Моя жизнь - моя игра (джен)

— Так зачем, ты говоришь, клоуна сюда привел? — спросил Том, глядя на бессознательное тело Локхарта, который не пришел еще в себя после Ступефая.

— Просто так, — пожал печами Гарри, — Этот индюк виновен в смерти моей однокурсницы.

— Мстишь?

— Мщу.

— Это Грейнджер виновата в том, что за Малфоем повторила заклинание! Что ж ты ее сюда не привел?

— Уизли, я тебя забыл спросить!

— Мне рассказывала Джинни об этой истории, — Том нахмурился, а затем повернулся к Рону. — А ты, рыжий, хотел бы, чтобы здесь умерла твоя однокурсница? Она ведь гриффиндорка, кажется? Так вот оно какое, понятие вашей факультетской чести!

— А ты вообще кто такой?

— Том Реддл, приятно познакомиться, — Том подошел к Уизли и протянул руку, на которую Рон смотрел секунд пять, но все же решил не пожимать. — Ну, не хочешь, как хочешь. А потом еще и спрашивают, почему я стал таким! А ее жизнь, — юноша указал на Джинни, — в моих руках, как и твоя. Но вы же — гордые гриффиндорцы, не снизойдете до того, чтобы пожать руку тому, от кого многое зависит. Смерть ведь предпочтительнее, верно?

— Да пошел ты! Я тебя не знаю, ты не из школы!

— Твое счастье, что не знаешь, — вмешался в разговор Гарри.

— Вообще молчи, двуличный! Мы тебя у себя дома принимали, а ты!

— Я не просил, меня Дамблдор уговаривал у вас погостить. Вот мне оно нужно было, — произнес Гарри глядя на ногти, смотреть на Рона он не хотел. То ли совесть проснулась, то ли просто неприятно. Одно дело — когда ты делаешь что-то плохое, но об этом знаешь только ты, ну и те, кого это плохое не затрагивает, а совсем другое — когда смотришь в глаза тому, в чьих бедах ты виновен. И при этом осознаешь, что он все знает. Смог бы Гарри смотреть в глаза Джинни, если бы она знала, что во всем виноват он?

— Мне надоело это все, надо что-то решать... — Том посмотрел на Гарри.

— Я думаю...

— Думай быстрее. Можно их всех тут оставить и закрыть Тайную комнату.

— Это скучно. Я хочу... — Гарри замолчал, понимая, что может сказать глупость, а говорить глупости он не любил. Но многие наши чувства могут казаться со стороны глупостью, так уж устроена психика человека. И сейчас он хотел отомстить по-другому. Не так, чтобы все узнали о том, что ко всему имеет отношение Гарри Поттер. По-другому: чтобы Локхарт не погиб смертью мученика-героя, про которого напишут в книгах. И школьники позже будут изучать, как храбрый профессор пошел спасать первокурсницу в Тайную комнату и больше не вернулся. Нет, нужно было другое. Скандал, позорная смерть, что угодно...

— Можно его расчленить и отправить по частям разным людям, а голову Дамблдору, — предложил Том на английском, так что у Невилла расширились глаза, но он снова промолчал. Иногда трусость может сойти за простую осторожность, в такой ситуации и Гарри бы помалкивал.

— Кого вы собрались расчленить? — Рон строил из себя храбреца, хоть и выходило у него плохо, голос срывался, а руки дрожали.

— Тебя. Голени отдадим эльфам, пусть приготовят мне завтрак, — произнес Гарри, посмотрел на Тома и рассмеялся. До него, наконец, дошла вся нереальность происходящего. Он и тот, кто убил его родителей, тот, кто был их главным врагом и считается им по сей день, решают вместе, как поступить с гриффиндорцами и несчастным профессором.

— Что смешного?

— Ситуация смешная, и то, кто какие роли в ней занял. Я, по мнению большинства, должен был первым спасать всех и каждого от тебя. Это было бы правильно, я был бы счастливее. Но я никого не спасаю, я не с ними пришел сюда, и не для этого... Плохо.

— Почему плохо? — приподнял брови Том.

— Мне плохо. А всем... всем безразлично.

— Что мешает тебе подойти к рыжему и этому пухлому, сидящему на полу? У тебя и палочка есть. Даже две. Кстати, откуда?

