Крестник (гет)

В память о Персивале.

Субботний день выдался солнечным, но не по-мартовски морозным. Парни разбрелись кто куда — Лунатик с самого утра ушел в библиотеку доделывать свою курсовую, злой, невыспавшийся Бродяга, который всю ночь то убегал от кого-то, то ругался с каким-то «мудаком», остался в спальне сидеть над развернутой Картой Мародеров. Что или кого он там выслеживал, он так и не признался, хотя у Джеймса было одно предположение, но озвучивать его из уважения к чувствам друга он не стал. Хвоста тоже носило неизвестно где, и Джеймс, с довольной ухмылкой не обращая внимания на слабые протесты Лили, вытащил ее на прогулку. В последнее время Эванс сделалась фанатом учебы и дальше своих книжек носа не высовывала. Неудивительно, что, оказавшись на солнце впервые за долгое время, она принялась чихать и морщиться от яркого света.

— Мы что, пойдем в лес? — вытаращилась она на Джеймса, когда они обогнули домик Хагрида и ступили на мерзлую лесную землю.

— Не бойся, вглубь мы не пойдем, — успокоил ее Джеймс. — Лили, ну скажи, часто ты бываешь в зимнем лесу?

Запретный лес тихо просыпался после долгой зимней спячки. Хотя в основном снег здесь лежал нетронутый, но кое-где виднелись неглубокие следы, оставленные мелкими зверушками. Лили зацепилась рукавом за ветку, и маленькие сосульки издали приятный, чуточку волшебный звон.

— Я и в летнем особо не бываю, — проворчала Лили, отряхивая с капюшона свалившийся откуда-то сверху снег. Джеймс наблюдал за ней, старательно пряча довольную усмешку. — Признаться, если бы я не знала тебя, то подумала бы, что ты маньяк.

— Почему это? — расхохотался Джеймс.

— А кто еще своих жертв приглашает погулять в лес?

Строго говоря, до настоящего леса они так и не дошли. Просто гуляли по опушке, дурачась и сбивая тяжелые снежные шапки с веток друг на друга. Когда Лили заявила, что от смеха у нее уже болит живот, а сапоги промокли, утопая в рыхлом снегу, решено было заглянуть к Хагриду, и они уже повернули было в обратную сторону, но тут откуда-то сверху раздался жалобный писк, напоминающий плач котенка, потерявшего мать.

— О боже, смотри, — Лили приставила ладонь «козырьком» к глазам и указала на толстую ветку одинокого дуба, на которой, сжавшись в комочек, сидел тощий котенок песочно-рыжего цвета. Котенок смотрел на них большими янтарными глазами, округлившимися от страха.

— Никогда не понимал, зачем забираться на дерево, если не можешь потом оттуда слезть, — проворчал Джеймс, подходя ближе. — Ну-ка, иди сюда, кис-кис-кис!

Он чувствовал себя крайне глупо, зовя бестолкового кота, который в свою очередь лишь смотрел на них и жалобно мяукал. Причем неизвестно, у кого был более жалобный вид — у кота или же у Лили, которая присоединилась к Джеймсу и теперь умоляла котенка слезть.

— Джим, его нельзя здесь оставлять!

— Да что с ним случится? — фыркнул Джеймс, подергав низкую ветку. С дерева градом посыпался снег, завалив заоравшего от ужаса кота, но тот не рванул вниз, как ожидал Джеймс, а наоборот забился еще выше и теперь смотрел на Поттера вызывающе.

— Откуда он вообще здесь взялся? Выглядит домашним, — заметила Лили.

— Из Хогсмида, наверное, сбежал, — Джеймс, проклиная свою мягкосердечность, всякий раз включавшуюся с удвоенной силой, когда Лили говорила таким тоном и смотрела такими глазами, стащил куртку, оставшись в одной толстовке. Подтянувшись на руках, отчего толстовка вместе с рубашкой задрались и оголили напрягшийся живот, Джеймс забрался на дерево, отстраненно думая о том, что Манящие чары намного облегчили бы ему жизнь, но Лили явно ждала от него подвига, и против такой возможности устоять он никак не мог. Кот продолжал верещать, как резаный, глядя на приближающегося к его территории человека. Снег обжигал холодом руки, сухие ветки нещадно трещали, пару раз Лили вскрикнула, и Джеймс, добравшись до котенка, чувствовал себя так, будто спас из горящего дома беззащитного младенца. Спускаться было ничуть не проще — теперь приходилось работать только одной рукой, в другой держа за шкирку заткнувшегося наконец кота. Спрыгнув с дерева, Джеймс почти торжественно вручил его Лили и в награду получил короткий, но глубокий поцелуй. Котенок доверчиво уткнулся носиком Лили в грудь, и она погладила его шерстку.

— Спасибо, — глаза Лили сияли, как два изумрудика. — Мой герой.

Глаза тощего страшилища, успевшего раскваситься и задремать на руках у девушки, расширились, стоило Лили опустить его на пол своей комнаты. Не зная, куда себя деть, котенок сначала обнюхал ножки стула, затем покосился на улыбающуюся ему, как родному дитю, Лили и почапал к кровати. Крохотное тщедушное тельце с грацией пантеры вспрыгнуло на постель и улеглось прямо на подушке, хлестнув заворчавшего Джеймса хвостом прямо по лицу.

— Только не говори, что теперь мне придется делить твою постель с ним, — возмутился Джеймс, когда Лили вытащила из тумбочки упаковку пряников и разломала один на мелкие кусочки. Котенок, спущенный на пол, обнюхал угощение и посмотрел на Лили так, словно она его смертельно оскорбила. — Ну уж нет, за жратвой этому гаду я точно не пойду!

— Нет, смотри, он кушает, — Лили захлопала в ладоши, когда зверюга, противно мяукнув, все-таки слопала один кусочек пряника. Джеймс едва удержался от того, чтобы не фыркнуть. — Какой же он маленький и беззащитный… Джим, как думаешь, какое имя ему подойдет?

Джеймс обреченно застонал и перекатился на спину.

— Козел? — предположил он. — Мурло? Муфлон?

— Нет, — Лили бросила в него свой тапочек.

— Слушай, его, наверное, уже хозяева ищут… — попытался вставить Джеймс, с каждой минутой проникавшийся к тощему уродцу все большей и большей антипатией. Но Лили его словно не услышала.

— Я буду звать его Персик.

С тех пор Персик поселился в общей гостиной старост. С Фенвиком кот как-то сразу нашел общий язык — тот поил его молоком и приносил рыбные косточки, которыми Персик однажды чуть не подавился, но этот прискорбный факт ничуть не умалил его любви к рейвенкловцу. Со своим спасителем, однако, отношения котяры не заладились. Всякий раз, когда Джеймс приходил к Лили, то беспардонно выталкивал возмущенно орущего кота за дверь и не впускал его до тех пор, пока сам не уходил.

