Доживем до понедельника (джен)

Профессор Зелий, обладатель ордена Мерлина первой степени, Северус Тобиас Снейп всегда был уверен в том, что лишь в гробу ему удастся выспаться. Впрочем, после вынужденного воскрешения он начал сомневаться и в этом. На протяжении многих лет здоровый крепкий сон с ночи до утра, не прерываемый вызовами Волдеморта и Дамблдора, вынужденными полуночными дежурствами, визитами пьяного Люциуса Малфоя или Аргуса Филча, который приводил к Снейпу очередного малолетнего нарушителя, словно в замке не было более ни одного преподавателя, оставался для зельевара несбыточной мечтой.

К его собственному глубокому удивлению, пробуждение произошло не от стука в дверь, боли в руке или истошного вопля. Нет, профессор Северус Тобиас Снейп проснулся по весьма банальной причине — он замерз, несмотря на теплое пушистое одеяло, в которое был заботливо укутан с головы до ног.

Впрочем, одеяло несколько обескуражило Снейпа. Он всегда укрывался тонким колючим пледом, дававшим весьма малое количество тепла. Это была очередная мера предосторожности бывшего шпиона: он никогда не засыпал крепко, а значит, всегда мог быстро вырваться из плена сновидений. Он на мгновение приоткрыл глаза, успев увидеть лишь уголок подушки в белой наволочке и прикроватную тумбочку со стоящими на ней часами.

Пять часов утра. Странно, ему казалось, что впервые за много лет он выспался от и до, буквально до кончиков ногтей.

На несколько секунд Северусу захотелось малодушно наплевать на то, что он не понимал, где находится, завернуться в это прекрасное, мягкое и теплое одеяло и снова заснуть спокойным глубоким сном праведника.

— Доброе утро, профессор, — услышал он мягкий, чуть хриплый ото сна голос.

Сомнений не было — Грейнджер.

— Не притворяйтесь, я хорошо слышу. Спящие люди дышат совсем иначе.

Он сдался и открыл глаза, чуть поворачивая голову на звук ее голоса.

Гермиона сидела на широком подоконнике у распахнутого настежь окна, свесив наружу босые ноги. У него перехватило дыхание — по маггловским меркам окно находилось на уровне этажа десятого, никак не меньше. Каштановые волосы были безжалостно стянуты в неизменный аккуратный пучок. Ни разу за все это время Снейп не видел, чтобы ее чудесным волосам была дарована свобода. Она сменила свою скучную учительскую мантию на желтые шорты чуть выше колена и темно-бордовую майку с надписью золотом «Гарри Поттер жил, жив и будет жить». Такие майки предприятие братьев Уизли выпустило к первой годовщине победы. В руке у нее была огромная чашка кофе.

Еще никогда Северус не ощущал так остро, какая пропасть на самом деле отделяла их друг от друга.

Как и того, какой Гермиона, в сущности, еще ребенок.

— Доброе утро, профессор, — эхом отозвался он, садясь в постели и с облегчением отмечая, что, хотя кто-то (ха, как будто есть варианты!) снял с него мантию, сюртук и ботинки, рубашка и брюки остались на своих местах. Снейп оглянулся в поисках своей одежды и нашел ее аккуратно висящей на спинке кресла у камина.

В комнате было достаточно прохладно: все-таки температура воздуха в середине сентября на севере Британских островов не слишком располагает к проветриванию помещений по утрам.

— Вам не холодно, мисс Грейнджер? — слова сорвались с языка прежде, чем он их обдумал.

— Вас правда это волнует, профессор Снейп? — очень резко сказала Гермиона. И тут же пожалела об этом, судя по тому, с каким отчаянием она уткнулась в свою чашку. — Думаю, вы плохо помните, что вчера случилось.