Гарри не ответил, лишь снова рассмеялся. Не грустно, от души. Впервые за долгое время. Если бы ему сказали зимой, когда он мечтал просто смеяться, в каких именно ситуациях будет приходить это чувство, он бы покрутил пальцем у виска. Действительно, в самой ситуации смешного мало: он в Тайной комнате с воспоминанием Темного Лорда, а это воспоминание вполне себе может колдовать, с ним тут двое гриффиндорцев в сознательном состоянии, одна первокурсница без сознания, так же, как и профессор по Защите, и нужно решить, что с этим всем делать. Далеко не забавно, но как сложен человек. Сложнее его самого ничего на свете нет. Мы не знаем, что будет дальше. Пытаемся строить планы на будущее, мечтаем, но есть жизнь. Ей безразличны эти планы. И человек, как существо, являющееся универсальным приспособленцем, воспринимает эту жизнь. Смеется не тогда, когда хотелось бы, грустит не от того, отчего действительно должно быть грустно, делает не то, что от него требует совесть.

— Я тут подумал, буду коллекционировать палочки врагов. Палочку Локхарта тоже себе заберу, на память.

— Тоже мне, коллекционер нашелся. Значит, первая врагу принадлежала?

— Предыдущему учителю Защиты. К седьмому курсу глядишь, семь штук соберу, — Гарри посмотрел на Локхарта. — Может, им просто память стереть?

— Мне все равно. Тебе же хуже будет, если их воспоминания восстановят. А это можно сделать. Сложно, но вполне возможно.

— Империо?

— Тоже существует возможность посмотреть настоящие воспоминания, хоть и снять заклинание может только тот, кто его наложил. Что ты так смотришь, пухлый? Мы тут судьбу твою решаем, — Том сел на корточки напротив Невилла, и посмотрел прямо ему в глаза, — А ты думал, все так просто в жизни? Придете, а тут Джинни вас поджидает, да? И кинется она вам на шею, и уйдете вы отсюда, как герои? А жизнь чуть-чуть сложнее... Знаешь ли ты, кто я?

Невилл ничего не ответил. Даже головой не покачал. В принципе, правильно. Вообще казалось, что он перестал бояться. Просто принял ситуацию, после того, как Том посмотрел ему в глаза. Что он увидел в этих глазах, Гарри не знал, как не знал пока еще, что это молчание гриффиндорца может для него что-то значить, как и для самого Невилла, который просто и ясно смотрел в глаза Тому, признавая, что он проиграл. Без геройства, без пафосных слов, когда в руке даже палочки нет, да и арсенал заклинаний минимальный.

— Похвастаться решил? — усмехнулся Гарри, сел у колонны, рядом с Невиллом, и зачем-то положил руку ему на плечи. Видимо, чтобы ситуация была еще более нереалистичной, — Рон, иди к нам, так теплее. Тут холодно, не заметил?

— Да пошел ты! — воскликнул Уизли, который сейчас сидел рядом с Джинни, держал ее за руку, и что-то шептал.

Том усмехнулся, и сел по другую сторону от Невилла, разве что руку на плечо класть не стал.

— Как тебя зовут, храбрый гриффиндорец? — обратился юноша к Невиллу. Тот не отвечал, лишь осматривал потолок.

— Он Невилл Лонгботтом, — ответил Гарри за своего однокурсника.

— Сын Френка и Алисы Лонгботтомов? Помню таких... Ну, а они меня, вероятно, нет, — Том вскинул палочку, начертил в воздухе горящие буквы своего имени, которые по взмаху его руки стали менять свои места, и вскоре прямо перед Невиллом появилось более известное имя Тома — Лорд Волдеморт.

Рон тоже смотрел в эту сторону, только читал имя в зеркальном отображении, но сложностей с пониманием у него это не вызвало.

— Ты умер! — Рон со всей злостью посмотрел на Тома, сидящего на полу в странной компании — с детьми тех, кто боролся с ним.

— Почти. Лорд Волдеморт — это мое прошлое, настоящее и будущее! — юноша повернулся к Невиллу, и снова посмотрел ему прямо в глаза, — Если выживешь, будешь рассказывать детям, как сидел на грязном полу Тайной комнаты в компании со мной. Эх, кофе бы сюда, время позднее...

