Крестник (гет)

Первой мыслью, что отчетливо сформировалась в голове Джой, едва ее локти пронзила боль от падения на каменный пол, была: да, ее и впрямь похитили.

Рабастан, на чьем пальто не было ни соринки, тогда как сама Джой валялась в какой-то строительной пыли, бесцеремонно прохаживался перед ней, глядя сверху вниз и держа палочку опущенной. Осматриваться у Джой не было ни времени, ни желания, но она и так поняла, что они очутились в каком-то заброшенном доме с кое-где обвалившейся крышей и драными обоями. Положение ее было не из приятных, и она попыталась хоть немного сесть, но тут кончик палочки Лестрейнджа легонько уперся ей в шею, и она подняла на него затравленный взгляд.

Что ж, если это конец, то хоть помирать с достоинством.

— Джеймс меня найдет, — только и смогла пискнуть она.

Лестрейндж согласно кивнул, будто именно того и ждал.

— Ничего, несколько часов у нас есть, — в его голосе не было ни намека на угрозу, только издевательская усмешка.

Мысли торопливо сменяли одна другую. Он хотел поговорить, это очевидно. И Джеймс, жаждущий вернуть Джой, его тоже не пугал. Картина вырисовывалась не радужная, и Джой сделала то, к чему готовилась с того самого дня, как на ее предплечье появилась Черная Метка. Она приготовилась умирать.

— Что хочешь делай, я ничего не скажу.

Он только бровь приподнял, даже не рассмеялся, чего она, в общем-то, ожидала после своей нелепейшей фразы.

— Значит, тебе действительно есть что сказать, — Рабастан подтащил к себе наполовину сломанный стул и уселся на него, положив локти на кривую спинку и поигрывая палочкой.

— Ну, ты же похитил меня явно не для того, чтобы жениться, — фыркнула Джой, понятия не имевшая, куда запропастилась ее собственная волшебная палочка.

— Как знать, — он зачем-то покосился на покрытый паутиной потолок. — Трудность в том, что жена-воровка меня не очень прельщает.

У Джой ком в горле встал после этого заявления. Поморгав, она наконец села, одернула куртку и обхватила коленки предательски дрожащими руками. За это время она уже могла трижды броситься на Рабастана и выбить у него палочку, но он даже не шелохнулся.

— Поясни.

Он низко, раскатисто рассмеялся, словно ситуация и впрямь была из веселых. У Джой начинали сдавать нервы, и она тоже пару раз хихикнула. Отсмеявшись, Лестрейндж вдруг сделался злым и склонился к ней, насколько позволяла спинка стула:

— Зачем тебе чаша Хельги Хаффлпафф, Жозефина?

Отпираться было бессмысленно. Джой выдохнула и опустила взгляд на свои чудовищно грязные джинсы.

— Собираю коллекцию реликвий Основателей.

Послышался грохот. Рабастан отшвырнул стул, отчего тот разломался полностью, и навис над ней, снова ткнув палочкой ей в горло, только на этот раз вышло больнее. Место, где дерево волшебной палочки соприкоснулось с кожей, вспыхнуло обжигающей болью, словно Рабастан пытался оставить там свое клеймо.

— А если сказать правду?

— Я и говорю правду, — сквозь стиснутые зубы прошипела Джой, глядя ему в глаза. — Мне тоже надо на что-то жить, а один человек предложил хорошую сумму за эту побрякушку.

— Почему же тогда я тебе не верю? — прищурился Лестрейндж.

— Наверное, это уже твои проблемы.

Он резко убрал палочку, и Джой задышала так, будто в ее опустевшие легкие разом вернулся кислород.

— Почему именно чаша? — снова заговорил Рабастан, переместившись в другой угол комнаты и не глядя на свою пленницу. — Ты могла стащить что-то гораздо более ценное.

— У коллекционеров свои причуды.

Он кивнул, будто прекрасно понимал этого мифического коллекционера. Если он притащил ее сюда только ради чаши Хаффлпафф, это еще было половиной беды. В конце концов, если крестраж вернется в хранилище Лестрейнджей, они, по крайней мере, будут знать, где его снова искать и что он из себя представляет.

— Как ты его вытащила? — не скрывая любопытства, спросил Рабастан.

— Я не профессиональная воровка, но тоже кое-что умею. В любом случае… — она сделала попытку встать, но в нее тут же уперлась опасно сверкнувшая какой-то искрой палочка, и Джой обреченно плюхнулась обратно на пол, — я ее уже продала. Как ты вообще распознал подделку?

