Король звезды (джен)

Не оправдываться, не оправдывать...

Не искать для вас объяснения, не пытаться понять...

Видеть вас такими, какими вы показываете себя... Осушить глубину моря до тонкой полоски зеркала...

Пришедшие с добром получат добро, пришедшие со злом получат зло...

И не вина зеркала, что вторых больше, чем первых...

Замок погрузился в траур. На Валери было страшно смотреть. Но Карл не смотрел. А она, приняв его молчание за прощение, отчаянно пыталась избавиться от чувства вины. Но от мёртвого юноши, с одинаково безразличным удивлением разглядывающего небо, поседевшего отца, плачущих друзей, избавиться было труднее. Во время прощального пира, пока профессор Дамблдор хвалил Седрика и Гарри Поттера, рассказывал об общих целях и взаимопонимании, Валери, ухватившись за Карла, шёпотом повторяла: «Он был слишком слабым!.. Ведь, правда, он был слишком слабым?..»

Карл хотел сказать, что Седрик слабым не был. На его месте мог оказаться любой. И любой бы умер. Потому что нет средства спастись от летящего в тебя смертельного заклинания; пули, выпущенной в сердце; осколка снаряда, разорвавшегося в нескольких шагах; бомбы, сброшенной на твой город... Ни твоя сила, ни чья-либо ещё не защитит. Ну, разве что любящая мать-колдунья пожертвует ради тебя своей жизнью. Но Валери, конечно, на это рассчитывать не стоит. Вряд ли женщина, бросившая дочь тринадцать лет назад, вдруг решит умереть за неё.

Карл хотел всё это сказать, но промолчал. А Валери, сжимая его руку, продолжала шептать: «Он просто был слабым...» Но он уже не слушал её: слишком сильной стала боль в левом запястье...

В тот вечер Карл пообещал себе, что это был последний раз, когда он не сказал человеку правду.

Правда — то, что отражается в зеркале. Уголки губ поползли вверх — будем считать это улыбкой. Плечи поникли — примем это за смирение. Губы замерли — значит, вам нечего сказать... Никто ведь не станет разбивать зеркало в попытке узнать, что скрывается в душе отражения. У отражений нет души...

Детям из приюта он сказал правду: в изложении для магглов — но правду.

В последнем испытании нужно было подняться на гору. Вокруг замка много гор. Для них выбрали самую высокую и велели подняться туда. Горные дороги опасны, но Карл прошёл свой путь легко. У него был хороший проводник.

До вершины добрались ещё двое. Они установили флаг школы и стояли, улыбаясь. А потом камни под ногами Седрика Диггори осыпались.

Тэд машинально посмотрел на свои колени, но Карл покачал головой. В той горе было слишком много этажей. Седрик умер. Без предупреждения, без объяснений, без особенных причин... И каждый, ступивший на эти камни, умер бы. Камням ведь всё равно, под кем осыпаться...

— Они должны были проверить место перед проведением конкурса, — глухо проговорил Бен.

Может, и должны были. Но ни в речи профессора Дамблдора, ни в выступлениях других организаторов турнира ни разу не прозвучало слово «простите». Конечно, смерть — это повод объединиться в борьбе против общего врага, а не просить прощения.

— Как хорошо, что ты жив! — воскликнула маленькая Джесси. Она ещё не знала, что такое смерть, и думала, грусть на лице Карла пройдёт, как плохая погода. А потом снова будут сказки.

Но шли дни, а сказки не возвращались. И тогда дети стали уходить, сначала один, потом второй, третий... Остались только Софи и Тэд. Иногда заходил Бен, проводивший последнее лето в приюте. Он не спрашивал, не говорил сам, просто стоял на пороге, скрестив руки.

Шторы в комнате были занавешены. Солнце жгло, словно обезумевшее, и даже вечером жара не спадала. Софи всё время проводила здесь, у старого расстроенного фортепиано. Тонкие пальцы касались клавиш, рождая странную, печальную мелодию, которую невозможно было найти ни в одной нотной тетради.