Март подошел к концу, не оставив после себя ничего примечательного, разве что Слизерин разгромил Рейвенкло со счетом двести тридцать — сорок и теперь лидировал не только в погоне за Кубком по квиддичу, но и в межфакультетском соревновании. Команда Гриффиндора, позабыв про сон и еду, с обеда до ночи пропадала на квиддичном поле, хотя прежнего энтузиазма ни у Джеймса, ни у Джой не было. Оба играли вполсилы, на деле думая совсем о других вещах.

— Мне надо будет перекантоваться где-нибудь в Выручай-комнате, — пропустив недовольную очередной почти бесполезной тренировкой команду вперед, Джеймс и Джой шли позади всех, не опасаясь быть подслушанными. — Одной Моргане известно, что со мной будет делаться, когда магия вернется.

— Не думаю, что ты справишься сам, — Джой смотрела то на свою метлу, то себе под ноги, а голос ее как-то странно хрипел. — Пойдешь в лазарет и скажешь Помфри, что тебя прокляли. — Помолчав, она заговорила снова: — Знаешь, не пойму одну вещь, — Джеймс поднял на нее взгляд, и Джой сделала то же самое. — Почему он просто не грохнет тебя? Тогда вся магия достанется ему.

Налетевший ветер растрепал волосы Джеймса. Он бессмысленно уставился вдаль.

— Я думал об этом. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову — это Непреложный Обет. Он дал его моему отцу, чтобы у него была уверенность, что мне ничто не угрожает.

Джеймс усмехнулся.

— Я ведь знаю его с пеленок. Странное это чувство — понимать, что человек, спасший тебе жизнь, запросто может у тебя ее же и отнять.

— Я думаю, вы связаны этой магией, — Джой остановилась, ежась от порывов усилившегося ветра. — Пока в нем есть частичка тебя, он не может убить тебя.

— Ты даже не представляешь, как пошло сейчас это прозвучало, — фыркнул Джеймс.

На крыльце мелькнули серебристо-зеленые шарфы, и Джеймс скривился.

— Объясни мне, почему именно Снейп? — обрушился он на Джой. Голос его зазвенел от злости и негодования. В последнее время он почти перестал думать о том, куда она уходит каждую ночь и откуда возвращается лишь наутро, судорожно пряча от него отвратительные синяки на шее. Но иногда какая-то почти детская обида вырывалась наружу, и он начинал тихо ненавидеть Джой. — Почему не Сириус? Почему не любой другой, в конце концов?!

Он ожидал, что Джой взорвется гневом и обрушит его на Лили, но она лишь как-то виновато пожала плечами и отвернулась.

— Мне с ним интересно.

— Интересно? — чуть ли не взвыл Джеймс. — И только?

— А что еще надо? — она посмотрела на него так, что у любого другого душа ушла бы в пятки, но Джеймс только кипел негодованием и какой-то детской ревностью.

— Но ты могла выбрать любого! А выбрала его!

— Знаешь, ты сейчас говоришь в точности как он, — устало заметила Джой. — Иногда вы с ним настолько похожи, что становится просто стремно.

Она по инерции прошла несколько шагов вперед, не замечая, что Джеймс истуканом замер посреди коридора, с ненавистью сжимая свою метлу.

— Не смей сравнивать меня с ним, — почти прорычал он, в который раз удивляясь, почему ему в качестве анимагической формы достался олень, а не химера.

— А ты больше не поднимай эту тему, я уже все тебе сказала, — повысила голос Джой.

Несколько секунд прошли в страшном напряжении. Они раздраженно пялились друг на друга, пока Джой не сдалась первой. Перехватив метлу поудобнее, она осторожно погладила Джеймса по плечу, словно опасалась, что он откусит ей руку. Но он даже не пошевелился, чувствуя себя как-то крайне странно.

— Знаешь, иди-ка в больничное крыло прямо сейчас, до полуночи всего три часа, — заметила Джой, переворачивая его запястье и вглядываясь в наручные часы. — Неизвестно, когда тебя начнет колбасить, лучше перестраховаться. Ты слышишь меня?

— Слышу. Да, уже иду, — Джеймс толкнул портрет и влез в гостиную, зацепился мантией за какой-то гвоздь, с раздражением дернул ее, и ткань громко треснула. Ругаясь сквозь зубы, он поплелся в свою комнату, чувствуя на себе тяжелый взгляд Джой. — Дай хотя бы переодеться!

Ни в какой лазарет он не пошел, но дверь Выручай-комнаты на всякий случай оставил незапертой. Его все еще удерживала отчаянная мысль, что все обойдется, но с каждой приближающейся к двадцать седьмому числу секундой эта надежда таяла, как сосульки на деревьях в Запретном лесу. Сидеть на голом полу и тупо глазеть на стрелки огромных настенных часов было пыткой замедленного действия, но других вариантов у него не было. На всякий случай Джеймс прихватил Сквозное зеркало, отчаянно надеясь, что оно ему не понадобится.

Большая стрелка дернулась и замерла на фигурной цифре двенадцать, возвестив о начале нового дня. Поджав губы и обхватив себя руками, Джеймс барабанил пальцами по предплечьям, не чувствуя в себе никаких изменений. Может быть, магия начнет возвращаться, когда наступит момент именно его рождения?..

Где-то в области сердца тихо разгорался невидимый пожар. Джеймс дышал глубоко и прерывисто, мысленно поздравляя себя с днем рождения и желая себе, чтобы все обошлось. Он повторял про себя все это как мантру, почти не обращая внимания на изменения, которым почему-то подвергалась Выручай-комната. В стенах что-то шуршало и скреблось, свечи несколько раз потухли и загорелись снова, будто над ними колдовала чья-то невидимая рука. Только когда у него на переносице хрустнули очки, Джеймс снял их и слепо уставился на трескавшиеся стекла. Трещины становились все глубже, стекло хрустело… огонь в камине полыхнул и погас. Джеймс дернулся, как от удара хлыстом, и в этот момент стекла в окнах с оглушительным грохотом взорвались, оросив его дождем из осколков. Все, что ему оставалось — это упасть на пол и закрыть голову руками, с ужасом слушая, как в комнату врывается нечто невидимое и ужасное...

МакКиннон и МакДональд сладко сопели в своих кроватях, под боком у Марлин устроился растолстевший чуть ли не втрое и совсем обросший кролик Иосиф. Джой же никак не могла найти себе места и только беспокойно ходила по комнате, сложив ладони и прислонив их к губам. Хогвартс спал, окутанный волшебством, запоздалые огни гасли, погружая замок в таинственный бархат мартовской ночи. Никого ничто не тревожило, и лишь она, Джой Пальмер, никак не могла уснуть. Когда тревога, окутавшая ее, стала почти осязаемой, она бросилась вон из комнаты, не заботясь о том, что наделала предостаточно шума и разбудила соседок.