— Я иду спать! Зачем меня вообще позвали, только мешают все. И я не понимаю, о чем вы говорите! — василиску надоел весь этот цирк, как, впрочем, и остальным.

— Зловещих снов, милая леди, — Том поднялся, отвесил змее шуточный поклон, и посмотрел на Гарри, — Ну так что делаем? Оставим их здесь? Забирай дневник и иди спать.

— Нет. Какие есть еще способы изменения памяти?

— Жалко?

— Ни капли. Просто все не так, как должно быть. Локхарт не должен погибнуть, как герой. Это слишком благополучный исход, — тяжелый ночной мыслительный процесс отобразился на лице Гарри, он поджал губы и сощурил свои зеленые глаза. В полумраке это выглядело устрашающе, хоть сам второкурсник об этом и не знал.

— Есть зелье, стирающее воспоминания качественнее, чем Обливиэйт, но его тут нет, если ты не заметил, тут вообще, кроме статуи нашего скормняги Слизерина, ничего нет.... Так что вариант оставить их тут, проще и безопаснее. Да и название зелья я что-то припомнить не могу.

— Домовики могут сюда аппарировать? — спросил Гарри, но не стал дожидаться ответа, — Лаки!

Через секунду в комнате с хлопком появился старый сонный домовик. По его виду было понятно, что до этого он крепко спал, и был крайне не рад зову. В принципе, Гарри его очень хорошо понимал. Если бы ему сказали, что ночью нужно срочно куда-то явиться, он бы долго возмущался. А Лаки возмущался хотя бы только мысленно — уже хорошо.

— Ты идиот? А если бы здесь стоял антиаппарационный барьер, действующий и на эльфийскую магию? Он бы разбился... Хотя, старого домовика не особо жалко, — высказал свое мнение Том.

Лаки перевел сонные недовольные глаза на него, но потом снова в немом вопросе стал смотреть на хозяина.

— Найди Салиму... Скажи, что мне очень нужно ее видеть.

Домовик кивнул и исчез.

— Салима? Мисс Дарительница отчаяния?

— Она самая.

— И что вы там надумали, твари? Поттер, ты двуличный подонок! Это ты во всем виноват! — Рон старался уловить суть разговора, чтобы представить свое ближайшее будущее, но перестал что-либо понимать

— И в чем я виноват? — Гарри широко распахнул глаза и склонил голову на бок, — В том, что твоя сестра открывала Тайную комнату?

— Ты врешь!

— Не вру, — спокойно ответил Гарри, думая над тем, как же все-таки разрешить сложившуюся ситуацию. Лишних смертей он не хотел. Каким бы циничным он сам себя не считал, но все же полагал, что и смерть нужно заслужить. В этих размышлениях ему пришла в голову еще одна мысль, и он повернулся к Тому, — их нельзя здесь оставлять. Сюда могут по зову прийти домовики. Даже если ни у одного из них нет эльфа. Я отправил Лаки искать Салиму, так же за ними могут отправить любого эльфа, который их знает. Я читал, что домовики способны отыскать не только хозяина, но и любого, кого они знают, по просьбе хозяина.

— Точно. Я об этом не подумал. Хотя, какое мне дело? Это твои проблемы, ты и думай. Я могу исполнить Аваду, тогда домовики найдут трупы.

В этот момент в тускло освещенном помещении появился Лаки, держа за руку лохматую светловолосую девочку, которая свободной рукой протирала глаза, и до этого, как и домовик, спала. Салима была в полосатой пижаме и в пушистых тапочках. Она сощурила глаза, огляделась.

— Гарри, ты знаешь, сколько сейчас времени? Я как бы спала, если ты не в курсе! И вообще, где я?

— В Тайной комнате, нам нужно кое-какой вопрос решить. Ты ведь знаешь зелье, стирающее память? — Гарри встал, чтобы поприветствовать свою дальнюю родственницу, хоть этикет он особо и не изучал. Но ему казалось, что разговаривать сидя с человеком, который стоит, как-то некрасиво, — Оно ведь действует лучше Обливиэйта?

— Тебе когда оно нужно? Ты не мог подождать до утра хотя бы? У меня завтра контрольная по Темным искусствам!

