К далеким берегам (джен)

Nox Arcana "Labyrinth of dreams"

— Так что там было?

Вырвавшись из плена размышлений, Гарри открыл глаза и непонимающе огляделся.

Хижина Хагрида: тесная, теплая и уютная. Дешевые ситцевые шторки на крохотных окнах, аляповатая клетчатая скатерть, десятки кастрюлек, бочонков и баночек, заполненных дарами леса.

Все до последнего штриха осталось прежним, но все же он чувствовал: что-то изменилось. Что-то легкое, неуловимое, соединявшее разрозненные части воедино, пропало. Раньше было, а вот сейчас — нет.

— Гарри… — Джинни, не дождавшись ответа, одарила его тяжелым взглядом.

Сколько времени прошло? На какое-то мгновение он словно отключился.

— Собака, — тихо сказал Гарри. — Наверняка, одна из тех, что живет у профессора по уходу за магическими существами…

О болезни Гермионы кроме него и учителей не знал никто. По крайней мере, официально. Блэк, побоявшийся огласки, и, главное, неизбежных гневных писем родителей до дрожи трясущихся за своих чад, решил, что раз уж декрет Министерства не дает право отказать кому-либо в обучении, малолетнего оборотня лучше скрывать.

— Собака? — Уизли недоверчиво приподняла брови.

— Нэээт, — Хагрид взмахнул огромными ручищами. — Обооорооотень… Вой… Не лай. Хакриид знает!

— Оборотень в Хогвартсе? Не верю, что Блэк допустил бы такое.

Гарри не дернулся, не отвел глаз, терпеливо дождавшись, пока младшая Уизли переведет взгляд с него на собственные, покрытые облупившимся коричневым лаком, пальцы.

Ему стало неуютно: хижина — одно из любимых мест в школе — в одно мгновение потеряла весь свой флер. Детали, ранее незаметные, градом ярких искр ударили по глазам. Осыпающаяся бежевая штукатурка стен, ошметки паутины под полотком, перепачканный золой камин, гора немытой посуды в раковине… Словно давно покинувший жилище хозяин вдруг заявился и, даже не потрудившись как следует прибраться, стал принимать гостей.

Дело было даже не в грязи. Сам Гарри никогда особой, а уж тем более чрезмерной, чистоплотностью не страдал. Нет. Причина столь резкой перемены в Гермионе. Если бы не ее внезапное превращение и побег в лес, все было бы вполне нормально, как всегда.

С силой сжав огромную кружку ароматного напитка, Гарри постарался отогнать от себя мрачные мысли.

Он не сделал ничего такого, за что следовало бы себя винить.

А Грейнджер вернется. Выбьет из себя лишнюю дурь и вернется.

Спешно попрощавшись, Гарри побрел в сторону замка. Обещая себе не оглядываться, он то и дело делал это, стараясь различить знакомую нелепую фигуру, больше напоминающую огромного волка, нежели человека.

* * *

День тянулся долго. Секунды, звеня и переливаясь, примерзали к хрустящей корочке снега, сливались в единое целое с острыми снежинками, вяло и нехотя сменяли друг друга, позабыв о строгом порядке, заботливо выстроенном матерью-природой.

Провалявшись в полудреме без снов несколько часов, Гарри спустился в общую гостиную и, удобно расположившись за одним из столиков, стал листать затертый учебник по Трансфигурации.

Надо сказать, простейшие манипуляции по этому предмету давались ему с трудом. Если бы не регулярная, терпеливая помощь Гермионы, проблем было не избежать.

Гарри поежился и, отложив учебник, потер уставшие глаза.

Гермионы не хватало почти физически: простого присутствия, болтовни, теплого взгляда. Всего и сразу. Чего-то настоящего, живого, способного заглушить щемящее одиночество внутри.

Бездумно окинув комнату взглядом, Гарри сухо отметил, что Джинни, весело щебечущая с подругами в противоположном углу комнаты, то и дело посматривает на него.

Зачем, он не понимал. Не хотел разбираться.

Вместо этого поднялся на ноги и, подойдя к окну, долго и болезненно всматривался вдаль, стараясь увидеть что-то в багровом росчерке заката.

Лишь когда совсем стемнело, он заставил себя пройтись до больничного крыла, чтобы предупредить хрупкую розовощекую мадам Помфри о том, что с завтрашнего дня всем снова нужно будет говорить, что Гермиона Грейнджер захворала и находится там.

Уже на выходе, Гарри украдкой обернулся, и, бросив взгляд на одну из коек, закрытую непроницаемой ширмой, с горечью подумал, что даже тяжелую болезнь подруги перенес бы легче, чем ее бесконечные превращения и побеги.

* * *

Утром в понедельник объявили, что профессор Биннс все еще болеет, и его уроков не будет как минимум неделю.

Поначалу Гарри искренне обрадовался возможности поспать лишних пару часов, но едва оказавшись в теплой постели, понял, что уснуть просто не сможет.

Тревога стальными иглами вонзалась в тело, оставляя неглубокие, но неприятно саднящие раны внутри, под самой кожей.