Последнее, что Снейп помнил отчетливо — стычку с Коннором у кабинета директора, когда преподаватель Защиты от темных искусств узнал, что никто не собирается увольнять его соперника, так как кто-то выкрал флакон с воспоминаниями прямо из-под носа Бредли. Джон Коннор превзошел самого себя: забыв о палочке, набросился на Снейпа с кулаками.

— Я помню драку, — осторожно ответил профессор Зелий, оглядываясь. ­— У вас есть зеркало?

Гермиона повернула голову. В ее взгляде было какое-то непонятное чувство ­— не то жалость, не то злость.

— С вами все в полном порядке. Конечно, вы изрядно... пострадали... прежде чем авроры смогли вас разнять, но вы уже в порядке. Мадам Помфри дала вам лечебную смесь.

— А почему...

— Почему вы оказались в моей комнате? — Грейнджер отпила еще глоток кофе и усмехнулась: — Пожалуй, мне проще будет показать, чем рассказывать.

Смутно ощущая, что он потом пожалеет о своем поступке, Снейп тем не менее подошел ближе к сидящей на подоконнике девушке. У окна было холоднее, но от Гермионы исходило совершенно волшебное тепло.

Профессор Зелий мысленно обозвал себя сентиментальным нытиком. Принял решение — так держись. К чему все эти сомнения?

— Вы позволите... мне? — тихо спросил он, садясь рядом на подоконник.

— Я верю вам, — просто ответила Грейнджер.

Палочка привычно скользнула из рукава в ладонь. Снейп медленно взял из руки Гермионы чашку, отставил в сторону. Пальцы девушки были невероятно горячими, словно ее била лихорадка. Но ее взгляд оставался спокойным.

— Леггилеменс!

И вот он вслед за Гермионой и другими преподавателями выбегает из учительской, привлеченный шумом драки. Они с Коннором дерутся у самой горгульи, словно маггловские мальчишки. Снейп с удовлетворением отмечает, что ничем не уступает противнику. Наконец аврорам Доббсу и Пиккерту удается растащить дерущихся мужчин. Мадам Хуч уводит Снейпа-из-воспоминаний в сторону больничного крыла, а настоящий Снейп тем временем наблюдает, как Джон Коннор вырывается из рук авроров до тех пор, пока к нему не применяют Инкарцеро и Ступефай.

Грейнджер что-то спрашивает у директора МакГонагалл и, услышав ответ, буквально светлеет лицом. Ее губы шепчут нечто среднее между «Удалось!» и «Слава Мерлину!»

Следующая картинка. Грейнджер в своей комнате. На часах около восьми вечера. Она вся — как натянутая струна, меряет ковер шагами, о чем-то напряженно думает. Раздается стук в дверь — и Гермиона неуловимо меняется: тревожная морщинка меж бровей исчезает, спина распрямляется. Она идет к двери.

На пороге — Снейп. Его мантия порвана в нескольких местах, не хватает половины пуговиц. Губа разбита, под левым глазом багровеет огромный кровоподтек, но его лицо сияет. Скажи Северусу кто-то, что он способен так улыбаться, — ни за что бы не поверил. Но не верить Грейнджер у него нет причин. И он верит.

«Вы знаете, профессор Грейнджер, я так давно мечтал это сделать!» — говорит Снейп-из-воспоминаний вместо приветствия.

Гермиона надевает маску непонимания.

«Вы мечтали избить профессора Коннора?» — спрашивает она и качает головой точь-в-точь как Минерва.

Профессор Зелий мгновенно становится угрюмым.

«Мне нужно кое-что рассказать вам, мисс Грейнджер», — говорит он.

Она зябко кутается в большой шерстяной платок. Из-за распахнутой двери по комнате гуляет сквозняк.

«Может, завтра?» — робко предполагает Гермиона, закусывая губу. Северус Снейп — настоящий, а не из ее воспоминаний — чувствует, что ей очень страшно. Она не хочет слышать его слов. Лучше уж оставаться в неведении.

