Моя жизнь - моя игра (джен)

— Добрый день, сэр, — сказал Гарри, войдя в директорский кабинет.

— Присаживайся, мальчик мой, — улыбнулся Дамблдор, глядя поверх очков-половинок, — чаю?

Гарри вспомнил прочитанную год назад книгу А.Дюма «Граф Монте-Кристо» и вежливо отказался от чая.

«В стане врага или просто человека, которому не доверяешь, не ешь и не пей ничего. По крайней мере, пока не выучишь опознавательные чары, с помощью которых можно обнаружить яд либо Веритасерум, и не научишься пользоваться ими незаметно» — прокомментировал Адам-Самаэль.

— Я хотел бы поблагодарить вас с мистером Малфоем за проявленную храбрость. Вы спасли жизнь мисс Грейнджер.

Директор внимательно посмотрел на мальчика, но тот ничего не ответил. Спасибо за благодарность говорить глупо. Сказать, что они не специально спасли — еще глупее.

— Но я хотел бы сказать тебе, что нужно быть осторожнее. Те заклинания, которые использовались тобой — не самые безопасные. Темная магия опасна своей доступностью и простотой, кажется, что это легко, что можно попробовать больше. Но это не так, в жизни за все надо платить. Не всегда правильно то, что проще. Где ты прочитал о подобных заклинаниях, Гарри?

— Я нашел книгу в гостиной Слизерина. Кто-то забыл ее на столе, сэр.

Гарри знал, что директор ему не поверит. Но он молил Мерлина и Моргану, Иисуса, пророка Муххамеда, Аллаха, Кришну и даже Ктулху, чтоб Дамблдор не поверил так, как нужно Гарри. Ну, скажем, что книгу он у кого-то одолжил, а подставлять друзей не собирается. Получается, даже благородная ложь.

— И ты не знаешь, чья это книга?

— Нет, сэр. Я ее оставил там же, где нашел, — Гарри почувствовал, как слегка нагрелась его сережка, которая была незаметна для директора. Значит, старик пытается влезть в голову!

«Сволочь! Это запрещено. Тоже мне Верховный чародей Визенгамота! Вот оно — доказательство нашего самого честного и неподкупного суда! За нарушение свободы мысли — до года в Азкабане! Жаль, доказать невозможно, поэтому никого еще не посадили за подобное», — сказал Адам-Самаэль. Гарри и Гермиона накануне в библиотеке, как раз изучали законодательство Британского Магического сообщества.

— Хорошо. Но в следующий раз не бери без спросу чужие вещи. Можешь идти.

Гарри поднялся и направился к выходу.

— И еще, пообещай мне, что не будешь ходить в запретный коридор на третьем этаже.

Гарри развернулся и удивленно уставился на директора.

«У нас дежавю, мальчик мой» — сказал Адам-Самаэль, копируя интонацию директора на словах «мальчик мой».

— Даже не собирался, сэр.

— Хорошо, ступай.

Гарри пошел в гостиную. Он никак не мог понять, что от него хотят. То Снейп, то директор. Только Гарри еще с детства научился отличать «театральные постановки» от реальности — сказались годы практики лжи у Дурслей. И если Снейп, скорее всего, действительно советовал не лезть в этот злосчастный коридор, то директор явно подначивал мальчика сунутся к церберу. Гарри не был эмпатом, как он позже выяснит, у него вообще весьма посредственные способности к окклюменции-легилименции, хотя упорная практика в любом случае дает результаты и в этой области. Он не чувствовал ложь на метальном уровне, он, скорее, ее видел и слышал. По интонации, едва уловимым жестам и блеску в глазах. Наверное, когда самому приходится много лгать, начинаешь отличать ложь других. Ведь сколько раз Гарри приходилось говорить Дурслям, что волосы учительницы окрасились в синий цвет потому, что кто-то из одноклассников распылил какой-то неведомый шуточный газ, либо на крышу школы он попал не случайно, сам не зная как, а воспользовался пожарной лестницей. Если он не говорил фраз: «я сам не знаю, как так получилось», а пытался объяснить все рационально, то ему доставалось меньше. Этот урок он усвоил еще в семь лет.

