Моя жизнь - моя игра (джен)

Все студенты Гриффиндора и Хаффлпаффа ходили по школе со скорбными лицами, полагая, что без Дамблдора нападения никогда не раскроют. В то, что наследником Слизерина является Хагрид, не верил никто. Только Фред и Джордж Уизли развлекались, как могли. Их картина восприятия мира была абсолютно иной, их не тревожили такие мелочи жизни, как нападения, увольнение Дамблдора, переходы из кабинета в кабинет в сопровождении преподавателей. Они, напротив, этим активно пользовались. Просили учителей сопроводить их в туалет во время каждого урока, во время завтрака, обеда и ужина. Особенно злился Снейп, но выхода не было, поэтому во время каждого урока зельеваренья, он сопровождал Фреда или Джорджа в туалет. То у них на уроке кровь из носа пойдет, нужно промыть, то рвотные позывы появятся. Один раз профессор все же отказался вести Фреда в туалет, так того вырвало прямо в котел. После этого, как бы Снейп не злился, но больше не просил терпеть.

Локхарт вещал, что нападений больше не будет, так как виновник арестован, и он всегда подозревал Хагрида. Все те же близнецы Уизли за такие слова подсунули ему какую-то конфету, от которой лицо профессора по Защите покрылось прыщами.

Драко Малфой назло всем расхаживал по школе с таким видом, будто его назначили Министром магии. Разумеется, это не прибавляло ему популярности среди студентов трех факультетов. Впрочем, именно этого он и добивался. Он не наслаждался атмосферой страха, которая царила в школе после увольнения Дамблдора, он делал вид, что наслаждается ей. Когда ты в этой жизни ничего не значишь, сделай хотя бы вид, что значишь многое. Вот Малфой и делал вид, создавал себе образ отрицательного героя, на самом деле таковым не являясь. Наверное, ему льстило, что многие считают, будто он наследник Слизерина. Так как он чаще всего находился в компании Гарри, то и герою магической Британии частично доставался лучик зловещей, и одновременно жалкой славы Драко. Но самого Гарри это не беспокоило. То считают героем, только потому, что он случайно выжил, то злодеем, только потому, что он учится в Слизерине и дружит с Малфоем. Общественное мнение, оно такое.

— Меня что удивляет. Почему грязнокровки еще не пакуют чемоданы? Ставлю пять галеонов, скоро будет еще одно нападение, — говорил Драко, стоя в коридоре перед кабинетом зельеваренья. Скорее, для гриффиндорцев говорил. Гермиона закатила глаза.

— Что ты, что ты. Никаких нападений больше не будет! — услышал его слова Локхарт, который провожал студентов к кабинету, и теперь дожидался Снейпа. Какая польза от такого провожатого, не понимал никто. Но видимость беспокойства со стороны школы выглядела вообще весьма странной, — Я вчера, кажется, понял, где находится Тайная комната. Сегодня ночью спущусь туда, и опечатаю вход.

Тут глаза закатили одновременно несколько студентов, слова Локхарта уже никто всерьез не воспринимал. Наконец, пришел Снейп. Прошел обычный урок зельеваренья, на котором у Гарри даже получилось сварить вполне приемлемое зелье. И это даже несмотря на то, что профессор был явно не в духе, и делал всем, даже слизеринцам кучу замечаний. Может, опять близнецы над ним поиздевались?

Обычный и ничем не примечательный день закончился очередным сообщением МакГонагалл, прогремевшим на всю школу.

— Еще одно нападение. Кажется, пора нанимать преподавателя по немецкому языку, — со вздохом сообщил Малфой.

— Наверное. Но меня это не расстраивает, если честно, — ответил Гарри, оторвавшись от чтения книги. У него неделю назад получилось исчезнуть в тени, когда он чуть не попался Филчу. Он тогда без сопровождения покинул гостиную, и теперь не мог понять, почему способен использовать эту способность только в экстренных ситуациях. Вот и старался узнать об этом в книгах, которые ему приносил Лаки из библиотеки дома Цоресов.