— Блэк, — она изо всех сил потрясла заворчавшего ругательства парня. — Проснись, псина!

Но «псина» только блаженно перевернулся на другой бок и накрылся одеялом с головой.

Терпение Джой лопнуло. Она сорвала с Сириуса одеяло, отчего получила в свой адрес несколько не самых любезных комментариев. Блэк, однако, проснулся и сел на постели, потирая глаза кулаками, как младенец. Сфокусировав взгляд на лице Джой, он чуть не подпрыгнул и картинно потянулся к одеялу.

— Пальмер, ты что ли? Отвернись, я же без трусов сплю!

— Заткнись, — нервы у нее были на пределе. Она сотню раз пожалела, что отпустила Джеймса одного, к тому же она почему-то была уверена, что ни в какой лазарет Поттер не пошел. — Мне срочно нужна Карта.

— Карта?..

— Бл*ть, да! Карта!

— Джой, да что случилось? — Сириус, оказавшийся все-таки в трусах, кое-как натянул джинсы и грохнулся с кровати, пока Джой беззастенчиво пялилась на него, не обращая никакого внимания на наготу парня. — Где пожар?

— Джеймс! — выкрикнула она, хватая Карту и поспешно разворачивая ее, но пальцы у нее дрожали так, что примятый пергамент никак не желал поддаваться, и она чуть не взвыла от отчаяния. — Помоги мне!

От ее панических криков проснулись Ремус и Питер. Спросонья у них был такой бестолковый вид, почти сразу же улетучившийся, стоило им услышать, что друг в опасности.

— Смотрите, — пискнул Питер, и все недовольно обернулись на небольшие круглые часы, купленные сто лет назад в Хогсмиде. Стрелка с именем Поттера застряла на делении «смертельная опасность». Джой вскрикнула и прижала ладонь к губам. Мерлин, какая же она идиотка!..

— Да что случилось? — требовательно спрашивал Блэк, пока они в развевающихся халатах бежали к Выручай-комнате. Только там мог закрыться чокнутый Поттер, пожелавший скрыть свой дурдом от общественности.

— Оставайтесь здесь, — Джой открыла глаза, чуть не заплакав от счастья, когда в стене на восьмом этаже появилась кованая дверь. Блэк открыл было рот, собираясь заспорить, но Джой наградила его таким взглядом, что тот моментально потерял дар речи. — Это может быть опасно, пойми!

— Да какая нахер опасность может грозить нам, но не грозить при этом тебе?! — заорал Блэк, выхватывая палочку. Джой его опередила — все-таки уроки Николаса Уилкса, которые Сириус так легкомысленно забросил, пошли ей на пользу. Взмахнув палочкой, она отшвырнула Сириуса к дальней стене и, не обращая внимания на завизжавшего Петтигрю, ворвалась в Выручай-комнату.

Стекла в окнах были выбиты, в комнате гулял ужасный сквозняк, что-то нещадно трещало и ломалось, и Джой показалось, что она угодила в ад. К стене отползал человек, отчаянно зажимающий уши руками. Из носа у него обильно шла кровь.

— Джеймс, — тихо позвала Джой, опасаясь, что напугает его, и это спровоцирует ужасные выбросы магии. Поттер не отреагировал и только слепо смотрел перед собой бешеными глазами. — Джеймс! — громче позвала она, и он вскинул голову, глядя на нее, как безумный.

— Джой! — она инстинктивно пригнулась, когда с потолка рухнул канделябр в метре от нее. Джой вытянула руки, медленно приближаясь к Джеймсу, который был совершенно не в себе. — Помоги мне!

— Сейчас, — она упала на колени рядом с ним и взяла его пылающее лицо в ладони. — Смотри на меня, слышишь? Смотри на меня!

— Мои руки… — он чуть ли не под нос сунул ей ладони, на тыльной стороне которых все отчетливее проступали до ужаса знакомые руны, начертанные красным и сейчас светившиеся каким-то золотистым сиянием. — Посмотри, они горят!

— Все хорошо, слышишь? Они не горят, — ладони Джеймса были ледяными. Джой с трудом сохраняла трезвую голову, — ты будешь в безопасности, если сможешь контролировать магию! Смотри на меня! — она лихорадочно вспоминала все, что делал дед и куча других целителей тогда, четыре года назад, когда бледного, с синими кругами под глазами и бьющегося в конвульсиях худенького подростка в полусмерти привезли в фонд. Руки ее тряслись, зубы выбивали мелкую дробь, она прекрасно знала, что сама ни за что не справится. Джеймс послушно кивал каждому ее слову, как ребенок, и ярость магии немного успокоилась. Это придало ей уверенности. — Все будет хорошо, все… ты справишься, — слезы покатились по ее щекам. Она обняла замершего Джеймса за плечи. Нет, она не сможет. Определенно.

— Зовите Дамблдора! — крикнула она, взмахом палочки распахивая дверь Выручай-комнаты, и внутрь тут же влетели Люпин, Петтигрю и пришедший в себя Блэк, едва успевший увернуться от летевшего в него факела, сорванного со стены очередным всплеском магии.

Из-за закрытых дверей лазарета не долетало ни звука. Петтигрю, бесчувственная скотина, дрых на подоконнике, Сириус сновал по коридору, как бешеный снитч, уворачивающийся от проворных рук ловца. Ремус обнимал прячущую лицо в ладонях Джой. Нет, она не плакала — нечем. Да и незачем. Рядом с Джеймсом Дамблдор, он сделает все возможное и невозможное, чтобы спасти его…

— Какого черта этот олень не сказал нам, что его прокляли? — бушевал Блэк, на которого было страшно смотреть. От его громкого голоса Хвост проснулся и треснулся башкой об оконную раму. Так ему и надо. — Почему сразу не пошел в лазарет?!

— Тише, Сириус, — попытался воззвать к нему Ремус и потер предплечья Джой. — Ты как?

— Нормально, — слабо отозвалась она, поднимаясь на ноги. Ремус разомкнул объятия. Взяв себя в руки, Джой схватила Сириуса под локоть и оттащила в сторону. — Ты прекрасно знаешь, что это не просто проклятие.

— Черт, — Блэк треснул кулаком каменную стену и даже не поморщился. — Ты должна была отвести его в лазарет сама, передать его Помфри и Дамблдору, только ты знала, что с ним делается!

— Прекрати, — она зажала уши руками, ненавидя себя. — Думаешь, мне легко? Легче, чем тебе?!

— Ладно-ладно, успокойся, — он обнял Джой и чмокнул ее в растрепанную макушку. Забыв обо всем, что когда-либо между ними было, Джой обняла Сириуса в ответ и спрятала лицо у него на груди. Было тепло и почти так же хорошо, как если бы ее обнимал сам Джеймс. — Выздоровеет наш Сохатый, этот гребанный именинник, — Сириус резко выдохнул и уставился в потолок.

