Доживем до понедельника (джен)

Аврор с десятилетним стажем Питер Доббс присутствовал на стольких допросах, что и сосчитать был не в силах. Поступив на службу в двадцать лет, он никогда не занимался оперативной работой, за исключением нескольких месяцев в год падения Волдеморта, когда все, прошедшие хотя бы недельный курс подготовки, становились воинами, а не аналитиками. После победы Доббс с чистой совестью вернулся к бумажной работе, составляя протоколы, отчеты и аналитические справки.

Но именно поэтому сейчас аврору Питеру Доббсу, проводившему допросы огромного количества Упивающихся смертью, казалось верхом несправедливости, что мрачного преподавателя Зелий Северуса Снейпа, двойного шпиона и героя войны, хотят уволить с работы за такую мелочь, как поцелуй, пусть даже он произошел с не менее известной Гермионой Грейнджер.

Конечно, Доббсу приходилось подчиняться Филиасу Бредли, ведь его прикрепили к главе попечительского совета, но служебное расследование против Снейпа аврор считал самой настоящей глупостью и подлостью. Однако на его почерк это никак не влияло: личные пристрастия — отдельно, работа — отдельно.

Чем дольше они находятся в кабинете директора, тем сильнее аврору Питеру Доббсу хочется разорвать так аккуратно написанный им протокол.

— Ваше имя и род занятий? — голос главы попечительского совета нарочито отстраненный и безразличный.

— Гермиона Джин Грейнджер-Уизли, преподаватель Чар в Хогвартсе.

Она смотрит прямо на аврора. Симпатичная молодая женщина. Каштановые, с рыжиной, волосы собраны в аккуратный пучок, ни грамма косметики. Ногтями правой руки периодически впивается в левую, оставляя на коже кровоточащие полумесяцы, но даже не замечает этого; нижняя губа закушена до крови. Нервничает, очень сильно нервничает.

— Миссис Уизли, вы любите своего мужа?

Брови девушки взлетают вверх от изумления. Она мгновенно успокаивается, насмешливо кривит уголок рта:

— Это не ваше дело, но... Вообще-то, мы собираемся разводиться.

— Вы приняли это решение до или после поступления на работу? — Бредли не обращает внимания на ее реакцию, уткнувшись в свой блокнот.

— А это тем более не ваше дело, — фыркает она. — Я не собираюсь отвечать. Какое отношение это имеет к?..

— Я пытаюсь понять, миссис Уизли, мог ли Снейп повлиять на вас, разрушить вашу семью, такую прекрасную семью...

— О, Мерлин, — Гермиона Грейнджер откидывается на спинку стула, забрасывает ногу на ногу. — В таком случае я отвечу: нет, это решение было принято намного раньше. И профессор Снейп здесь ни при чем. А ваше любопытство в отношении моего брака просто неуместно. И — нет, я не буду рассказывать, почему разрушается «такая прекрасная семья»! И если вы еще раз назовете меня миссис Уизли!..

Молодой мужчина с простым и открытым лицом. У него такой вид, будто он только что проснулся и не совсем понимает, что происходит.

— Профессор Лонгботтом, когда студенты принесли вам растение, вы спросили, отчего профессор Грейнджер не пришла к вам сама?

— Да, конечно, — пожимает плечами Невилл Лонгботтом. — Грегори или Люси, в общем, кто-то из них сказал, что... Нет, постойте. Я не спрашивал. Я просто его забрал.

— Вы видели профессора Грейнджер в тот день после обеда?

— Нет, но я сразу вернулся в теплицы, так что...

— Вас настолько не волнует судьба коллеги, профессор Лонгботтом?

Профессор Гербологии смотрит на Бредли так пристально и долго, что глава попечительского совета не выдерживает и все-таки поднимает голову. Они встречаются взглядами.

— Вы издеваетесь? — тихо и проникновенно спрашивает Лонгботтом. — Я порой неделями некоторых коллег не вижу, потому что мы все всегда очень заняты.

Филиаса Бредли это не смущает:

— И вы не подумали, что студенты могут вас обманывать?

Невилл смеется долго, словно услышал хорошую шутку.

— По-вашему, мистер Бредли, я должен был подумать, что Лим и Малфой убили Гермиону, отомстив за лишнее занятие?

Профессор Грейнджер уже совершенно спокойна. Такое ощущение, словно каждая секунда пребывания в этом кабинете, каждый нелепый вопрос Бредли придает ей силы. Аврору Доббсу кажется, что Гермиона врет. Он подсчитывает, на каких вопросах ее можно было бы подловить на лжи. Так, для удовольствия.