— Интересно, на кого в этот раз напали...

— Гриффиндор, Хаффлпафф или Равенкло.

— Но, как мы полагаем, действует-то на стороне Темного Лорда кто-то не из Слизерина. Могли и на кого-то из слизеринцев напасть. Вот привычка у наших, разбрелись все по спальням и комнатам для занятий, и не поймешь, все ли вернулись, — за своих Драко переживал, пусть и не сильно. Самые близкие из этих своих сидели в гостиной, Крэбб и Гойл играли в плюй-камни у камина.

— Спать пора. Думаю, Снейп завтра зайдет с сообщением. Половина факультета все равно уже спит, время-то позднее.

— Да, пора спать. Грег, вы идете?

— Мы еще немного поиграем, — отозвался Гойл, и Малфой с Гарри направились в спальню без них.

* * *

— Какого черта! — Гарри проснулся оттого, что его кто-то укусил за руку. Сразу же достал палочку Квирелла из под подушки — паранойя, наверно. Своя на виду лежит, на тумбочке — расчет на видимость беззащитности.

— Люмос! — слизеринец и в темноте увидел, что укусило его что-то маленькое, и кидаться тут в кровати заклинаниями глупо и бессмысленно, — Крыса? Ты что тут делаешь, животное?

Эта самая облезлая крыса держала в руках письмо. Гарри взял письмо из пасти животного, но крыса не ушла. Ждала.

"Не знал, что крысы носят почту..." — пробубнил сонный голос Адама-Самаэля. Видимо, подсознание еще до конца не проснулось.

Письмо было следующего содержания:

"Гарри! Я не знаю, кто является наследником Слизерина. Но, сегодня вечером мою сестру — Джинни, наследник забрал в Тайную комнату. Он оставил послание в коридоре на втором этаже, где говорилось, что ее скелет останется там навечно. Был еще постскриптум, но его никто не понял, там почти одни согласные "ш" и "с" в странном сочетании. Снейп сказал, что это транслитерация серпентарго. Если ты знаешь что-то, помоги, пожалуйста. Я подумал, что если ты учишься в Слизерине, можешь знать, кто это делает. Джинни — единственная дочь у родителей. Мама всегда мечтала о дочери, она не переживет ее смерть. Извини, если что... Мы в отчаянии, Рон кричит, что это ты, но я знаю, что ты не мог...

Фред Уизли».

Гарри перечитал письмо еще раз.

"Они над нами издеваются? Мы еще Джинни не спасали!" — Адам-Самаэль, после прочтения письма все же проснулся окончательно.

"Крыса ждет ответ, что написать?"

"Что мы ничего не знаем, и помочь, к великому сожалению, ничем не можем. Слизеринцы — подлые твари, ни с кем не делятся своими мыслями, в гостиной Тайную комнату не обсуждают, поэтому мы не знаем, кто является наследником... Придумай что-нибудь жалостливое".

Гарри написал ответ и передал крысе, продолжая удивляться такому почтальону. Хотя, в волшебном мире чего только не увидишь.

"Пойдем послание на серпентарго читать? Для нас, я думаю, написали..." — предложил Адам-Самаэль.

"Идем".

Гарри накинул мантию-невидимку и вышел из гостиной. Если кто-то считал, что все меры безопасности предпринимаются для благой цели, то это не так. Просто нужно было что-то предпринять. Но при желании любой студент ночью мог покинуть гостиную, преподаватели даже не потрудились накладывать на ночь какие-либо чары, запирающие проходы.