Профессор Зелий с синяком под глазом порывается что-то сказать, но внезапно начинает падать на пол. Она пытается его подхватить, но он намного выше и тяжелее, так что все, что Гермиона может и делает — не дает ему удариться головой о каменный пол. Несколько минут у девушки уходит на диагностику: она щупает пульс, проверяет дыхание и приходит, наконец, к единственно возможному выводу, найдя в его кармане два флакона.

Снейп вздрагивает. Мерлин, он совсем забыл о флаконах.

Один из них пуст. Гермиона вытаскивает пробку и принюхивается. Удовлетворенно кивает головой — убедилась, что в лечебную смесь от синяков и кровоподтеков, а также сломанного Коннором ребра Помфри добавила сонного зелья, прекрасно понимая, что Снейп не согласится отлежаться.

Грейнджер вынимает палочку и левитирует спящего Снейпа на свою кровать. Расстегивает уцелевшие пуговицы, очень бережно снимает порванную и испачканную мантию, затем сюртук. По одному стаскивает ботинки.

Отчего-то Северусу хочется зажмуриться. Смотреть воспоминания Гермионы об этом почему-то кажется ему неуместным и... подлым, что ли.

Девушка проводит ладонью по его лицу, а затем делает удивительную вещь. Она наклоняется и целует его в губы — легкое, почти невесомое прикосновение. Потом отстраняется, укрывает спящего зельевара теплым пушистым одеялом и садится за стол.

В руках у нее второй флакон — а Снейп уже успел снова забыть о нем, пораженный увиденным. Гермиона рассматривает его напряженным, почти злым взглядом. Внутри мягким серебром светится нечто. Она знает, что это воспоминания, ведь она была тогда в Визжащей хижине.

Наконец Грейнджер решается: она достает из книжного шкафа небольшой думосбор.

Когда Гермиона возвращается из воспоминаний Джона Коннора, на ее лице уже совсем иное выражение. И взгляд, который она бросает на спящего Северуса Снейпа, уже совсем иной.

Хватит. Назад.

Каждый раз Снейпу казалось, что ему не удастся, что он не вернется, увязнет в водовороте чужих мыслей.

Но на этот раз все иначе, ведь Гермиона сама позволила ему, открыла разум, не попыталась поставить даже простенького блока.

— Вы должны были мне рассказать, — прошептала Грейнджер, не отводя взгляда своих прекрасных карих глаз. Ее рука, которую профессор продолжал сжимать в своей, меленько дрожала. — Вы должны были мне рассказать тем же утром, не дожидаясь... мистера Бредли.

Северус все еще не мог понять, какие эмоции она испытывает. Ничего нельзя было прочесть по лицу, даже губы кусать Гермиона перестала.

— Я не хотел вас смущать.

— Я говорила с Роландой Хуч.

Они сказали это одновременно. Грейнджер позволила левому уголку рта чуть приподняться. Снейп вопросительно приподнял левую бровь.

— Вы зря не стали смотреть воспоминания дальше, профессор, — она наконец отвела взгляд и осторожно отняла руку, снова принявшись за остывший кофе. — У Коннора сильнейший нервный срыв. Колдомедики прописали ему курс зелий, он пробудет в больнице Святого Мунго пару недель, а затем, возможно, вернется на работу.

Снейп вскочил с подоконника:

— Они что, издеваются?!

Гермиона пожала плечами, прежде чем ответить:

— Сегодня годовщина смерти его родителей. Двадцать лет. Менталисты провели сканирование его разума. По предварительным диагнозам, он должен поправиться и больше не будет представлять угрозы для окружающих. А найти нового учителя в начале учебного года почти невозможно, поэтому...

— Поэтому Бредли хотел уволить меня, — ядовито напомнил Снейп.

Грейнджер виновато улыбнулась:

— Помимо этого, мадам Хуч поделилась со мной одним очень интересным наблюдением.