Рабастан, играя желваками, снова убрал палочку, но Джой так и осталась сидеть и вытирать собственной задницей грязный пол.

— Кое-что умею и я. А еще я очень хорошо помню похороны моей матери. И то, как вырубился прямо в зале артефактов, а потом пришел в себя в постели рядом с тобой. Сложить два и два нетрудно, Жозефина. Как и то, что ты солгала мне, что ту ночь мы провели вместе.

— Ну, — она хмыкнула, — по сути так оно и было. Мы просто не трахались.

Откуда-то возникла мысль, что вот сейчас он потребует все ему компенсировать, но этого не случилось. Рабастан просто сделал то, чего Джой от него ну никак не ожидала — он уселся рядом с ней и снова принялся крутить палочку, раздраженно глядя, как она то вспыхивает, то гаснет, недовольная таким обращением. Джой машинально отодвинулась на пару-тройку дюймов, и Рабастан снова криво усмехнулся.

— Значит, Поттер тебя ищет. Ты это знаешь или просто на это надеешься?

Еще один, которому вздумалось поглумиться над ее чувствами.

— У меня что, на лице это написано?! — взорвалась Джой.

Лестрейндж пожевал губами.

— Кто не слепой, давно уже обо всем догадался. Хотя это дело твое.

Ей так и хотелось ляпнуть что-нибудь оскорбительное, потому что, видит Мерлин, ее это все уже искренне достало. Она бы и рада избавиться от своей чертовой любви раз и навсегда, да она была бы счастлива, как никто, но тогда все было бы слишком просто. Вместо того чтобы продолжать тему, Джой решилась задать вопрос, который мучил ее вот уже какое-то время.

— Правда, что ты просил у моего отца моей руки? — тихо спросила она, сама не зная, почему это для нее так важно.

Рабастан, перебиравший какие-то мелкие камешки, бросил их на пол.

— Мой интерес не остался незамеченным, и отец написал твоим родителям. Они сообщили, что решать такие вопросы будешь ты сама.

— Странно, — только и смогла вымолвить Джой. Отец предоставил ей выбор? Да быть такого не может, Мерлин! Либо Рабастан что-то путал, либо у Годдарта слегка поехала крыша.

— Странно? — недобро усмехнулся Рабастан, переводя на нее взгляд голубых глаз. — Я думаю, ты сама пока не понимаешь, как тебе повезло с родителями.

От неожиданности она чуть не поперхнулась воздухом и только бестолково пялилась на своего собеседника, то открывая, то закрывая рот. Наконец совладав с собой, она не без труда задрала рукав куртки и сунула Рабастану левое запястье, на котором еще белел так и не заживший до конца шрам от пореза — подростком она была еще тем, и будь воля ее деда, он бы не сиделкой ее в фонд устроил, а запер на нижнем уровне, куда сбагривали всех буйнопомешанных.

— Мои родители, с которыми мне так повезло, довели меня до того, что я перерезала себе вены, — сквозь стиснутые зубы пробормотала она. Взгляд Рабастана скользнул по шраму, и она сразу же спрятала его и запустила продрогшие пальцы в волосы. — А когда убили моего брата, я наглоталась бракованного Напитка живой смерти, потому что мне не нужна была такая жизнь. Ну как, завидная я невеста? — зло хохотнула она.

Рабастан смотрел на нее очень долго, дав ей предостаточно времени, чтобы остыть и постараться больше не думать об отце и матери. Она не вспоминала их уже давно, и теперь оказалось, что мысли о них приносили слишком много горькой боли и совсем немножечко тоски.

— Твой отец играет в карты? — вдруг спросил Рабастан. Джой вопросительно приподняла брови. — Мой играет. Всю жизнь только этим и занимается. Однажды с ним сыграл и Темный Лорд. И знаешь, что отец ему проиграл?

Внутри Джой зародилась нехорошая догадка, и Рабастан буднично кивнул, подтверждая ее.

— Меня. Мне, черт возьми, тогда было семь, а вся моя жизнь уже была расписана наперед. Об этом я узнал от Родольфуса спустя много лет, когда тот велел мне убить грязнокровку. Та девчонка училась вместе со мной на курсе, была круглой отличницей, красавицей… — говоря все это, он плотоядно улыбался, будто таким образом пытался замаскировать боль. — Такой, знаешь, которую вся школа, включая учителей, хочет. И я убил ее, потому что старший брат велел мне это сделать. У него были свои интересы встать на сторону Волдеморта. А я стал убийцей только лишь потому, что мой отец не сумел вовремя отложить игральные карты.