Карл сидел на полу, слушая эту слепую музыку. Сквозь плотные шторы не проникали солнечные лучи, и его тень на ковре почти нельзя было разглядеть.

Темно... Душа — тёмная комната без окон, в которой тебя заперли... А может, ты сам запер себя, а ключ потерял или выбросил... К чему хранить такие мелочи? Ты ведь не старушка, у которой каждая монетка завёрнута в сотню носовых платков. Это ей скоро придётся открыть дверь — и выпустить душу. А у тебя впереди долгая жизнь...

И от чужих душ ключи не нужны. Ведь какая мука — дрожащей рукой вставлять ключ в замочную скважину, а потом пытаться повернуть, обдирая руки в кровь!.. Пусть живут запертыми в своих тёмных комнатах...

Темнота удобна... Белый лист выглядит пустым, на нём нужно что-то рисовать... А чёрный лист — это уже картина...

Время от времени Карл покидал приют. Он называл это практикой. Для поездок на «практику» пришлось освоить искусство трансгрессии: добираться до Уилтшира на общественном транспорте было слишком долго, а Тёмный Лорд не любил ждать.

В поместье Малфоев собиралась довольно занятная компания. Казалось, воздух скоро начнёт искриться от такого количества чистокровных волшебников. Они с упоением обсуждали свои грядущие победы, и, хотя битва существовала пока только на словах, уже слышались отзвуки взрывов и чувствовался приторно солёный запах крови. Но это была грязная кровь, а потому волноваться, конечно, не стоило...

Сидящие за длинным столом, эти красивые, умные взрослые казались детьми, недоигравшими в солдатиков. Движением руки они выстраивали перед собой оловянные армии и отправляли их в призрачный бой, нимало не заботясь о том, сколько фигурок противника упадёт, прежде чем они достигнут заветной цели, наивно веря, что их павший солдатик всегда будет просто кусочком олова. А может, человеческие тела значили для них столько же, сколько оловянные... И не важно, чьё сердце билось в этом теле, — твоего брата, мужа, сына...

Джейден Ван Стратен поднимался по мраморным лестницам летящей походкой и небрежным движением бросал на спинку стула пиджак. Короткие рукава рубашки открывали бумажно-белые запястья, на одном из которых горела метка. Угольно-чёрная, она была и его гордостью, и обвинением, которое он каждый раз бросал сидящим за столом людям.

Но Драко Малфой замечал только лёгкость походки, высоко поднятую голову, строгую красоту угольного рисунка, и потому завидовал Джейдену.

А Карл теперь даже в жаркую погоду надевал футболку с длинными рукавами. Однажды, когда они с Тэдом помогали разбирать книги в библиотеке приюта, рукав задрался — и Тэд увидел метку.

— Что это? — удивился он.

— ...Татуировка, — ответил Карл. — В школе один человек предложил сделать, и я согласился...

— Здорово!.. — в голосе Тэда послышалась зависть. — Только картинка немного страшноватая...

— Тот человек умеет рисовать только это...

Карлу Драко не завидовал. Заветную змею на его запястье он считал случайностью, результатом нелепого стечения обстоятельств. В присутствии Тёмного Лорда он не решался высказать свои мысли, но, оставшись с Карлом наедине, непременно старался задеть его.

Профессор Снейп был согласен с Драко. Карл слышал, как он пытался убедить своего господина, что неосмотрительно посвящать в их дела «глупого мальчишку».

— Ты недооцениваешь его, — ответил Тёмный Лорд. — Кроме того, если Дамблдор нашёл себе Поттера, справедливо и мне иметь кого-то на своей стороне...

Справедливость... Чем выше слово, тем больше у него толкований. И каждый может выбрать своё. А потом убить тех, кто выбрал другое... И это даже не будет преступлением. Ведь он просто стремится объяснить правильное значение, спасти от тьмы непонимания, научить истине... В конце концов все желают друг другу добра. Просто добро — очень высокое слово...

