Сильнее надежды (джен)

— И вы хотите, чтобы я уведомил Визенгамот немедленно, сэр? — перо нового помощника министра усердно что-то выводило на пергаменте. Руфус, забавляясь, наблюдал за ним. Помощника звали Роджер Фезерстоун, и он полностью соответствовал своему имени: небольшого роста, с заплывшими жиром глазами, руки вечно в чернильных пятнах.

— Конечно, Фезерстоун, — презрительно процедил Руфус. — Когда я давал приказ, который не нужно было выполнять немедленно?

— Никогда, сэр, — Фезерстоун осмелился посмотреть на него и улыбнулся, сверкнув зубами. Его глаза поблескивали. Как же он нервничает, подумал Руфус. Фезерстоун постоянно пропадал, чтобы нанести визит своей девушке, о которой Руфус знал только то, что она существует, а кроме того три недели назад он повредил левую руку потому что был так погружен в чтение заметок для пресс-конфереции, что врезался в дерево.

— Вы очень проворны, господин Министр, если позволите такую характеристику.

— Сейчас военное время, сэр, — жестко сказал Руфус. — Военное время. Интересно, каким еще я должен быть, чтобы вовремя предупреждать наших граждан об опасности.

— О, конечно, сэр, — Фезерстоун наклонил голову и сглотнул. — Я и не собирался критиковать вас.

— Отнесите это в Визенгамот, — сказал Руфус и сел обратно за стол, глядя, как Фезерстоун поднимается. Судя по дерганым движениям, его левая рука еще не зажила до конца. Хотя пергамент почти ничего не весил, он предпочитал нести его в правой,— Проклятие, нет, подождите. Я должен обсудить с ними еще кое-какие важные вопросы, — он понизил голос. — Ненавижу, когда дети членов Визенгамота попадают в беду, и я должен проводить с ними воспитательные беседы вместо того, чтобы сделать что-то более радикальное. Если бы мне это разрешалось, их поведение, возможно, действительно улучшилось бы.

При этих словах Фезерстоун осмелился улыбнуться.

— Дайте мне руку, — потребовал Руфус.

Фезерстоун обошел стол, протягивая Министру правую руку. Руфус аккуратно поднялся из-за стола и потянулся к ней. Больная нога доставляла в последнее время все больше и больше проблем.

Конечно же, он пошатнулся, наполовину склонившись к полу. При этом он выхватил палочку, спрятанную в правом рукаве, и нацелил её на левую руку Фезерстоуна, заставляя рукав мантии обнажить запястье. На мгновение Фезерстоун застыл в изумлении, от неожиданности не успев понять, что именно сделал Руфус. Затем он отпрянул, попытавшись повалить Министра, схватить письмо и прикрыть руку одновременно.

Руфус не позволил ему. Он увидел то, что хотел: черную змею на черепе Темной Метки, ухмылявшуюся с левого запястья Фезерстоуна.

— Авроры! — прокричал он. За дверью послышались приближающиеся шаги.

Фезерстоун издал какой-то всхлип отчаяния и избавился от показной нервозности. Неожиданно борьба с ним стала напоминать попытку схватить огромную змею. Руфус знал, что не сможет продержаться долго. Он был старше, у него болела нога, и сейчас у Фезерстоуна была его палочка, которую он направлял на него с безумным выражением лица. Вероятно, ему сказали ждать подходящего момента для убийства Министра, чтобы вызвать как можно больше шума но, очевидно, теперь у него не было причин не сделать это немедленно.

Руфус использовал больную ногу как утяжелитель и позволил ей полностью согнуться, увлекая их обоих на пол. Фезерстоун вскрикнул, ударившись рукой о край стола, и выпустил палочку из руки. Пока он тряс рукой, Руфус вывернулся и обездвижил его с помощью серии приемов, о которых Фезерстоун, вероятно, никогда и не слышал. Теперь даже юные авроры не знали о них, подумал Руфус с сожалением. Такова цена того, что полезным навыкам позволяется исчезнуть из практики.

Фезерстоун попытался дотянуться левой рукой до Руфуса и вцепиться в него, но тот прижал его руку коленом. Фезерстоун начал сопротивляться, пытаясь извлечь преимущество из того, что у Руфуса плохо работает нога, и сброcить его, но Министр надавил на нервное окончание и дал этим другой повод для размышления.

К тому времени, когда авроры зашли в кабинет, Руфус сидел на своем предателе-помощнике как ни в чем не бывало, а обездвиженный выглядел так жалко, что Руфус мог бы смягчиться, если бы не Темная метка, которая выглядывала каждый раз, стоило ему сдвинуться с места.

