Сильнее надежды (джен)

Гарри никогда бы не подумал, что однажды он будет больше рад встрече со Снейпом, чем с Роном. Но такой день настал, и сбежать к восьми на «занятие» с этим мерзавцем, оставив Рона в башне Гриффиндора, было облегчением.

У Рона был единственный козырь перед такими людьми, как Снейп или Дамблдор, которые имели больше влияния на Гарри: он мог постоянно находиться рядом с ним. Он ходил на те же занятия. Он был в гостиной, когда Гарри приходил туда делать домашние задания или успокоить Гермиону тем, что он занимается. Если Гарри искал убежища в библиотеке, то именно в это время Рону было крайне необходимо взять книгу для эссе по Чарам. Они завтракали, обедали и ужинали вместе, и Рон наблюдал за каждым куском, который Гарри отправлял в рот, столь пристально, словно считал себя ответственным за его обморок пару недель назад.

К тому же следующий матч гриффиндорской команде предстоял только в феврале, и ему не нужно было тратить много времени на тренировки, так что Рон мог часами испытующе смотреть на Гарри с другого конца комнаты.

Гарри нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Отработка могла дать такую возможность – ведь Снейп не позволил бы Рону явиться в свой кабинет вместе с ним – а тут и Джинни сбежала по лестнице из Башни как раз в тот момент, когда Рон собирался проводить Гарри на отработку, и объявила, что не видела брата целый день и хочет с ним поговорить. Гарри не удержался от благодарного взгляда, когда пробирался в проем за портретом, и она подмигнула в ответ. Кажется, хотя бы один из его друзей наконец-то заметил, как безнадежно он хотел остаться один, и не приписывал этому никаких мрачных мотивов.

Проходя по подземельям, Гарри глубоко вздохнул. Ему не понравилось выражение лица Рона, то, насколько он был озабочен. Это заставляло снова думать о том, как будут страдать друзья, когда он умрет.

Конечно, им будет плохо. Но я постараюсь сделать последние месяцы как можно более приятными. И ведь им было бы куда хуже, если бы они погибли в какой-нибудь дурацкой эскападе, как та в Отделе Тайн, не так ли?.. Да и они всегда знали, что быть мной – опасно.

Успокаивая свою совесть таким образом, ровно в восемь он постучал в дверь кабинета Снейпа. Тот, конечно, не собирался хвалить его за пунктуальность.

– Войдите.

* * *

Северус положил перо. Было бесполезно пытаться приготовить противоядие к Веритасеруму за такой промежуток времени, и, на его взгляд, с этим согласился бы любой зельевар Европы, как бы Темный Лорд ни бушевал. Северус, однако, под вымышленным именем поддерживал переписку с одним из коллег, чтобы поговорить о своих исследованиях и задать несколько вопросов. Теперь больше не было нужды в том, чтобы скрывать успехи, которых он добился, когда решил скрыться. Его заточение в Хогвартсе имело один неплохой побочный эффект: ни один зельевар за стенами школы не имел ни малейшего представления о том, сколь интересные экспериментальные зелья сумел получить Северус Снейп.

А теперь пришел Поттер, и можно было начать следующий поединок.

«Странно, что я рассматриваю эту часть дня как наиболее… расслабляющую», – подумал Северус, когда дверь открылась, и Поттер шагнул в кабинет. Он сразу атаковал, но был отброшен щитами мальчишки. Северус обнаружил, что слегка улыбается, и моргнул. Дело было не в том, что он высоко оценил защиту Поттера — она никогда не смогла бы стать настолько же прочной, как его собственная. Но было практически приятно иметь дело с врагом, который готов к встрече с тобой и к поединку. Если бы Поттер просто позволил ему влезть в свой разум, в этом не было бы никакой сложности, никакого вызова.

