Сильнее надежды (джен)

Дорогие читатели!

Как нетрудно было заметить, мы (kawa и Tinuviel) очевидно перестали справляться с тем, чтобы работать над переводом достаточно интенсивно и регулярно — в силу изменившихся жизненных обстоятельств у обеих. Мы долго не хотели признаваться себе в этом, но... Будем кратки: нам нужна помощь. Мы не собираемся бросать "Сильнее надежды" и готовы взять в команду третьего переводчика. Если вы хотите принять участие в переводе этого фанфика (а глав еще много!), напишите любой из нас (а можно и обеим) личное сообщение с парой слов о том, зачем вам этот каторжный труд переводом любого абзаца (100-150 слов) из следующей главы. Мы обе готовы ответить на все вопросы и разъяснить, как происходит работа и вычитка, в личных сообщениях.

Спасибо за внимание и приятного чтения следующей главы!

=====

С тяжестью на сердце Руфус отпустил сову, принесшую ему письмо от Снейпа. Скорее всего, в переданных им сведениях не было ничего страшного. Руфус написал, что Пожирателям был отдан приказ “стрелять на поражение”, а в Хогвартсе многие верили, что Снейп похитил Поттера. Но он не мог быть абсолютно уверен. Сомнения продолжали отравлять мысли и пугать картинками того, что могло пойти не так, если бы он ошибся.

Несомненно, потребность быть абсолютно уверенным во всём была величайшей слабостью Руфуса как политика, но в этот раз он собирался проигнорировать её. Отпустив сову, Министр решительно отвернулся от окна и вновь попробовал сесть за стол. В последнее время его дом всё больше и больше напоминал рабочий кабинет; он был настолько переполнен бумагами, что сложно было увидеть под ними столешницу или скатерть.

Шелест крыльев предупредил о прилетевшей сове. Руфус удивленно развернулся, но это была другая птица. Она выглядела как самая обычная амбарная сова, одна из тех, что могла прилететь из Хогвартса. Он сходил для нее за кусочком бекона, оставшимся от обеда, и с некоторым любопытством отвязал письмо.

Оно было от Гермионы Грейнджер. И достаточно кратким.

31 декабря 1996 года

Уважаемый министр Скримджер,

я вспомнила, что как-то видела Гарри с книгой по зельеварению вне стен библиотеки, так что я отправилась туда и нашла её. Книга сразу же открылась на странице, которую, судя по всему, Гарри очень внимательно изучал. Это был рецепт Напитка Медеи, запрещенного зелья, которое растворяет внутренние органы, воспламеняет тело, а затем разлагает его на части. Если Гарри сварил его, он действительно собирался умереть. И он хотел сделать это так, чтобы никто не мог спасти его.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Руфус мрачно кивнул и набросал короткую записку с благодарностью, с которой сова и улетела. Затем он присел, чтобы осмыслить, что это значило.

Поттер не просто хотел умереть, он хотел умереть особенно мучительной и жестокой смертью. Это удивило Руфуса. Большинство покончивших с собой людей, которых он знал, избрали безболезненные пути. Они искали смерти, а не пытки или наказания.

Во всяком случае, эта новость заставляла немного поверить в историю Снейпа — если яд подействовал на Поттера, ему нужно было провести много времени под присмотром целителя — или, по крайней мере, мастера зельеварения. Но она же заставляла Руфуса ещё сильнее волноваться о спасителе магического мира.

Он резко потряс головой. Кроме волнения, сейчас он ничем не может помочь Поттеру. Лучше продолжить работать с Грейнджер и Уизли, поддерживать дела в Министерстве, чтобы увеличить шансы поимки Пожирателей Смерти, и вести дела с Дамблдором. Старик поделился с ним несколькими крупицами информации, но всё ещё не хотел рассказать больше. Казалось, он подозревает Руфуса в похищении Поттера, какой бы очевидно нелепой ни казалась эта идея.

Руфус хотел играть в открытую и был готов к риску, но директор почти наверняка сделал бы что-нибудь неприятное, услышав о том, что Поттер может находиться у уволенного им преподавателя зельеварения.

Так что прямо сейчас он займется тем, что в его силах, а все прочее оставит более подходящим для этого людям.

