Проходная пешка (джен)

ГЛАВА 42

Искусство шахмат — понять, когда фигура представляет ценность, и в этот момент быть готовым ею пожертвовать. Так как пустота, ощущение, что ты потерял самое ценное, дает массу возможностей. Влияние усиливается, а желания становятся судьбоносными.

Мираж в очередной раз коснулась пышного букета, поправляя выбившиеся из него цветы. Несколько нежных лепестков опали от этого легкого движения. Девушка тут же спешно их подобрала, затем подумала и снова раскидала по гладкой поверхности стола, заботливо огибая кувшин, наполненный водой. Отошла в сторону, любуясь своей работой, переместила один из лепестков на полдюйма вправо — так смотрелось изящнее...

— Он не придет.

Была в словах сэра Геллерта потаенная грусть. Давным-давно он уже видел Мираж такой: заботливой и полной надежд. Но теперь эти надежды выглядели пустыми и не могли принести его дочери ничего, кроме боли и страданий.

— Сегодня — нет, — подтвердила Мираж, не отвлекаясь от своего занятия. Оттерев еле заметное пятнышко на столе, девушка принялась взбивать подушки на любимом диване Раймонда. — Но молодой господин может заглянуть сюда завтра, а еще он любит ночевать в замке.

— Мира...

Надломленный голос Генриха заставил девушку вскинуть голову. Мираж ничего не сказала, просто молча смотрела на портрет, на его сведенные брови и опущенные уголки губ.

— Я знаю, что ты скажешь, — наконец произнесла девушка, нервно дернув плечом. — Это ничего не изменит.

— Но это правда! — не в силах сдержаться, жарко воскликнул сэр Геллерт. — Вам обоим будет только хуже!

— Хуже? — с вызовом повторила Мираж, вздернув подбородок. — Хуже, чем что? Чем бездумное существование в этом замке?

Генрих Геллерт собирался было что-то ответить, но так и не смог произнести ни слова. Только его лицо приобрело жалостливый вид, а на глаза, казалось, вот-вот навернутся слезы.

— Почему ты не дал мне уйти, отец?

Обычно Мираж называла его по имени. И то, что теперь она изменила своей привычке, назвав отцом, заставило губы сэра Геллерта задрожать.

— Прости... Я... не смог тебя отпустить...

— Я знаю, — тихо сказала девушка и, протянув ладонь, коснулась щеки старика, будто хотела утешить живого человека, а не его образ на холсте. — Знаю и поэтому не виню тебя. Но и ты должен понять мои чувства.

Рука Мираж опустилась, мягко скользнув по деревянной раме картины. Девушка слегка отстранилась, продолжая:

— Я плакала, когда ты решил выдать меня за Велиуса, потому что была слишком горда. А потом плакала, когда он бежал с Анной, потому что эта гордость была задета. Но когда тот человек, Густав Гриндевальд, пришел ко мне, я не плакала. И впервые поступила по-своему.

— Ты убила себя... — одними губами прошептал сэр Геллерт, как будто сам боялся своих слов.

— Я не позволила ему убить мою гордость, — ответила на это Мираж, отходя от портрета. — Вот только теперь я больше не умею плакать.

* * *

Комната, куда они зашли, была похожа на временный склад: две пустующие кровати и большой платяной шкаф почти полностью спрятались за грудой коробок без всяких надписей и этикеток. В нос тут же ударил застоявшийся запах пороха, но Раймонд старался не задумываться, откуда он здесь появился. После сытного обеда миссис Уизли вообще не хотелось напрягать мозги. Хм... Интересно, это сказывается и на вечно жующем Роне?

— Фу, она даже не постеснялась гостей! — сказала Гермиона, видимо комментируя действия Флер за столом. — Так вести себя при посторонних!

— Да что она такого сделала? — встал на защиту француженки Рон. — Билл ее жених, и она имеет полное право его целовать!

— Ох, я не сомневаюсь, Рон, что ты не был бы против оказаться на его месте! — отрезала Гермиона, отчего уши рыжего запунцовели. — Лучше бы Билл выбрал кого-нибудь вроде Тонкс и женился на ней!

«Поттер» от такого заявления поперхнулся, в недоумении уставившись на Гермиону.

— А что? — вызывающе спросила та, не поведя и бровью. — Тонкс красивая и умная. И с ней намного приятнее провести время, чем с Флер!