– Как видите, сегодняшний вечер будет в основном посвящен практике, – объявил Снейп и поднялся на ноги. Поттер следил за палочкой в его руке, явно не забыв о приеме, при помощи которого Снейп обманул его. Конечно, он помнил об этом, и конечно, он должен был знать, что Северус не настолько глуп, чтобы повторить один и тот же трюк дважды, тем более когда Поттер уже знал о нем и принимал его в расчет.

Северус был готов. В его руке лежал гладкий, плоский камешек, который он выбрал для одного из зелий, но потом понял, что без визита в Лютный переулок за опасными и менее распространенными ингредиентами не обойтись. Северус начал водить по камешку большим пальцем и при помощи этих ритмичных движений создавать Песнь Сирен, постоянно держа в голове образ Поттера, который носился по коридорам, его высокомерное и непокорное выражение лица, когда он неверно отвечал на уроках зельеварения, то, как он смотрел в пространство где-то над его плечом во время отработок…

Лицо Поттера на мгновение стало вялым, затем снова напряглось, когда он начал бороться. Северус знал, какие вопросы он мог задавать сам себе. Почему его сознание уплывает куда-то? Почему это происходит сейчас, посреди отработки с его врагом, когда надо быть начеку? Что это за звук он слышит?

Но Песнь Сирен должна была успокоить эти мысли, и через несколько мгновений Северус привлек его разум. Как он знал и раньше, его Песнь Сирен была сильнее, чем у Поттера. Мальчик стоял спокойно, ровно дыша, его лицо было расслаблено, в то время как его разум подплывал все ближе и ближе к Северусу по невидимым волнам мелодии.

Как только он оказался прямо перед ним, Северус заглянул внутрь. На поверхности лежала злость на Уизли, подобно лепестку цветка скрывая более опасные секреты, находящиеся в глубине. Аккуратно, словно хирург, приподняв этот лепесток, Северус устремился к ним.

* * *

Гарри резко пришел в себя и застонал от боли, сдавившей виски. Неудивительно, что Малфой так отреагировал, когда Гарри использовал на нем Песнь Сирен. Было действительно больно. Он потер лоб кончиками пальцев и постарался сдержать стон.

– Выпейте это.

Ему под нос сунули зелье. Свозь слезящиеся глаза Гарри уставился на флакон и подумал, что это зелье против головной боли, одно из тех, что мадам Помфри давала ему в прошлом году от боли в шраме. На большие рассуждения его не хватило, так как он разбирался только в одном зелье, а голова болела нестерпимо. Гарри взял зелье и выпил его.

Боль отхлынула, как кровь из раны, а затем исчезла. Гарри продолжил размеренно дышать, чувствуя, что любое резкое движение может вернуть ее обратно.

– Я полностью отомстил за Песнь Сирен, которую вы использовали на мне несколько недель назад, – сухой, сдержанный тон Снейпа при этих словах ничуть не изменился. Гарри поборол желание расслабиться. Значит, он не успел увидеть ничего важного. Если бы он увидел, то впал бы яростью – или разразился смехом. Да, скорее второе.

– Можете быть спокойны, если ваши попытки использовать ее на Темном Лорде не увенчаются успехом, он по меньшей мере проснется с невероятной головной болью.

– А можно применять различные виды легилименции к нему, когда он окажется достаточно близко? – спросил Гарри, как если бы не зная этого заранее. – Моя книга упоминает только о том, что Песнь Сирен удобна для того, чтобы привлечь легилимента, а затем сражаться с ним при помощи обычных методов или простой легилименции.

Снейп взглянул через его плечо.

– Именно так, мистер Поттер. А теперь…

Он выхватил палочку. Гарри сделал то же самое.

Потратив немало времени на чтение оставшихся глав в книге по окклюменции, он был ошеломлен тем, сколько упустил из виду. В какой-то миг его даже посетила предательская мысль – может быть, выжить было бы здорово, хотя бы потому, что умерев, он не сможет научиться употреблять все эти техники.