Сегодня Карл не встретил в коридорах Драко, только его мать послушно изобразила на лице приветливость. Вернее, это казалось ей приветливостью. Леди Малфой выдавали глаза. В их глубине скрывалось почти мученическое терпение: такое выражение бывает у королевских особ, вынужденных посещать лепрозорий.

Карл поздоровался быстро и равнодушно. К ней у него не было никакого дела. Постучавшись в библиотеку, он дождался повелительного «войдите» и толкнул дверь.

Тёмный Лорд отвернулся от Северуса Снейпа и протянул Карлу руку.

Такие рукопожатия всегда заканчивались головной болью, тошнотой, а в те дни, когда Тому Реддлу было особенно тяжело, Карл выбирался из кабинета, держась за стену. Воскрешение прошло не совсем так, как хотел волшебник, и тело, созданное из чужой кости, плоти и крови, причиняло новому хозяину боль.

Тёмный Лорд сжал руку юноши, и на бледных губах заиграла улыбка. Они удивительно подходили друг другу: Карл умел отдавать, а Том Реддл — брать.

— Здравствуйте, профессор, — сказал Карл, отрешённо чувствуя, как часть его жизненной силы уходит к сидящему в кресле человеку.

Северус Снейп спокойно кивнул. Он определённо умел притворяться лучше Нарциссы Малфой. Ему было неприятно присутствие Карла, но глубина тёмных глаз ничего выражала. А может быть, он тоже давно иссушил свою глубину...

На этот раз Тёмный Лорд отпустил Карла довольно быстро. Видимо, его планы, в которых неизменно присутствовал Гарри Поттер, реализовывались успешно. Воспользовавшись случаем, Карл решил узнать у волшебника то, что его давно волновало.

— Я хотел попросить вас... — начал он.

— Тебе нужны деньги? — перебил Том Реддл, и в его голосе послышалась неуместная для этого вопроса радость.

— Нет, — покачал головой Карл. Ему казалось, что тогда, на кладбище, они всё выяснили и насчёт денег, и насчёт власти, но Тёмный Лорд снова и снова предлагал награду за службу.

— Я хочу найти одного человека...

— Волшебника?

— Маггла.

— Ты слишком много времени проводишь с магглами, — нахмурившись, сказал Тёмный Лорд тоном строго учителя.

Говорят, он хотел преподавать Защиту от Тёмных искусств в Хогвартсе, но ему отказали. Конечно, будущий тёмный волшебник не должен воспитывать детей. А вот профессора, воспитавшие этого тёмного волшебника, до сих пор работают там...

— Не беспокойтесь, я не собираюсь проводить с ним время... — ответил Карл. — Мне просто нужно вернуть долг, — добавил юноша, и на его губах появилась нехорошая улыбка.

— Тогда — другое дело, — с такой же улыбкой проговорил Том Реддл.

Наши долги записываются в тяжёлые книги... Цифры с бесконечным количеством нулей... Хитроумные бухгалтеры придумывают сложные формулы, пытаясь свести их к одному единственному нулю. Юристы создают новые законы, по которым сделку можно будет считать недействительной. Священники обещают полностью аннулировать долг за пару молитв и небольшую сумму денег... Выгодно...

Ещё говорят, долги можно простить. Но это если должны тебе. А если должен ты?..

Я плачу тебе, потому что не могу простить себя...

Благодаря советам Тёмного Лорда отыскать нужный дом не составило большого труда. Высокое здание из стекла и бетона, рядом с десятками таких же высоких зданий.

Квартира была обставлена так, чтобы доставить своим владельцам наибольший комфорт: дорогая мебель, мягкий ковёр, карликовые пальмы в больших горшках... Стоя на балконе, который вполне мог бы сойти за отдельную комнату, Карл смотрел на мошкару, мечущуюся в поисках фонаря, чтобы скорее загореться... Из ванной доносился шум падающей воды и немного фальшивое пение. Потом шум воды стих, а пение стало громче.