— Мерлин, Гермиона! — закатил глаза Рон. — Ни один нормальный парень даже не посмотрит на Тонкс, когда рядом Флер. Ну, то есть Тонкс, конечно, тоже ничего, когда не уродует себе нос и волосы, но... Я ведь прав, Гарри?

«Гарри», покрасневший до самой маковки, в ответ промычал что-то невнятное. Впрочем, сам Рон воспринял это как согласие.

— Гарри, а зачем ты позвал его? — сменил тему разговора Уизли, уставившись на Певерелла. — Что-то узнал о нем в Дурмстранге?

— Рон, иногда ты невозможен! — выразила общее мнение Гермиона, покачав головой. Раймонд на ее месте убрал бы слово «иногда».

— Я всего лишь хотел сказать о том, что дом на площади Гриммо мне не нужен, — решил сгладить острые углы «Гарри» и обратился уже к Певереллу: — Я буду рад, если ты примешь это наследство.

— Угу, — промычал Раймонд, сел на кровать и с наслаждением откинулся назад, принимая полулежачее положение. Вышло не слишком вежливо, но очень приятно.

Брови Гермионы взлетели вверх, но было непонятно, чему удивлена девушка: беспардонному поведению сокурсника или его равнодушному ответу. Лицо же Рона предсказуемо побагровело.

— Гарри, ты что! — воскликнул рыжий парень, по-прежнему игнорируя присутствие Певерелла, как будто в комнате их было трое, а не четверо. — Хочешь отдать ему дом Сириуса?

— Сириус не любил этот дом, — нахмурившись, сказал «Гарри», поправляя очки. — К тому же, там все напоминает мне о нем, а это тяжело... Но мне бы не хотелось, чтобы дом опустел, это будет неправильно.

Рон не нашелся, что на это ответить, и просто зло посмотрел на Певерелла. Видимо, внутри него сейчас нежелание разговаривать с этим человеком боролось с порывом высказать все, что он думает.

— Эй, ты ведь понимаешь, что Гарри дарит тебе целый дом? — все-таки не выдержал парень. — Мог бы хоть спасибо сказать!

Раймонд на это лишь пожал плечами, вызвав новую волну гнева. Казалось, даже волосы Рона приобрели красноватый оттенок, а из ушей вот-вот повалит пар. Раймонд невольно отодвинулся, как будто разъяренный Уизли сейчас начнет плеваться кипятком.

— Да тут не за что благодарить, — прервал рыжего смущенный «Поттер». — К тому же, я уже давно дал свое согласие, просто сейчас смог лично его озвучить.

Подтверждения Раймонда никто не требовал, поэтому он никак не отреагировал на последние слова, окончательно расслабившись и лениво прикрыв глаза. Начало клонить в сон, и юноша не слишком этому противился.

— Честно говоря, — продолжил «Поттер», которого Певерелл слушал в пол-уха, — я тоже хотел с тобой встретиться и попросить кое о чем. Всех вас попросить.

Раймонд огромным усилием воли заставил себя разлепить глаза и приподняться на локтях. Рон и Гермиона тоже заинтересованно уставились на своего друга.

— В общем... — замялся парень, не зная, с чего начать. — Вы же помните о пророчестве?

Гриффиндорцы синхронно кивнули, в то время как Раймонд лишь недоуменно вздернул брови.

— В прошлом году мы узнали о том, что существует пророчество о Гарри и... Сам-Знаешь-О-Ком, — пояснила Гермиона, наступив на ногу Рону, который собирался было ее остановить. — Но оно разбилось до того, как мы узнали полный текст предсказания.

— Я его знаю, — сказал «Гарри», явно поразив своих друзей этим признанием. — Дамблдор рассказал мне.

Ах, Дамблдор... И почему Раймонд не удивлен? Не это ли имел в виду директор, говоря о возможности обрести нечто большее?

— Ты серьезно, Гарри? — воскликнул Рон, выпучив глаза от охватившего его возбуждения. — Почему ты раньше не рассказал?

— Я... — протянул «Гарри», отводя глаза. — Мне надо было подумать... К тому же, это пророчество, возможно, и не обо мне вовсе.

Подростки замолчали, ожидая, что вот сейчас перед ними откроется великая тайна. «Поттер» на мгновение прикрыл глаза, а потом произнес слова, которые, наверняка, не раз прокручивал у себя в голове:

— Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда, рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца... Но никто не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...

