Барьеры (гет)

Наверное, ее будит неестественная тишина. Гермиона резко садится на кровати. Подушка рядом примята, но одеяло откинуто в сторону. Девушка чувствует, как в животе холодеет, как кишки сворачиваются в свинцовый кулак, выталкивая к горлу горько-соленый всхлип:

— Гарри!...

Никто не отзывается, и Гермиона выбирается из кровати, мчится к голубой двери, но она приоткрыта настолько, чтобы было видно, что ванная свободна. Гермиона чувствует, как начинают дрожать руки, возвращается в кухню и натыкается взглядом на рюкзак Гарри: уже выпотрошенный за несколько дней оседлой жизни, небрежно сваленный в углу рядом с поношенными кроссовками и ее потрепанной зимней курткой, которую она все равно собиралась выкинуть.

Гермиона медленно поворачивает голову, и видит на полке возле телевизора кожаный кулек, который Харгид подарил Гарри на прошлый день рождения, и с которым тот не расставался ни на минуту весь этот непростой год.

«Он здесь», — проносится в голове, и девушка, медленно выдохнув, закрывает глаза. Она признается себе, что стала параноиком, и корит за то, что не доверяет Гарри и данному им слову. Она снова открывает глаза, и начинает натыкаться на немногочисленные вещи Гарри, занявшие свое место в их маленькой квартирке: часы Фабиана Прюэтта лежат на столике у кровати, мятые джинсы перекинуты через спинку кресла, а стопка вычищенных вчера специальным заклинанием футболок аккуратно сидит на краю комода. Все они тут, соседствуют с ее мелочами, с ее вещами, с ее книгами, и тетрадями, и ее майками, шортами и свитерами. Гермиона ловит свое отражение в зеркале, хмурится: бледное лицо, спутавшиеся волосы и огромные испуганные глаза, — ей хочется верить, что достойным оправданием этому послужит недавнее нервное пробуждение.

Гермиону привлекает тихое бормотание с улицы, и она подходит к окну. Отодвинув в сторону легкую занавеску, она смотрит на открывшуюся перед ней сценку. На ее губах появляется легкая улыбка, а глаза краснеюи. Совсем чуть-чуть.

* * *

Гарри поднимает голову, когда Моника Уилкинс окликает его.

— Вот, возьми, — говорит она, протягивая ему стакан с соком. — И отдохни, прошу тебя, Гарри. Солнце сегодня безжалостное, перегреешь свою молодую английскую голову. Посиди в теньке, клумба от тебя никуда не убежит.

Гарри кивает и стаскивает грубую рабочую перчатку с правой руки. Пальцы обхватывают холодный стакан, и парень, поднявшись с колен, присоединяется к Монике, устроившейся в мягком кресле на веранде.

— Смотри-ка, кто проснулся! — замечает Моника, улыбаясь поверх его плеча. Гарри оборачивается, видит Гермиону, все еще сонную, медленно приближающуюся к ним через поле его боя с сорняками и цветочными луковицами. Она растерянно осматривает разоренные клумбы и рабочие перчатки, которые Гарри положил на колени, и поднимает брови в немом вопросе.

— Гарри любезно предложил помочь мне с садом, — замечает Моника и с притворной обреченностью вздыхает: — я уже не так подвижна, к сожалению.

Гарри смеется, делая глоток сока, а Моника усаживает Гермиону на свободное кресло и удаляется на кухню, чтобы приготовить еще порцию сока.

— Где ты научился ухаживать за клубмами, Гарри? — изумленно шепчет Гермиона, наблюдая за тем, как Моника неловко переступает через развалившихся на веранде собак.

— У Дурслей, — просто отвечает Гарри, и Гермиона вздрагивает, переводит взгляд на его лицо. Он встречает ее глаза и поспешно добавляет: — На самом деле, все было не так и плохо.

— У Дурслей? — переспрашивает Гермиона. — Гарри, если они заставляли тебя... Если для тебя это неприятно, ты не должен... Я могу попросить маму... Монику, чтобы она не...

— Нет-нет, — Гарри неуклюже кладет ладонь на ее коленку, и Гермиона замолкает, — это не неприятные воспоминания. Даже наоборот. Ни Вернон, ни Дадли никогда бы не стали утруждать себя работой в саду, поэтому тетя Петуния часто брала меня в помощь. Знаешь, в эти моменты она даже была... нормальной. Расслабленной, что ли. Объясняла мне, как сажать цветы и взрыхлять землю, и как отличать сорняки. Почти не кричала. Была совсем не такая, как при Верноне. Пару раз она даже рассказывала мне о маме, об их детстве. Какие-то короткие истории, — Гарри улыбается, видимо, перебирая в памяти эти крошечные осколки жизни сестер Эванс, а потом пожимает плечами. — В общем, мне нравились эти моменты в детстве. Поэтому и помочь ей, — он кивает на Монику, — мне не в тягость.