Минуты тянулись, как жевательная резинка. Но уже до рассвета Дамблдор покинул больничное крыло. Вид у директора школы был такой, словно он не потратил половину ночи на спасение человека, а все это время мирно попивал чай в компании мадам Помфри.

Джой, которая до этого не замечала, как ей холодно — все чувства отошли на задний план — разом почувствовала странное тепло, исходившее от высокого старого волшебника в великолепном сиреневом халате. Почему-то этот халат вызвал у нее улыбку.

— Вы все еще здесь, — директор понимающе улыбнулся и сжал плечо Сириуса. — Можете не волноваться, с вашим другом все в порядке.

— Вам удалось нейтрализовать это проклятие, сэр? — подскочил к нему Ремус.

Дамблдор внимательно посмотрел на взволнованного Люпина и кивнул.

— Да, мы с мадам Помфри сделали все, что могли. Опасности для жизни Джеймса больше нет.

Джой выдохнула с таким колоссальным облегчением, что в следующий миг даже удивилась — почему не дрогнули своды Хогвартса под этим рухнувшим напряжением? Дамблдор смотрел на нее с веселой улыбкой, но ей было плевать. Все позади, этот ужас закончился, Мерлин, спасибо, да хранит тебя… Мерлин.

— Сэр, — робко позвал Дамблдора Ремус. Тот оторвался от созерцания Джой и снова повернулся к Люпину. — Но кто мог наложить на Джеймса такое проклятие?

В голубых глазах директора что-то промелькнуло, похожее на тень.

— Кто бы он ни был, наказание он получит самое суровое. Можете не сомневаться.

— Его выгонят из школы, да? — жадно спросил Хвост. Директор лишь снисходительно усмехнулся себе в бороду.

— Это самое малое, что ожидает преступника, мистер Петтигрю.

Окинув сияющую компанию довольным взглядом, Дамблдор зашагал прочь, сцепив за спиной пальцы в замок и мурлыча себе под нос какую-то мелодию.

Как только полы его мантии скрылись за углом, все четверо рванули к двери лазарета, но мадам Помфри будто нарочно дожидалась их и безапелляционно выставила вон.

— Человек спит! — проворчала она, выталкивая пытающуюся хотя бы одним глазом заглянуть внутрь Джой. — У него была нелегкая ночь, да и у вас тоже, так что приходите после уроков! Мисс Пальмер, я все сказала! Кыш отсюда! Джой, — уже мягче позвала медсестра, когда штурм неприступной крепости прекратился. Джой поспешно подбежала к тепло улыбнувшейся мадам Помфри. — Мистеру Поттеру на пару дней потребуется сиделка. Справитесь?

— Конечно! — Джой даже засмеялась, чувствуя себя законченной идиоткой, но от этого ничуть не менее счастливой. — Тогда я пойду? — она снова заглянула за спину медсестры.

— Не сейчас, — мягко остановила ее Помфри. — Тебе нужно поспать, дорогая, ты и так сделала достаточно на сегодня. Иди к себе, отдохни, а завтра приходи. Да никуда твой Джеймс не денется, иди же! — сморщенное лицо старой медсестры на какой-то миг помолодело лет на двадцать. — Все, всем спокойной ночи! — объявила она и закрыла двери своего лазарета.

В башню Джой возвращалась как на крыльях. Добравшись до кровати, она рухнула на нее, не раздеваясь, и моментально уснула.

Проснулся Джеймс от резкого холода, опустившегося ему на лоб. Нехотя приоткрыв глаза, он снова крепко зажмурился — потолок больничного крыла казался просто ослепительно белым. Раздался звук выжимаемой тряпки, плеск, а затем ледяной компресс исчез. Нос у него зачесался, и он уже хотел было поднять руку, чтобы избавиться от зуда, но не смог. Все конечности будто одеревенели и совсем не слушались своего хозяина.

— Доброе утро, — жизнерадостный голос резанул по барабанным перепонкам не хуже рева раненого кентавра. Джеймс, все еще щурясь, снова приоткрыл глаза. — С днем рождения!

— Джой?.. Какого хрена ты так орешь? Черт… как я сюда попал?

— Тебя вообще убить мало за то, что ты вчера выкинул! Ты вообще страх потерял, Поттер? Я же сказала тебе идти в лазарет!

— О-ох, какой же у тебя противный голос, — пожаловался Джеймс, силясь приподняться, но тело по–прежнему не слушалось его. — Как все прошло?

— Нормально, — Джой приложила ему новый компресс и обтерла марлей вспотевшую шею. — Без вмешательства Дамблдора, правда, не обошлось…

— ЧТО? — заорал Джеймс, чуть не подпрыгнув. Джой сделала страшные глаза и поспешно махнула палочкой в сторону двери, ведущей в кабинет мадам Помфри. — Какого еще нахрен Дамблдора?!

— Он здесь один. И не ори так, если не хочешь, чтобы всей школе стало обо всем известно.

— Значит, Дамблдор все знает. Блеск, — саркастично изрек Джеймс, мечтая провалиться сквозь землю. — Слушай, меня там случайно отряд авроров под дверью не поджидает?

— Да угомонись ты! Тебя там все утро поджидали Блэк и Люпин, потом еще Эванс примчалась и голосила, как самка низзла в брачный период — требовала впустить ее к тебе. Ты уж извини, но я ее послала, смотреть на все эти ваши нежности и «я же чуть не потеряла тебя!» у меня желания нет.

— А что сказал Дамблдор?

— Официальная версия — тебя прокляли. Но не жди, что Дамблдор оставит тебя в покое. Он уже прочитал нам лекцию о добре и зле, которое таится в каждом из нас — важно то, какой выбор сделаем мы сами. Ты следующий, и думаю, что обычной лекцией ты вряд ли отделаешься, — Джой говорила таким обыденным тоном, словно зашла в продуктовый магазин за кефиром.

— Спасибо. Спасибо за поддержку, — съязвил Джеймс. — Слушай, помоги встать, а?

— Зачем это? Тебе прописан постельный режим…

— Да? А в туалет мне тоже под себя ходить?!

— Потерпи, — с издевательским терпением велела Джой, протягивая ему очки, но Джеймс только отмахнулся от нее. — Скоро чары спадут, ты уж извини, но пришлось наложить их на тебя, иначе ты тут все разнес бы к чертям… ты чего? Надень очки!

— Да не нужны они мне, — проворчал Джеймс, глядя по сторонам. Удивительное дело — зрение, кажется, полностью вернулось к нему, и сейчас он видел куда лучше, чем прежде. Было, мягко сказать, не очень привычно.