* * *

Северус легко проник в разум мальчика. Этим вечером он дал ему особенно сильное снотворное; только сейчас можно было применить его, не опасаясь, что комбинация с другими лекарственными зельями вызовет внутреннее кровотечение. Щиты окклюменции, невзирая на это, оставались крепкими — теперь Поттер поддерживает их на уровне подсознания, спать без этих щитов для него было бы как спать, не дыша. Но состояние между сном и бодрствованием, когда сны и беспорядочные картинки блуждают в разуме, как нельзя лучше подходило для охоты Северуса. Он направил легилименцию туда, прощупыпая как можно глубже — метод, о котором он говорил Поттеру — и подцепляя самые глубинные желания мальчика с тем, чтобы вытащить их на поверхность, как рыбу из воды.

Он сказал, что собирается применить крайние меры, чтобы Поттер остался в живых — и вот пример. Мальчик был прав насчёт целителей в Св. Мунго. Они попытаются переубедить его с помощью бесполезных разговоров, и если им покажется, что он поддается, они могут оказаться так глупы, что оставят его в одиночку слишком рано. С Северусом такое не пройдет. Он заставит упрямца забыть об идиотской идее “отдать долг” Блэку и покончить с собой.

Желания мальчика показались на поверхности, они вертелись, будто рыбки в сетях. Северус усмехнулся, рассмотрев их поближе. Первым, конечно, было желание победить Темного Лорда — было бы странно, если бы это было не так. Второе — желание считать себя достойным любви и привязанности со стороны других людей; в последнее время оно сильно изменилось: Поттер хотел верить в то, что он — не Темный, что он сможет удержаться и не причинить боль никому лишнему.

Северус ухмыльнулся. Он знал, какой урок преподать Поттеру, чтобы положить конец этим глупостям и дать ему возможность узнать о себе немного больше.

Третье желание изумило его.

Это было желание умереть. В глубине подсознания Поттер умудрился изувечить и заглушить инстинкт самосохранения.

Один взгляд чуть глубже показал причину этого. Умелый легилимент мог убедить кого-либо в том, что ему следует покончить с собой, но обычно овчинка не стоила выделки: такое предприятие требовало долгих месяцев тщательной работы и мощного зрительного контакта. Поттер же применил легилименцию к самому себе. Северус раньше удивлялся, что талант к ней, который был виден в мальчике, не соотносился с темпами его прогресса в окклюменции. Теперь он знал, куда ушли эти силы. Поттер вывернул естественные инстинкты наизнанку, и теперь под теми мыслями, которые, вероятно, лежали в основе произошедшего — мыслями о войне и о важных для него людях, — скрывалось это. На данный момент Поттер вполне мог убить Темного Лорда, уверить друзей в том, что с ним всё в порядке, привести дела в порядок — и снова умереть.

Как мог Северус исправить нанесенный ущерб?

Никак, или, по крайней мере, далеко не сразу. Но тренировки, которые, согласно его планам, должны были укрепить в мальчике ненависть и желание отомстить, могли пригодиться. Они давали цель, ради которой нужно было жить, а не умирать.

Тут ему в голову пришла отличная идея для утреннего занятия. Снейп улыбнулся и покинул разум Поттера, погружавшегося в более глубокий сон. Не следовало обнаруживать себя там.

* * *

— Я думал, мне можно отдыхать еще пару дней, — Гарри знал, что его голос напоминает голос обиженного ребенка, а сам он сидит со скрещенными на груди руками, но ему было все равно. То, что Снейп от него требовал, было невозможно.

— Это не та магия, для которой нужна волшебная палочка, — Снейп был безжалостен; он мерил шагами маленькую комнату, от которой Гарри уже тошнило, и не отрывал глаз от мальчика. — Вам не нужно скакать по комнате и выкрикивать контрзаклинания. Вполне возможно использовать разум, лежа на спине — хотя до сегодняшнего дня вы всегда отказывались этим воспользоваться, — и я настаиваю на том, чтобы вы освоили эту методику.

— Скорее всего, у меня не выйдет...

— Естественно, если вы так в этом убеждены, — голос Снейпа стал мягким и нетерпеливым, как если бы он был одинаково рад и успеху Гарри, и провалу. Может, так оно и было.