На втором этаже было тихо, никто не расшифровывал послание, может, никто просто не мог? Различать в шипении слова — родовая способность, словарей по переводу с серпентарго на английский никто не придумал. Наверное, это невозможно. Но Гарри не предполагал, что послание придется расшифровывать и ему. Записать это самое шипение английскими буквами — непросто. Слизеринец раз двадцать прочитал написанное на стене, прежде чем понял смысл — "Забери меня отсюда. Не хочу всю жизнь провести в компании василиска и голых мрачных стен. Спроси у Миртл, где вход".

— Ну, Том... — прошипел Гарри на серпентарго, хотя даже не заметил этого, — А вдруг там ловушка...

Поттер так и стоял посреди коридора, раздумывая, идти ему в эту Тайную комнату или нет. Потом, судя по выражению лица, у него возникла какая-то мысль, и он направился прямо по коридору, мимо туалета плаксы Миртл.

* * *

— Спасибо, Миртл, — поблагодарил Гарри призрачную девочку, когда она сказала ему, как попасть в Тайную комнату.

— Ты не первый, кто сегодня этим интересуется, кстати, — заметила девочка, глядя на свои руки.

— Кто еще спрашивал?

— Да кто только не спрашивал! Я сегодня себя справочником чувствую. Некоторым я сказала, другим не ответила принципиально. Ваш декан приходил, я его водой обрызгала только.

— А кому сказала?

— Двум второкурсникам из Гриффиндора. Хотела посмотреть, что они будут делать дальше. Ну, они постояли у раковины, попытались использовать заклинания, но у них ничего не вышло.

— Это хорошо, что не вышло, — Гарри подошел к раковине со змейкой, — Какой идиот придумал такой вход? Ах да, это был мой великий предок — Салазар Слизерин.

Раковина начала вращаться, и исчезла где-то внизу. Слизеринец заглянул вниз. Там было темно, он не мог ничего разглядеть.

— Там нормально приземлишься, правда, скорее всего мантию заляпаешь. Тысячу раз была в этой комнате, в ней нет ничего интересного. Хоть одно преимущество у привидений, мы можем проходить сквозь стены...

Гарри еще раз заглянул в темный тоннель.

— Профессор, я думаю, вы пойдете первым, — Гарри направил палочку на Локхарта, который был в лиловой пижаме и с бигудями на голове. Выглядел он не к месту забавно.

— Какой в этом смысл? — испуганно проговорил профессор, — Не понимаю, зачем я вам здесь, мистер Поттер.

— В этой жизни вообще во многом смысла нет, а так, я хотя бы не один разобьюсь в этом тоннеле, — с этими словами Гарри толкнул Локхарта, и прыгнул следом за ним.

Летели они долго, под конец горе-профессор даже перестал кричать, только так, немного испуганно подвывал. Наконец, тоннель изогнулся под прямым углом и резко оборвался.

— Люмос, — произнес Гарри.

Они оказались в мрачном и сыром помещении высотой в человеческий рост. Еще немного, и бигуди Локхарта касались бы потолка. Гарри огляделся, путь был один, по мрачному, и не менее сырому проходу.

— Ну, — Гарри указал палочкой на профессора, — Вы же защиту преподаете, а испугались обычного сырого помещения. Идите вперед.

Шаги двоих людей отзывались гулким эхом в пустом коридоре. Локхарт шел впереди, направляемый палочкой, упирающейся в спину. Когда Гарри раздумывал, идти ему в Тайную комнату или нет, в его голову пришла идея, взять с собой ненавистного учителя. Пользы от него мало, но зато его и не жалко, что бы ни случилось. И если уж его поджидает ловушка, думал Поттер, то хотя бы перед собственной смертью он сдержит слово, данное самому себе, и отомстит Локхарту. Когда Гарри вошел в кабинет Защиты, профессор как раз паковал вещи, намереваясь ранним утром покинуть школу. Но не успел.

Под ногами Локхарта что-то хрустнуло, и профессор взвизгнул.

— Вы уже и крысиных костей боитесь, — прошептал Гарри. В этом мрачном месте не хотелось говорить громко. Казалось, громкая речь разрушит что-то внутри, сдерживающее страх.