— Министр? — спросила одна из авроров, неловкая девушка по имени Нимфадора Тонкс.

— Тонкс, Бруммаш, — Руфус кивнул им обоим, и вновь зажал нерв, когда Фезерстоун попытался пошевелиться. — Один из вас пойдет к центральному камину и созовет Визенгамот. Другой поможет мне с Фезерстоуном. Ну же, живее, — добавил он, взглянув на их приоткрытые рты. — У нас на повестке дня Пожиратель Смерти.

Плохо, что я больше не могу постоянно заниматься этим, подумал Руфус, всмотревшись в покрытое слезами лицо под ним. Вот что было его настоящим призванием, а не бумажная волокита.

* * *

Гарри был захвачен врасплох, когда утром в субботу к нему подлетела величественная серая сова и протянула письмо. Оно снова было на кремовом пергаменте и написано каллиграфическим почерком. Он разорвал конверт и молча прочитал просьбу.

24 ноября, 1996

Министр Магии

Рука Гарри сжала письмо, как будто желая разорвать его напополам. Они хотели, чтобы он поддержал Азкабан, место, которое забрало Сириуса на двенадцать лет…

И место, которое позволяло убедиться, что Пожиратели Смерти, как Люциус Малфой, не разгуливают на свободе. И куда, Гарри знал это, он с радостью бы отправил Питера Петтигрю на третьем курсе, если бы мог.

Он поднялся, резко отодвинув стул, и лишь затем осознал, сколько людей смотрят на него. Правда, в этом году многие потеряли интерес к Мальчику-который-выжил, ведь он не делал ничего особенного, но интервью вновь подогрело интерес, и если он будет вести себя слишком странно...

Рон положил руку на его плечо.

— Что такое, приятель? — прошептал он.

Гарри улыбнулся Рону настолько спокойно, насколько мог.

— Странные новости, — сказал он. — Не плохие, просто странные. Мне нужно подумать обо всем немного. Увидимся позже, — он мягко разжал хватку Рона.

Но теперь Гермиона схватила его за руку.

— Ну же, Гарри, — сказала она. — Мы — твои друзья. Ты можешь поделиться с нами чем угодно, ведь так?

— Спроси Рона, — отрывисто ответил Гарри и вывернулся из ее хватки — это движение он иногда использовал, чтобы ускользнуть от Дадли или кого-нибудь из его друзей. — Он объяснит, почему я никак не могу рассказать тебе.

Он вышел, держа голову прямо. Раз он не кричал от боли, не хватался за шрам, и на его лице не было слез, монотонный гул Большого Зала вновь возобновился.

Гарри шел, пока не очутился в одном из боковых коридоров, куда он часто забредал, когда направлялся к неиспользуемому кабинету, чтобы сварить Напиток Медеи. Он коснулся флакона с ядом, лежащего в кармане мантии. В последнее время Гарри предпочитал носить его с собой. Несмотря на опасность обнаружения, по крайней мере, он будет рядом, чтобы объясниться, в отличие от ситуации, если яд найдут в его сундуке. И ему нравилось касаться флакона, как и бумаг об опеке – это было материальным напоминанием о его плане и независимости.

* * *

Неужели я правда могу написать письмо в поддержку этого места? В их поддержку? Они вынесли Сириусу приговор без суда и следствия. Они должны были знать, что что-то не так, когда он больше ничего не делал, только смеялся без остановки. Они должны были провести расследование, чтобы убедиться, что заклинание, убившее магглов, было произнесено им. Они должны были использовать Веритасерум. Думаю, Сириус согласился бы на это.

Чем больше Гарри размышлял, тем злее он становился.

Но та рациональная часть его разума, которую он приобрел с июля, когда начал видеть вещи отчетливее, указывала и на другие истины.

Министр сказал, что найдет доказательства, которые помогут очистить имя Сириуса. А если ты не напишешь это письмо, он может подумать, что что-то не так, и начнет приглядываться к тебе. Ты не можешь этого допустить. Ты хочешь, чтобы все игнорировали тебя настолько, насколько это возможно. А Сириус за Вуалью, и мы все знаем, что вина за это лежит на тебе. Я бы сказал, это большее преступление, чем то, за которое ты хочешь наказать Визенгамот.

Гарри вздохнул. Как и со строчками Снейпа, кажется, придется сделать кое-что еще, что вызвало бы негодование Сириуса. Он мысленно извинился — так же, как и в тот раз, когда писал строчки.

Он может сделать это, правда, он может. Ему осталось жить всего лишь месяц. В это время он отбросит все подозрения. У Министра больше власти, которую он может использовать ему во вред, чем у остальных людей, за исключением Волдеморта, Дамблдора и Снейпа. Он мог бы забрать эти бумаги об опекунстве, если бы хотел. И Гарри не нравилось, как Скримджер смотрел на него, когда приходил в школу. Словно он мог видеть секреты. Гарри не нужно было, чтобы кто-то мог видеть его секреты.