Чёртов хитрец. Если я провалюсь, сам виноват, но если у меня получится, это заслуга его уроков.

— Соберитесь, юноша, — бросил Снейп, и на его лицо вернулось привычное раздраженное выражение. — Я знаю, что вы можете сделать это. Больше никаких отговорок, что вы недостаточно способны. Вы можете использовать легилименцию и вы будете ее использовать.

Гарри повернулся и хмуро уставился на него. Он пытался контролировать свои реакции, но этим утром это было сложнее обычного, как будто кто-то вторгся в его мысли и нарушил нормальный их ход.

— Только вы считаете, что у меня есть что-то вроде врожденного таланта к легилименции. Ничего подобного. И то, что вы от меня требуете… это... неестественно!

Утром Снейп объяснил, чего он хотел от Гарри — не просто проникать в чужие сны или касаться мыслей другого человека. Он должен был быть готов разрушить разум изнутри, использовать глубинные желания, чтобы посадить жертву на крючок, и, наконец, с помощью видений превратить сон в худшую пытку, чем самые страшные кошмары.

— Ага.

Он осторожно взглянул на Снейпа. Тот остановился и не отрывал взгляд от Гарри, постукивая пальцем по губам.

— Итак, вы отказываетесь использовать подобные… неестественные — как вы их назвали — методы? — на слове “неестественные” его голос дрогнул от презрения.

— Именно, — Гарри сделал несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить контроль над собой. Это не было похоже на те тонкие игры, которые они когда-то вели — в то время он был спокойнее. Сейчас Снейп давил на него, водил его кругами и не давал никакой возможности вырваться. — Есть пределы тому, что я готов делать, — продолжил он, пытаясь вспомнить уверенность, с которой Дамблдор говорил о Темных искусствах и том, как неверно обращаться к ним. — Что изменится, если я выиграю в войне, но затем займу место Волдеморта и стану новым Темным Лордом?

Снейп разразился хохотом.

— На это вам не хватит сил, Поттер, — сказал он, отсмеявшись. — Конечно, Темный Лорд обладает обширными познаниями и безжалостной волей, которая позволяет использовать любые методы в стремлении к победе. Но кроме этого он просто очень силен, и в этом вам с ним никогда не сравниться.

Гарри хотел было сказать, что это значило, что он никогда не сможет победить Волдеморта, но прикусил язык. Он пообещал уничтожить его, хотя и не знал, какие именно техники легилименции должны ему в этом помочь.

— Допустим, но всё равно это дурной путь, — сказал он вместо этого. — Я не хочу учиться любить боль и жестокость ради боли и жестокости. И я не… — Гарри прервался. Он хотел сказать, что никогда не будет использовать их даже для достижения своих целей, но что если...

Как будто прочитав его мысли, невзирая на щиты, Снейп перебил их именно в этот момент.

— Так что же, Поттер, вас больше заботит ваша моральная чистота, чем победа над Темным Лордом? — мягким голосом спросил он. — Потрясающе. Никогда бы не представил, что вы способны на такую степень эгоцентризма. А я-то думал, что знаю пределы вашего высокомерия.

Гарри передернуло. Перед его глазами встал яркий образ: он отказывается пронзить сердце Волдеморта кинжалом, так как его не устраивает качество металла, из которой он сделан. Важно ли, золото это или железо, если клинок делает свое дело?

Правда, он все еще был уверен, что тут было что-то не то. Этот разговор слишком сильно напоминал то, что Волдеморт внушал ему на его первом курсе, во время противостояния у зеркала Еиналеж — что нет ни добра, ни зла, есть только сила. Если цель оправдывает средства, почему бы не выбрать такую цель, которая тебе по душе?

— Я имел в виду не это, — помедлив, сказал он и обрадовался тому, что его голос сохранил какие-то остатки достоинства, а не превратился в скулеж. — Только то, что… что должны быть другие способы победить его. Без боли и насилия.