Нужно было с кем-то поделиться происходящим, его собственной головы не хватало, чтобы найти объяснение того, зачем ему так упорно твердят о запретном коридоре, когда у него не было ни малейшего желания туда ходить.

«Если директор и Снейп говорят об этом коридоре, значит, тайной это не является. Следовательно, я могу поделиться своими соображениями с Малфоем или с Грейнджер».

Поразмыслив, Гарри решил сказать обо всем Малфою. Гермиона, как и любой другой маглорожденный волшебник, целиком и полностью доверяла директору. У него был образ некого доброго дедушки из магловских сказок. Мантия со звездами, остроконечный колпак — так одевались маглы-фокусники. Скорее всего, директор специально придумал подобный имидж. А вот к Снейпу у маглорожденных было весьма предвзятое отношение. Таким образом, если Гарри считал, что Снейп искренне не хочет, чтоб мальчик лез не в свое дело, а директор, напротив, хочет, чтоб он туда сунулся, то Гермиона выскажет противоположное мнение.

Малфой сидел в гостиной напротив камина и читал какую-то книгу. Его выписали из больницы спустя три дня, но это официально. На самом деле, с него в тот же день сняли зеркальное отражение, и он два дня провел дома в кругу семьи. Гарри сел в кресло и рассказал блондину о разговоре со Снейпом и директором, а так же высказал свои предположения насчет искренности обоих.

— Что думаешь по этому поводу?

— Поттер, я даже не знаю, что думать. Наш директор, конечно, чокнутый, но зачем ему нужно чтобы ты что-то стащил в этом коридоре?

— Может, он хочет меня подставить? Уличить в воровстве и все такое.

— Не думаю. Да и не выйдет у него. Все, что находится в школе на нейтральной территории — принадлежит Хогвартсу. И пока ты не выносишь это из замка, то воровство тебе приписать не получится.

— В смысле?

— Мой отец — член Попечительского совета, он в этих вопросах разбирается. Предположим, ты находишь что-то в пустом классе, старый учебник какой-нибудь. Ты берешь этот учебник почитать. Магия Хогвартса не расценит это как воровство. Ты нашел то, что никому не принадлежит и не является личной вещью, ты не вынес это за пределы школы, ты просто взял на время. А вот если ты вздумаешь влезть в лабораторию Снейпа и стащить там что-то, то это уже кража. Понимаешь, Хогвартс словно живой организм, полный магии. И использовать коридоры для хранения личных вещей он не позволит. Для этого есть личные покои и кабинеты. Могут запрещать ходить в тот или иной коридор в целях безопасности, но если ты в подобном коридоре что-то возьмешь, то максимум — тебя заставят это вернуть и снимут баллы за то, что полез туда, куда запрещено лезть. Все, что размещено на нейтральной территории замок расценивает как свое собственное, а значит, доступное для всех студентов и преподавателей. По идее, если директор там что-то и хранит, то он не имеет на это права. Свое он должен хранить у себя в кабинете или в спальне. Если это что-то принадлежащее Хогвартсу, тогда можно.

— То есть, обвинить меня в воровстве не получится никак?

— Ну, если ты вынесешь это из школы, то получится.

— Может быть он хочет, чтобы цербер мне голову откусил?

— Тоже не вариант. Тогда его обвинят в том, что он пренебрег безопасностью. Директор школы ответственен за студентов и их жизни. Ему же будет грозить срок в Азкабане, если докажут, что цербера он притащил либо это сделали с его согласия.

— Мда...я вообще столько времени пытаюсь найти логику в его действиях, и не нахожу.

— Возможно логика и Дамблдор просто существуют в параллельных вселенных?

— Возможно. Вот скажи, зачем ему понадобилось, чтобы я до одиннадцати лет жил у маглов?

— Ты жил у маглов? — подала голос, вошедшая Милисента Булстроуд — девочка, представляющая собой что-то среднее между Лонгботтомом и Грейнджер. Такая же полная и глупая, как первый, с таким же желанием быть лучше всех, как у второй. С Милисентой почти никто не общался, даже однокурсницы Дафна Гринграсс и Пэнси Паркинсон. С Гарри и Драко она вообще заговорила впервые.