Комната на минуту погрузилась в тишину. Рон весьма показательно побледнел, пораженный услышанным, отчего его веснушки проступили на лице ярче обычного. Гермиона, охнув, прикрыла ладонью рот. Раймонд последовал ее примеру, украдкой зевнув в кулак — дремотное настроение ни в какую не хотело его отпускать.

Неизвестно, сколько бы еще они так просидели, если бы откуда-то сверху не послышались дикие завывания, заставившие всех вздрогнуть от неожиданности.

— Ч-что это? — спросил Раймонд, подняв глаза к потолку, откуда доносился звук. С него даже сон слетел от такого душераздирающего воя.

— А... Не обращайте внимания! — махнул рукой Рон, не столько отвечая Певереллу, сколько успокаивая остальных. — Это наш упырь на чердаке. Осенью он всегда немного буйный. Наверное, потому что в доме становится слишком тихо — ведь почти все уезжают в Хогвартс.

— Вы держите упыря на чердаке? — уточнил Раймонд с нечитаемым выражением.

Рон на это скривился, но ответить ему не дала Гермиона, напомнившая о более важных вещах.

— Гарри... — тихонько произнесла девушка, и Уизли с Певереллом замолчали, правда продолжая сверлить друг друга взглядом. — Ох, Гарри, этого следовало ожидать... Но почему ты сказал, что это пророчество не о тебе?

— Есть еще один человек, который подходит под него, — признался парень, повернувшись к девушке. — И Дамблдор считает, что, скорее всего, речь идет именно о нем.

— Лонгботтом, — догадался Раймонд, резко поднявшись с кровати.

Сонливость развеяло окончательно — наконец в его голове сошлись все кусочки мозаики, объяснявшей поведение Дамблдора.

— Так и есть, — кивнул «Гарри», слегка удивленный осведомленностью Певерелла. — Я знаю, что для Невилла будет тяжело принять это, и поэтому прошу вас поддержать его.

— О чем речь, Гарри? — сказал Рон, взъерошив волосы на макушке. — Конечно, мы не оставим Невилла! Но все это так странно... Подумать только: Невилл — Избранный!

Перед тем как в дверь вежливо постучали, Раймонд успел подумать только об одном: интересно, а Лонгботтом об этом знает?

* * *

То, что камин в кабинет директора будет открыт только в полдень воскресенья, стало для Раймонда неприятным сюрпризом. Очень хотелось плюнуть на гостеприимство семейства Уизли и отправиться прямиком на Азкабан, но все же юноша заставил себя сдержаться. Тем более что соседство было вполне приемлемым — ему на пару с Крамом выделили ту самую захламленную комнату, оказавшуюся бывшей спальней старших братьев Рона. Вдобавок, Певерелл пребывал в весьма приподнятом настроении после устроенного ими импровизированного квиддичного матча: ветер до сих пор шумел в ушах, будоража кровь и не давая уснуть. Впервые Раймонд испытал радость полета! И это чувство абсолютной свободы, когда, кажется, одной силы мысли достаточно, чтобы взлететь под облака, пьянило со страшной силой. Кружа в воздухе, выделывая совершенно невероятные виражи и финты, юноша чувствовал, будто был рожден птицей! Даже Крам признал его мастерство, намекнув, что сборная Болгарии не отказалась бы от такого игрока.

Раймонд перевернулся на другой бок, глупо улыбаясь. Нет, он не хотел становиться профессиональным игроком в квиддич, но и не собирался отрицать, что ощущение полета приводило его в неописуемый восторг. Надо будет выяснить про модели метел и приобрести себе одну. А может, и несколько... Хотя лучше отвести место во внутреннем дворе своего замка под квиддичное поле. Точно, у него будет свое поле для квиддича!

В коридоре скрипнула половица, заставив Раймонда насторожиться. Звук повторился, и юноша осторожно встал с кровати, прислушиваясь. Крам спал, отвернувшись к стене. Стараясь не потревожить своего соседа, Раймонд подошел к двери — босые ноги обдало неприятным холодком. Но выглянув за дверь, он увидел только подол светлой сорочки, скрывающийся на ведущей вверх лестнице. Значит, сегодня ночью не только его мучает бессонница?