А вдруг она не вернется?

Блэк явно не из тех, кто соберет отряд для поисков…

— Все будет хорошо, — тихо прошептал он, старательно гоня из головы отблески плохих мыслей и чувств.

Промаявшись до обеда, Гарри был несказанно рад, что занятия по Прорицаниям — не самому любимому им предмету — состоятся в полном объеме, как и запланировано расписанием.

Слабо улыбнувшись, он наскоро покидал учебники в сумку и почти на полчаса раньше появился в классе профессора Лонгботтом.

* * *

Профессор Алиса Лонгботтом вызывала у Гарри невольную симпатию. Невысокая подтянутая женщина под сорок, с чуть округлыми, приятными чертами лица и вьющими темными волосами до плеч, неуловимо напоминала ему мать. Чем именно — сказать было трудно. Может, добродушным и веселым нравом, а может — серьезным отношением к детям, без ненужного сюсюканья или излишней строгости.

— Кто попробует угадать тему нашего сегодняшнего урока? — улыбаясь, она окинула взглядом учеников.

Бойкие сестры Патил, волей судьбы оказавшиеся сегодня вместе, мгновенно взметнули руки и, не дожидаясь реакции профессора, наперебой стали выдвигать версии.

— Стоп, стоп. Правильно! Молодцы. Итак, тема урока — гадание на чаинках.

В пол-уха слушая подробные инструкции по выполнению своеобразной лабораторной работы, Гарри чувствовал, что снова бездумно смотрит в окно, стараясь уловить хотя бы тень движения у границ Запретного Леса.

Чай пили не спеша, наслаждаясь каждым глоточком. Торопиться и правду было некуда: спаренного урока с лихвой хватало и не на такое.

Неприятным сюрпризом для Гарри стала новость о том, что толковать свой собственный рисунок нельзя. Без Гермионы пары у него не было, поэтому, после недолгих колебаний, он объединился с Роном Уизли также оставшимся без пары.

Придирчиво осмотрев рисунок на чашке однокурсника, Гарри поначалу не увидел ничего, отчего немного растерялся. Но уже через несколько минут внимательного разглядывания смог различить смутные очертания ворона и журавля. Записав данные на пергамент (и нагадав Уизли несчастье в доме и, в то же время, крепкое здоровье и жизнь до старости), Поттер хотел было покинуть класс раньше времени, но профессор, легонько коснувшись его плеча, попросила задержаться.

Показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ученики, лениво переговариваясь и хвастаясь успехами, покинули класс. Последней ушла Лаванда Браун. После короткого и непонятного для Гарри спора с профессором, она выглядела совершенно подавленной.

— Садись, Гарри, — профессор Лонгботтом жестом указала на стул перед искусно выполненным письменным столом, заваленным разномастными листами пергамента.

Гарри покорно кивнул и присел.

— Я хотела поговорить с тобой наедине.

— О чем, профессор?

«Только не о Гермионе», — мысленно попросил Гарри.

Для Алисы Гермиона была чем-то вроде интересного объекта для наблюдения. Не раз и не два она пыталась выведать у Гарри те или иные подробности о ней и ее «особом» образе жизни.

— О тебе, — она внимательно и немного сочувственно посмотрела на студента. — В последнее время ты сам не свой.

— Устал немного.

Придумывать оправдания на ходу он научился еще в раннем детстве. После смерти матери отец стал приводить в дом женщин — неизменно рыжих, глупых и властных. Каждая из них, строя злую мачеху из старой сказки, стремилась вышвырнуть приемного сына из дома или, на крайний случай, подмять под себя, сделать живой игрушкой «принеси-подай».

— Ты хорошо спишь?

Гарри вздрогнул: ему вдруг показалось — уже не впервые — что профессор видит его насквозь. Вот и сейчас что-то в ее словах звучало так, словно Алиса знает, что с ним происходит… И даже ночные кошмары для нее не новость.

— Я плохо сплю…

— А что снится?

— Мать…

Миссис Лонгботтом понимающе кивнула и, помолчав немного, тихо добавила:

— У меня мог быть сын… Твой ровесник.

— Правда?

Гарри это показалось странным: даже мужа профессора, мистера Лонгботтома, никто и никогда в Хогвартсе не видел. А тут сын.

Как он мог бы выглядеть?

Воображение тут же нарисовало картинку: живое, чуть округлое, как у матери, лицо в обрамлении темных коротких волос. Глубокий взгляд карих глаз. Открытая, немного смущенная улыбка.

Поттер встряхнул головой, отгоняя нежданное наваждение.

— А что случилось? — он не был уверен, что может спрашивать такое, но все-таки спросил, раз уж профессор сама об этом заговорила.

— Мы с его отцом тогда часто ссорились… Поженились совсем молодыми, не подумали. Так бывает, — она немного погрустнела. — Оставили крошку Невилла с его матерью Августой, а она не уследила… Он упал в пруд недалеко от из дома.

Гарри с трудом сглотнул комок, подступивший к горлу. Что говорить в таких случаях, он примерно знал, но сейчас не решался, боясь причинить симпатичной женщине еще больше боли.