— Просто это очень странно, — продолжила Бустроуд, — никто не знал, где ты живешь. Все строили разные догадки. Предполагали, что директор купил тебе дом за границей, или ты живешь в доме под личным Фиделиусом Дамблдора. Знаешь, я ведь тоже сирота. Мама умерла при родах, отца посадили в Азкабан после исчезновения Лорда. Он там спустя семь лет скончался. Вопросами опекунства занимается Попечительский совет. Если у сироты достаточно денег, то ребенок живет в магическом мире. Насколько я знаю, Поттеры семья вполне обеспеченная. Ты бы мог себе позволить покупку нового дома. Я жила в своем родовом поместье, мне назначили гувернантку, услуги которой оплачивались с моего счета. Мне нанимали преподавателей, я ездила за границу. В магическом мире не принято отдавать детей маглам. Это делают в случае, если у сироты нет своих денег. У тебя же они были. И даже если бы их не было, Попечительский совет нашел бы деньги на Мальчика-Который-Выжил.

Гарри задумался. Малфой сделал то же самое.

— Значит у директора были какие-то причины, — сказал, наконец, Малфой после трех минут молчания.

— Только какие? Любые поступки имеют следствия. Вот зачем ему это было нужно, чего он добивался?

— Хотел, чтобы ты был маглолюбцем? — предположила Булстроуд.

— Тогда он просчитался и отправил меня не к тем маглам, — ухмыльнулся Гарри.

«Причины и следствия есть всегда. Надо проанализировать следствия, чтобы найти причины».

— Предположим, он отправил тебя к единственным родственникам — маглам. Но тогда почему после их смерти, тебя отправили в приют? Это даже незаконно с точки зрения магического законодательства.

— Я уже сегодня убедился, что закон и Магическое сообщество живут в параллельных вселенных, почти как Дамблдор и логика.

Малфой ухмыльнулся.

— Не советую тебе ничего с этим делать. Тут прав тот, у кого больше денег и влияния. Дамблдор — самый влиятельный волшебник на сегодняшний день. И в запретный коридор не лезь.

— Да я и не планировал лезть в этот коридор! Хоть ты не начинай.

На этом разговор был окончен, слизеринцы направились в Большой зал на ужин.

Утром следующего дня школьная сова принесла Гарри письмо от Луджина:

"Мистер Поттер!

Я очень рад, что вы мне написали. Мы долго ждали этого. Нам нужно встретиться и все обсудить. Буду ожидать вас в субботу в одиннадцать часов в пабе «Три метлы» в Хогсмиде. Насколько я знаю, это близко от Хогвартса. Надеюсь, вы сможете выбраться.

С уважением, С.Фд.Луджин".

Два дня Гарри тренировался в наложении иллюзии, закрепленной магией отражения реальности, чтобы изменить свою внешность. Поначалу получалось плохо. Конечно, можно было поступить как с Малфоем, но тогда узнать человека все равно можно, а Гарри хотел, чтобы он выглядел как взрослый. И так есть вероятность, что Дамблдор проследит перемещение, не хватало еще, чтобы директору потом доложили, что он с кем-то встречался в пабе, а не просто сходил за сливочным пивом. К вечеру пятницы у него получилась вполне сносная иллюзия — некий двадцатилетний русоволосый парень.

Этот самый русоволосый парень к десяти утра, одетый в магловское пальто и брюки — тоже иллюзия из своей собственной одежды, спустился на уровень ниже гостиной Слизерина и нашел нужную статую какого-то мага на коне. В эти подземелья давно никто не спускался, статуя была пыльной. Словно в наказание этому неизвестному магу.

Кого из реальных личностей изображало каменное изваяние Кассандра не знала, она только сказала, что за этой статуей проход, ведущий к мосту неподалеку от Хогсмида. Дорога заняла пятьдесят минут.

Мальчик вылез и огляделся. Хогсмид представлял собой небольшую деревню со старыми постройками из темно-серого камня. Возможно, когда-то камень был светлее, просто от времени и влажности потемнел.