— Ой, мамочки, — прошептал Локхарт, уставившись вперед. Гарри присмотрелся.

— Шкура не укусит и в камень не превратит, но если хотите, можете идти с закрытыми глазами, — страх белокурого взрослого мага помогал Гарри бороться со собственным страхом. Слизеринец внушал себе, что он лучше Локхарта, сильнее, и это самовнушение действовало.

Наконец, спустя еще десяток поворотов, они уткнулись в белую мраморную стену, на которой были вырезаны две змейки, свернувшиеся в кольца. Гарри рассмотрел змеек, даже потрогал изумрудные глаза одной из них.

— Ну, впустите что ли... — неуверенно прошипел он.

В стене появилась щель, разделившая змей, которая медленно увеличивалась. Образовался проход. Гарри хотел было уже пойти первым, но передумал. Жестом приказал идти Локхарту, все так же направляя на него палочку.

Просторное тускло освещенное помещение выглядело таинственно. Колонны были обвиты каменными змеями. Гарри глубоко вздохнул, и толкнул профессора вперед. Они прошли вдоль колонн. За последней их парой стояла огромная статуя старого мага с длинной жидкой бородой. Он чем-то был похож на Дамблдора, разве что не смотрел на вошедших смеющимися глазами. Его взгляд был жесткий, в чем-то даже злой.

— Салазар Слизерин, — пробормотал Гарри, догадавшись, чья же статуя тут может находиться.

— Он самый. На Дамблдора чем-то похож.

— Я тоже заметил, — сказал Гарри, и только потом до него дошло, что произнес это не Локхарт. Поттер резко обернулся, одновременно выхватив из кармана вторую палочку, некогда принадлежавшую Квиреллу. Высокий темноволосый юноша, который стоял прислонившись к одной из ближайших колонн, оказался под прицелом двух палочек.

— И тебе привет, — спокойно произнес юноша, даже не поменяв позу, — Что за клоун с тобой?

— Пусть его скелет тоже навечно останется в Тайной комнате.

— Как хочешь, — пожал плечами Том. Контуры его фигуры были странно расплывчатыми, но и на привидение он был не похож.

— Как ты вылез из дневника? Ты приведение? — осторожно поинтересовался Гарри, убирая одну из палочек обратно в карман.

— Воспоминание. Свое собственное воспоминание. А выбраться мне помогла Джинни. Не специально, конечно. Она вкладывала душу в дневник, писала, как ей плохо. Как ее дразнит брат, как ей приходится носить поношенную мантию, как она не смогла найти друзей, ну и, конечно же, как она хочет понравиться знаменитому Гарри Поттеру, — презрительно проговорил Том, — Она дала мне силу. Если она умрет, я смогу остаться здесь в этом... — юноша грустно усмехнулся, — в этом виде. Не человек, не совсем призрак, бессмертный осколок души. Просто воспоминание.

— Сам виноват, — проговорил Гарри, и опустил вторую палочку, но не убрал. Посмотрел на Локхарта тот, казалось, дрожал от страха и смотрел куда-то в сторону. Поттер тоже посмотрел в том направлении. На полу, в старой поношенной мантии, лежала Джинни. Маленькая, бледная, она казалась мертвой. Странная девочка, которая не нашла друзей, которая живет в своем вымышленном мире с вымышленными чувствами.

— Жалко? — спокойно спросил Том.

— Нет, — честно ответил Гарри.

— А я думал, придешь ты или нет...

— Пришел, как видишь.

— Зачем?

— Не знаю. А почему ты просил забрать дневник? Ты ведь теперь почти человек, сам выберешься.

