чем я тебе сейчас сказала. Через день, неделю, год, но он поймет. Просто… ему будет больнее, потому что он снова посчитает ситуацию несправедливой к нему самому. Вас всегда было трое, а теперь он будто остался за бортом. Мне легче, потому что я всегда была просто поблизости, а он — треть вас. Когда вы с Гарри оказались половинками друг друга, он оказался лишним.

Гермиона открывает глаза и горько усмехается:

— Тонкий психологический анализ любовного треугольника с применением математических элементов, — она мотает головой, — от кого, а от тебя я такого не ожидала, Джинни Уизли!

— Оставь этот удивленный тон при себе, Гермиона, — беззлобно шипит Джинни и, вздохнув, забирается под одеяло. — Я рада, что мы прояснили ситуацию. Только не думай, будто мне больше не больно, будто я вас с Гарри благословляю и все такое. По крайней мере, еще пока нет.

Гермиона кивает, шепчет «Спасибо», а через секунду командует «нокс», и комната погружается в темноту.

Они еще долго не могут уснуть, но лежат в тишине. Лишь когда тихонько скрипит дверь и в комнату прокрадывается Джордж, Джинни позволяет себе расслабиться и, повернувшись на другой бок, утыкается носом в подушку. Та пахнет ромашковым кремом Гермионы. Джинни понимает, чья подушка сейчас под щекой подруги.

* * *

— Ближайшее Министерство Магии с порт-ключом находится на Кипре, слава Мерлину, — бормочет Джордж, сонно тыча пальцем в карту.

Утро выдалось мрачным, затянутым облаками, и Гарри настороженно прислушивается к шуму волн за окнами, переживая, что они могут снова застрять на острове из-за шторма. Но море милостиво, и неподалеку доносится гудок баржи.

— Почему «слава Мерлину»? — хмуро бурчит Рон, скрестив руки на груди. Он чувствует на себе взгляд Гермионы, но не поворачивается, хоть и всячески пытается доказать, что последует с ними до конца. Рон старается не думать о том, что им руководит отчаяние. Ему больше нравится опираться на «верность дружбе, не смотря ни на что».

— Потому что иначе нам пришлось бы делать крюк до Стамбула, — Джордж тянет пальцем по морю невидимую нить от небольшого острова до перешейка, на котором гордо раскинулся Стамбул, — или до Анкары, — и Джордж ведет пальцем но материку, и останавливается у столицы Турции. — На Кипре есть свой офис Министерства, не такой крупный, как в Англии, например, но у них есть порт-ключи. Они вполне могут подкинуть нас до Китая.

Гермиона бросает настороженный взгляд на бледную физиономию непривычно тихого Малфоя, застывшего на стуле, который до сих пор не знал конечную точку их путешествия.

— Но до Кипра все равно путь неблизкий. Тем более, по морю. Мы можем время от времени менять баржи и катера, но вряд ли нам стоит вшестером лезть на одно судно. Оно затонет еще на выходе из бухты, — замечает Гарри, разглядывая карту через плечо Джорджа.

Старший Уизли оборачивается к нему с удивленно изогнутой бровью.

— Ты забыл, что мы волшебники, Поттер? — тянет он, и когда Гарри недоуменно переглядывается с Джинни, Джордж поднимается со стула и вытаскивает из-под кушетки свою сумку. — Гермиона не единственная, кто собирает вещи заранее, Гарри, — усмехается он и засовывает руку в сумку, которая проглатывает ее по плечо. Гарри, Рон и Гермиона тут же вспоминают о безразмерной сумочке Гермионы, а когда Джордж извлекает три метлы, улыбаются. — Можете благодарить меня за предусмотрительность.

— Ты с Гермионой и Малфоем садитесь на баржу, которая отходит от острова через полтора часа, — продолжает он, — А я, Рон и Джинни накидываем маскировочные чары и пристраиваемся в хвост судну. На разумном расстоянии, конечно, — быстро добавляет он, опередив замечание Гермионы, — чтобы магглы не заметили, а их аппаратура не взбесилась.

Гермиона довольно улыбается, кивает, тоже склоняется над картой.

— Вам нужно будет делать передышки. Баржа должна спокойно довезти нас троих до Астипалеи, — бормочет она, — Там делаем привал и мы пересаживаемся на паром до Родоса. Те маршруты идут вдоль побережья, мы вполне можем поменять несколько суден, пока не доберемся до… — она закусывает губу, — до Анамура, а там рукой подать до Кипра.

Джордж кивает, дожидается согласных кивков от остальных и, снова соскочив со стула, бодро командует:

— Завтракаем и собираемся в дорогу!