Шторы были слишком плотными, мягкий ковёр скрывал звук шагов, поэтому понять, что в доме легли спать, можно было, только когда погас свет. Подождав ещё полчаса, Карл открыл балконную дверь и бесшумно вошёл внутрь.

Найдя в лабиринте комнат спальню, он осторожно, стараясь не разбудить спящую на шёлковых подушках женщину, опустился на край постели у изголовья. Её дыхание было ровным, только на висках начали появляться капельки пота. Кондиционер не справлялся с жарой.

Карл бережно коснулся её лба. Он плёл иллюзию очень внимательно, стараясь не пропустить ни одной детали. Когда заклинание было закончено, он также бесшумно вернулся на балкон.

Мошкара металась в душном воздухе, внизу слышались хриплые голоса пьяниц... Вдруг раздался душераздирающий крик.

Карл улыбнулся. Теперь эта женщина должна была каждую ночь видеть, как машина ломает её тело...

С переломом сердца жить нельзя. Но мы стали почти всемогущими, мы можем и это. Теперь такие болезни — не самое страшное. Пусть сердце несколько лет проведёт в гипсе, а потом превратится в уродливую связку сдувшихся красных шариков, — не страшно. Потому что не видно. Проблемы кожи, например, — намного серьёзнее. Дорогие разноцветные линзы способны разглядеть даже мелкие морщинки...

Посмотри, вот идут они, подставив солнцу свои раскрашенные лица, а позади влачатся рваные тени — всё, что осталось от их сломанных крыльев...

Он до утра бродил по городу, потом вернулся в приют, но с трудом выдержал пару часов — и ушёл, сказав, что должен задержаться на практике.

Воспалёнными глазами он наблюдал за движением солнца, лучи которого снова выжигали город и заставляли Софи прятаться в пустой комнате с расстроенным фортепиано. Карл просил, чтобы солнце поскорее зашло, и одновременно хотел, чтобы оно никогда не садилось.

Начинало темнеть, улицы пустели. Карл устало шёл по парку, рассеянным взглядом рассматривая старые скамейки, которые уже начали занимать люди в грязной, плохо пахнущей одежде.

«Глупости!.. Я же не бездомный...» — подумал Карл.

Он быстрым шагом направился к тенистой аллее, где никто не смог бы его увидеть, — и через несколько минут уже поднимался по мраморным ступеням особняка лорда Малфоя.

Нарцисса Малфой, повинуясь взгляду Тёмного Лорда, предложила ему чай. Карл согласился скорее для того, чтобы позлить Драко. Чай был немного терпким на вкус, наверное, туда добавили гранат...

Профессор Снейп хотел уйти, сославшись на дела, но Тёмный Лорд с детской беспечностью, казавшейся такой нелепой на его почти нечеловеческом лице, махнул рукой:

— Куда тебе торопиться? Сейчас же лето!..

В следующее мгновение в красных глазах уже не было ничего детского — он с жестокой радостью наслаждался своей властью заставить других делать то, чего они не хотят.

Случись этот разговор среди учебного года, профессор, наверное, не подчинился бы, отрывистым голосом объяснив, что его ждут новые зелья, непроверенные контрольные, и ещё нужно проследить, как отрабатывают наказание несколько студентов Гриффиндора. Но сегодня его действительно ничего не ждало. Лето было убийственно верным аргументом.

Пожав плечами, словно показывая, что, если Том Реддл желает тратить время на пустые разговоры, пусть так и будет, он вернулся в кресло и со скучающим видом раскрыл книгу, лежащую на низком столике.

— Ты нашёл того маггла? — спросил Тёмный Лорд, хотя по лицу Карла уже знал ответ.

— ...Да, — ответил юноша, посмотрев на часы.

— Я уже говорил, мне не нравится, что ты всё время сбегаешь в свой приют, — заметив его взгляд, сказал Тёмный Лорд.