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Раймонд подошел к лестнице. Шаги наверху удалялись, о чем услужливо сообщали несмазанные ступеньки. Это было странно, ведь спальня миссис Уизли — а Раймонд был уверен, что видел именно ее — находилась внизу, так же как и кухня, куда могла направиться хозяйка дома. Изнутри жгло непривычное любопытство, Раймонда так и тянуло подняться следом... Он хотел было наложить на себя Дезиллюминационные чары, как нечаянно сделал это в библиотеке, прячась от Гермионы, но не смог вспомнить даже формулу заклинания. Мысленно обозвав себя неудачником, Раймонд все же решился подняться по лестнице. Каждый скрип, раздававшийся под его ногой, казался оглушительным. Но, видимо, миссис Уизли ушла достаточно далеко, чтобы беспокоиться о подобном.

Раймонд замирал после каждого шага, отчего подъем порядком затянулся. Очутившись на третьем этаже, парень растерялся. И что дальше? Кажется, здесь находится спальня Рона и еще несколько комнат неясного назначения. Куда же ему идти?

Сомнения разрешились сами собой. Наверху крышка люка стукнула о пол чердака, выпуская ночную гостью. К счастью, спускаться по приставной лестнице для нее было явно тяжеловато и Раймонд успел скрыться за длинной шторой, украдкой наблюдая за происходящим. В руках миссис Уизли держала пустую металлическую миску, а ее покрасневшие глаза можно было разглядеть даже в такой темноте.

В последний раз подняв взгляд на люк чердака, женщина едва слышно всхлипнула и направилась вниз. Снова заскрежетали ступеньки, но теперь их скрип показался Раймонду еще более жалобным. Дождавшись, когда дом опять погрузится в обычную для ночного времени тишину, юноша вышел из своего нехитрого укрытия. Этот люк... Он ведь ведет на чердак? Там, по словам Рона, обитает упырь, которого Уизли превратили в подобие домашней зверушки... Тогда что это было? Обязательное ночное кормление?

Снедаемый любопытством, Раймонд как можно бесшумнее забрался по лестнице и приоткрыл крышку люка. Некоторое время глаза привыкали к кромешной темноте, но затем поймали неясный силуэт, маячивший впереди. Серая осклизлая спина, не прикрытая никакой тканью, слегка подергивалась... потом замерла, и существо перед ним обернулось, выставляя напоказ вытянутую морду, с которой свешивались остатки какой-то кожуры. Встретившись взглядом с карими глазами, Раймонд остолбенел. Житель чердака, напротив, на четвереньках подполз к незнакомцу, заинтересованно потягивая воздух носом, больше напоминающим гниющий обрубок, и не сводя с него своих пустых, будто бы мертвых глаз. Нижняя губа существа оттопыривалась, как у безобидного полоумного, и по ней стекала слюна, капая на дощатый пол чердака. Словно парализованный, Раймонд смотрел на отходящую лоскутами кожу и царапающие грубые доски когти. Крик ужаса застрял в горле — юноша был не в силах управлять ни своим голосом, ни телом. Перед глазами все поплыло, и картинка реальности будто смазалась, открывая воспоминание из далекого, давно забытого прошлого...

Он стоял в дверном проходе, прибежав сюда, когда услышал громкие голоса, доносившиеся из гостиной. Ни родители, ни суровый мужчина между ними не заметили ребенка, прячущегося за косяком, — они ссорились, не обращая внимания ни на что вокруг. Незнакомый дядя схватил маму за запястье и потянул к камину. Он что-то кричал ей в лицо, а она отбивалась со слезами на глазах, говорила, что любит папу и никуда возвращаться не собирается. Дядя ее ударил и достал волшебную палочку.

Папа набросился на незнакомца, пытаясь вырвать у него палочку. А мама смотрела на них, прижимая ладонь к горящей щеке.

— Нееет! — душераздирающе закричала она, когда папу отбросило синим лучом к противоположной стене. Тот закатил глаза и безвольно обмяк. — Эварте статум!

Мужчина поднялся в воздух и ударился о низкий потолок, на котором осталось неприятное красное пятно. Но на полу он лежал совсем тихо и даже не шевелился...

Раймонда затрясло, и нога невольно соскользнула с перекладины лестницы. Судорожно хватая руками воздух, он чудом поймал опору, хотя все равно чуть ли не кубарем скатился вниз. Дышать было тяжело, будто кто-то перекрыл кислород, а в голову все продолжали лезть непрошенные воспоминания...

— Молли, дорогая, этого нельзя делать!