Они сидели молча около пяти минут. Наверное, Рабастан ждал от Джой какой-то реакции, может быть, слов утешения, но ничего стоящего ей в голову не приходило. Сколько их таких вообще? Как Рабастан и Джеймс. Которые убивали, чтобы жить самим? У которых, должно быть, существовали собственные планы на жизнь, не связанные с пытками и насилием, а близкие им люди взяли и всему этому помешали.

— Я не знала, что еще и так бывает, — хрипло прошептала Джой, глядя на Рабастана, а его, похоже, ничего, кроме собственных дрожащих рук, не интересовало.

— У нас с братом была сестра, — снова заговорил он. Казалось, он давно ждал понимающего собеседника, чтобы поделиться наболевшим, и Джой, не перебивая, внимательно ловила каждое его слово. — Помню только, что она всегда читала мне перед сном.

— Она была старше?

— Да, лет на десять, наверное. Ее звали Розалин, и она была бастардом.

У Джой медленно отвисла челюсть.

— Как это? — только и смогла выдавить она.

— Я до сих пор не знаю, кто был ее настоящим отцом, а мать у нас общая. Не то чтобы это обычное дело в чистокровных семьях, но и такое встречается. Отец узнал об этом, помню жуткий скандал, — Рабастан полез в карман и вытащил из него пачку дорогих магловских сигарет. Дрожащими руками Джой тоже взяла одну, хотя курить совершенно не хотелось.

— Что случилось с Розалин? — полушепотом спросила она.

Рабастан выдохнул дым и ничего не сказал. И от этого молчания у нее по спине прошелся холодок.

— Я ненавижу отца за то, что он сделал, но не знаю, могу ли его осуждать. Для всех Розалин просто скончалась от болезни исчезновения.

В сознание на секунду ворвалась тошнотворная картина: смертельное заклятие, срывающееся с палочки Ральфа Лестрейнджа, и напуганная юная девушка, в которую это заклятие попадает. С тлеющей сигареты начал падать пепел. А к Рабастану вдруг неожиданно вернулось его игривое настроение, и он похлопал ее по коленке:

— Что, напугал я тебя своими рассказами, да?

Кожа на предплечье резко вспыхнула, и Джой зажмурилась от обжигающей боли. Лестрейндж покосился на нее и только затянулся сигаретным дымом. Чтобы хоть немного побороть боль, Джой вцепилась пальцами в рукав его пальто.

— У Поттера, похоже, истерика, — коротко хохотнул Рабастан и потер собственную левую руку. Боль в плече Джой прошла, и она смогла выдохнуть — ощущения были такие, будто она сунула руку в огненное жерло. — Наверное, ты действительно ему небезразлична.

Сейчас эти слова почему-то мало что значили. Докурив, Рабастан поднялся на ноги, отряхнул одежду и уже на полпути к двери обернулся, вопросительно изогнув бровь:

— Ты идешь?

— Ты меня отпускаешь? — поразилась Джой. От неожиданности ей даже на ногах стало трудно стоять. — А как же… чаша?

— Чаша всего лишь древний кусок металла. А тебе надо на что-то жить.

— Но ты видел, как я спасла Эмму Брук, — озарило вдруг Джой.

Его лоб нахмурился.

— Эмма Брук, кто это? — усмехнулся Рабастан.

— Девочка-бастард, — закатив глаза, пояснила Джой. — Видел, но не помешал, почему? Из-за Розалин?

Рабастан сжал зубы. Благодушный настрой его разом испарился.

— Может быть.

Джой поняла, что еще одно ее слово, и его благотворительность закончится чем-нибудь неприятным. Пора было уходить, пока у Джеймса и впрямь не случилась истерика. Кожу, где располагалась Метка, уже снова начало покалывать. Ей вдруг пришла в голову идея, возможно, дурацкая, и она обязательно о ней пожалеет, но после того, что ей стало известно, она должна была попробовать.

— Постой, — позвала она, когда они с Рабастаном вышли на улицу, и Джой поморщилась от ослепительного солнечного света. Из-под тонкого слоя снега здесь уже робко пробивались первые подснежники, и она постаралась обходить слабые стебельки, тянущиеся к солнцу. — Ты никогда не думал о том, чтобы все изменить?

— Со временем к такой жизни привыкаешь, — отозвался Рабастан, даже не обернувшись. В его голосе снова звучала усмешка.