— В том-то и дело, что не мог. Мне оно нужно сейчас.

— Его готовить три недели! — Салима смотрела на Гарри, как на идиота, которому приходится объяснять элементарные вещи. — Или ты думаешь, у меня дома склад с абсолютно всеми зельями? Я лавку не держу! А что вообще здесь происходит?

— Да вот, нужно людям память изменить. Кстати, это твой старый знакомый, Том Реддл, — Гарри представил юношу, рассматривающего лохматую девочку.

— О, ты сейчас гораздо лучше выглядишь, чем летом, — Салима посмотрела на Тома, — Почти на человека похож. Только ты не человек, а какая-то магическая ерунда. Прости, точного определения не знаю. Кому память изменять собрались, и зачем? И вообще, Лаки, принеси кофе!

— Да вот, двум храбрым гриффиндорцам, одной ненормальной первокурснице, ну и клоуну, — ответил Том. — Я предлагал их убить, совестливый Гарри не согласен.

— А я говорила, что ты скучный! Убить каждый может, так не интересно! — Салима осмотрелась в комнате, — Странное место какое-то... Мрачное. Собственно, что именно нужно? Чтобы они не помнили это место, вас в нем или вообще последние дни?

— Лучше чтобы они помнили что-то другое, вместо сегодняшней ночи, или им просто казалось, что они спали... А Джинни... Ей бы вообще год последний забыть, — Гарри почесал свою лохматую голову.

— Год? Да ты с ума сошел, ей пять литров зелья что ли выпить, и попасть в больницу? А я говорила, лучше мстить по-другому! В общем, что и кто должен помнить?

— Двое идиотов, что спали сегодня всю ночь, Джинни... Можно, чтобы она вообще ничего не помнила, а Локхарт... Даже не знаю, может быть, что это он открывал Тайную комнату и превращал людей в статуи?

— Вот так всегда, всю славу хотят у меня отнять! — возмутился Том, — А я, между прочим, так старался с Писающим мальчиком. Его перенести к директорской горгулье не так-то просто было.

В комнате снова появился Лаки с подносом в руках, на котором стояло три чашки кофе. Домовики и такие вещи чувствуют, ему же о количестве ничего известно не было. Сказали просто принести кофе, и даже не хозяин попросил ведь.

— Удалить некоторые воспоминания за год возможно, а вот изменить... Слишком большой период времени, — Салима посмотрела на Тома, который взял в руки чашку с кофе, — А назад не вытечет? Ты ведь не человек.

Том демонстративно сделал глоток и посмотрел в черные глаза Салимы.

— А, ну пей, пей. Мне не жалко. Так вот, зелье можно достать в лавке либо в Германии, либо здесь, в Лютном. У зелья есть противоядие, которое поможет в первые десять дней. Поэтому лучше наложить Империо, на всякий случай. И следить, чтоб это противоядие они не выпили. А этому, — девочка кивком указала на Локхарата, — изменить воспоминания за год невозможно. Придумай что-нибудь другое. И эти двое тоже новыми воспоминаниями не обзаведутся, просто им будет казаться, что он уснули и им ничего не снилось.

Гарри отхлебнул кофе и задумался. Салима в это время подошла к Невиллу, склонила набок голову и внимательно на него посмотрела, затем подошла к Рону, который тут же вскочил.

— Да не кусаюсь я! И вообще я добрая...

— Ага, и Круцио у тебя такое доброе...

— Мне так приятно, что ты помнишь! — сказала Салима, а сама села на корточки рядом с Джинни и стала внимательно рассматривать бессознательное тело, — Фу, как некрасиво. Да ты энергетический вампир, — рассмеялась девочка, — Ты живешь за счет ее энергии, и я знаю, как сделать так, чтобы ты вернулся в дневник!

— Спасибо, я тоже в курсе, — заметил Том.

— Я придумал, — заявил Гарри, который последние реплики вообще пропустил мимо ушей и до этого находился в мире собственных мыслей. — Воспоминания Локхарта трогать не надо вообще. Надо удалить воспоминания Джинии о Тайной комнате за год, и Лонгботтома и Уизли за эту ночь. Все.

— Гениальный план! — скептически отозвался Том, — А клоуна все-таки Авадой?