«Ну да, ты же должен понимать, к чему все шло. Ведь именно для этого ты пришел сюда вчера вечером, забыв о сломанном ребре и отвратительном самочувствии».

— Я хотел показать вам воспоминания Коннора, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, опускаясь обратно на подоконник.

— Если мне не изменяет память, мы перешли на имена. И у вас отлично получалось называть меня Гермионой, профессор.

Она что, улыбается? Правда?

Никогда раньше Северус не замечал, какие удивительные у нее глаза. Вроде бы обычные карие, но при солнечном свете видно, как в них вспыхивают золотые искорки, как они меняют цвет от орехового до желто-зеленого.

— Думаю, нам нужно все обсудить, — он постарался, чтобы голос звучал не так хрипло, но ничего не вышло.

Гермиона наклонила голову, насмешливо прищурилась:

— И вы в самом деле считаете, что нам еще есть что сказать друг другу? Мне думается, что самое главное уже было сказано. А в моем исполнении — так и вовсе дважды. И зря, кстати, вы мне не поверили. Я говорила искренне и тогда, и сейчас. А вы?

Она сидела совсем близко, и Северус чувствовал ее тепло, ее дыхание.

Даже ее мысли, кажется.

Так, может, хватит уже сопротивляться самому себе?

— Надо только кое-что проверить, — неожиданно деловито сказала Грейнджер и потянула его за руку.

Они оба сползли подоконника, встали друг напротив друга. Снейп никак не мог понять, что она хочет сделать.

А Гермиона вдруг огладила рукой его лицо.

— Это невероятно сентиментально и глупо, но я... Я хочу назвать тебя по имени, — ее глаза сияли каким-то совершенно новым светом. — Мне кажется, если я сделаю это, то ты станешь моим навсегда и уже никуда не сбежишь, прикрываясь своей чувственной слепотой и эмоциональной травмой молодости.

Снейпу все происходящее действительно казалось ужасно сентиментальным и глупым, но — о ужас! — это ему нравилось. Поэтому он наклонился и поцеловал Грейнджер в уголок рта, тот самый, который она вечно кривила.

— Главное, не заставляй меня признаваться в любви, потому что я не буду, — своим обычным язвительным тоном произнес профессор Зелий.

— Ну... нести всякую любовную чепуху я могу и сама, — нейтрально ответила Гермиона. Глубоко вздохнула и добавила: — Северус. Я не готова к занятиям.

— Я тоже. Дам контрольную.

— Бедные дети.

Гермиона Грейнджер страдальчески подняла брови. Снейп криво ухмыльнулся, привлек ее к себе и поцеловал. На этот раз их поцелуй был с привкусом кофе. Короткий, буквально несколько секунд. И на этот раз он был настоящим.

Гермиона опустила голову ему на грудь, туда, где билось сердце. Совсем как субботним вечером. И все вдруг стало таким нелепым: и его решение держаться подальше от бывшей ученицы, и тот факт, что он почти в два раза старше, и то, что всего несколько часов назад его едва не уволили за один-единственный поцелуй с ней, и даже его, казалось бы, вечная любовь к умершей Лили...

Важным было только то, что рядом с Гермионой он снова почувствовал себя живым. Даже вынужденный продолжать работать с Коннором, даже под угрозой увольнения и даже зная, что завтра будет самый ненавистный для него день — понедельник.

— Кстати, — вдруг оживилась Грейнджер, поднимая голову. — Кто украл флакон с воспоминаниями, Люси или Грег?

Она улыбалась, и Северусу Снейпу очень захотелось улыбнуться в ответ.

— Люси, — просто ответил он. — А в понедельник мне придется разбираться со всеми Малфоями сразу, которые вздумали отправить ее во Францию и выдать замуж после школы. Хорошо, что сегодня воскресенье.

Гермиона долго и слегка насмешливо смотрела ему в глаза, потом быстро поцеловала и сказала:

— Северус, не хочется тебя расстраивать, но... сегодня — понедельник.