— Почему вы сами не отнесли растение в теплицы?

— Я... я не помню. У меня сильно болит голова уже третий или даже четвертый день. Вероятно, мне стало плохо...

— И вы считаете, что вам в таком состоянии можно преподавать?

— Ну, знаете ли, если голова болит, значит, она есть... — Грейнджер снова кривит уголок рта в насмешке.

— Миссис Уизли!

— О, Мерлин. Я же просила!

Для пятикурсника парень слишком расслаблен. Он чувствует себя в кабинете директора настолько свободно и спокойно, словно МакГонагалл — его родная тетушка. Впрочем, он слизеринец, а для слизеринцев самообладание — вполне естественное состояние.

— Мистер Лим, как профессор Снейп объяснил вам недомогание профессора Грейнджер?

Грегори Лим смотрит Минерве МакГонагалл прямо в глаза:

— Кажется, он упомянул о головной боли, сэр. Но я могу ошибаться.

Презрение портит ее красивое личико, придавая девушке сходство с дядей. Аврор Доббс хорошо знаком со всей семьей этой студентки.

— Мисс Малфой, за что вам было назначено дополнительно занятие?

— Наш курс сорвал два урока у профессора Грейнджер, — она говорит об этом так просто, словно признается в невыполненном домашнем задании.

Бредли хватается за соломинку, правда, непонятно — зачем:

— Значит, вы не уважаете профессора? Она плохой учитель?

Люсильда Амалия Малфой сверлит главу попечительского совета долгим взглядом своих прекрасных глаз:

— Она — потрясающий учитель. Одна из лучших. Просто в подростковом возрасте учащиеся закрытых учебных заведений часто испытывают стресс, который выражается в стремлении нарушить как можно больше школьных правил...

— Достаточно, мисс Малфой, я понял! — не выдерживает Бредли.

— Ну что вы, я же только начала! — невозмутимо сокрушается Люси.

— Профессор Хуч, как вы можете описать отношения, в которых состоят профессора Снейп и Грейнджер?

Женщина неопределенного возраста скучающе вздыхает, словно от усталости:

— Они определенно состоят в отношениях.

— Вот! Вот видите, Минерва! — Бредли торжествующе подскакивает на стуле.

Роланда Хуч обменивается с директором понимающими взглядами и продолжает, словно не слыша слов главы попечительского совета:

— Если под отношениями вы подразумеваете то же, что и составители толковых словарей, то даже мы с вами в данный момент состоим в отношениях. Я имела ввиду именно это. Не более того.

Искоса она смотрит на аврора Доббса невероятными желто-зелеными орлиными глазами и неожиданно подмигивает ему.

— Отношения — это философская категория, обозначающая связь, или взаимодействие людей или их сообществ между собой, или характерную направленность их действий...

Девушка продолжает говорить хорошо поставленным лекторским тоном, пока Филиас не взрывается:

— Профессор Грейнджер! — кричит он.

— Поэтому вам следует быть точнее в формулировке вопроса, мистер Бредли, — тем же профессорским тоном завершает свою речь Гермиона.

Очень трудно определить возраст ведьмы, особенно если она того не желает. Аврор Доббс не дал бы сидящей перед ним изящной брюнетке и тридцати, однако он прекрасно знает, что профессор Нумерологии Септима Вектор старше его по меньшей мере на пятнадцать лет.

— Профессор Вектор, когда вы подписывали трудовой договор на этот год, вы обратили внимание на пункт десять?

— Разумеется. Там написано, что преподаватели Хогвартса обязаны соблюдать Устав, — она сидит очень прямо, всем своим видом выражая недовольство тем, что ее оторвали от дел, запланированных на сегодняшний день.

— И вы его, конечно же, прочли?

Септима мягко улыбается:

— Я — нет. А вы?

Замешательство Филиаса Бредли заставляет строгую преподавательницу зарумяниться от удовольствия.

— Последняя редакция Устава Школы была принята более пятидесяти лет назад, — раздается голос откуда-то сверху. — С тех пор времена значительно изменились. Доброе утро, Филиас!

Альбус Дамблдор хитро смотрит с портрета на собравшихся сквозь очки, поглаживая свою пышную бороду.

— Доброе утро, директор, — здоровается за всех профессор Вектор. — Я могу идти, сэр?