— Империусом, — произнес Гарри, зевая. Кофе не помогало.

— Ты не сможешь поддержать обвинение, авроры заметят, что он под Империо, если ты решил посадить его в Азкабан, — пояснил Том.

— Я и сам догадался, никакого официального обвинения не будет, — сказал Поттер.

— Ну, твое дело, сам думай.

— В Лютный за зельем мне идти? Или сам сходишь? — спросила Салима.

— Можем вместе, — пожал плечами Гарри.

— А вот и нет! Я ему не доверяю! — сказала девочка, указав на Тома, — Его нельзя оставлять здесь оного.

— Забавно. Тогда я пойду с тобой, — усмехнулся Том, — Или ты меня боишься? Как раз Кассандру увижу...

— Я боюсь только своих кошмарных снов! Лаки, перенеси нас в Лютный переулок.

Гарри кивнул домовику, и последнее, что он услышал, это крик Салимы: "Стой!". Но было уже поздно. Слизеринец нахмурился, ему от этого крика стало не по себе, и он начал переживать.

Но не произошло ничего ужасного. Просто Салима вспомнила, что она в пижаме и пушистых тапках. Вот и вышло, что глубокой ночью в Лютном переулке появилась странная компания: старый домовик, юноша с нечеткими очертаниями, но и не привидение, и лохматая девочка, для утреннего образа которой в руках не хватало только зубной щетки. Какой-то старик в лохмотьях, перед которым они возникли, даже отшатнулся от неожиданности, после чего перекрестился. Салима расправила плечи, и гордо пошла в своей полосатой пижаме по мрачному ночному переулку. Том усмехнулся, и пошел следом.

В это же время, в Тайной комнате Гарри подошел к статуе Слизерина, которая за то недолгое время, что он здесь находился, уже успела ему надоесть. Слишком большая, слишком вычурная, слишком белая, в конце концов. Вот она, еще одна суть факультета Слизерин — не быть, а казаться. И Драко Малфой полностью соответствовал этой сути в тот момент, когда ходил по школе с гордым лицом, будто это он является наследником и превращает людей в статуи.

— Ты доволен тем, что сейчас здесь происходит? — впервые за время, которое он находился здесь, подал голос Невилл. Он говорил спокойно, как будто не сидел на полу в Тайной комнате, и его жизнь и память не находились в опасности. Гарри повернулся к нему.

— Нет, — честно ответил он, — Вас здесь не должно было быть. И меня, и Джинни, и Тома, и Салимы. Вообще ничего этого не должно было быть.

— Почему?

— Я так чувствую. Интуиция — штука важная. Все должно быть не так, вообще вся жизнь. Начиная с того момента, как Темный Лорд пошел убивать моих родителей и попытался убить меня. А может быть и раньше. Но есть реальность, которая кажется нереальной. И приходится принимать решения, действовать, думать, спать и есть. Не жить, а просто быть.

— Тебя не должно было быть, и всем бы было лучше! — закричал Рон и поднялся, намереваясь то ли ударить Гарри, то ли отобрать палочку, воспользовавшись тем, что он пока один в Тайной комнате из тех, у кого были палочки, и от кого могла исходить опасность.

— Инкарцеро! Силенцио! Мне надоели твои попытки доказать мне, что я во всем виноват. Зачем доказывать то, с чем оппонент итак согласен?

— Ты, правда, считаешь, что тебя не должно было быть? — удивился Невилл.

— Не совсем. Знаешь, у тебя никогда не было ощущения, что ты живешь не свою жизнь, что ты не тот, кем являешься? А, впрочем, неважно. Вам изменят воспоминания, вы никогда не вспомните эту проклятую Тайную комнату. Жизнь продолжается, и она прекрасна. Наверное.

— А если я не соглашусь пить зелье?

— Заставят. Или убьют. Два варианта, какой тебе по душе?

— Ты ведь сам несчастен от всего этого? Ты делаешь это всем назло, я прав? Затаил злобу на кого-то? — Невилл грустно усмехнулся.

— Не совсем. Я просто ненавижу Гарри Поттера! Не себя, а это имя, эту ложь, которая в нем скрыта! Человека, за которого все решили, что он — оплот света и доброты, который будет бороться якобы за права маглорожденных вместе с Дамблдором. Если бы Темный Лорд не убил моих родителей, возможно, я и был бы им. И я был бы счастлив!