Гермиона медленно кивает. Ее переполняет целый океан нежности и любви, которым, казалось можно заполнить весь мир, которым можно потушить солнце, в котором может поместиться маленькая вселенная. Центр этой вселенной сейчас протягивает ей свой стакан с соком, и Гермиона, не сдержавшись, поднимает руку, обхватывает взъерошенный затылок Гарри и притягивает его к себе. Парень успевает хмыкнуть от неожиданности, но, уткнувшись ей в губы, улыбается.

Сзади раздается покашливание как раз в тот момент, когда язык Гарри касается ее губ, и Гермиона, не сдерживая досады, отстраняется и оборачивается.

На дорожке, посреди царившего в садике хаоса, стоит Джинни. В паре шагов позади от нее топчется Рэй Остин, неловко улыбающийся и растерянно пожимающий плечами:

— Вам подарок из Японии.

Гарри, смущенный не меньше Гермионы, подскакивает со стула.

— Джинни! — восклицает он, бросившись к девушке.

Гермиона следует за ним, правда, не так энергично. Гостья мрачно улыбается, и Гермиона решает, что Джинни до сих пор больно от того, что Гарри внезапно решил сменить приоритеты своих сердечных привязанностей. К былым женской солидарности и снисходительному покровительству, которые Гермиона испытывала к Джинни, потихоньку добавляются новые специи: приглушенная опаска и пассивная настороженность. Все это заставляет ее дрожать, когда она обнимает Джинни и спрашивает:

— Как ты? Рон в порядке? Зачем вы так поступили?

Но Джинни растерянно отмахивается от нее, взгляд ее тяжелых карих глаз останавливается на Гарри.

— Если не возражаешь, нам с Гарри нужно поговорить наедине, — глухо говорит она.

Гермиона замирает и смотрит на Гарри. Тот растерянно пожимает плечами, и, без улыбки, провожает Джинни в сторону их квартирки. Прежде чем повернуть за угол, он оглядывается. Гермиона видит, что он совершенно сбит с толку поведением девушки. Конечно, им было о чем поговорить вдвоем, но для начала она могла бы хотя бы рассказать о той глупости, в которую их втянул Джордж!

Гермиона топает ногой и скрещивает руки на груди. Рэй Остин кивает ей из-за калитки, но остается на месте. Но разумом Гермионы не успевают овладеть мрачные и неприятные мысли, потому что рядом раздается женский голос:

— Кто это? — прищурившись на солнце, спрашивает Моника, и Гермиона, обернувшись, понимает, что женщина спрашивает о Джинни, которую, несомненно, успела разглядеть.

Гермиона пытается улыбнуться, но получается плохо. При виде ее кислой ухмылки Моника поднимает брови, и девушка отвечает:

— Наша подруга. Сестра нашего лучшего друга, — и зачем-то добавляет, на секунду совсем позабыв, что с ней рядом стоит не Энн Грейнджер, готовая выслушать любой девичий секрет дочери, погладить по головке и успокоить ласковым словом. — Гарри встречался с ней... недавно.

— Ммм... — тянет Моника. — Она красивая, — замечает женщина, переведя взгляд на Гермиону.

Та, наконец, приходит в себя, вспоминает о том, что разговаривает все же с Моникой Уилкинс, и замечает ее оценивающий взгляд, изучающий и спутанную кудрявую шевелюру, и бледное лицо, и сутулые плечи.

— Да, — слабо отзывается Гермиона. Моника безжалостно продолжает рассматривать ее внимательным и цепким взглядом. — Первая красавица школы, спортсменка и умница — наша Джинни Уизли.

Моника качает головой:

— Твои волосы — это какая-то катастрофа, ты знаешь об этом? — жестко спрашивает она, и Гермиона от неожиданности просто глупо кивает. — Тебе нужно что-то сделать с этим гнездом на голове. У моего мужа была похожая проблема, кстати. И, знаешь, я нашла решение.

Гермиона поднимает брови, и Моника в ответ только заговорщически улыбается.

— Пойдем, пошепчемся как девчонки, — говорит она, толкая Гермиону к веранде. — Заодно расскажешь мне, что это за Джинни такая свалилась на ваши головы.

Но они не успевают даже добраться до веранды, когда над их головами раздается громкий крик, а потом мощным хлопком выносит окно их квартирки.

* * *

Гарри понимает, что что-то происходит не так, когда Джинни, вместо того, чтобы начать волнующий рассказ, вскидывает палочку. Кончик оружия нацелен прямо в сердце Гарри, а нежное личико Джинни начинает расплываться.