— Но ты так и не смог привыкнуть! — не оставляла попыток достучаться до него Джой. Наверное, она выглядела глупо, следуя за ним, как потерявшаяся собачонка, а он этим только лишь наслаждался. — Ты хорошо играешь свою роль, но…

— Ничего я не играю! — он обернулся так резко, что Джой с разбегу налетела на него и сразу же отпрянула, но Рабастан сомкнул пальцы вокруг ее руки и качнул головой. — Мне даже притворяться не приходится. Посмотри на меня и скажи, что я не убийца.

— Не по своей воле убийца.

Ветер бросил ее волосы ему в лицо, и он раздраженно закрыл глаза, ожидая, когда они от него отлипнут.

— Надеюсь, мы больше не пересечемся один на один, Жозефина Пальмер, — наконец только и сказал Рабастан, после чего отпустил ее руку и растворился в вихре воздуха, оставив поверженную Джой посреди пустыря с подснежниками, где стоял полуразрушенный дом.

Джеймс уже в который раз попытался связаться с Джой или утащившим ее невесть куда Лестрейнджем с помощью Метки, но снова потерпел неудачу, и наигранно оптимистичный Бродяга и мрачно пялившийся на него Лунатик только раздражали. Они сидели в гостиной Томаса, причем самому ему явно не терпелось поговорить с Ремусом — слишком понимающим взглядом он на него смотрел, но прерывать метания Джеймса никто не спешил. Лили решила, что Ремус пока не готов увидеть ее восставшей из мертвых, и потому сидела в их комнате, чему Джеймс был только рад. Ему не хотелось, чтобы она снова видела его в невменяемом состоянии.

— Проклятье! — ругнулся Джеймс, когда Метка в очередной раз никак не отреагировала.

— Просто расслабься, Сохатый, уж я-то знаю, что Пальмер любую ситуацию умеет обернуть в свою пользу, — заявил Сириус, хотя переживал и он.

Томас предложил задействовать поисковые чары, но для них нужен был какой-то предмет, принадлежащий Джой, а таковые можно было найти только в доме Снейпа, и Джеймс уже всерьез готовился идти к нему, как двери гостиной вдруг распахнулись, и внутрь устало шагнула похищенная, которая, на первый взгляд, выглядела неплохо для той, кто почти час провел в плену у Пожирателя Смерти.

— О чем я и говорил! — радостно подытожил Бродяга.

— Ты как? — только и смог спросить Джеймс, обнимая ее. Волосы Джой пахли воздухом и сигаретами.

— Порядок. Мы смогли договориться.

Сириус за ее спиной состроил очень выразительное лицо, задействовав и язык. Джеймс сейчас испытывал слишком громадное облегчение, чтобы злиться на друга.

— Что ему было нужно? — поднялся со своего места Томас. — Он обнаружил пропажу чаши?

— И это тоже, но… мне кажется, ему просто нужно было с кем-то поговорить. Да, мальчики, опережая ваши вопросы: чашу Рабастан любезно подарил мне. Говорю же, мы смогли договориться, — чуть более раздраженно добавила она.

— Главное, что ты цела, — Ремус неуклюже потрепал ее по плечу; выглядел он, мягко говоря, сконфуженным.

— Обо мне не беспокойтесь. Вам и без того есть о чем поговорить.

Джеймс и Ремус обменялись взглядами, в которых по-прежнему сквозила прохлада и капля недоверия, но оба вдруг согласно кивнули, и Сириус картинно утер невидимую скупую слезу.

— Разговор будет длинный, — предупредил Джеймс и жестом предложил Люпину сесть. Тот только мрачно кивнул, словно именно этого и ждал — рассказа без единой утайки.

Томас отвел их с Блэком на кухню, где заварил крепкого чая и даже, покопавшись, откуда-то вытащил остатки имбирного печенья. Напиток согрел Джой и помог на какое-то время расслабиться, но из головы так и не шел разговор с Рабастаном. Чтобы хоть немного отвлечься, она обратилась к Томасу, который искал что-то еще в обшарпанном буфете:

— Так что нам теперь делать с чашей?

— Одну минуту, друзья мои. Мне кто-нибудь может объяснить, что это за чудо-чаша такая, о которой тут все постоянно болтают? — деликатно напомнил о себе Сириус.

Томас выпрямил спину и бросил на него равнодушный взгляд, в котором явно читалось то, что при всей своей гениальности он уже запутался, кто из всех посвященных в дела Джеймса сколько знает. Радуясь, что у нее появилась возможность подумать о чем-то другом, Джой в красках описала Блэку, как они увели у Лестрейнджей крестраж, но на этом рассказ обрывался, ибо дальнейшая судьба чаши была тайной и для нее самой.