— Что плохого тебе сделала Джинии? Она и мухи не обидит.

— Да? А вот и сделала! И это действительно она открывала Тайную комнату. Не сама, конечно. Но дневник Тома Реддла она у меня украла на День святого Валентина! Значит, нравилось ей все это, не находишь?

Невилл вздохнул и отвернулся. Спокойный ребенок, который всего боится. Как он молчал здесь, так он молчит и на уроках. Боится показаться глупым, боится расстроить свою бабушку. Никто не видит мир дальше своего носа. Откуда вот Гарри знать, что от Невилла тоже многого ждут? Что его упрекают в том, что он не похож на храбрых родителей? Постоянно напоминают о них так же, как Гарри напоминали о родителях, когда он был в гостях у Уизли. Только вот люди они разные. Невилл желает всем доказать, что он все-таки такой же смелый, как его мама и папа, а Гарри не хочет иметь ничего общего с Лили и Джеймсом Поттерами. Пусть сам он это до конца не осознал, лишь понял, что ему не за что уважать родителей. Выбор... человека формирует его внутренний выбор. Не между добром и злом, порядочностью и циничностью, а между тем, кто ты есть, кем ты хочешь быть, и кем тебя хотят видеть другие. И самое главное, человек может быть счастливым или несчастным вне зависимости от того, какой выбор он сделает.

В комнате с хлопком появились Салима, все в той же пижаме, Том, все так же немного не похожий на человека, и Лаки, все такой же сонный и недовольный.

— Я все придумала! — сразу же заявила девочка, глаза которой горели безумным фанатичным блеском, — Тому не нравилось, что никто, не поймет, что это все его рук дело. И вот я решила, что нужно оставить на это намек. Так будет веселее! Ты же хочешь, чтобы вышло так, будто этот... как там его, а впрочем, неважно, был якобы виновником всех школьных событий этого года?

— Ну да, — Гарри уже не очень-то хорошо соображал, кофе не сильно помогло.

— Ну и отлично! Произнеси заклинание Морсмордре, — Салима уже проснулась окончательно, и выглядела бодрой. Слишком бодрой, по сравнению с Гарри.

— Зачем?

— Идея есть! Ну!

— Морсмордре! — В Тайной комнате под потолком появилась Темная метка. Гарри видел такие в газетах, и даже делал «композицию» на первом курсе, когда не мог уснуть. Но каким заклинанием ее вызывают, до этого не знал. — Зачем это?

— Просто проверка. Знаешь же, что у всех Пожирателей смерти есть такие метки на предплечьях? — включился в разговор Том, — Так вот. Я ее создать не могу. Я воспоминание, и в 16 лет еще этого всего не придумал. А ты можешь.

— И я решила, что можно оставить на руке рыжей такую метку, какие были у Пожирателей. Пусть подумает над тем, откуда она у нее взялась! Все равно помнить ничего не будет, — Салима посмотрела на Рона, беззвучно открывающего рот, — А, Силенцио — полезное заклинание. Мне иногда на уроке Зельеварения так хочется его использовать, а то профессор бубнит что-то себе под нос, только мешает сосредоточиться!

— В общем, чтобы метка была на руке, кроме простого Морсмордре, нужно мысленно произнести на серпентарго: «смерть и змея». В общем, по тому же принципу, что и Abjuratio. Джинни рассказывала, как ты «какое-то странное заклинание использовал», — пояснил Том.

— Почему я? — Гарри идея совсем не нравилась.

— А кто еще? — спросила Салима. — Том не может, я тем более. В общем, вот зелье, — Салима достала из кармана три флакона, — Его нужно доделать. Вложить в него их воспоминания о том, что нужно забыть. Том, собирай воспоминания Джинни, ты лучше знаешь, что ей о тебе нужно забыть. А мы с Гарри соберем воспоминания этих двоих.

— У меня получится? — Том нахмурился и прикусил губу. Было понятно, почему он не хочет остаться этим воспоминанием навсегда. Немного подышал воздухом, попил кофе и хватит. Он с детства больше всего боялся беспомощности, а сейчас чувствовал себя беспомощным. Не может поставить свою же Темную метку, не уверен, что у него получиться изъять воспоминания. Дневник тоже беспомощен, но от тетради и не ждут ничего такого.