— Их нет, — спокойно ответил Снейп, продолжая кружить вокруг постели Гарри, как оборотень на охоте. Его глаза при этом оставались прикованы к одной точке, вне зависимости от его перемещений. Гарри не поднимал головы, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Легилименция, Поттер, это искусство властвования чужим разумом. Почему, как вы думаете, Министерство ограничивает ее применение и настаивает, что учиться ей необходимо под руководством наставника? Потому что легилимент легко может опьянеть от власти и начать вторгаться в мысли невинных людей. Но Темного Лорда невозможно назвать невинным ни в каком смысле этого слова — как и того человека, кого я выбрал для вас в качестве объекта тренировок. Если сейчас вы отступите, если вы откажетесь делать то, что необходимо сделать, вы обречете больше и больше людей на бесполезную смерть. Вы этого хотите?

— Нет!

Впервые за время нахождения здесь — может быть, раньше он еще не был вполне здоров — Гарри почувствовал, как от его магии кровать под ним затряслась. Снейп, впрочем, ни на мгновение не прекратил ходить кругами.

— Контроль, Поттер, — прорычал Снейп; его голос проникал в голову, как дым. — Это не та магия, которая поможет победить. Вы знаете, что должно быть сделано, — он остановился, затем добавил с усмешкой: — Так ведь? Если вы можете изложить иное объяснение или новый способ атаковать Темного Лорда, я готов вас выслушать.

Гарри опустил голову и снова постарался взять себя в руки, глубоко дыша. По крайней мере, в одном Снейп был прав: чистая магия не принесет победы. Волдеморт всегда будет сильнее его в этом, и то, что их волшебные палочки — сестры, означало, что большую часть заклинаний Гарри не сможет применить. Возможно, ментальные практики оставались единственным способом, но ему все еще было непонятно, почему это должны быть именно эти техники легилименции.

— Не может всякая легилименция быть злом, — сказал Гарри спокойно. — Не думаю, что директор позволил бы вам заниматься со мной в прошлом году, если бы это было не так.

— Любопытные оценки вы готовы давать магии, — задумчиво начал Снейп, не переставая ходить кругами, — Называете её злом, когда это всего лишь действенное оружие против врагов. И легилименция, которую использовал я, была тем же искусством подчинения вашего разума, Поттер. План заключался в том, что вы достигнете достаточных успехов в окклюменции, чтобы выгнать меня из своего разума из чистой самозащиты, — резкий взгляд ударил Гарри, как хлыст. — Конечно, вместо этого пришлось напомнить о смерти Блэка. Ваша сила имеет глубинную связь со смертью. Зачем бороться с этой связью или игнорировать её? Лучше использовать её как источник энергии.

Гарри сжал руки. Две равно ужасающих картины встали перед его глазами. На одной он потерял всякое чувство меры и смеялся, как безумный, над телами своих врагов, убитых или умирающих. Врагом был всякий, кто встал между ним и Волдемортом, и он с легкостью мог повернуть свое восприятие так, чтобы воспринимать как врага любого человека, вне зависимости от реальных поступков.

На другой же картинке он потерпел неудачу. Он был вынужден смотреть на то, как умирают его друзья, магглорожденные дети и дети-магглы, и знал, что всё это происходит из-за того, что он не захотел сделать то, что могло бы их спасти. Он сказал, что готов страдать. Может ли он остановиться только на собственном страдании, чтобы не причинять никому боль и сохранить свою душу?

Они будут обвинять его за то, что он отступил, хотя у него было оружие, способное победить Волдеморта. И будут правы.

Гарри передернуло. Он несколько раз сглотнул и выбрал то видение, которое казалось менее кошмарным и больше соответствовало его принципам. Придётся поверить, что если он зайдёт слишком далеко во Тьму, то или Снейп заметит это и остановит его, или он сам соберется с духом и покончит с собой. Но не могло быть и речи о том, чтобы подождать ещё и пытаться найти иной путь, не имея ни малейшей идеи на этот счёт. Перед ним была прямая дорога, и пора было двинуться по ней. По крайней мере, пока.

— Я согласен, — произнес он.

— На что? — Снейп продолжал ходить кругами.

— Я буду стараться и изучать легилименцию под вашим руководством, — Гарри покачал головой. — Видимо, мне придется поверить, что вы остановите меня в случае, если я зайду слишком далеко.