Гарри зашел в паб «Три метлы». Осмотрелся. Посетителей было немного, и за одним из столов он увидел араба. Не узнать в нем человека, носящего имя Сакхр Фадил, было невозможно. В его образе не хватало только куфии, да более длинной бороды, чтобы он выглядел как типичный арабский террорист. Одет араб был в простые черные брюки, рубашку с высокими манжетами, застегивающимися на множество пуговиц, и коричневый жилет. Выглядел он не так экстравагантно, как волшебники в мантиях, но все же казалось, будто он в одежде конца девятнадцатого века.

— Добрый день, мистер Луджин, — сказал Гарри, садясь напротив волшебника. Тот уже заказал две кружки сливочного пива.

— Ээ, добрый день... — протянул араб, глядя на двадцатилетнего парня. По-другому он представлял себе одиннадцатилетнего Гарри Поттера. Мальчик, увидев замешательство, поспешил сообщить, что он под чарами иллюзии, и светиться Гарри Поттеру в неположенном месте не обязательно. Он ведь, вроде как, школу прогуливает.

— Тогда обсудим сразу деловые вопросы, — сказал Луджин, доставая бумаги, — мое право душеприказчика перешло от отца. Я знаю лишь примерное расположение дома — ни увидеть его, ни зайти туда, я не могу. На дом наложены чары родового Фиделиуса. Только три человека могут войти в дом. Они там периодически бывают и следят за порядком. Доступ в дом им открыл еще ваш прадед. Вам нужно расписаться в бумагах, и вы сможете в любое время посетить свой дом.

— Где отобразиться моя подпись? Об этом сообщат в наше Министерство? Ваше?

— Документы я подам лишь в Министерство Австро-Венгрии.

— Австро-Венгрии? — спросил Гарри, который хорошо помнил, что такого государства уже нет.

Араб ухмыльнулся.

— Понимаете, мистер Поттер, границы магических и магловских территорий не всегда совпадают. Наше политическое устройство сформировалось когда это государство — Австро-Венгрия, существовало, и магловские войны не всегда приводят к изменению границ магических государств. У нас монархическая форма правления, есть Палата представителей, Королевское Министерство и Королевский суд. В Британии тоже не всегда магловская и магическая территория совпадали. Когда у маглов существовала огромная страна с множеством колоний, магическая Британия оставалась небольшим островным государством, коим и является сейчас. Даже любопытен тот факт, что у маглов Британия сейчас монархия, а магическая Британия — нет. У нас, наоборот, у маглов — республиканская форма правления, а у магов — сохранилась монархия.

— Интересно, я не знал.

Араб улыбнулся, посмотрев на русоволосого парня. Сощурился, будто что-то вычисляя.

— Какую интересную иллюзию вы сделали. Я пытаюсь ее мысленно снять, чтобы увидеть ваш истинный облик, но у меня не получается. Магия отражений?

— Вы ей владеете?

— Нет, я о ней знаю. Ей мало кто владеет, она относится к разряду особенных способностей мага. Раньше у многих родов были особенные способности. Были врожденные анимаги, плетельщики чар, змееусты и прочие. Сейчас немного осталось.

— Почему способности исчезают?

— Они не исчезают, они растворяются. Маги сами того не замечая, копируют свой быт и свою жизнь по образу маглов. Все эти титулы лордов, маркизов и герцогов, длинные родословные, гербы, фамилии. Все это мишура, присущая маглам еще века два-три назад. У магов раньше статус определяла магическая сила, но это было не всем выгодно. Постепенно магическая сила заменилась деньгами и титулами, как у маглов. И, поверьте, титулы носят не всегда самые лучшие волшебники. Со временем, когда сильные волшебники поняли, что сейчас важны деньги, они стали вливаться в эту жизнь. Непродуманные брачные узы способствовали тому, что особенные способности стали растворяться. Самый наглядный пример — еврейские маги. Их сейчас не существует вообще.

— Почему?

— Когда был разрушен Второй Храм и все евреи, как маги, так и маглы, покинули ту территорию, на представителей этой нации начались гонения в разных странах. И если маглы стойко терпели, возможно потому, что выбора у них не было, то маги свободно вливались в магические общины. Зачем им жить в гетто, когда они могут войти в свет магического сообщества и стать там герцогами и лордами? Для магов не важна национальность, их принимали как равных. В итоге управляющих стихиями больше нет, почти все они в свое время были представителями этой древней нации. Магов-евреев вообще нет.