— Вы провернули такое интересное дельце без меня, — сделал вид, будто обиделся Блэк, но на самом деле он явно был горд и доволен результатом. — Хотя я не уверен, что вот так запросто смог бы появиться на похоронах мадам Лестрейндж. И что теперь с чашей?

— Она в надежном месте. Уничтожать ее пока рано. Я изучил всю доступную мне информацию о крестражах и выяснил, что волшебник чувствует, когда часть его души умирает. Лишняя головная боль нам ни к чему, — сухо сообщил Томас. — Джеймс и без того нас чуть не прикончил, когда мы заговорили о способах уничтожения крестража.

Красивое лицо Блэка, еще секунду назад светившееся от восторга, побледнело и вытянулось.

— Это как? — настороженно спросил он.

Джой вкратце описала ему о том, что тогда случилось, а Томас добавил, что всему виной крестильная магия, будь она неладна. Блэк был впечатлен.

— Похоже, мне даже на минуту отвернуться нельзя, не говоря уже о том, чтобы позволить себе маленький двухнедельный отдых. Вы хоть сообщите, когда Волдеморта убьете.

Скрестив босые ноги по-турецки, Лили сидела на смятой постели с книгой в руках. Она то и дело поправляла непокорный локон, который выбивался из основной массы волос и закрывал ей обзор. Джеймс устало опустился на кровать рядом с ней и мягко заправил рыжие волосы за ухо, в котором блестели три золотые сережки. Не отрываясь от чтения, Лили чуть склонила голову, чтобы прислониться к его ладони щекой.

— Ты хорошо держишься, — признал Джеймс, любуясь девушкой в тусклом свете ночника.

Лили закрыла книгу и взобралась к нему на колени, кончик ее носа коснулся его собственного. От нее пахло ромашковым шампунем и какой-то выпечкой, словно они не прятались в подземном строении, а снова были дома в Годриковой Впадине — именно так пахло там.

— А мне кажется, я веду себя, как законченная истеричка, — вздохнула Лили. — Кругом слишком много смертей и страданий, и ты в самом их эпицентре, а я даже не могу тебе чем-то помочь.

— Я и так втянул тебя во все это, из-за меня ты больше не можешь общаться с родными и друзьями. По-моему, я уже достаточно испортил тебе жизнь.

Лили, до этого тяжело дышавшая и покрывавшая крохотными поцелуями шею и скулы Джеймса, отстранилась и строго сжала его подбородок.

— Мы это уже проходили, Джим. Я буду с тобой, что бы ни произошло.

— Моя маленькая храбрая Эванс, — не удержался от улыбки Джеймс. Лили мило фыркнула носиком и стала водить ноготками по его скулам. Это заставляло хотеть ее еще больше, чем если бы она предстала перед ним абсолютно голой.

— Ты поговорил с Ремусом? — шепнула она, и настрой на ласку чуть-чуть спал. — Как он отреагировал?

— Он просто в ужасе, — правдиво ответил Джеймс. Лунатик и впрямь едва не шарахнулся от него, когда увидел Метку на его руке своими глазами. Скрывать что-то дальше не было смысла, и остальное время они посвятили насмешкам над собственными судьбами и шутливым выяснениям, кому из них досталось больше. Уходя, Ремус уже не выглядел таким подавленным, хотя его взгляд время от времени все же проваливался куда-то в пустоту. — Но… я думаю, он над этим работает. К тому же, им с Томасом тоже есть что обсудить, поэтому мы ждем Лунатика завтра в гости.

Лили улыбнулась, но не слишком убедительно. Джеймс прекрасно понимал, что ее тревожило, но в ее тайну уже и без того было посвящено слишком много людей. Впрочем, Ремус Люпин тоже заслуживал правды, и Джеймс принял решение сказать ему об этом.

— А что Джой?

— Защитники ей не нужны, как выяснилось. К тому же, они с Рабастаном явно поладили. Еще немного, и Снейпу можно будет начинать ревновать.

— Так что же нужно самой Джой? — очень тихо, едва слышно спросила Лили.

Вопрос остался без ответа, потому что Джеймс слишком хорошо знал на него ответ. Кожа на талии Лили была горячей и нежной, и он постарался думать только лишь об этом. Светильник пару раз отвлекающе моргнул, и Джеймс инстинктивно нащупал выключатель.