На этих словах в его голосе прозвучала едкая ирония. Как могло быть иначе? Он не верил Снейпу.

Снейп внезапно прекратил свое бесконечное движение и сел на край кровати. Ошеломленный, Гарри отпрянул. Они никогда не оказывались на столь близком расстоянии, если не считать моментов, когда Снейп заставлял его принять зелье — но и тогда он обычно стоял, а не сидел.

— Вы считаете, что станете злым магом, если сделаете это, — констатировал Снейп.

Пытаться сделать вид, что это не так, было бесполезно, и Гарри едва заметно кивнул. Он мог скрыть то, как сильно он сомневался в определениях, которые давал Снейп, или что он не хотел верить в Темные силы внутри себя, или что если они и были, это не означает, что он собирается их использовать. Это было частью его личной борьбы.

— Вам никогда не приходило в голову, что определения добра и зла, которыми пользуется магическое сообщество, самую малость устарели? — спросил Снейп с явным намеком.

Гарри нахмурил лоб.

— Конечно. Все просто верили, что Люциус Малфой столько лет действовал под Империо, ну, по крайней мере, пока не посадили его в Азкабан...

— Мне не интересно, чем вы можете укрепить свое предубеждение против тех, кого ненавидите и без того, — оборвал его Снейп. — Мне было бы интересно, если бы вы взвесили, заслуженно ли чисты имена тех, кому вы некогда доверяли. В чем разница между Дамблдором и Темным волшебником?

— Каким типом Темного волшебника? — язвительно спросил Гарри, почувствовав, как бунтарский дух снова поднимается в нем.

— Любым, — ответил Снейп с непоколебимым спокойствием. — Сравните его со всеми, о которых я говорил вам.

Гарри вздохнул и лег на подушки, на этот раз напрягая память.

— Он никогда не пытал никого, о ком бы я знал, — начал он, — и он никогда не использовал Темные Искусства, о которых бы я знал.

Молчание, повисшее в воздухе, можно было почувствовать. Гарри взглянул на Снейпа и увидел на его лице загадочную улыбку.

— Или?.. — напряженно продолжил он.

Снейп слегка пожал плечами.

— А что касательно двух других определений?

— Он не стремится к власти ради власти.

— Уверены?

Гарри стиснул зубы. Он знал, чего добивался Снейп — добраться до его рассудка и посеять в нем зерно сомнения. Этого нельзя было допустить. Хватит и тех побед, которых он отдал Снейпу утром, поддавшись волнению от мысли, что станет Темным волшебником.

— Уверен. Если бы он стремился к власти, он мог бы стать Министром Магии.

— И поднять оппозицию против самого себя? — голос Снейпа стал еще мягче, он проникал в уши, как маслянистая змея. — Нет, это не его метод. Он не станет открыто поднимать свою железную руку. Лучше надеть на неё бархатную перчатку, успокоить тех, кто мог бы испугаться. Обличье безобидного старика, которое он носит гораздо дольше, чем вы живете на свете, отлично для этого подходит.

— Это не доказывает, что он стремится к власти, — указал Гарри. — Оба Темных волшебника, которых вы приводили в пример, открыто добивались её. Амбридж делала вид, что работает на других людей, чтобы защитить студентов, но всякий, у кого есть глаза, видел, что это было не так.

— Всякий, у кого есть глаза, может узнать правду о директоре Хогвартса, — ответил Снейп. — Просто он более изощрен, чем те, о ком мы говорили.

Гарри не дал вовлечь себя в спор. Если Снейп не собирается предъявить ему весомые улики, он перейдёт к четвертому определению.

— И мне сложно представить себе, чтобы директор был полон ненависти.

— Когда он отобрал Кубок у Слизерина и отдал Гриффиндору? — Снейп наклонил голову. — Когда он постоянно делал исключения для вас, Поттер, и не только чтобы дать вам возможность сразиться с Темным Лордом — например, разрешение иметь собственную метлу на первом курсе? Когда он позволил четырем гриффиндорцам, к которым питал расположение, остаться в школе, вместо того, чтобы оформить заявление о покушении на убийство, совершенное ими? Его ненависть может не быть направлена ни на одну из социальных групп, до которых людям есть дело, но она существует, Поттер. Если знать, куда смотреть, — он приблизился и понизил голос. — Ах да, она рассказал мне о решении Сортировочной Шляпы отправить вас в Слизерин. Я, пожалуй, очень хотел бы увидеть вас на своем факультете. Изумительная задача встала бы тогда перед Дамблдором — ненавидеть кого-то, кому он должен был бы давать больше возможностей и привилегий, чем остальным.