— Если владеешь легилеменцией хоть как-нибудь, то получится, — пожала плечами девочка.

— Я не владею, — произнес Гарри, жалея, что забросил самостоятельные занятия по окклюменции-легилеменции еще полгода назад.

Салима вздохнула, и подошла к связанному Рону. Посмотрела на него, улыбнулась по-детски мило, и поднесла палочку к виску гриффиндорца. Она смотрела ему прямо в глаза, и вытаскивала палочкой тонкую белую нить воспоминаний. После этого положила эту самую нить во флакон с зельем. Затем подошла к Невиллу, и так же мило улыбнулась. Гарри показалось, что это не случайно, но спрашивать он не стал. Вопрос бы звучал глупо: «А зачем ты им улыбаешься?» Но, в целом, Гарри был прав. Салима решила оставить одно единственное воспоминание о Тайной комнате у обоих второкурсников — свое лицо. Чтобы, если они когда-нибудь ее увидят, у них было ощущение дежавю, но они никак не могли вспомнить, где ее видели. Маленькая глупая прихоть. Не только Том хотел, чтобы о нем и его деятельности знали.

Том возился с воспоминаниями Джинни долго, все-таки ей нужно было многое забыть из пережитого года. Нить воспоминаний была около метра. Юноша аккуратно поместил ее во флакон.

— Пей! — Салима поднесла зелье к губам Невилла. Он послушно его выпил и закрыл глаза, — Через 10 минут придет в себя. Так и должно быть.

Том в это же время пытался дать зелье Рону, который крепко сжал губы, и пить ничего не собирался.

— Ну и дурак! Империо! — все-таки Уизли пытался сопротивляться будущему Темному Лорду, а у него с такими разговор короткий. Выпил он зелье под действием заклинания, как миленький, — Бывают же такие идиоты, которые сами себе жизнь усложняют. Теперь пока я не сниму заклинание, он будет мне подчиняться. А я принципиально не сниму его!

— Тебе или ему? — спросила Салима, сосредоточенно разглядывая пустой флакон из под зелья.

— Пока я тут — мне, если будет писать в дневнике — тоже мне. А так — ему. Магия у нас общая.

— А с Темной меткой как? Ведь с помощью этой метки были связаны все Пожиратели. Что будет, если ее поставлю я? — спросил Гарри.

— А ничего не будет! Она так же будет связана с другими метками. Это как сеть, не так важно, кто ее ставит, важно, как она работает. Если каминную сеть подключишь ты сам, она ведь все равно будет соединена с общей. Сравнение, конечно, идиотское, но принцип действия похож.

— Нужно на этого тоже Империо наложить, у зелья ведь антидот есть. Чтобы была возможность проследить, что все благополучно, — сказала Салима, глядя на Невилла, который сидел с закрытыми глазами.

— Империо! — произнес Гарри до того момента, пока Том не сделал это раньше. Что-либо объяснять будущему Волдеморту не хотелось, но Поттеру казалось это каким-то неправильным. Люди, случайно заглянувшие в эту Тайную комнату, будут подчинены Темному Лорду, пока он сам не снимет заклинание. А он не снимет, в этом Гарри не сомневался. Слизеринец не был уверен, что Непросительное выйдет у него с первого раза, но очень на это надеялся. Может быть, на судьбу Рона ему и было плевать, но Невилл, своим молчанием и умением смириться с неизбежным, вызвал у него какой-то отголосок симпатии. После того, как Гарри произнес заклинание, он почувствовал странное тепло, и понял, что заклинание подействовало. Было ощущение, словно образовалась какая-то невидимая подсознательная нить между ним и Невиллом, и первым желанием было эту нить оборвать. Она была противоестественной, как противоестественно само подчинение.

«Не трогай!» — раздался голос сонного Адам-Самаэля.

«Да понял я, понял...»

— Лаки! Отнеси их в гостиную Гриффиндора, там почисть их мантии и уложи в креслах спать. Пусть думают, что вырубились за поздним разговором. Посмотри в глаза, видишь картинку гостиной?