Затем он напомнил себе, что в любом случае занимался окклюменцией только для того, чтобы бороться с Волдемортом и отплатить за смерть Сириуса, и что это за трусость? Так что он старался изучить тактики, казавшиеся полезными, вне зависимости от того, мог он оценить их сами по себе или нет.

И хорошо, что он занялся этим. Снейп атаковал его при помощи таких форм легилименции, о которых Гарри пару дней назад и не подозревал: легилименция одновременно с вербальными заклинаниями, затаенные удары, которые пытались воздействовать на изнанку его щитов, единая сокрушительная волна силы, способная разрушить его разум. У Гарри было смешное ощущение, что Снейп вовсе не сдерживался. Конечно, это занятие было не таким, как прошлогодние, потому что тогда Снейп пытался научить его только базовым щитам, но ему казалось, что учитель должен хотя бы немного беспокоиться о том, чтобы не вредить ему постоянно.

Кажется, это не так. Или из-за Песни Сирен и того, что я выскользнул из ловушки с опекунством, он зол гораздо сильнее, чем я думал.

Они продолжали поединок – поединок палочки и головы, разума и тела. Гарри никогда не приходилось так часто менять ход своих мыслей, как фигурально, так и буквально — заново выстраивая сознание. Ему приходилось думать о контрзаклятии не раньше, чем в самый момент его использования. Кружение, преследование, выпады, создание новых щитов в тылу, выстраивание их кругом, помещение самых уязвимых воспоминаний в крохотный отсек, в то время как более сильные становились на их защиту, ответные атаки… Всё это длилось так долго, что Гарри забыл, что вне поединка существует и другой мир, мир, где он может чувствовать усталость.

Наконец его щиты начали слабеть, а Снейп готовил еще одну волну силы, третью за вечер. Гарри потянулся за тем оружием, которое, как он думал, положит конец состязанию. Когда волна достигла пика, он выждал мгновение, убедился, что Снейп поглощен атакой, и его импульс и резервы силы не дадут ему отступить.

Затем он показал воспоминание из Омута Памяти Снейпа – то, где он висел вверх ногами, показывая серые подштанники.

Волна задохнулась. Гарри услышал нечленораздельное рычание Снейпа – он ждал этого. Его больше интересовало, сможет ли он пробиться сквозь его защиту, пока гнев отвлекает его. Если да, при необходимости можно будет использовать тот же прием на Волдеморте. Воспоминание о ночи, когда он появился на кладбище во всем великолепии своей силы и был побежден четырнадцатилетним мальчишкой с волшебной палочкой, отлично подойдет.

За щитами что-то мелькнуло. Да, Снейп был удивлен. Сегодня что-то шокировало его, сбило с ног, и он пока не знал, как поступить. Что это было?

И тут щиты сомкнулись, как столкнувшиеся айсберги, и Гарри увидел Снейпа, пронзающего его взглядом, и заметил, как прерывается у него дыхание, как сильно у него першит в горле и что приходится постоянно моргать, так как пот заливал глаза.

– Свободны, – прорычал Снейп.

Гарри был достаточно благоразумен, чтобы не настаивать. Он уже и так вынес из этого занятия больше практической пользы, чем рассчитывал, и теперь мог встретиться с Роном. Гарри склонил голову в легком кивке и выскользнул из кабинета Снейпа.

* * *

Как только Поттер вышел, Северус снова наложил на дверь запирающие чары. Он, конечно, не думал, что тот еще вернется, но было бы вполне в духе Альбуса «проведать своего милого мальчика». Он обладал необъяснимым чутьем, чтобы появляться как раз тогда, когда ему были меньше всего рады. Северус совершенно не желал присутствия Альбуса даже в подземельях этой ночью, не говоря уже о том, чтобы быть с ним в одной комнате.

Только затем он сел за стол и уставился в противоположную стену. Мысли, которые он увидел в сознании Поттера, стучали в его голове, как огромные колокола. Ответом на это была убежденность в глупости и бесполезности мальчишки, которую он так и не смог до конца подавить.

Он сварил Напиток Медеи.