* * *

Март окружил Годрикову Впадину грязноватым снегом и слякотью, словно зима и весна решили посоперничать друг с другом и теперь вовсю отыгрывались на привыкших к уютной погоде ирландцах. Последняя щепка дома Поттеров заняла свое место, и теперь Джеймс, отдуваясь и вытирая с мокрого лба пот, сидел на невысокой балконной балюстраде, курил и любовался творением рук своих. Еще немного, и они с Лили снова будут только вдвоем, да и Томас уже начинал ворчать, что его дом становится похож на общежитие — Джой, Сириус, а теперь еще и Ремус могли заявиться к ним, когда вздумается. И хотя случалось это редко, Томас все равно чересчур открыто демонстрировал отсутствие гостеприимства.

Чуткий слух анимага уловил странные хлюпающие звуки, и рука Джеймса сама собой сомкнулась на волшебной палочке, но это оказалась всего лишь приближающаяся по разбитой слякотью дорожке Елена. Выглядела она так, будто ее только что выхватили из постели — спутанные волосы, куртка, накинутая поверх домашнего свитера, один шнурок на ботинке развязался. Она крепко держала Гэри за руку, и вид у малыша был обиженный. Видимо, на этот раз Елене было некогда церемониться с сыном. Почуяв неладное, Джеймс спрыгнул с балкона, чуть зашибив ступню, но это было неважно. Елена была так взволнована, что даже не обратила внимания на высоту второго этажа.

— Джеймс, случилось что-то странное, — не утруждая себя приветствием, сходу заговорила она. Гэри, захныкав, вырвал руку, но Елена беспрекословно поймала его и подтянула к себе, крепко обняв сына. — Как хорошо, что ты здесь, я понятия не имела, где тебя искать.

— Успокойся и скажи мне, что произошло, — Джеймс подмигнул сводному брату, чтобы тот прекратил попытки сбежать от матери.

— Ко мне приходили люди… странно одетые люди, — принялась жестикулировать Елена, глядя перед собой. — Они стали расспрашивать меня о Гэри, о его странностях, о том, кто его отец… короче… Я ничего им не стала говорить, но они, похоже, и так обо всем знали. Один из них упомянул твое имя и…

— Как они выглядели? — Джеймс распахнул перед ними двери своего дома и сразу же захлопнул их. Защитные чары на это место он пока не установил и теперь только надеялся, что хотя бы что-то из старых еще осталось. — Они видели, как ты идешь сюда?

— Не знаю, кажется, нет. Господи, Джеймс, что им от меня надо? Что им надо от моего сына?!

Мозг его лихорадочно соображал. Совершенно очевидно, что Пожиратели пронюхали о Гэри и явились за ним. Либо их кто-то спугнул, либо они решили предоставить право прикончить бастарда Чарльза Поттера Джеймсу. Ощущая странную дрожь во всем теле, он постарался максимально сосредоточиться на помощи Гэри и ничего не понимающей, но готовой вот-вот разреветься Елене.

— Ладно, успокойся. Я догадываюсь, что это были за люди, но сейчас тебе надо вспомнить, как они выглядели. Что угодно: цвет волос, цвет одежды, может, какие-то особые приметы. Ну же, Елена, от этого зависит жизнь Гэри!

Губы ее задрожали, и Джеймс пожалел о собственных словах, но позаботится о ее чувствах он позже. Гэри между тем глазел по сторонам, раскрыв рот — волшебные портреты при нем не шевелились, но мальчик, похоже, все равно находил нарисованных в спящих позах людей странными.

— Так, ладно… Один был такой противный, у него все лицо было в прыщах, просто ужас какой-то. И огромный вычурный перстень на пальце, кажется, с буквой «Р»…

— Руквуд, — мигом сообразил Джеймс. Лицо Елены вытянулось.

— Ты что, знаешь их?!

— Больше чем хотелось бы. Ну а второй?..

— Ох, не знаю, странный такой парень… я бы сказала, мальчишка, лет семнадцати. Чем-то похож на мышь… и он еще всегда так левую бровь приподнимал.

На этот раз описание совершенно ни о чем не говорило Джеймсу. Ладно, Руквуд — уже хоть что-то, но на самом деле это вряд ли поможет ему спасти Гэри и Елену. Разве что дать им денег и велеть убираться из страны, но без объяснений это будет очень непросто сделать.

— Послушай, Елена, это очень опасные люди. Раз они знают про Гэри, вам нужно срочно уезжать из страны, а лучше вообще с континента…

— Кто они? Они как-то связаны с мистером Чарльзом?..