— ...Наверное, вы правы, — медленно произнёс Карл. — Сегодня мне не хочется возвращаться туда...

— Можешь остаться здесь, — предложил Тёмный Лорд, с королевской щедростью распоряжаясь чужим домом.

А было бы забавно... Нарцисса Малфой станет каждое утро приносить ему гранатовый чай, Драко покажет альбомы с семейными фотографиями, а мистер Малфой научит новым заклинаниям, которые собирается использовать в войне с грязнокровками...

Но у него есть цель поинтереснее...

— Если можно, — вежливо начал он, но губы уже растянулись в улыбке, — я бы хотел пожить у профессора Снейпа.

Северус Снейп не произнёс ни слова, только взгляд, рассеянно скользящий по странице, замер.

— Замечательная идея!.. — поддержал юношу Тёмный Лорд и с жестокой улыбкой посмотрел на своего слугу. — Северус, ты ведь не откажешь нам в такой любезности?

— Конечно, — ответил Северус Снейп, захлопывая книгу.

— В таком случае я тебя отпускаю, — милостиво проговорил Тёмный Лорд, торопясь, пока горькая мстительность в глазах Карла не сменилась болезненной жалостью. — А ты ляг пораньше, — повернувшись к юноше, добавил он. — Ты сегодня слишком бледный.

Его слова можно было бы назвать заботой, если бы для этого не существовало более подходящего выражения — разумное использование ресурсов.

— Хорошо, — кивнул Карл и выжидательно посмотрел на профессора Снейпа.

Тот молча поклонился Тёмному Лорду, Нарциссе и вышел из кабинета. Карл тоже поклонился и пошёл за ним. На столе остался недопитый чай.

День за днём нас мучит жажда. Облизываешь губы — и чувствуешь вкус песка... Когда-то мы мечтали сделать из этого песка драгоценные камни, но не получилось даже обыкновенных стекляшек. Теперь песком заполнены лёгкие, песок бьётся в сердечных часах, сочится из воспалённых глаз...

От этой жажды не спасут ни чай, ни кофе. Даже вино уже почти не помогает. Потому нам остаётся с жестокой жадностью пить друг друга...

Отражения душных чёрных сумерек медленно плыли в грязной воде реки. Берега были завалены консервными банками, пустыми бутылками дешёвого портвейна и сигаретными окурками. Темнеющая вдалеке фабрика выглядела заброшенной, но высокая труба всё ещё выдыхала густые облака едкого дыма. Даже воздух здесь казался тяжёлым.

По обеим сторонам узких улочек, вымощенных булыжником, жались друг к другу полуразвалившиеся кирпичные дома. Почти все фонари были разбиты, а несколько уцелевших издавали глухой, дребезжащий звук. Свет в них то загорался, то снова гас.

Этот дом стоял последним. В узкой гостиной было темно, словно старая лампа излучала тени. Высокие полки вдоль стен заполняли книги. Старинные, в потёртых кожаных переплётах, они наполняли тесную комнату ощущением какого-то несбывшегося величия.

Профессор произнёс заклинание, и свечи в люстре вспыхнули тонкими, нервными огнями.

— Ваша комната — там, — бросил он, кивком указав на дверь, почти сливавшуюся с грязновато-коричневыми стенами.

Но Карл продолжал стоять.

— Я позволил вам прийти сюда, но, надеюсь, вы не думаете, что я собираюсь развлекать вас? — уже не пытаясь скрыть раздражение, проговорил профессор. — Убирайтесь в свою комнату!

Юноша медленно снял рюкзак, наполненный книгами, которые советовал прочитать Том Реддл, но легче не стало. Казалось, весь этот дом лёг ему на плечи.

А стрелки в старых часах с маятником между тем быстро подбирались к полуночи. Скоро она ляжет спать...

— Убирайтесь! — крикнул Северус Снейп.