— Ого, — Джой, вскинув брови, положила очки на тумбочку. — О таком эффекте меня как-то не предупредили.

Он и сам не ожидал, что магия каким-то образом вытеснит остатки проклятия Снейпа, наложенного еще на первом курсе. Поморгав, Джеймс все-таки надел очки и окончательно убедился, что теперь они ему действительно ни к чему.

Джой встала, зашуршав мантией, и отошла к стеллажу с какими-то разноцветными колбами, затем вымыла руки в небольшом умывальнике и вернулась к кровати Джеймса, где он лежал и чувствовал, как потихоньку расслабляется напряженное тело — вот он уже мог запросто пошевелить пальцами, даже дышать стало как-то легче. Одна не самая приятная мысль вдруг посетила его, но озвучить ее он не успел, потому что Джой, пристально следившая за ним, его опередила:

— Знаешь, чего я не могу понять? Почему твои предки пустили все на самотек? Они должны были забрать тебя из школы… ну мало ли, что могло с тобой произойти. Ты все-таки был в смертельной опасности… Не нравится мне все это, — заключила она.

— Мне тоже, — признался Джеймс. — Они за границей… понятия не имею, где именно, Франция — это слишком просто. Если я правильно все понял, они покинули Англию из соображений безопасности… Но кто или что им может угрожать? Странно как-то… И где этот хренов надзиратель, которого Лорд ко мне приставил? — на него вдруг накатила злоба. — А если бы я и впрямь сдох?!

Раздался звон — это Джой выронила пузырек с лекарством, из которого тщательно цедила синеватую жидкость. Зелье растеклось по полу, Джой чертыхнулась и потянулась к палочке, намереваясь залечить неглубокий порез на пальце, оставленный коричневатым стеклянным осколком. Джеймсу категорически не понравилось, что она отвела взгляд.

— Ты… — он чуть не задохнулся от возмущения. — Пальмер, это что, ты?

— Что — я? — виновато спросила Джой, заливаясь краской. — Ну ладно, это я, — она вздохнула. — Он лично попросил меня присматривать за тобой. Что? — вспыхнула она под гневным взглядом Джеймса. — По-твоему, мне надо было послать его куда подальше со своими поручениями?!

— Я просто поверить не могу, Джой, — заявил Джеймс, кипя от гнева. — Мой отец из кожи вон лезет, чтобы максимально оградить меня от всей этой херни, а ты… — ему стало противно. — А ты сама лезешь в пекло! Почему?! Тебе мало того, что случилось с Реттом?

Джой дернулась, будто он отвесил ей пощечину. Худые плечи тяжело вздымались и опускались.

— Не надо только читать мне морали, — всхлипнув, попросила она.

— Черт, — Джеймс неуклюже поднялся, все еще чувствуя свое желеобразное состояние. Руки по-прежнему слушались его плохо, он успел заметить полустершиеся знакомые руны на кистях, но заострять внимание на них не стал. — Я же хочу, чтобы с тобой все было в порядке, дурочка, — он вздохнул и кое-как обнял вздрагивающую Джой. — Слушай, я тут…

Договорить ему не дал грохот, с которой распахнулись двери лазарета. Джой инстинктивно отпрянула от Джеймса, украдкой вытирая глаза. В палату вихрем влетела заплаканная Лили, бросившаяся к нему так порывисто, словно он был безнадежно умирающим. Глаза Джой, все еще покрасневшие и опухшие, будто говорили: «О чем я и толковала». Она встала и без лишних слов удалилась, закрыв за собой двери, за что Джеймс был ей благодарен.

— Я в норме, Лили, все в порядке, — поспешно заверил ее Джеймс, пока она обнимала его с такой силой, на какую ее хрупкие слабые ручки только были способны. — Ну все, посмотри на меня, — он коряво улыбнулся. — Все уже позади.

Взгляд Лили загорелся гневом.

— Кто это сделал?

— Ну откуда я знаю? — устало сказал Джеймс, чувствуя подкатывающую слабость. Временами у него снова начинали гореть руки, словно магия концентрировалась в одном месте и никак не желала распределяться равномерно. В такие моменты он будто чувствовал, как по венам у него бежит не кровь, а чистое волшебство. — Наверное, кто-то очень не хочет, чтобы я поймал снитч в следующей игре…

К его удивлению, Лили вдруг страшно разозлилась.

— Меня уже достал твой квиддич! — вспыхнула она. Волосы языками пламени лизнули ее лицо. — Всякий раз ты попадаешь в лазарет исключительно из-за него! В твоем теле осталась хоть одна кость, которую ты еще не ломал?!

— Лили… — Джеймс попытался остановить словесный водопад девушки, но не слишком преуспел.

— Если однажды ты свалишься со своей дурацкой метлы и сломаешь себе шею, я сама прибью тебя!

— Ну что ты болтаешь? — он попытался поцеловать ее, но Лили гневно уворачивалась и сжимала губы.

— Не трогай меня, Джеймс Поттер!

— Лили, перестань! Я только что чуть не умер… — ему все же удалось раскрыть ее губы своими, — я имею право получить один маленький поцелуй от любимой…

— Ненавижу тебя, — вспыхнула Лили и обхватила его лицо ладошками, перехватывая инициативу.

Позже, когда они лежали рядом и обнимались, Джеймс прошептал ей в волосы:

— Понимаешь, почему тебе нельзя идти в авроры?

Лили приподняла голову. Голос ее звучал устало.

— Джеймс, мы это уже проходили, и ничего не…

— Я буду сходить с ума, зная, что ты постоянно в опасности.

Лили села и заправила волосы за уши. Джеймс не отпускал ее и сжимал тонкую талию девушки, пока она сидела, сгорбившись и слепо глядя перед собой. Спорить с ней ужасно не хотелось.

— Ну не дуйся, — Джеймс потянул ее к себе, и Лили с неохотой снова улеглась и положила голову ему на плечо, больно надавив на ключицу. Джеймс поморщился, но не отодвинулся. Взгляд его упал на осколки бутылочки, которую разбила Джой. До сих пор невербальная магия получалась у него слабовато, но теперь… а чем черт не шутит. Прищурившись, Джеймс подумал: «Репаро».

Руки снова вспыхнули, отчего он чуть не заорал в голос, но сдержался и лишь сильнее сдавил талию Лили. Она заерзала, но ничего не сказала. Теплые нити магии словно вырвались наружу и потянулись к осколкам, соединяя и склеивая их. Заклинание подействовало далеко не идеально, но раньше даже о таком Джеймс мечтать не мог.

Это опьяняло, кружило голову и вместе с тем страшно пугало.