— Можете рассказать мне о Цоресах?

— Ну, именно о Цоресах я ничего не расскажу. Это лишь фамилия. Есть четыре рода — к одному из них принадлежу я, — которые стараются сохранить все магические особенные способности. В этих родах люди могут иметь любую фамилию, титул, герб, деньги. Могут не иметь ничего, даже фамилий. Мы стараемся сохранить лишь магию. Всегда заключались браки только между представителями этих четырех родов, но отступники всегда были. Например, ваша бабушка, хотя этому способствовал Дамблдор. Мы не имеем национальности, родины. Есть лишь магия. Сейчас вы единственный представитель одного из четырёх родов.

— Подождите. Если браки заключались всегда только между четырьмя родами, то эти роды просто бы вымерли из-за постоянного смешивания крови, — сказал Гарри, глядя на противоположную стену и вспоминая учебники по генетике.

— Верно. Поэтому я — полукровка. Мой отец был маглорожденным из иранской семьи. Его еще ребенком выкрали, и приняли в род Post tenebras lux.

— Какой род?

— Ой, это тоже лишняя мишура, но хоть что-то же нужно было придумать. Веке в шестнадцатом наши предки решили, что род будет обозначаться какой-нибудь фразой на любом языке. Было слишком опасно называть род по способностям. До этого мы были родом видящих. Пролистали магловскую и магическую литературу, и выбрали фразы. По сути это тоже неважно, просто обозначение. Это девиз протестантов. Просто кому-то из предков понравилась фраза. Никто не относится к девизу, как к чему-то святому, как сейчас принято в чистокровных кругах. Обычная фраза, обычное название рода. Как кошку называют кошкой, так и мой род обозначается этой фразой. Фамилии и имена могут быть любыми, вот мне оставили арабскую фамилию отца и дали арабское имя. Так проще сливаться, нас не будут бояться. А вместе мы — свое государство, семья и армия.

— У Цоресов тоже была какая-то фраза?

— Да. Omnia transeunt et id quoque etiam transeat, если на латыни. Обычная цитата из Библии, хотите изменить название — придумайте другое. Можете говорить и это на любом языке. Все не важно. Род есть, а обозначение — вторично. Вы не представляете, как все три рода были рады, что вы написали письмо!

— Почему?

— Угасание одного из четырех родов — трагично. Когда я увидел вашу иллюзию, я был счастлив. Магия теней и отражений — особенность вашего рода. Безусловно, есть и другие, кто ей владеет. Способности имели свойство повторяться. Но все же видеть, что сохранилась родовая особенность — приятно.

— А в чем заключается особенность в вашем роду?

— Мы видящие. Мой отец, как маглорожденный принятый в род, ей не обладал.

— И что вы видите?

— Магию. Человек произносит заклинание, а я вижу не просто луч, а сплетение магических связей и сил, могу изменить, добавить что-то свое, изменить траекторию. Только с Непростительными и родовой магией не получается. Сплетение магии вижу, а изменить не могу. В случае с Непростительными, изменить что-либо мешает магия человека, а с родовыми чарами — магия рода.

— Круто! — выпалил совсем по-детски русоволосый парень.

— Магия теней и отражений тоже неплоха, Гарри. Можно я буду называть тебя по имени?

— Да.

— К этой магии способны единицы, в Британии найдется еще человек пять, кто ей владеет. В Австро-Венгрии семь человек, по моим данным. Пока я не увидел иллюзию, сомневался, что род признал тебя. Ты ведь не прямой наследник. Гарри, когда ты можешь покинуть школу, чтобы посмотреть свой дом?

— Официально — никогда. Но могу, как сегодня, выбраться тихо. А что было бы, если род меня не признал?

— Тебе бы в наследство отошел дом, но ты бы в него не смог войти из-за Фиделиуса. Давай через неделю в этом же месте, в это же время. Я сделаю нам порталы.

Гарри попрощался с мистером Луджином, поблагодарил его за интересный рассказ и сливочное пиво, и направился в замок тем же узким проходом, ведущим в подземелья. По дороге он размышлял над услышанным.