— Не человек. Кто тебе сказал, что я этого хочу? Объяснить, что значит быть воспоминанием? Представь, я выхожу в таком виде в большую жизнь. Как Тома Реддла меня помнят немногие, да и не поверят. Я не могу снять деньги из сейфа, так как у воспоминания нет крови, чтобы подтвердить принадлежность сейфа. Ты можешь взять мои деньги, а я свои — нет. Я никогда не смогу использовать новые заклинания, только те, что знал в шестнадцать лет. Даже если уже знаю намного больше, все-таки пятьдесят лет я был Книгой жизни. Моя магическая сила — память о силе шестнадцатилетнего юноши и ни капли больше. И что мне делать? Заявить, что я Темный лорд, просто сделал пластическую операцию по омоложению? А кто мне поверит? Волдеморт, не умеющий даже Адское пламя вызвать, так как до шестнадцати лет мне не приходилось использовать подобные заклинания. Я никто, даже не человек. Душа, и то часть.

— И что бы ты хотел? Зачем ты тогда выбрался из дневника?

— Чтобы хоть немного почувствовать себя более живым. А чего бы я хотел?.. Родиться заново, и заново прожить свою жизнь. Так, чтобы она не закончилась в шестнадцать лет. Есть другие способы быть бессмертным, если уж нужно. Только он не хотел их использовать, или я не хотел. Уже не знаю.

— А Джинни тебе не жалко? Помнится, Миртл ты жалел, говорил, что одно дело, когда люди умирают на войне, а другое, когда так... в туалете.

— Не жалко. Тот, кто только жалуется на жизнь, но не делает ничего, чтобы ее изменить — этой жизни недостоин. Хотя, по своему, она тоже сильный человек. Жаловалась она дневнику, а не надоедала родителям, говоря, что они никто и ничто, раз не могут купить ей новую мантию и одежду, не любому другому человеку, а лишь бумаге. Так вышло, что бумагой оказался я.

— Ты сам себе противоречишь, — произнес Гарри, садясь на пол. Палочку по-прежнему держал в руке, мало ли что у Тома на уме, ему терять нечего. Но разговаривать стоя обычно неудобно.

— Все люди себе противоречат, — Том тоже сел на пол и облокотился о колонну, крутя в пальцах палочку, должно быть, палочку Джинни. — Так хорошо хоть на время почувствовать себя живым. Их всего пять... нет, шесть. Таких, как я. Только одному повезло больше всех, ну и мне отчасти. Я хотя бы Книга жизни.

— Кого шесть?

— Хоркруксов, осколков одной души. Но это не так, душу невозможно разделить. Каждый осколок — полноценная душа, которая живет, чувствует, мыслит.

— Зачем ты их сделал?

— Чтобы жить всегда. Чтобы меня не могли убить. Правда, шесть — это много, сейчас понимаю. Я хотел сделать шесть хоркруксов, чтобы душа была разделена на семь частей. Но не успел создать последний, поэтому она будет разделена на восемь частей.

— Ты сам понял, что сказал? — поинтересовался Гарри, пытаясь осмыслить противоречивую фразу.

— Вполне. Я Книга жизни, не он. Я знаю больше его, память так устроена, что люди могут забывать, могут что-то не понимать. А я не забываю. Но жить будет он, не я. Когда-нибудь.

Гарри все равно ничего не понял, и нахмурил брови. Он не любил, когда ему что-то не договаривают.

— А как этот Писающий мальчик попал к горгулье у директорского кабинета? Его ведь из туалета перенесли туда?

— Василиск доставил, как я и просил. Хочешь увидеть василиска? Эта старая шумная змея, которая помнит самого Слизерина, — сказав это, Том усмехнулся, — смысла от нее мало, но яд можно продать. Она его много не даст, скупость и у змей бывает. Но если срочно понадобятся деньги, можешь попросить. Услышишь старческое бормотание на серпентарго. Старушка даже имени своего не помнит уже... Ступефай! — внезапно произнес Том, и Гарри сразу же поднял свою палочку, но оказалось, что Реддл вырубил Локхарта, который потихоньку продвигался в сторону выхода, — клоун чуть не сбежал.

— Василиск не убьет меня?