* * *

Шумиха, поднявшаяся в школе после того, как прокляли Джеймса, подутихла, и Питер поймал себя на мысли, что рад этому даже больше, чем сам виновник переполоха. Джеймс всегда был в эпицентре всеобщего внимания, а после всех этих событий вообще сделался чуть ли не центром Вселенной. А уж после того, как Гриффиндор выиграл в квиддич у Рейвенкло, Поттеру вообще не давали прохода. Всякий раз, когда Питера беспардонно отодвигали в сторону и принимались петь дифирамбы Джеймсу, Хвост ловил себя на мысли, как сильно его все это достало. Над его хорошими оценками только подшучивали, деланно заинтересованно спрашивали, в чем секрет такой стремительной эволюции его мозга, на что Питер краснел и мямлил что-то невразумительное.

Когда на перемене между заклинаниями и защитой от темных искусств к нему подошла хорошенькая гриффиндорка на курс младше и, нервничая, поинтересовалась, не поможет ли ей Питер с травологией, Хвост воспрянул духом. Жаль, что в это время Сириус где-то шлялся и не видел, как сияющий, хотя и заикающийся от неожиданности Питер назначал девушке встречу в библиотеке. Он даже попросил у Сохатого его хороший и наверняка жутко дорогой одеколон, а потом полчаса провел перед зеркалом, решая, как ему быть с волосами: то делил их на аккуратный пробор, как Ремус, то небрежно зачесывал назад, как Сириус, то лохматил, как Джеймс, а когда его за этим делом внезапно застал так некстати вернувшийся в спальню Люпин, Питер поспешил кое-как расчесаться и, подхватив свои скудные конспекты, убежал в библиотеку.

Девушку звали Лесли. Она то и дело снимала и надевала тоненький черный обруч, сдерживающий копну пшеничных волос, и Питера так и подмывало заправить ей за ухо особо непослушную прядку, как это делал Джеймс с волосами Лили. И только рука Питера поползла вверх к локонам девушки, как она вдруг скрутила их в тугой жгут и убрала на сторону, чтобы не мешались. Эссе они написали кое-как, кажется, всего лишь наполовину, да и то у Питера не было уверенности, что они хотя бы немного раскрыли тему. Его сейчас волновала лишь Лесли, смотревшая на него из-под полуопущенных длинных ресниц. У нее были совершенно потрясающие глаза цвета молочного шоколада, а еще пухлые красные губы, к которым Питер страстно желал прикоснуться, но тут эти самые губы вдруг шевельнулись, и Лесли заговорила:

— Слушай, Питер… я ведь не просто так попросила тебя помочь мне с домашней работой… — щеки девушки мило порозовели, и Питер весь замер, точно натянутая струна. Он уже предвкушал сладкий поцелуй, как вдруг Лесли вдребезги разбила все его мечты и планы одним-единственным словом: — Ты ведь друг Сириуса Блэка… — Лесли все краснела и краснела, а Питеру становилось все противнее и противнее находиться рядом с ней. — Ты не мог бы сказать ему… обо мне?

— О тебе, — тупо повторил Питер, не глядя на Лесли, чье очарование разом затерялось где-то среди бесконечных библиотечных стеллажей. Лесли смотрела на него с такой надеждой, что Питер взорвался. Он вскочил, отчего его стул полетел на пол и наделал столько шума, что несколько любопытных голов высунулись из-за книжных полок. — Знаешь, что? Пошла ты, дура!

Он сорвался и побежал прочь, а вслед ему несся обиженный крик Лесли:

— Питер, я тебя чем-то обидела?!

Злая ненависть душила Питера, точно сорняк розу. Он бежал по школе, и ему повсюду слышалось лишь одно имя: Сириус, Сириус, Сириус… Эти глупые девчонки готовы были сломать свои волшебные палочки, лишь бы хоть раз в жизни их трахнул Блэк! А ведь Лесли даже понравилась Питеру! А оказалась такой же идиоткой, как и все остальные. Питер ворвался в спальню в Гриффиндорской башне, и весь его пыл, который страстно желал заколдовать Блэка, чтобы его потом от пола отскребали, мигом улетучился, уступив место легкой панике. Сириус переодевался прямо посреди комнаты и выразительно приподнял брови, когда Питер споткнулся прямо перед ним и жадно уставился на его голый торс.

— Хвост, — в голосе Блэка звучало не то издевательство, не то какое-то напряжение. — Ты ничего не перепутал? Сисек у меня нет.

Питер пошел красными пятнами и вместо того, чтобы огрызнуться и поставить наконец зарвавшегося друга на место, пробормотал какие-то извинения. Посмеиваясь, Сириус натянул на голое тело черную обтягивающую водолазку, выгодно обозначившую каждый мускул, небрежно поправил отросшие волосы и, подтянув джинсы на коленях, присел возле тумбочки. Питер тяжело сопел, пока Блэк возился, перебирая какую-то звенящую дребедень. Потом он вышел, громко закрыв за собой дверь — Сириус, кажется, вообще не умел двигаться бесшумно и всегда свое присутствие обозначал громкими звуками, а Питер, все еще полыхая от ярости, повалился на свою кровать и задернул полог, чтобы никто не видел его состояние.

Следующее утро началось с головной боли и тяжести во всем теле. Питер даже задумался — а не пил ли он вчера? Но Сохатый и Бродяга были бодрыми и свеженькими, так что мысли о пьянке отпали. С трудом дотащив себя до ванной, Питер заглянул в зеркало и чуть не отшатнулся. Под глазами у него образовались тяжелые синюшные мешки, глаза на похудевшем лице горели, как две зияющие шахты — до того широкими были его зрачки. Питер привычно полез в потайной карман своего рюкзака за таблеткой… и вспомнил, что вчера выпил последнюю.

Нужно было срочно найти Нотта. Без таблеток Питер не мог ни на чем сосредоточиться, за завтраком он постоянно ронял вилку и поминутно бросал осторожные взгляды на стол Слизерина. Нотт беззаботно завтракал в компании Эстер Руквуд, по мнению Питера, самой красивой девушки в школе. Питер несколько раз пытался незаметно для своих однокашников привлечь внимание Нотта, но то или делал вид, что не замечает попыток Питера, или и в самом деле был настолько занят беседой с Эстер, что не видел ничего дальше нее. Питера начинало потряхивать. Таблетка была ему просто необходима, иначе наверняка случится что-то ужасное… Однако после первого урока, который Питер высидел буквально с колоссальным трудом, удача снова на время улыбнулась ему. Нотт сам поймал его, и, уединившись за лязгающими рыцарскими латами, Питер нервно попросил еще несколько таблеток.

— Ты и без того торчишь мне тридцатник, — холодно приподнял слишком тонкие и изящные для парня брови Нотт. Питер нервно сглотнул — долг его с каждым днем рос все больше и больше. — Когда и чем будешь расплачиваться, Питер?

— У меня правда сейчас нет денег, — дрожащим голосом сообщил Питер, на что Эндрю лишь презрительно хмыкнул. — Я достану и сразу же все отдам, Эд… только прошу, дай мне еще!