Домовик посмотрел в глаза своему хозяину, кивнул, взял за руку Невилла и потащил его по грязному полу. Дошел до Рона, взял того за мантию, и аппарировал. Через минуту он вернулся обратно.

— В общем, дальше вы сами разберетесь. Я живу только тем, что беру силы от Джинни. Когда в ее голове исчезнут все воспоминания обо мне, я вернусь в дневник, — Том протянул флакон с зельем и воспоминаниями Салиме.

Он посмотрел еще раз на статую Слизерина, оглядел Тайную комнату, прощаясь с тем недолгим мгновением, когда он чувствовал себя живым. Том поднял с пола свой собственный дневник, который лежал рядом с Джинни, посмотрел на тетрадь, ставшую домом для его души на долгие годы, и грустно усмехнулся. Повернулся к Гарри и Салиме, которая стала такой спокойной, грустной, как тогда, на свой День Рождения.

— Если будет совсем плохо, исправьте все. Как угодно исправьте. Его убейте, меня, Дамблдора. По обстоятельствам. Все должно было быть по-другому.

Гарри кивнул, и подумал, что этот совсем молодой, но такой взрослый юноша, — самый сильный человек из всех, кого он только знает. Человек, который добровольно снова возвращается в дневник, без какой-либо надежды на то, что когда-нибудь все изменится, без возможности что-то делать, просто жить.

— Не боишься, что если я что-то попытаюсь исправить, станет хуже? — усмехнулась Салима.

— Не боюсь. Пусть даже меня похоронят в желтом гробике, а рядом будут летать ангелочки.

Гарри взял флакон с зельем из рук Салимы и подошел к Джинни. Закатал рукав ее мантии на левой руке, и произнес нужное заклинание. Наверно, это было больно, судя по тому, что ресницы девочки задрожали, нос скривился, но в себя она не пришла. Он сразу же влил зелье ей в рот, и оглянулся на Тома, контуры которого стали еще менее четкими, но он грустно улыбался. Он похоронил свою собственную жизнь уже давно. Через минуту Том исчез вовсе, остался лишь дневник.

Гарри понимал, что поступает нехорошо, что это, возможно, более жестоко, чем то, что хотела сделать Джинни в том ритуале летом. Она хотела лишить его выбора, а что сделал только что сам Поттер? Отныне она связана со всеми Пожирателями смерти и Волдемортом, ей нет места на светлой стороне, и нет места на темной. Поттер читал о Темной метке и ее свойствах в прошлом году. Если ее вызовет Волдеморт, она не сможет не починиться. Может пытаться бежать, скрываться, но по этой метке он найдет ее, где бы она не находилась. Единственный вариант — отрубить руку, чтобы стать свободным. Но... когда он подкинул дневник Джинни, наверно тогда у него уже не было выбора. Действительно, это Том совершил все нападения через Джинни, он имеет право заявить об этом! А Салима, придумавшая идею с меткой... какое ей дело до незнакомой Джинни? Девочка просто развлекается, всю жизнь, не думая о последствиях собственных развлечений. И сейчас, сама идея показалась ей просто забавной. Подумаешь, будет татуировка с дополнительным функциями на руке. Самый молодой в истории Пожиратель смерти — это же так весело!

— Империо! — произнес Гарри как-то обреченно, направив палочку на Джинни. Он решил, что через десять дней снимет заклинания, когда даже применение антидота уже не поможет восстановить воспоминания, повернулся к Локхарту, который пришел в себя после исчезновения Тома и теперь оглядывался, пытаясь понять, где он, — Империо!

Профессор спокойно поднялся, подошел к Джинни, взял ее на руки, повернулся к Гарри и протянул ему свою палочку. Поттер чувствовал, как может просто мысленно идти за Локхарта, что-то делать вместо него. Странное чувство, мешающее, неправильное.

— Лаки, перенеси их в кабинет Защиты, — Гарри снова посмотрел в глаза домовику, чтобы передать вид нужного помещения.

Когда в Тайной комнате остались только Гарри и Салима, девочка посмотрела на статую Слизерина, на дневник, и потом грустно так заметила:

— С тебя пятьдесят девять галлеонов за зелье, кстати. Оно недешево стоит! А еще Кассандра меня испугалась... Я к ней больше не пойду.

Гарри лишь рассмеялся и поднял с пола дневник.