Родители по-прежнему его не замечали, а дядя так и не поднялся с пола. Мама горько плакала над его неестественно изогнутым телом, просила прощения и даже проклинала саму себя.

— Я должна! — остервенело ответила мама, отбрасывая папину руку. — Я должна хотя бы попробовать!

— Но Министерство...

— Плевала я на Министерство! — отчаянно воскликнула она, глотая слезы. — Я не позволю своему отцу так погибнуть!

Голова сильно кружилась, и Раймонда начало подташнивать. Теперь уже не обращая внимания ни на скрипучие ступеньки, ни на собственное хриплое дыхание, он направился вниз. Плевать, если кто-то столкнется с ним здесь, лишь бы поскорее закончились эти видения...

— Мама, сегодня кто-то опять шумел на чердаке!

Мама повернулась к нему и ласково погладила по таким же рыжим, как у нее, волосам.

— Билл, милый, кушай рагу, пока оно еще не остыло.

— Но мама, я правда слышал!

Мама вытерла мокрые руки о фартук и присела на корточки прямо перед ним.

— Дорогой, ты же слышал об упырях?

Он кивнул. Гален Фосетт, живущий по соседству, рассказывал, как у них дома завелся упырь и они потратили много сил, чтобы выдворить его из подвала.

— Один из них поселился у нас на чердаке, — страшным шепотом раскрыла секрет мама. — И я подумала: может, мы не будем его прогонять? Ему ведь совсем некуда идти, разве тебе его не жалко?

Билл задумался. В принципе, он не имел ничего против. Даже наоборот, можно будет похвастаться перед соседскими мальчишками, что у него есть собственный упырь! Он согласно улыбнулся, и мама снова погладила его по голове.

Встав со ступеньки, Раймонд направился в кухню. Тошнота немного отступила, и он почувствовал ужасную сухость во рту. Хотелось выпить целое ведро воды, а еще лучше — опустить в него голову и согнать наконец эту безумную пелену с глаз. Но стоило юноше подняться, как реальность снова покачнулась...

Он плакал. Даже не так — захлебывался слезами, пока мама пыталась его успокоить, щебеча слова утешения. Но от этого почему-то не становилось легче.

— П-поч... чему, — всхлипывая, выдавил из себя Билл, прижимаясь к маминому цветастому платью, пахнущему жареными кабачками. — Поч-чему Боул все время м-меня д... дразнит! И называет п-предателем к... крови!

— Ну-ну, дорогой! — пробормотала мама, поглаживая по спине. — Обещаю, что когда в следующий раз встречу Боула, я помою ему рот с мылом!

— Н-но... так говорит не только Боул! Почему они так н... нас называют?

— Милый, есть волшебники, которые ненавидят магглов, — грустно сказала мама, вытирая мокрое от слез лицо старшего сына. — Им просто не нравится, что мы не относимся к их числу.

— Дамблдор т-тоже не относится! — жарко воскликнул Билл, немного успокоившись, хотя все еще шмыгая носом. — Его называют маг... магглолюбом, а не п-предателем крови!

Мама нахмурилась и ничего на это не ответила. Но он не собирался сдаваться.

— Они думают, что мы убили дедушку, да?

Глаза мамы стали влажными, и она закусила губу, не зная, что ответить своему сыну.

— Мама, это же он живет на чердаке? Это ведь дедушка?

— Билл, дорогой... — прошептала мама, будто боялась, что их кто-то услышит. — С чего ты это взял? Ты же знаешь, дедушка пропал без вести...

— Но все думают, что мы его убили! — повторил Билл, в этот раз так громко, как только мог. — Почему ты не скажешь, что он жив? Тогда все перестанут нас обзывать!

— Тс-с-с, тс-с-с, — успокаивающе произнесла мама, взяв себя в руки. — Билл, солнышко мое, ты ведь умеешь хранить секреты?

Билл внимательно посмотрел на маму и уверенно кивнул. Он очень хорошо хранил секреты. Когда Фосетт попросил его никому не рассказывать, как он стащил у отца волшебную палочку и нечаянно ее сломал, Билл никому не сказал. Даже когда Мистер Фосетт обвинил в этом самого Билла.

— Это очень большой секрет, дорогой, его никто не должен узнать, — взволнованно продолжила мама, заглядывая ему в глаза. — Дедушке будет лучше, если никто о нем не узнает. Мы ведь сможем позаботиться о нем? Ты сможешь, сынок?