— В понедельник, — ледяным тоном сказал Нотт, — принесешь мне пятьдесят галеонов, — с этими словами он полез в карман и вручил чуть не засмеявшемуся в голос от счастья Питеру упаковку из десяти таблеток. Питер дрожащими пальцами попытался выдавить одну, но тут тонкие, но сильные пальцы Нотта брезгливо вцепились в его мантию. Питер поднял взгляд и тяжело задышал, силясь побороть панику — Нотт смотрел на него такими глазами, какие бывают только у серийных убийц из магловских фильмов ужасов. После просмотра одного такого фильма Питер несколько ночей не мог спать спокойно и судорожно сжимал под подушкой волшебную палочку, пока однажды случайно не поджег матрас. — Смотри у меня, Петтигрю, — в голосе слизеринца звенела сталь, — если не принесешь в понедельник, твоей мамочке даже не найдется, что похоронить.

— Я принесу, правда принесу, — попятился назад Питер, и Нотт выпустил его мантию. На его губах расплылась холодная улыбка.

— Не сомневаюсь, — приподнял брови он и ушел.

Питер разом проглотил сразу две таблетки, чувствуя, как по венам растекается спокойствие и уверенность в себе.

Одновременно с этим у него созрел мстительный план.

— Что это еще за х**ня?! — озвучил общую мысль Блэк, когда вернувшиеся с ужина Мародеры обнаружили свою комнату перевернутой вверх дном.

Пологи всех четырех кроватей висели клочьями. Матрасы были перевернуты, подушки выпотрошены. Ремус чихнул, когда на нос ему упало одно из кружившихся в воздухе перьев, выдранных из подушек. Содержимое тумбочек и шкафов было безжалостно разбросано по всей комнате. Казалось, будто по комнате пронесся небольшой торнадо. Ремус рванул к своей тумбочке и убито опустился на пол. Сириус шарил рукой под своим матрасом, единственным, который не сбросили с кровати.

— Вот дерьмо, какая-то гнида сперла все бабки! Узнаю — убью, — рычал Блэк, пунцовея от ярости.

У Джеймса тоже пропали все сбережения. Он хмуро вывернул наизнанку свой бумажник, откуда тоскливо выпало несколько сиклей и пара кнатов.

Чтобы обеспечить себе алиби, Питер тоже пошарил рукой в своей тумбочке и убито изрек:

— Последние одиннадцать галеонов украли, — вздохнул он, изо всех сил изображая скорбь.

— По ходу взяли только деньги, — Сириус подбросил на ладони массивный золотой перстень-печатку, подарок своего не в меру щедрого дяди на восемнадцатилетие.

Среди остальной одежды на полу валялась мантия-невидимка. Джеймс подобрал ее и как-то зло сжал в руках тончайшую ткань.

— Гандоны, — сделал неутешительный вывод Сириус.

В общей гостиной тишина стояла чуть ли не звенящая. Профессор МакГонагалл разочарованно всматривалась то в одно печальное лицо, то в другое. Все гриффиндорцы, собранные для неприятного разговора, чувствовали дикое напряжение и угрюмо переглядывались.

— Докатились, — сухо заговорила МакГонагалл, с такой злостью сжимающая палочку, что та испускала красные искры. — Такого позора факультет Гриффиндор еще не помнил.

Мародеры сидели у камина с расстроенными и одновременно злыми лицами. Во взгляде Ремуса читалось потрясение — история с Корнером уже почти забылась, и тут нате. Сириус зло пялился в темное окно — казалось, малейшее напряжение, и стекло треснет под его свирепым взглядом. Джеймс обменивался слюнявыми взглядами с Лили, которая ко всему прочему бросала гневные взгляды на всех, кто попадал в поле ее зрения. Питер сжался в своем кресле и старался по возможности оставаться незамеченным. Он успел сотню раз пожалеть о том, что устроил всего пару часов тому назад. Сейчас часть украденных у друзей галеонов хранилась в плотном мешочке, спрятанном в пыльной вазе, одиноко украшающей малопосещаемый коридор шестого этажа. Вздохнув, Питер твердо решил после окончания собрания пойти и незаметно вернуть их владельцам. Потому что смотреть в глаза Джеймсу и Ремусу, которые никогда ничего плохого ему не делали, он больше не мог.

— Я даже не надеюсь, что у виновного хватит мужества и совести встать и при всех признаться в своем отвратительном проступке, — голос декана начал срываться. — Обокрасть своих товарищей, с которыми вы делите одну крышу не первый год… — МакГонагалл поджала губы. Весь ее вид так и источал презрение. Питер сжался и зажмурился, не в силах слушать обвинительные речи и дальше. — Никуда не расходитесь, — сурово произнесла декан и повернулась к портрету Полной дамы. — Я иду к профессору Слизнорту за Сывороткой правды.

— Профессор МакГонагалл, но ведь это же запрещено, — рискнула пискнуть какая-то пятикурсница. Многие одобрительно загудели.

— Воровать у своих товарищей тоже запрещено, — повысила голос МакГонагалл. — Я не допущу, чтобы вы и дальше позорили свой факультет, у которого много веков была безупречная репутация!

— Профессор, но… — подыскивала слова сердобольная пятикурсница. — Давайте дадим вору последний шанс! Пусть до завтрашнего дня он вернет украденное… положит в какое-нибудь условленное место…

— А потом снова кого-нибудь обчистит, так что ли? — рявкнул на девчонку рыжеволосый шестикурсник. Остальные согласно закивали.

— И вообще, почему ты его так защищаешь, Флоренс? — набросилась на девушку другая девица, сидевшая в окружении подружек. — Может, это ты все устроила?

— Что ты болтаешь?! — возмутилась Флоренс, краснея. — Я бы никогда не опустилась до воровства!

— Тогда сиди и не высказывайся, твоего мнения никто не спрашивал!..

— Тихо! — рявкнула МакГонагалл, и гостиная, загомонившая было, разом успокоилась. — Мисс Торн права. Бойкоты, а тем более травли нам на факультете и подавно не нужны. Сядьте, мистер Блэк, — декан повернулась к привставшему было Сириусу, явно собирающемуся толкнуть не самую радужную речь. — У вора есть время до полудня. Если завтра в двенадцать ноль-ноль украденное не будет возвращено владельцам, каждый гриффиндорец будет допрошен с Сывороткой правды. Но тогда не ждите, что отделаетесь отсидкой после уроков и вычтенными баллами, — обратилась МакГонагалл к неизвестному ей воришке. Питер сглотнул и рискнул взглянуть на суровую преподавательницу трансфигурации. МакГонагалл не смотрела ни на кого конкретно, и все же у Питера было жутковатое ощущение, будто она видит его насквозь.