— Да. Да, послушай, мой отец вращался в тех еще кругах и был убит, а раз они добрались до Гэри, им этого явно мало. Сейчас же собирай вещи и улетайте, только прошу тебя, ни о чем не спрашивай. Ты слышишь меня?

Все то время, что он говорил, Елена как-то слишком странно на него смотрела, а глаза ее полнились слезами. И вдруг она сделала такое, отчего Джеймс опешил и потому не сразу отреагировал — девушка вдруг прижалась к нему губами, на которых чувствовалась соленая влага.

— Едем с нами.

— Ч-что? — он подавил желание вытереть губы рукавом водолазки.

— Если ты говоришь, что эти люди опасны, значит, они угрожают и тебе, так давай уедем все вместе, мы же почти семья, Джеймс…

Она отступила назад, смущенная тем, как отчаянно он затряс головой. В Джеймсе стремительно закипала злоба. Общая кровь еще не значит семья, и Елена, похоже, это поняла. Ее щеки налились виноватым румянцем.

— Забирай своего сына и уезжай, — только и сумел выдавить он, поглощенный вполне оправданной злобой. Сейчас ему хотелось ненавидеть весь мир. Трудно было смириться с бастардом в жизни отца, но он сделал это. И никто не имеет права требовать от него большего.

— Хорошо, прости, я… сама не знаю, что на меня нашло. Спасибо тебе, — Елена шмыгнула носом и повела Гэри, который шел вполоборота и смотрел на Джеймса большими испуганными его вспышкой глазами, к двери. Захотелось стукнуть только что отремонтированную стену кулаком, и как только за Еленой и ее ребенком закрылась входная дверь, он сделал это. Костяшки не содрал, но боль немного притупила гнев. Проклиная все на свете, Джеймс вытащил палочку, набросил Дезиллюминационные чары и двинулся вслед за Еленой, чтобы проследить за порядком. Метка пару раз вспыхнула и сразу же успокоилась, будто кто-то передумал связываться с ним. И это настораживало.

Елена и Гэри беспрепятственно добрались до своего дома и скрылись внутри. Шторы не были задернуты, и Джеймсу было хорошо видно все происходящее в маленькой спальне Елены. Она водрузила на кровать большой дорожный чемодан и теперь складывала в него необходимые вещи, метаясь из спальни в детскую, а Гэри сидел на полу и, насколько Джеймс мог судить, плакал.

Будь здесь отец, он бы, видимо, палец о палец не ударил ради спасения своего внебрачного ребенка, но Джеймс почему-то упорно слышал его голос в собственной голове: «Ты сделал все, что было в твоих силах». Сам он так не считал и потому ждал, когда с приготовлениями будет покончено, и Елена с ребенком наконец поедут в ближайший аэропорт, возьмут там билеты куда-нибудь в Гонолулу и сядут в самолет. И хотя совесть Джеймса никому ничего не была должна, Гэри должен спастись.

— Идеально, — прервал его терзания смутно знакомый голос. У покосившейся калитки стояли двое в черных мантиях и смотрели на дом. Тот, что говорил, одновременно ковырял прыщ на щеке, и Джеймса передернуло, когда он узнал Августа Руквуда. Внутри все похолодело — кажется, ему придется сражаться с ним и его компаньоном, которого он, хоть убей, не мог узнать. Елена описала его довольно точно — больше всего он походил на рисованного мышонка с мерзкой улыбочкой и живущей своей собственной жизнью левой бровью. Похоже, в рядах Пожирателей наметилось пополнение, а он и не знал, слишком занятый собственными делами. — Сделаешь это, Барти?

— Отчего же не сделать, — масляно улыбнулся Барти, и Джеймс неожиданно понял, кто это такой. Сын главы Департамента магического законодательства явился в Годрикову Впадину, чтобы уничтожить одного из бастардов и тем самым заслужить Черную Метку. — Давно мечтал выпустить паре выродков кишки.

— Если здесь кто и выродок, то это ты, — не помня себя, прошипел Джеймс и сбросил скрывающие чары. Если Руквуд с Краучем и удивились его присутствию, то очень быстро совладали с собой.

— Добрый день, Джеймс, — Руквуд широко раскинул руки, готовый заключить Джеймса в объятия или раздавить ему пару ребер. — Вижу, не мы одни явились по душу мальчишки.

— Этот мальчишка мой, — решительно заявил Джеймс, и в него сразу же уперся длинный тонкий палец Барти, чье мышиное лицо перекосило от ярости.

— А что ты сделал, Поттер, чтобы заслужить такое безграничное доверие Темного Лорда? Слухи ходят самые разные.