— Попросим даму, чтобы в глаза не смотрела, — усмехнулся Том, поднялся с пола и подошел к статуе Слизерина, — Говори со мной, Слизерин, величайший, — юноша внимательно оглядел статую, — и скромнейший из хогвартской четверки.

Гарри поднялся и отступил назад, чтобы получше рассмотреть статую, где сейчас открывался рот огромной каменной головы Слизерина. Гигантская змея выползала из него.

— Здравствуйте, леди, — c усмешкой поприветствовал Том огромную змею, — Хочу представить вам, — он задумался, а потом рассмеялся, — кажется, своего внучатого племянника. Я в обозначениях дальних родственных связей не сильно разбираюсь. Гарри.

— Приветствую тебя, Гарри, — произнесла змея недовольным тоном, и снова повернулась к Тому. — А я уже думала, что снова мне спать спокойно не дают, надо по трубам ползать... в воду смотреть, чтобы никого не убить... Надоело мне это все, я хочу спать.

Том снова сел на пол и облокотился о колонну.

— Об этом я и говорил. Вечно бурчит что-то, чем-то недовольна. Даже василиски столько не живут, она долгожитель.

— Ты мог бы приказать ей убить меня. Ты не делаешь этого только чтобы не лишиться магии?

— Не только. Мне интересно узнать, что будет дальше. У меня нет своей жизни, только чужая, но раз я не могу этого изменить... Вот так в жизни бывает, люди становятся врагами из-за какой-то маразматичной пророчицы, друзьями из-за стечения обстоятельств. Все в жизни так.

Гарри и Том сидели друг напротив друга, не друзья, не враги. Разговор почти по душам, а у каждого в руке палочка, на всякий случай. А где грань между доверием и подозрительностью, дружбой и враждой, любовью и ненавистью? Кто устанавливает эту грань, и существует ли она на самом деле? Есть жизнь, а все остальное вторично и изменчиво. Только жизнь не меняется, она либо есть, либо ее нет. Чувства, интересы, переживания, мечты, цели — непостоянны и, как следствие, неважны. Есть рождение и смерть — две грани этой жизни, и короткий отрезок времени, полный никому не нужных и неинтересных событий, которые забудут. Даже если этот отрезок пройден ярко, даже если человек вошел в историю. Через сотни лет студенты будут сидеть на уроке, заучивать даты известных битв, жизней великих людей, но им будет все равно, что эти люди на самом деле жили, чувствовали, любили, ненавидели, мечтали, строили планы, плакали от потери близких людей. Они просто были, но их больше нет.

В галерее с колоннами послышались шаги, Гарри и Том одновременно вскочили и вскинули палочки. В огромном помещении шаги незваных гостей отзывались гулким эхом. Оба потомка великого Салазара Слизерина ждали, и были готовы бороться на одной стороне, хотя каждый из них имел полное право ненавидеть другого. Наверное, когда возродиться Волдеморт, так и будет. Но не сейчас.

Из-за колонн появились двое второкурсников гриффиндорцев, и Том рассмеялся. Невилл от страха был, казалось, бледнее каменной статуи Слизерина, но все равно пошел за другом спасать его сестру. Похвально, но бессмысленно.

— Экспеллиармус! — спокойно произнес Том, и палочки обоих второкурсников оказались у него в руках, — Гриффиндорская смелось... или все же глупость?

— Гарри? — испуганно пропищал Невилл.

— И тебе привет.

— Какого черта ты не закрыл вход? Что с ними теперь делать? Тут коллекция скелетов образуется, — Том повернулся к Гарри.

— Можно и память стереть им, и вообще... Надо придумать что-нибудь.

— Ты говоришь на серпентарго? Я знал, что это ты во всем виноват! Ты! — прокричал Рон, а Невилл тем временем сполз вниз по колонне, увидев василиска.

— Все-таки не храбрость... глупость, — со вздохом произнес Том.