Гарри покачал головой.

— Он предпочитает гриффиндорцев, но не ненавидит Слизерин…

— Тогда почему не уменьшить предубеждение против нас? — Снейп изогнул бровь. — Он мог бы, с его влиянием на умы. Конечно, пара фраз с его стороны не обелили бы репутацию факультета, но они могли бы изменить направление ветра. Вместо этого он доволен тем, что слизеринцы остаются на дне, презираемые всеми, даже если они побеждают — ведь это тот факультет, который он недолюбливает. То, что его ненависть сосредоточена в маленьком мире Хогвартса, не значит, что её нет.

Гарри опустил голову. Его уверенность пошатнулась. Казалось действительно странным, если посмотреть на дело с такой точки зрения, что ему разрешили иметь Нимбус и что Дамблдор отдал Кубок гриффиндорцам вместо того, чтобы наградить Гарри, Рона, Гермиону и Невилла каким-либо другим образом, который бы не настроил Слизерин против них. Потому что именно это было следствием красивых жестов Дамблдора — межфакультетская вражда разгоралась сильнее. Он был достаточно мудр, чтобы найти другой способ похвалить их.

И достаточно мудр, чтобы знать, к чему приведет его поступок.

— Если бы сейчас на вас надели Сортировочную Шляпу, — сказал Снейп, — она, несомненно, отправила бы вас на мой факультет. Подумайте об этом как следует, мистер Поттер, прежде чем называть Слизерин рассадником зла. И подумайте, превратились ли бы вы в темного, если бы она не вняла вашим мольбам? В одиннадцать? Серьезно? — он замолчал, а затем добавил: — В чём сущность зла? Носить знаки отличия? Или иметь репутацию, которую другие считают темной? Или отказываться принимать решения, которые только ты можешь принять?

Гарри затолкал поглубже мысли, которые пытались вырваться на поверхность его разума. Он принял решение и будет придерживаться своих принципов. Остальные вещи, о которых говорил ему Снейп, подождут своей очереди.

— Давайте займемся легилименцией, — коротко сказал он.

Снейп замер на мгновение, пристально глядя на него. Затем он отодвинулся с удовлетворенной улыбкой и сел в кресло.

— Начинайте, — сказал он, не прерывая зрительного контакта с Гарри.

Гарри мрачно двинулся вперед, пытаясь добраться до самых глубинных желаний Снейпа. Конечно, его мысли было легко отвлечь, но он представил то, что видел в снах в разуме Волдеморта, и стал нападать решительнее.

* * *

Северус был доволен. В разуме мальчика, как наяву, так и во сне, теперь достаточно почвы для размышлений, чтобы отвлечь его от тех мыслей, которые он поселил в себе сам — мыслей, которые могли бы вновь привязать его к “светлой” стороне. А ведь он лишь слегка изменил направление его рассуждений. Он заставил Поттер думать о вещах, о которых тот не хотел задумываться, и к которым, как следствие, он будет возвращаться снова и снова.

И он незаметно отвлек Поттера от мыслей о самоубийстве, показав ему, как много еще нерешенных проблем в жизни.

Поттер думает о себе, как о герое. Дайте ему дело, за которое следует бороться — например, защита бедных непонятых слизеринцев, — сделайте это дело достаточно важным, и ему придется остаться в живых и после победы над Темным Лордом, чтобы сражаться дальше.

Новая идея развлекла Северуса — не просто подчиненный ему или ставший Темным Поттер, но Поттер, убежденный в том, что Дамблдор ошибался, а слизеринцы гораздо лучше, чем о них думают. Это могло бы прославить его факультет.

Никто не мешает заглядывать в будущее. Пусть Поттер видит свою смерть в конце каждого из вариантов развития событий — у Снейпа довольно амбиций, чтобы хватило на них обоих.