— Я говорю это потому, что хорошо понимаю, что значит потерять действительно близкого человека.

Он кивнул.

— Я хочу тебе помочь.

— Как?

— Нехорошо звучит, но… Влезть в голову и помочь разобраться.

— Э-э-э… Спасибо, но не надо.

Одна мысль о том, что кто-то будет рыться в глубинах его сознания, вызывала отвращение и липкий страх. Он и сам до конца не знал, что за мысли, чувства и воспоминания крылись внутри его черепушки. И не хотел узнавать без крайней на то необходимости.

Хотя кошмары, постепенно подтачивающие его изнутри, вполне могут сойти за такую причину…

— Ты хочешь, чтобы кошмары продолжались?

— Я не хочу, чтобы кто-то копался у меня в голове, — угрюмо пробормотал он, а затем, опомнившись, добавил: — Извините, но нет.

— Пожалуй, я неправильно выразилась. Я не буду лезть в твою голову напрямую, тем более не буду подсматривать, что там творится. Просто помогу тебе приоткрыть одну из дверей и краем глаза взглянуть, что за ней.

Гарри задумался. Несмотря на все тот же опасливый страх, внутри вспыхнули искорки интереса.

А что он, собственно, теряет?

— А это не опасно?

— Пока я рядом — нет.

— Тогда… давайте попробуем.

Участливо улыбнувшись, профессор Лонгботтом облизнула пересохшие губы и, потерев ладони друг о друга, коснулась висков Гарри.

Отключился он так быстро, что даже не успел это заметить.

* * *

Гарри стоит у окна и наблюдает за одинокой, не знакомой ему птичкой, одиноко порхающей над занесенным снегом крыльцом. Как она оказалась здесь? Мама не раз говорила, что зимой все птицы улетают на юг, где тепло, солнечно и много-много еды. Так что же эта бедняжка делает здесь?

Гарри твердо решает выяснить это. Первым делом он спускается с подоконника и, позабыв надеть теплые вещи, осторожно спускается вниз. Он знает, что если мама увидит, что он, еще не до конца выздоровевший, не в постели — расстроится, а потому не шумит.

Он тихонько толкает входную дверь и выходит на улицу.

Нежное, пушистое и обманчиво теплое покрывало манит, лукаво предлагая коснуться кромки кончиками пальцев, а то и запустить всю пятерню в сладкий и вкусный крем. Отсюда снег кажется ослепительно белым, а не нежно-голубым, как из окна. И это подкупает.

Гарри радостно хохочет и бежит в птичке, но та, проворно вывернувшись из неумелых детских пальцев, улетает прочь.

Становится немного грустно, и мальчик, понемногу замерзая, идет обратно в дом.

Его внимание привлекают знакомые голоса, доносящиеся из гостиной. Подойдя к двери, он замирает, наблюдая за необычной сценой.

Сириус — высокий и красивый друг его отца стоит около его мамы. Рука сжимает небольшую грудь, пальцы беззастенчиво скользят по спине.

— Отойди, — Лили хмурится и старается оттолкнуть Блэка, но тот лишь плотнее прижимает ее к себе.

Гарри кажется, что в руках Блэка мама еще более хрупкая и беззащитная, чем обычно. Силы неравны.

— Гонишь? — мерзкая улыбка, долгий поцелуй в губы.

У мамы на нижней губе остается легкая припухлость, но она, кажется, этого не замечает. Тяжело дышит и все так же отпихивает от себя «друга».

— Гоню! Иди вон, Блэк. И чтобы твоей задницы никогда больше не было в моем доме.

Гарри смутно чувствует, что происходит что-то неправильное, алогичное, но что именно уяснить не может.

Подчиняясь порыву, он вбегает в комнату и громко-громко кричит.

Сириус, округлив глаза словно рыба, сбивчиво извиняется и, стушевавшись, уходит прочь.

Мама шепчет что-то успокаивающее, но Гарри продолжает кричать. Единственное, чего он хочет — чтобы дядя Сириус больше никогда к ним не приходил.

* * *

Гарри резко открыл глаза.

Дом в Годриковой Впадине снова растворился, уступив место привычному угрюмому Хогвартсу.

— Гарри, ты в порядке? — спокойно спрашивает профессор Лонгботтом, потирая ладони.

— Да…

На самом деле он не уверен, что в порядке.

Ощущение мерзости пропитало его словно разлитые чернила пергамент. Единственное желание — поскорее смыть с себя это. Посетить прохладную душевую или, если повезет, ванную. Утопить все в горячей, обжигающей мыльной воде. И не вспоминать.

— Что ты видел?

— Кое-что… мерзкое.

Ему вдруг кажется, что иметь подобные фантазии, пусть даже и где-то в темных глубинах сознания, ненормально.

— По-моему, я схожу с ума… Напридумывал такого, что голова кругом.

— Гарри, — шепотом заговорила леди Алиса, — это не фантазии. Это — воспоминания.

Какое-то время Гарри сидел неподвижно, затем, почувствовав, что в голове совсем каша, откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками.

Становилось все интереснее. И это пугало.