Он вскрикивает, его рука автоматически тянется к карману за своей собственной палочкой, но Джинни предостерегающе цокает языком:

— Нет-нет, Поттер, — и ее голос совсем не похож на девичий голосок: он словно тоже расплавается, как черты ее лица, где-то прорывается бас, где-то срывается в сип, — даже не думай, Поттер.

Гарри делает два шага назад. Позади только окно, выходящее в сад. Отступать явно некуда.

— Кто ты? — спрашивает Гарри, но ему кажется, что он уже догадывается, каким будет ответ.

Стоящая перед ним фигура продолжает свою ужасную трансформацию, но, несмотря на это, палочка в ее руках даже не дрожит. Незнакомец вырастает на добрых полтора фута вверх, футболка на его груди растягивается до угрожающего треска, эластичные штаны обтягивают худые мужские бедра. Оказавшийся перед ним незнакомец выглядит комично и глупо, но его лицо застыло в маске контролируемой ярости.

— Давай так, Поттер, — тихо говорит незнакомец. — Ты стоишь спокойно и не двигаешься. Я награждаю тебя Авадой Кедаврой, и ты подыхаешь тихо и без писка, прямо тут. Я не трону твою девку и магглов. Идет?

Гарри молчит. Он не отрывает взгляда от этого лица, которое совсем недавно осмелилось примерить на себя облик Джинни Уизли, и думает, когда-когда-когда все это закончится? Неужели ему нужно всего-то умереть, и тогда за ним перестанут охотиться? Когда его жизнь станет спокойной и простой, превратится в мирную уютную рутину, о которой он уже успел помечтать за эти несколько дней?

Возможно, действительно, было проще уйти той ночью, несмотря на уговоры, мольбы и угрозы Гермионы. Оставить всех, сбросить с себя шкуру Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил-И-Победил, стать кем-то другим, где-нибудь в другом месте. Забыть о будущем с Гермионой?

Ее имя отражается глухой болью в груди. Снова оставить ее, оставить всякую надежду на ее любовь, заботу, отступить, как он сделал тогда, после битвы в Министерстве Магии: поступил трусливо, отказался от собственных желаний и переключился на Джинни Уизли, с легкостью меняющую парней каждый семестр, которая не привязывалась ни к кому настолько, чтобы потом испытывать боль. Только теперь он не просто подменял свое желание ради нескольких беззаботных мгновений юности; теперь он отступал от желания прямо в пропасть, откуда не было возврата. И если в прошлый раз он каким-то чудом обхитрил судьбу, то в этот раз обмана не получится.

Да, он может сдаться сейчас, пожертвовать собой, чтобы сохранить ей жизнь. Гермионе. Которая никогда не простит его за этот трусливый и благородный поступок.

— Поттер, я не люблю долгих дискуссий со своими жертвами, — тянет Утс. Его палочка все так же упрямо указывает прямо на грудь Гарри. — Я тебя не уговариваю принять мое решение. Я тебя посвящаю в него, чтобы оно не оказалось для тебя неожиданностью. Так что...

Гарри понимает, что для того, чтобы сотворить Убивающее Проклятие, Утсу потребуется прочертить в воздухе узор заклинания. А это значит, что на долю секунды его палочка будет указывать в совершенно другую сторону.

И в тот момент, когда первые звуки ужасного заклинания уже выскальзывают из глотки нападающего, а мышцы Гарри едва принимают решение подчиниться порыву увернуться, раздается громкий треск и грохот, совершенно чуждый для Убивающего Проклятия. Гарри, неловко бухнувшись на колени, поднимает голову и видит Венделла Уилкинса, с растерянным лицом стоящего над врагом. Рядом с поверженным Утсом лежит покосившаяся картонная коробка, из которой застенчиво выглядывает упаковка шоколадных батончиков.

— Я думал, он держит пистолет, — бормочет Венделл, отступая назад и все еще ища глазами несуществующее оружие, совершенно не понимая всей опасности простой тонкой палочки, которую все еще сжимают пальцы Утса.

— Я его вырубил? — снова спрашивает Венделл, но Гарри в тот же момент видит, как рука с палочкой шевелится.

«Нет, не вырубил,» думает Гарри, и тут же, толком не раздумывая, вытаскивает свою палочку и делает ею резкий взмах. Заклинание проносится в его голове прежде, чем его губы успевают его вымолвить, а неведомая сила уже резко поднимает Утса и швыряет в окно. Профессор Люпин был бы им доволен: свое первое беззвучное заклинание Гарри умудряется выполнить идеально.

— Оставайтесь здесь, — бросает он Венделлу, скатываясь вниз по лестнице к выходу, туда, где лежит поверженное тело врага, где его ждет Гермиона.