Он начал писать проклятое письмо, желая хотя бы знать, когда оно появится в газете.

* * *

— Гарри Джеймс Поттер! Мы обсудим это, и прямо сейчас!

Гарри сморщился и глубоко вздохнул, пытаясь подготовиться к предстоящему шторму. Письмо появилось в Пророке утром в четверг. Гермиона прочитала его залпом и, развернувшись, в ужасе уставилась на него. Гарри быстро проглотил остатки завтрака, извинился и избегал её и Рона весь день, прогуляв уроки. Он знал, что за это ему придется ходить на отработки, но что с того? Это помогло избежать обвиняющего взгляда Рона, а это время он провел с пользой, читая книгу по окклюменции.

Гарри вернулся в Гриффиндорскую башню поздно, надеясь, что его друзья сдались и ушли спать, или же в своей обычной манере начали яростно спорить, что обычно заканчивалось отказом разговаривать друг с другом. Но вместо этого Рон и Гермиона сидели у камина. Рон со скрещенными руками завернулся в мантию, а Гермиона величественно восседала на стуле — только решительно стиснутые ладони показывали ее напряжение.

Взглянув на них, Гарри вздохнул. Ему не хотелось ругаться. Но если придется, то он пойдет на это. Возможно, это даже будет полезно. Рон прекратил разговаривать с ним на несколько недель на четвертом курсе, а Гермиона сделала тоже самое на третьем. Несколько недель без конфликтов дадут ему больше времени в одиночестве и отсутствие постоянных наблюдающих взглядов.

— И что мы будем обсуждать, Гермиона? – насколько возможно вежливым и нейтральным тоном спросил он.

— Это твое письмо, — она встала, сжав руки в кулаки. – Я знаю, что на самом деле ты не веришь тому, что написал.

Она в гневе. Хорошо. Чем спокойнее я смогу оставаться, тем больше преимущества получу.

— Не всему, — признал Гарри. – Но кое-чему. Я действительно верю в то, что Пожиратели Смерти должны быть посажены в Азкабан — иначе мне пришлось бы пойти и освободить Люциуса Малфоя и всех остальных, не так ли?

— Забавно, приятель, — так тихо, что Гарри с трудом услышал его, сказал Рон. – Гарри, которого я знал, верил в вещи всей душой. Не частями.

Тот Гарри мертв.

Но этого еще не случилось. Гарри пожал плечами.

— Я научился немного играть в политику. Мне пришлось, или бы меня заставили. Это не значит, что я полностью изменился. – Лишь большей частью. – Но я должен был это сделать.

— Тем не менее, ты не рассказал нам об этом, — глаза Гермионы сверкали, словно она собиралась заплакать. – Мы делились друг с другом почти всем, Гарри. Мы – твои друзья. Рон упомянул о секрете, который ты не можешь нам рассказать до Нового Года, а теперь еще и это письмо, и бумаги об опекунстве, о которых ты не упоминал, и… и то, что ты не разговариваешь с нами в этом году, — она проговорила это так, словно вдруг осознала что-то. – Я даже не заметила. Ты манипулируешь нами.

Гарри вновь поморщился. Он мог продолжать свою игру, попытаться защитить себя, но Гермиона подарила ему великолепную возможность закончить спор, и он лучше сделает это, чтобы уменьшить боль, от которой страдали все.

Он задрал подбородок.

— И что, если так? – спросил он, пытаясь сымитировать интонации Снейпа, когда тот говорил с глупыми студентами.

Гермиона онемела от изумления и уставилась на него. Рон выскользнул из мантии и встал между Гарри и Гермионой. Гарри подумал, что он даже и не осознал, что сделал это.

— Что ты сделал? – спросил Рон.

— То, что было необходимо, — Гарри прохладно, скучающе взглянул на Рона и задумался о моменте, когда они поймут, что тогда он говорил абсолютную правду

– То, что нужно было сделать гораздо раньше, но у меня не хватало выдержки. До Нового Года не так уж далеко, а затем все будут в безопасности, Рон. Но если ты не можешь ждать так долго…

Он пожал плечами.

— Мы тебя больше не волнуем? – спросила Гермиона.

Хотел бы я ничего не чувствовать. Или чтобы вы не чувствовали.

— Если ты хочешь смотреть на это с такой точки зрения.

Гермиона не сказала ни слова, просто развернулась и ушла в направлении лестницы, ведущей в комнату девочек. Рон сделал шаг вперед. Гарри отступил.