Билл надул губы, понимая, что Боул по-прежнему будет его дразнить. Но все же кивнул, боясь, что мама заплачет, если он этого не сделает.

— Тогда ты не должен никому об этом рассказывать.

— Даже Чарли?

— Даже Чарли, милый, — ответила мама, серьезно посмотрев на ребенка. — Ты сможешь хранить такой секрет? Обещаешь мне?

— Обещаю, — сказал он, еще раз уверенно кивнув. — Даже если ко мне придет толпа авроров, я никому ничего не расскажу, мама.

— Родной, я так тобой горжусь...

Холодная вода обжигала горло, но Раймонд продолжал делать большие глотки, не в силах остановиться. Волнение, вызванное неожиданным всплеском воспоминаний, постепенно отступало, но пока еще теребило душу. Теперь даже кухня, посреди которой замер юноша, казалась ему до боли знакомой, будто он провел здесь всю свою жизнь.

— Я Раймонд Певерелл... — прошептал парень, успокаивая самого себя. — Я Раймонд Певерелл...

Возникла безумная идея найти маму... то есть миссис Уизли... и поговорить с ней. Ведь она опять поднималась на чердак одна, а теперь, наверняка, полночи прорыдает в подушку, как делала это вот уже двадцать лет. Раймонд встряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок.

— Я Раймонд Певерелл, — упрямо повторил он, и в его голосе появилась злость на собственную слабость. — Раймонд Певерелл...

— Раймонд?

Граненый стакан выскользнул из его рук и со звоном разбился о пол. Раймонд повернул испуганное бледное лицо ко входу в кухню.

— Мерлин, ты не порезался? — обеспокоенно спросила Гермиона, подходя к юноше. — Давай помогу.

Гермиона изящно махнула волшебной палочкой — и осколки тут же сложились вместе, образуя целехонький стакан. Отлевитировав его на посудную полку, девушка вновь повернулась к Раймонду.

— Сегодня вообще кто-нибудь спит? — спросил юноша, не слишком ожидая ответа. Его голос звучал очень устало, и все-таки в нем проскользнули нотки облегчения — оставаться одному сейчас было страшно и компания Гермионы была как нельзя кстати.

— День был насыщенный, — отозвалась девушка, — неудивительно, что не только ты не можешь заснуть.

Раймонд на это ничего не ответил. Лишь облокотился о тумбу и старался успокоиться, пока Гермиона, взяв с него пример, наполнила чашку водой и сделала несколько глотков.

— Тебя что-то беспокоит?

Не то чтобы Раймонда это действительно интересовало. Просто чужие заботы лучше всего помогали забыть о собственных переживаниях. Гермиона же была тем человеком, которому трудно держать что-то в себе.

Девушка тяжело вздохнула и молча поставила чашку на стол. Потом все же подняла глаза на Раймонда и решилась заговорить.

— Скажи... Ты ведь много знаешь о заклинаниях, влияющих на память человека?

Раймонд едва заметно напрягся, но все же кивнул.

— Как действуют заклятья, стирающие память? — осторожно спросила Гермиона и спешно добавила: — Я имею в виду, есть такие, которые полностью стирают воспоминания, начиная с определенного момента. Как Обливиэйт... Но ведь существуют и другие, верно?

— Допустим, — согласился Раймонд, не торопясь с ответом. — Что именно тебя интересует?

— Другие проклятья... Они спонтанны? Или с их помощью можно убрать только конкретные воспоминания?

Раймонд задумался, стараясь понять, с чего это Гермиона заинтересовалась подобным. Вариантов было несколько, и ни один из них не давал повода скрывать правду.

— Если заклинание сотворено правильно, то оно влияет лишь на конкретный период. С помощью других можно заставить забыть все факты личной жизни, сохранив при этом универсальные знания. Хотя... — Раймонд замялся, вспоминая те крохи, которые ему удалось накопить за время своих исследований. — Более сложные проклятья могут стереть избирательные моменты... Скажем, вычеркнуть из твоей памяти какого-то человека.

— А они могут стереть из памяти вещи, которые о тебе мало кто знает, но при этом оставить общеизвестные факты?

Выражение лица Раймонда говорило лучше всяких слов. Гермиона и сама поняла, как по-дурацки звучал ее вопрос, но все же она обязана была его задать.