МакГонагалл велела положить украденные деньги за статую Бориса Бестолкового на пятом этаже и ушла, напоследок послав Мародерам предостерегающий взгляд, словно не сомневалась, что эти четверо — двое уж точно — непременно постараются устроить воришке далеко не сахарную жизнь.

Куда проще было бы на время позаимствовать у Сохатого мантию-невидимку, но Питер скорее съел бы свой крысиный хвост, чем рискнул еще раз стащить что-то у друзей, пусть и на время. Замок уже просыпался после долгой ночи, тогда как он так и не сомкнул глаз, слушая мерное дыхание спящих друзей, и на рассвете приступил к исполнению задуманного. До вазы-тайника он добрался без происшествий, внутренне содрогаясь от одной мысли, что с ним будет, если его обнаружат, или деньги парней пропали. Пока что ему везло — мешочек с галеонами по-прежнему лежал в пыльной вазе. Питер не стал пересчитывать монеты, все равно пятидесяти галеонов в любом случае не хватало. До статуи Бориса Бестолкового он тоже добрался без проблем. Каменный волшебник с глуповатой физиономией и перчатками на носу посмотрел на него, но ничего не сказал — Питер долго привыкал к такой особенности хогвартских статуй. Оглянувшись по сторонам, он припрятал мешок у основания статуи, на всякий случай попытался наложить на него Дезиллюминационные чары, но получилось из рук вон плохо. В конце концов, свое дело он сделал, а дальше МакГонагалл пусть разбирается с этим, как хочет. Облегченно выдохнув, Питер выпрямил спину и повернулся, намереваясь вернуться в башню… и тут нос к носу столкнулся с Сириусом, на чьем лице читалось такое отвращение, что Питер невольно отступил на шаг назад. Блэка удерживали Джеймс и Ремус, иначе он бы уже давным-давно набросился на Питера и порвал его на сотню маленьких Хвостов.

Вместе со страхом перед друзьями пришла острая обида — выходит, они подозревали его! И даже следили за ним! Питер отчаянно закусил губу.

— Ты… мелкий грязный… воришка…

— Сириус, успокойся, — прошипел бледный невыспавшийся Люпин.

— Печенкой чуял, что это ты!

— Я не… — Питер отчаянно замотал головой, мечтая провалиться сквозь землю.

— Хвост, какого черта?! — Джеймс казался таким суровым и озлобленным, а его бешено торчащие в разные стороны волосы только усиливали впечатление.

— Я все объясню…

— Потрудись, будь любезен!

— Бродяга, заткнись! — шикнул Ремус, чьи нервы были явно на пределе.

Нервы Питера тоже сдали. Опустившись на постамент, за которым лежали ворованные у друзей деньги, парень вдруг отчаянно всхлипнул и спрятал лицо в ладонях. Да, они имеют полное право ненавидеть его после такой подлости, но вот как объяснишь блистательному Блэку, умному Люпину и самоуверенному Поттеру, что он всего лишь хотел соответствовать?..

— Кто тебе это дал? — с отвращением спросил Джеймс, когда Питер, отчаянно хлюпая носом и трясясь, как в лихорадке, высыпал ему на ладонь горсть круглых белых таблеток. — Кто, Хвост? Посмотри на меня!

Питер не успел и ахнуть, как перед глазами стремительно пронеслись картинки-воспоминания: учтивый Нотт, постепенно переходящий в Нотта пугающего, а затем и вовсе в угрожающего. Питер не понял, как Джеймс это сделал, но когда поток мыслей прервался, на Поттера было страшно смотреть.

— Твою мать, — бесконечно повторял Джеймс, бешено лохматя и без того растрепанные волосы. — Ты… ты вообще соображаешь, Хвост? Тебе наркоту подсунули, дубина!

И без лишних предисловий он подошел к окну, распахнул его и вышвырнул спасительные таблетки в ночь.

Хвосту пришлось закусить ладонь, чтобы не завопить от отчаяния.

— Джеймс… ты что наделал? — выдавил он, чувствуя заполняющую его ярость.

— Твою шкуру спасаю, осел!

— Да ты посмотри на него, — Блэк отлепился от стены, которую последние десять минут подпирал своей распрекрасной спиной, и почти брезгливо приблизился к Питеру, у которого дрожали губы. — Он же вконец обдолбанный. Это тебе не тентакула, которую покурил, поржал и забыл. Давно ты эту хрень жрешь?

Питер угрюмо молчал, ненавидя Блэка.

— Давно?!

— С января! Доволен, Сириус?!

— Корнера тоже ты вынес?!

— Еще громче ори, Бродяга, тебя в Хогсмиде не слышно, — проворчал Ремус, хмуря брови.

— Что мне еще оставалось делать? — сорвался Питер, топнув ногой, как ребенок. Джеймс, подобравший мешок с деньгами, швырнул его Сириусу, и тот ловко поймал его одной рукой. — Эти экзамены у меня уже вот тут сидят! — он чиркнул себя по шее. — С таблетками мне было намного легче, понимаете?!

— Все. Клинический случай, — заключил Блэк с таким видом, будто открыл новый сорт мандрагоры. — Лечиться тебе надо, приятель, — последнее слово он произнес с каким-то снисходительным презрением и подкинул на ладони зазвеневший монетами мешок.

— Что вы теперь будете делать? — с вызовом спросил Питер, по очереди глядя на друзей. — Перестанете общаться со мной? Объявите бойкот? Доложите МакГонагалл, что я не только вор, но еще и наркоман?!

— Заткнись, — посоветовал хмурый Джеймс. — Для начала отведем тебя к Помфри. Может, случай небезнадежный…

— Меня же выгонят из школы! — воспротивился Питер. Ему стало по-настоящему жутко.

— Сейчас нас всех выгонят из школы, Филч! — прошипел Ремус, и Джеймс без дальнейших предисловий схватил сопротивляющегося Питера за шиворот и толкнул его за статую. Буквально в двух шагах от нее располагалась дверь, ведущая в ванную старост. Сириус шепнул пароль, и дверь со скрипом отворилась, но не успел Джеймс затолкнуть Питера внутрь, как он решительно обернулся крысой и заспешил навстречу Филчу. Джеймс от такой наглости даже растерялся.

— А ну стой! — прорычал ему вслед Сириус, но пойти за ним не решился — шаги смотрителя шаркали уже близко. — Вот падла!

Зевая и что-то бурча, Филч ковылял по коридору, запахивая линялый старомодный халат. Интересно, этот человек вообще когда-нибудь спит? На крысу, мелькнувшую у него под ногами, Филч даже не взглянул.

— Опять эти проклятые Мародеры, — ворчал Филч, пробегая мимо закрытой двери ванной старост. — Ух, доберусь я до вас однажды…

Забившись в углу, Питер чувствовал, как неистово колотилось его сердце. Слиняв от друзей, он, кажется, влип по-настоящему.