Карл резко повернулся, в глазах, сжигая боль и сострадание, загорелся холодный, жестокий огонь. Несколько секунд он так смотрел на профессора, потом с трудом, словно заставляя себя, кивнул.

Толкнув дверь, он вошёл в комнату, служившую то ли кладовой, то ли чуланом. Почти всё пространство занимала старая металлическая кровать из тех, на которых умирают больные в холодных палатах. На полу высились неровные стопки книг, которым не нашлось места на полках, рядом лежали папки с бумагами и старые свитки.

Бросив рюкзак в изножье кровати, он забрался на пыльный матрас — пружины заскрипели.

Кое-как устроившись на постели, Карл обнял руками колени и стал слушать звук шагов в гостиной. Часы с маятником пробили двенадцать раз, но шаги ещё долгое время не стихали, а потом весь дом замер, погрузившись в молчание. Только огромная труба за окном с тяжёлым хрипом выдыхала чёрный дым, сквозь который почти не видно было неба... Но её хрипов не хватало, чтобы заглушить мысли...

На другом конце города молодая женщина выключила кран в ванной и, войдя в спальню, с некоторой опаской посмотрела на кровать. Конечно, произошедшее вчера было просто дурным сном. Наверное, видела в фильме или в новостях, даже не обратила внимания, но подсознание порой всё так нелепо смешивает... Она укрылась тонким одеялом и погасила ночник. Улыбнулась потолку, показывая, что ей совсем не страшно. Потом пришли мысли о завтрашнем дне. Одна встреча, другая... Вечером разноцветные коктейли на приёме у Джефферсонов... Она не заметила, на какой мысли заснула.

А через несколько минут ночную тишину разрезал крик...

Кай — мальчик из приюта — рассказывал: если хочешь умереть, нужно резать вдоль... А если хочешь, чтобы они увидели, тогда поперёк... У Кая было столько шрамов!.. Непонятно, чего Кай хотел больше, умереть или остаться...

У него на запястьях были две алые линии поперёк... Но теперь уже не видно...

Карл встал, когда гостиная снова наполнилась звуком шагов. Наверное, уже взошло солнце, но в небе над этой частью города клубился тяжёлый липкий туман.

Увидев юношу, профессор поморщился. Карл тоже ничего не сказал. Пожелания доброго утра, как и другие составляющие человеческих отношений, казались здесь неуместными. Плеснув себе в лицо воды, которая отдавала всё тем же запахом дыма, он пошёл в маленькую кухню.

На столе в закопчённом кофейнике остывал кофе. Карл посмотрел на профессора, пытаясь взглядом спросить, какую посуду ему можно взять, но Северус Снейп упорно делал вид, что находится в доме один.

— Мне нужна чашка, — сказал Карл, поняв, что общаться без слов им удаётся плохо.

— Неужели? — не глядя на него, спросил Северус Снейп.

Юноша хотел ответить, но сдержался. Повернувшись к полке, он уже собирался взять первый попавшийся стакан, но тут профессор резко поставил на стол кружку. Если бы она была фарфоровой, наверняка бы раскололась, ну, а алюминиевой что сделается?..

— Спасибо, — проговорил Карл, наливая себе кофе. Он было холодным и горьким.

— Мне надо уйти, — сказал профессор. — И если, пока меня не будет, вы посмеете что-нибудь здесь тронуть, я притворюсь, что не слышал слов Тёмного Лорда, и вышвырну вас. Вы поняли?

Карл медленно пил свой горький кофе. Потом поставил кружку на стол и сказал послушно:

— Конечно, профессор. Не волнуйтесь, я никуда не уйду. Тёмный Лорд дал мне книги, поэтому я весь день буду читать. Там описана древняя магия, наверное, я не смогу всего понять. И если у меня будут вопросы, вы вечером объясните мне?

Профессор не ответил. Но Карл не нуждался в ответе. Он знал, теперь Северус Снейп будет возвращаться в свой дом, чувствуя отвращение такое же сильное, как одиночество, которое испытывает человек, ждущий его в этом доме.