Лицо Рона не было настолько темным от ярости, как предполагал Гарри. Раньше он бы уже начал кричать. Гарри предположил, что не он один немного повзрослел за лето.

— Не могу поверить, что ты настолько лицемерен, чтобы так прямо сказать это нам, — проговорил Рон. – Сколько раз ты помогал нам, Гарри? Сколько раз мы помогали тебе? Ты ведь знаешь, что обязан нам многим.

— Знаю, — ответил Гарри.

Пришел черед Рона уставиться на него.

— Тогда как ты можешь так говорить с нами?! – взорвался он.

Гарри вздохнул и прикрыл глаза рукой.

— Об этом я и говорил тебе столько раз. Пока что не могу сказать. Ты скоро поймешь, — он развернулся и вышел из Гриффиндорской гостиной. Рон крикнул ему остановиться, но не пошел следом. Гарри подумал, что это было хорошим знаком.

Я не хотел делать этого. Но если они будут давить на меня, лучше будет поступить именно так — равно как лучше будет убедить Дамблдора в том, что он может вернуть мое безоговорочное доверие. Я сделаю все, что нужно. Все, что поможет мне достигнуть цели.

Опустив руку, он вновь коснулся бумаг об опекунстве и флакона с Напитком Медеи в кармане.

* * *

Возможно, это не было совсем уж совпадением, что Северус выбрал патрулировать в Гриффиндорской башне этой ночью. Однако даже он не ожидал попросту увидеть Поттера, стоящего возле окна и смотрящего на луну. Ветер растрепал его волосы, так что невозможно было обознаться, даже прежде чем Северус подошел ближе, чтобы разглядеть его лицо.

— Полагаю, правила не распространяются на маленького защитника Министерства.

Поттер не сразу среагировал. Он слабо улыбнулся, затем развернулся и кивнул Северусу. Инстинктивно тот попытался прочесть его разум, но наткнулся на пустоту.

— Полагаю, что так.

— Десять баллов с Гриффиндора, если вы не вернетесь немедленно в гостиную своего факультета, — сказал Северус, не зная, как расшифровать выражение лица Поттера. Это не было реакцией на случившееся прямо сейчас. Не могло. Взгляд Поттера был затуманенным, словно он видел вдалеке нечто совершенно невероятное, не принадлежащее этому миру, и был полностью поглощен его созерцанием. Вкупе с легкой отсутствующей улыбкой это придавало ему слегка безумный вид.

Конечно, он и есть сумасшедший. Ты уже знал это. После смерти Блэка разум отказал ему. Но впервые Северус увидел признак безумия вне воспоминаний мальчика.

Возможно, следующим знаком было то, что Поттер просто кивнул и сказал «Да, сэр», — и это вместо того, чтобы начать протестовать. Он прошел мимо Снейпа к портрету, за которым был вход в гостиную, не взглянув на него. Разозлившись, Северус протянул руку и схватил его за плечо.

Поттер остановился. Его выражение лица ничуть не изменилось. Северус пристально вгляделся в него и пожелал, чтобы мальчик никогда не начинал изучать окклюменцию.

— Почему вы так радостны? – вопрос соскользнул с губ сам по себе, и это могло быть его погибелью. Но, если повезет, Поттер воспримет это как жалкое подозрение, на которое враг всегда способен.

— Я напоминаю себе, что маленькие камешки на дороге к успеху это просто камешки, — вежливо ответил Поттер. – И пока есть решимость, которая движет меня вперед, они не могут остановить меня. – На его лице вновь появилась эта слабая улыбка. – Не согласны ли вы с этой мудростью, профессор?

Северус сузил глаза. На мгновение в его разуме зародилось сомнение. Он видел такую улыбку прежде, на лице у пуффендуйки — обычной студентки в классе зелий. Она улыбалась так тем утром, когда прыгнула с Астрономической башни. Это было одно из нескольких успешных самоубийств на памяти Северуса, которое выбивалось из обычных случаев «Я ненавижу мир и хочу умереть».

Но затем он вспомнил всю силу заблуждений Поттера и фыркнул. Теперь он всего лишь видел им подтверждение, вот и все. Северус отпустил руку Поттера и позволил ему отступить.

— Вы придете на отработку завтра к семи, — сказал он.

— Профессор, — попрощался Поттер, наклонил голову и пошел прочь. Улыбка все еще не сходила с его лица, и это было последним, что увидел Северус, прежде чем мальчик забрался в проход за портретом и исчез.

Я в любом случае собирался наблюдать за ним внимательнее, уверил себя Северус, вернувшись к патрулированию. Выполнить это будет не слишком сложно. Он не сможет сбежать от меня, став безумным.