— Раймонд... Ты знаешь, где сейчас Гарри? — вдруг спросила она, не сводя с однокурсника пытливого взгляда.

— Вероятно, в спальне Рона, — пожал плечами Раймонд, удивляясь неожиданно сменившейся теме разговора. — Если, конечно, ему не постелили в другой комнате.

— Я не об этом, — сказала Гермиона, покачав головой. — Ты знаешь, где настоящий Гарри?

Некоторое время Раймонд молчал, пытаясь понять, что именно известно его собеседнице. Выходит, она тоже заметила подмену... Впрочем, в этом нет ничего странного, они ведь дружили пять лет.

— Это шутка? Я не понимаю, о чем ты.

— Нет, понимаешь, — упрямо возразила девушка, не собираясь отступать. — В Хогвартсе ты говорил, что мечтаешь встретиться с Гарри, но стоило вам увидеться, как весь твой интерес моментально улетучился. Ты даже не отреагировал на его отказ от наследства Сириуса, как будто от его слов ничего не зависело. И ты не мог не заметить, что он избегает некоторых тем и конкретных деталей, но при этом имеет общее представление о своем прошлом.

— Погоди-погоди! — остановил ее словоизлияние Раймонд. — Позволь уточнить: Поттер наплел тебе, что в него попало заклинание, стирающее память, и поэтому он не в курсе некоторых вещей? Ты пыталась выяснить, так ли это?

Гермиона нервно кивнула и торопливо уточнила:

— Это не Гарри. Точно не он.

— Почему? — поинтересовался Раймонд. — Всего лишь из-за того, что он скрыл от тебя какие-то факты?

— Нет, не поэтому! — возразила Гермиона, замотав головой из стороны в сторону. — Просто он стал... другим.

— Другим?

— Даже его письма, — вспомнила девушка, пытаясь доказать свою правоту. — Они стали более... правильными.

— Без ошибок что ли? — усмехнулся Раймонд, подумав, что Гермиона заметила бы и такое.

— Нет... хотя и это тоже. Они написаны как будто по шаблону. Такие спокойные и одинаковые...

— Гермиона, тебе не кажется, что Гарри просто изменился? Ты ведь тоже меняешься, — сказал Раймонд, но упрямому взгляду девушки понял, что так легко ее провести не удастся.

— Прекрати говорить то, во что сам не веришь! — воскликнула гриффиндорка, разозлившись. — Просто ответь: ты знаешь, где Гарри?

— С чего вдруг?

— Но ты же сразу понял, что это Тонкс!

— Кто? — неподдельно удивился Раймонд, услышав такой ответ. Тонкс... знакомое имя... Ах да, это ее Гермиона прочила в мужья Биллу вместо Флер. Проверяла реакцию «Поттера»?

— Метаморф... неважно! — тряхнула головой девушка, прервав собственное объяснение. — Как ты мог это понять, если заранее не знал, что Гарри здесь не будет?

Гермиона стояла прямо перед ним, плотно сжав губы и не сводя твердого взгляда. Раймонд мог поклясться, что она не сойдет с места до тех пор, пока не получит устраивающее ее объяснение.

— Я эмпат.

Девушка не проронила ни слова.

— Я почувствовал, что этот Поттер врет, поэтому подумал, что кто-то выдает себя за него. Но я понятия не имел о Тонкс — или как там ее?

Гермиона немного расслабилась, и на ее лице Раймонд заметил тень разочарования.

— Прости, я не должна была на тебя давить, — смягчилась девушка, которая и вправду чувствовала себя виноватой. — Так ты тоже не знаешь...

— Гермивона?

Кухня наполнилась наколдованным светом, заставившим Раймонда и Гермиону на мгновение зажмуриться. В дверях стоял Крам и, хмурясь, разглядывал обосновавшуюся здесь парочку.

— Прошу прощения, я не хотеть мешать вам.

Неловко развернувшись, он быстро удалился, снова оставив их наедине. Гермиона собиралась было сказать, что он никому не помешал, но кричать это в спину удаляющемуся болгарину казалось глупым, и она промолчала.

— Пожалуй, я еще посижу здесь немного, — сказал Раймонд, ни к кому конкретно не обращаясь. — Не хочу идти в комнату, пока от Крама исходит столько сожаления и ревности.

Гермиона посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, благодарно кивнув, покинула кухню быстрым шагом. Наверное, она все-таки должна сказать Виктору, что он никому не помешал.