— Считаешь, убив шестилетнего пацана, ты сможешь заслужить большее доверие? — усмехнулся Джеймс.

Бровь Крауча стремительно взлетела вверх. Это уже начинало раздражать.

— Отдай мне этого мальчишку, Поттер. Он не больше чем таракан для твоей семьи, но ты не из тех, кто проливает свою же кровь.

Позади него скрипнула дверь, и взгляд Крауча перелетел на того, кто вышел из дома.

— Джеймс? — пискнула Елена. — Что тут…

— УХОДИ! — рявкнул он, и Елена с визгом успела отскочить от того места, куда угодило пущенное Краучем заклятие. Поигрывая палочкой, он двинулся было к ней, но путь ему преградил Джеймс. — Назад.

— Брось, — поразился мальчишка, — ты защищаешь шлюху, которую трахал твой отец? Которая породила никчемного немого сквиба? Его ты считаешь братом? Эта мразь едва не уничтожила твою семью, Джеймс. Позволь мне помочь тебе.

Голос Барти доносился как сквозь вату, и что-то в глубине души Джеймса верило каждому его слову. Самое мерзкое, что Крауч был прав во всем, и Джеймс ненавидел Елену всем существом. Медленно, будто во сне он обернулся на нее — она полулежала на крыльце, удерживая равновесие только благодаря рукам, цепляющимся за перила. Из носа у нее шла кровь, а в глазах прочно поселился жуткий страх. Было время, когда у него руки чесались сомкнуться у нее на шее и выжать из нее всю жизнь, но теперь, когда она целиком и полностью зависела от него, он испытывал что-то странное. «Я тебя прощаю».

— Мама? — из-за двери выглянул Гэри, и губы Крауча расплылись в торжествующей усмешке. Руквуд тоже не прятал свою — он просто наблюдал за своим подопечным из-за калитки, а появление Джеймса сделало эту миссию еще забавнее.

— ГЭРИ, НЕТ! Импедимента!— заорал Джеймс, выпуская в него заклинание, и тут зеленый луч, пущенный Краучем, столкнулся с его собственным и срикошетил. Елена завизжала и закрыла голову руками, а Гэри, завороженный магией, так и остался стоять рядом с напуганной до смерти матерью. — Убирайся оттуда!

— Не будь дураком, Поттер, — крикнул ему Руквуд таким голосом, каким обычно скандируют кричалки на стадионе.

Барти тяжело дышал и смотрел на него во все глаза.

— Ты действительно хочешь спасти бастарда? — недоверчиво поинтересовался он.

— Просто отпусти их, — медленно произнес Джеймс, стараясь лишний раз не шевелиться. — Я найду тебе другого! — он уже сам не понимал, что несет.

Барти снова изогнул свою дурацкую бровь.

— Но я хочу этого, — мягко сказал он. Внезапно его губы изогнулись в дьявольской усмешке. — Только не говори, что мне придется сражаться с тобой за право убить это отродье.

Одним из самых существенных недостатков Джеймса Поттера была вспыльчивость. Вторым — он слишком легко велся на провокации. Барти чересчур успешно сыграл на этом, словно знал Джеймса всю жизнь. Перед Краучем, в которого уже летело заклинание Джеймса, вдруг возник сверкающий, точно зеркало, щит, и луч попросту отразился от него. Джеймс, борясь с нарастающим страхом, очень медленно обернулся, чтобы увидеть, как маленькое тело Гэри, точно срезанный стебелек, упало на крыльцо и больше не шевелилось. Колени Джеймса подогнулись, и он рухнул на землю, не в состоянии ничего осмыслить и принять смерть собственного брата. Елена уже завывала от ужаса и горя, и Барти только лишь победно улыбнулся ей, когда выпускал Убивающее заклятие прямо в лицо. Со стороны калитки донеслись вялые, краткие аплодисменты.

— Браво, Барти, — скупо улыбнулся Руквуд Краучу. Тот отвесил ему полупоклон.

— Это было отличное испытание, достойное. Жаль, что Поттер мне поддался, — чванливо процедил Крауч. — Эй, Джеймс, — позвал он, но у того не было ни малейших сил, чтобы хоть как-то отреагировать. — Спасибо за оказанное доверие.

Довольные собой, Руквуд и Крауч удалились. В деревне снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь воем колючего ветра. Оставив палочку где-то в грязи, Джеймс только сумел доползти до тела Гэри, но заглянуть в его широко распахнутые глаза так и не смог. Обнимая его, он делал единственную вещь, на которую еще оставался способен.

Он плакал.