Джона Коннора аврор Доббс знает давно, даже, пожалуй, слишком давно. Именно поэтому в первую очередь Питеру бросается в глаза невероятная нервозность профессора Защиты от темных искусств. Его правое колено подрагивает, словно под воздействием электрического тока. Доббс — магглорожденный, поэтому ему приходит в голову именно это сравнение.

— Профессор Коннор, что вы делали в подземельях тем вечером?

— Я следил за дверью комнаты профессора Снейпа.

— Зачем?

— Последние несколько дней он явно пытался привлечь внимание профессора Грейнджер. А учитывая, что до этого он два месяца наводил о ней справки... Бывших Упивающихся смертью не бывает, я это вам как аврор говорю!

— Бывший аврор, — Доббс сам не замечает, как слова срываются с языка.

Коннор прожигает старого знакомого негодующим взглядом:

— Бывших авроров не бывает.

— Мисс Малфой, вы видели профессора Грейнджер после того, как забрали растение?

— Кажется, нет. Но у меня сильно болела голова, так что...

— Да вы что, сговорились, что ли?! — Бредли бьет кулаком по столу.

Люсильда Малфой позволяет легкому недоумению проступить сквозь маску сплошного презрения. Это выглядит так забавно, что Доббсу едва удается сдержать смех. Девушка замечает это и снова кривит уголок рта.

Филиас Бредли шипит от боли — ушиб руку.

— Профессор Трелони, вы когда-нибудь видели профессоров Снейпа и Грейнджер вместе?

Сквозь огромные очки взгляд ясновидящей кажется совершенно безумным.

— Постоянно, — тонким звенящим голосом говорит она.

Бредли всем телом подается вперед, как собака, учуявшая след.

— При каких обстоятельствах?

Сивилла Трелони мечтательно поднимает глаза к потолку и замолкает. Она молчит около пяти минут. Все это время аврор Доббс, директор МакГонагалл и Филиас Бредли тоже изучают потолок в ожидании, пока правнучка великой Кассандры наконец-то ответит.

— Впервые я узрела эту замечательную пару своим внутренним оком примерно в... тысяча девятьсот шестьдесят седьмом... — продолжает Трелони. — Мне тогда подумалось...

— Профессор! — нервно прерывает ее Бредли.

Сивилла недоуменно смотрит на него своими глазами летучей мыши и голосом обиженного ребенка говорит:

— Вы сами спросили!

— Вживую вы их когда-нибудь видели вместе? — устало уточняет Филиас.

— Разумеется. Только что, мистер Бредли. В учительской.

Доббс все-таки смеется. Вместе с директором.

Бредли начинает медленно заливаться краской.

— Профессор Лонгботтом, вы когда-нибудь видели профессоров Снейпа и Грейнджер вместе?

Невилл наклоняет голову, задумчиво смотрит на Распределяющую Шляпу, из которой он однажды вытащил меч Гриффиндора.

— Мистер Бредли, а вы когда-нибудь видели Affectuumverumordinaria?

— Профессор, я занимаюсь тем, что пытаюсь установить истину, а вы развлекаетесь? — со злостью спрашивает глава попечительского совета.

— Между прочим, крайне редкое растение... — невозмутимо отзывается Лонгботтом.

— Даже если все, что утверждает это слизняк Коннор, правда, что с того? — не дожидаясь нового вопроса, говорит преподавательница Полетов, неосознанным движением разминая локоть на левой руке.

— Профессор Хуч, прекратите! Это неуставные отношения, которые недопустимы для людей, работающих в детском коллективе!

— Знаете, если уж на то пошло, в этой школе и раньше случались неуставные отношения. Особенно в этом преуспели профессора Защиты от темных искусств.

— Что вы имеете в виду?

— О, я не стану раскрывать ничьих секретов, кроме собственных. В первый послевоенный год я четыре месяца встречалась с Джоном Коннором. Нас тоже уволите?

Мистер Бредли молчит. Роланда ухмыляется. Легко и открыто.

— Профессор Коннор, вы состояли в неуставных отношениях с Роландой Хуч?

Джон вскакивает с места, словно подпрыгнув на пружине, — злой, растерянный и недоумевающий одновременно:

— Что? Я... Ах ты... Акромантул вас раздери, речь идет не об этом! Снейп пытался приворожить профессора Грейнджер — вот о чем сейчас нужно думать!

— Мисс Малфой, когда вы забрали растение, как выглядела профессор Грейнджер?

Люси усиленно делает вид, что ее еще не тошнит от этого кабинета и Бредли. Она очень устала, поэтому получается плохо.