Он не мог. Поттер – никудышный зельевар, и более чем никудышный ученик. Он не нервничал, как Лонгботтом, и слишком часто противоречил Северусу, так почему бы ему не сварить простенькое зелье вроде Глотка Мира? Но приготовить полумифическое зелье ему было точно не под силу.

Он сделал это. Он сварил его.

Он не мог.

Он собирается покончить с собой в канун Рождества.

Подростки вечно говорили о подобных вещах, и в трех случаях из четырех это были просто капризы. Чаще всего Северус сталкивал такого ребенка лицом к лицу с его планом, и получал в ответ слезы, дрожащие губы и плач, когда очередной идиот обещал больше никогда так не делать. Чтобы Поттер оказался одним из тех, кому под силу пройти сквозь это? Смешно. Он не показывал ни одного из признаков, присущих детям, склонным к суициду.

У него есть расписание. Это всегда плохой признак.

Однако способ, при помощи которого он собирается покончить с собой, это Напиток Медеи, и его рука, должно быть, дрогнет, поднося флакон к губам. У Поттера недостаточно смелости, чтобы противостоять такой боли.

Ты был в его разуме. Нужна ли ему смелость? Нужна ли ему решимость?

После смерти Блэка он чуть не сошел с ума. Это лишь безумие, оно не может заменить смелость или решимость.

А Песнь Сирен? А занятия окклюменцией? Решение покончить с собой, потому что он знает, что таким образом убьет Темного Лорда и оставит его тело без рассудка?

Поттер ни за что не успеет приобрести все навыки. Нельзя и надеяться, что он действительно воплотит план в жизни.

Северус резко тряхнул головой. То, что он увидел в разуме Поттера, удивило его, но это не значит, что он обязан считать это реальностью. Поттер так считал. Он убедил себя в том, что сварил Напиток Медеи. Он убедил себя в том, что покончит с собой в канун Рождества.

Конечно, следить за мальчишкой не помешает. Даже сама решительность, с которой он верил в свои иллюзии, удивила Северуса. Сила разума, поддерживающая заблуждения, была ценным инструментом для слуги. Северус фыркнул, подумав о некоторых таких Пожирателях Смерти. Уолден Макнейр, например, хотя и был далек от безумия Беллатрис, все же следовал за Лордом с лихорадочной преданностью, которая закрывала ему глаза на реальный мир.

Если бы он смог управлять иллюзиями Поттера, у Северуса в руках были бы все карты.

Он поднялся и направился в углу кабинета, где стоял котел, взвешивая возможности. Поможет ли легкое зелье убеждения после их противостояния с Поттером? Сработают ли техники окклюменции? После сегодняшнего поединка, в котором Поттер держался на удивление неплохо, Северус более не был совершенно убежден, что они сработают.

Безусловно, он не должен бояться мальчишки. Может быть, Поттер придумал эти планы суицида и поместил в свой разум, надеясь, что Северус обнаружит их, будет мешать ему и выяснять, чем он занимается. Он кивнул. Да, это было логичнее всего, с учетом вечного стремления Поттера к вниманию и похвалам и убежденности в том, что он – самый несчастный и используемый человек в мире. Не был ли он удивлен, не получив сочувствия? Может быть, он снова откроет эти мысли в следующей стычке. Тогда Северус посмеется.

Он вернулся к зелью убеждения.

В глубине его разума подсознание нашептывало ему, что следует уделить внимание заблуждениям Поттера и помнить о них – Северус так и собирался поступить. Конечно, они никоим образом не могли быть реальными, зато могли бы помочь обнаружить сильные и слабые стороны мальчишки.

Поттер не был настолько хорошим зельеваром. Он не мог обладать решимостью, сияющей, словно меч в темноте, которую увидел Северус. Успехи мальчишки в окклюменции было необходимо признать. Однако признавать, что он подступился к священному для Северуса искусству, пока тому не было явных доказательств, было совершенно не обязательно.

А их он, конечно, никогда не получит.