— Я уже говорила, сэр, — глухо отвечает она. — Так, будто у нее сильно болит голова.

— Вам не показалось, что с профессором Грейнджер что-то не так? Вы не подумали, что она... слегка не в себе?

Мисс Малфой смотрит на аврора Доббса долгим внимательным взглядом, пока он не опускает голову, пряча очередной очень непрофессиональный смешок.

— О, сэр, я написала четыре эссе о различных видах Амортенции. Однозначно — это не могла быть Амортенция.

— Где вы были весь вчерашний вечер, профессор Грейнджер?

— У себя в комнате, читала книгу.

Девушка снова терзает нижнюю губу. Доббса озаряет: она врет. Не было ее в комнате. Жаль, что Веритасерум запретили. Впрочем, нет. Ему, Питеру Доббсу, не жаль. А вот Бредли наверняка жалеет.

— Вы отсутствовали и на обеде, и на ужине, и на вашем традиционном чаепитии.

— Я не хотела есть. Мне нужно было срочно прочесть эту книгу.

— Книги важнее еды? — удивляется Бредли. Да, у него в голове подобная расстановка приоритетов явно не укладывается.

Гермиона язвительно усмехается и говорит:

— Это верно для любого образованного человека, сэ-эр...

Филиас недовольно смотрит на нее. Грейнджер не отводит глаз.

— Вы когда-нибудь были в комнатах профессора Снейпа? ­ — наконец спрашивает Бредли.

— О, Мерлин. Я такого не припомню.

Северус Тобиас Снейп, пока еще преподаватель Зелий в Хогвартсе, сидел у камина в учительской, подвинув ближе к огню свое любимое кресло. То самое, в котором однажды, всего сутки назад, он принял решение оставить Грейнджер в неведении относительно его чувств к ней. Казалось, с тех прошло несколько лет.

То, что Филиас Бредли назвал служебным расследованием, продолжалось вплоть до вечера. Он вызывал то одного преподавателя, то другого. Они так и остались в учительской все вместе, съели обед, принесенный эльфами. Пили чай, не решаясь заговорить друг с другом о деле под укоризненным взглядом аврора Пиккерта.

Малфой и Лим, которым великодушно разрешили также находиться в учительской, чинно расположились на диване, едва заметно держась за руки. Вектор объясняла им что-то по домашнему заданию на завтра, которое они никак не смогли бы выполнить. Роланда, устроившись на подоконнике, покачивала ногой. Снейпу мог прекрасно рассмотреть ее лицо — жесткое, но вместе с тем спокойное и как-то даже слегка умиротворенное. А вот лица Гермионы он не видел. Она сидела на своем обычном месте и листала Устав. Они так и не сказали друг другу ни единого слова.

Северуса не вызывали еще не разу.

Снейп не знал, что отвечали другие на вопросы Бредли. Было понятно, что присутствие Минервы является чисто номинальным, глава попечительского совета не даст ей высказаться и даже задать вопроса. И, будучи обвиняемым, профессор Зелий мог лишь догадываться по ободряющим улыбкам коллег, что они всячески пытались ему помочь.

Это было невероятно приятно, хоть Снейпу и казалось, что он не заслуживает поддержки коллег, как не заслужил и их прощения за убийство Альбуса.

Видимо, профессора считали иначе.

Сначала Снейп думал, что следует признаться и уволиться. Но чем дольше он сидел у камина в ожидании вызова, чем больше улыбок видел, тем меньше хотелось ему покидать Хогвартс. Все-таки коллегиальная солидарность — странная штука.

«Мы можем не любить друг друга, говорить в лицо ужасные и обидные вещи, но когда появляется угроза извне — мы будто становимся единым организмом... О, а я, кажется, становлюсь сентиментальным. Что ж, самое время...»

Коннор был в коридоре. В учительскую его не пустила Роланда, буквально преградив ему путь и тихо сказав нечто, видимо, очень обидное, потому что преподаватель Защиты от темных искусств вспыхнул и ушел.

В пять тридцать вечера Джон Коннор распахнул дверь и с нескрываемым злорадством провозгласил:

— Снейп!

Северус приложил все силы, чтобы войти в кабинет директора так, как он обычно врывался на занятия к первокурсникам. Минерва, все так же сидящая за директорским столом, казалась постаревшей лет на десять. Ей нужен был отдых, но она боялась уйти. А вот глава попечительского совета, напротив, выглядел так, словно и не работал.

Снейп опустился на стул напротив МакГонаггал и Бредли и выжидающе поднял левую бровь.

— Ваше имя и род занятий?

— Северус Тобиас Снейп, Упивающийся смертью, — как можно более бесстрастно отозвался профессор.

МакГонагалл покачала головой, аврор Доббс не удержался от смешка.

— Зачем вы наводили справки о Гермионе Грейнджер последние три месяца? — спросил Бредли, не поднимая глаз от пергамента с пометками, делая вид, будто не слышал ответа.

— Простое любопытство, — пожал плечами Снейп. — О мисс Грейнджер всегда так высоко отзывались, хотелось узнать, чего же она достигла. Жаль, что немногого. И как вы предполагаете, можно ли соблазнить коллегу, если ничего о ней не знаешь?

— Почему на стене вашей комнаты приклеен ее портрет?

Северус Снейп закатил глаза:

— Потому что я серийный маньяк-убийца. Если вам так хочется, я готов взять на себя даже преступления Джека-потрошителя.

Аврор Доббс оторвался от своих записей. Будучи магглорожденным, он наверняка слышал о Джеке. Бредли не слышал, поэтому иронии не понял.

— Знаете, Снейп, я верю, что вы сможете найти ответ на любой мой вопрос, — с наигранной усталостью сказал он. — Придумать этот ответ на ходу не составит для вас труда, вы двадцать лет врали направо и налево. Несмотря на усилия ваших коллег, я почти восстановил картину произошедшего. К сожалению, выращивание Affectuumverumordinaria не запрещено, поэтому профессор Лонгботтом не понесет никакого наказания, но вы воспользовались тем, что профессор Грейнджер попала под влияние этого ужасного растения. Вы, Снейп, должны были доставить ее в Больничное крыло, а вместо этого потащили в свои комнаты. Вы нарушили Устав. И у меня есть воспоминания профессора Коннора, поэтому лгать бессмысленно. Я считаю вас виновным.

— Тогда зачем весь этот балаган? — криво усмехнулся Снейп. — Увольте меня, я же сказал, что согласен.

Минерва МакГонагалл тяжело вздохнула, укоризненно глядя ему в глаза. «Ничего, Минерва, ничего, — мысленно ответил ей Северус. — Я выживу. Я попробую».

— Да, вероятно, мне так и придется поступить. Жаль, в начале учебного года не так-то просто найти хорошего специалиста... Но воспоминания... Стоп! Где воспоминания?! — Филиас со все нарастающей паникой оглядел стол — раз, другой, третий. — Минерва, вы же видели, что здесь стоял флакон с воспоминаниями Коннора?!

МакГонагалл выглядела не менее растерянной, чем глава попечительского совета. Вместе они осмотрели стол в четвертый раз, перерыли все бумаги Доббса.

— Доббс! Куда делся флакон?! — в бешенстве кричал Бредли уже из-под стола. — Акцио флакон! Акцио!

— Я веду протокол. Я не могу еще и флаконы ваши охранять! — фыркнул аврор.

Снейп безучастно наблюдал за поисками улики, сложив руки на груди. Потом деликатно кашлянул, привлекая внимание. Бредли вылез из-под стола и повернул голову на звук, глядя сквозь Снейпа невидящим взглядом налитых кровью глаз. Минерва едва сдерживала улыбку, уголки ее рта счастливо подрагивали.

— Раз доказательств нет, я могу идти? — вежливо осведомился Снейп.

Филиас промычал что-то невнятное.

— Хочу напомнить, что брать свидетельские воспоминания повторно будет незаконно, — робко вставил Доббс.

Бредли без сил упал на стул. Его вид навевал мысли о пятом этаже больницы Святого Мунго.

— Налить вам валерьянки, Филиас? — осторожно спросила Минерва МакГонагалл. — У меня где-то был флакон...

Услышав последнее слово, глава попечительского совета испустил нечленораздельный вопль, а затем принялся рвать протокол. Брови аврора Доббса медленно поползли вверх.

— Все напрасно, все напрасно... — бормотал Бредли, разрывая мелко исписанный пергамент в клочки. — Все напрасно...

— Ну же, Филиас, возьмите себя в руки, — с искренним беспокойством сказала МакГонагалл. — Зато, выходит, в школе нет никаких чрезвычайных происшествий... Вы должны быть этому рады!

Филиас Бредли, глава попечительского совета, разразился громким смехом шизофреника. В его круглых глазах плескалось усталое отчаяние.