Точка невозврата (гет)

Глава вторая. Потерянное Рождество

Pov Дафны Гринграсс

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и еще -

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо…

Я не люблю себя, когда я трушу,

Обидно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,

На них мильон меняют по рублю,

Пусть впереди большие перемены,

Я это никогда не полюблю.

(с)Владимир Высоцкий

За окном бушевала непогода, но гостям поместья Малфоев все было нипочем. Бальная зала утопала в свете сотен свечей. В левом углу помещения возвышалась пушистая елка, украшенная шариками и колдовскими гирляндами, которые переливались множеством разноцветных огоньков. В Малфой-мэноре проходил ежегодный бал-маскарад по случаю Рождества. Гости кружились в вальсе, а я сидела на небольшом диванчике, попивая лимонад и наблюдая за этим театром абсурда. По правде сказать, никогда не любила эти светские мероприятия и условности. Я никогда не чувствовала себя уютно в этом пышном платье в пол, не любила мишуру и маски, но положение обязывало меня соответствовать статусу наследницы чистокровного рода Гринграсс.

Я презираю фальшь улыбок на лицах дам и их жалкие попытки комплиментов, которые, на самом деле, не большее, чем грубая лесть… Мне ненавистны закулисные разговоры, шепотки и хихиканье за спиной.

Кто-то сказал бы, что это не по-слизерински — говорить правду, глядя прямо в глаза, но это уж точно лучше, чем быть сплетницей. Гораздо правильнее и вовсе промолчать, оставив свое мнение при себе, но если уж совсем приспичит — имей смелость не прятаться и не заискивать, не льстить и не притворяться.

Я ненавижу выгоду, идущую наперекор собственной совести, и власть, ломающую чужие жизни. Потому что это в корне неправильно. Большинство представителей чистокровных семей, которые веселились на этом празднике, в разное время учились на факультете Слизерин. Этот факультет считают оплотом темных магов и амбициозных хитрецов, но все упускают из виду, что чистокровность — это еще и благородство духа, верность традициям своих родов, мудрость и умение логически мыслить. Причем об этом порой предпочитают забыть и его воспитанники. К великому сожалению…

Мелодия кончилась, и мои размышления о светском обществе были прерваны Драко Малфоем, который, поклонившись своей партнерше Панси Паркисссон, девице с приплюснутыми чертами лица, которая повсюду за ним таскалась, направился ко мне, оставив, к ее вящему неудовольствию, совершенно одну у стены.

— А ты, как всегда, скучаешь, Даф. Сходила бы потанцевать, посмотри вон, как Тори веселится.

— Не называй меня Даф, Дракопусик. Ты же знаешь, что я это терпеть не могу. А Астории лишь бы плясать да глазки строить. Никакой серьезности. Ребенок она еще.

— Ой, ой как будто ты у нас мудрая и опытная, — сказал Драко и рассмеялся.

Я шутливо отвесила ему подзатыльник, и, не смотря на все мои протесты, мы отправились танцевать. Квикстеп, фокстрот и венский вальс закружили нас в калейдоскопе красок и ощущений. Казалось, что танец обладает какой-то особой магией рассказывать о мыслях и чувствах без слов. И что сама жизнь заключена в этих моментах, в гибких и плавных движениях, вытесняющих светлую грусть. Вот безупречный Лорд Малфой кружит Нарциссу, а она улыбается одними глазами. Рядом с ними танцуют наши с Тори родители, судя по страстным взглядам, обращенным друг на друга, они вспоминают молодость.…

А мы с Драко выросли вместе и были друзьями, насколько это возможно в обществе, где ценят не дружбу и чувства, а связи и выгоду. Браки здесь совершаются вовсе не на небесах, а в пыльных кабинетах за бокалом шотландского виски. Бывали, правда, счастливые исключения, когда интересы глав семейств пересекались с чувствами их отпрысков. Одним из таких счастливых исключений был брак моих родителей. Моя мать, Вивьен Элизабет Монтмар, происходила из древнего французского рода, члены которого в свое время входили в свиту магловского короля Людовика XIV, а отец был единственным сыном Лорда Ксавьера Гринграсса .

Встретились они во время первой магической войны в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда семья отца эмигрировала во Францию, желая сохранить нейтралитет и остаться в стороне от конфликта. Они жили в соседних поместьях и встретились на балу дебютанток, когда матери едва исполнилось семнадцать, и с тех пор уже не расставались. У Лорда Монтмара и Лорда Гринграсса — старшего было общее дело — виноградники в Провансе, поэтому было неудивительно, что они заключили помолвку между своими детьми. Спустя два года родилась я, а в тысяча девятьсот восемьдесят втором — Астория, или Тори, как ее любил называть Драко. Надо сказать, что мы с сестрой полные противоположности, как внешне, так и внутренне.

Я была кареглазой копией отца, с копной шоколадных кудряшек, а Тори была похожа на маму, с ее белокурыми волосами и васильковыми глазами. Она любила играть в куклы, обсуждать с подружками фасоны различных нарядов, от бальных до повседневных, и с самого детства, походила на маленькую властную принцессу. Я же часами могла играть с отцом в магические шахматы, обожала верховую езду и несколько раз даже ездила на охоту. Он называл меня «своим мальчишкой», ведь папа так хотел сына, а вместо этого родилась озорная дочь. Мать, из-за моего далеко не женского поведения, только поджимала губки и ругалась, но скорее для виду, нежели всерьез.

Однако с поступлением в Хогвартс пришлось остепениться. Да и попав на Слизерин вместе с Драко, нельзя было иначе потому, что здесь в основном учились сливки чистокровного общества, с безупречными манерами. Они бы не простили и не поняли моего «неподобающего поведения и плебейских манер». Поэтому с тех пор никто из моих однокурсников не видел меня иначе, как в платьях, юбках и женских мантиях, с безупречной прической, макияжем и снисходительной улыбкой. И только на каникулах, в домашней обстановке, я надевала обожаемые мной черные брюки, заправленные в сапоги-ботфорты, просторную блузку и светло-коричневую жилетку поверх нее, смывала косметику, выветривала запах духов, распускала волосы и, взяв немного сахара-рафинада у домовых эльфов, отправлялась на конюшню к любимому вороному пегасу по кличке Найт...

Натанцевавшись вдоволь, мы с Драко выбежали во двор. Несмотря на то, что на улице стоял мороз, было не холодно из-за особых согревающих чар на моей меховой накидке. Метель закончилась, и небо было ясным. Необычайно яркий полумесяц висел в небе, под его призрачным светом снег переливался, словно россыпь драгоценных камней. На опушке леса, которым было окружено поместье, промелькнула молодая лань и убежала в чащу. Было спокойно и как-то непривычно тихо после шумного бального зала.… Как будто сама природа отдыхала в эту Рождественскую ночь.

Вскоре на улицу вышли остальные гости, чтобы посмотреть праздничный салют. Тотчас небо озарилось яркими разноцветными огоньками, которые складывались в различные образы фениксов, леприконов, змей, бабочек и цветов. Все шутили, смеялись и хвалили хозяев за радушный и роскошный прием. Ничто не предвещало беды…

Было далеко за полночь, когда гости начали расходиться по домам; кто на каретах, запряженных пегасами, кто через камин, а некоторые просто выходили за пределы поместья и аппарировали. Засобирались домой и мы. Вот тут и выяснилось, что Астория куда-то исчезла. Были опрошены все оставшиеся гости и домовые эльфы, однако никто не мог сказать ничего конкретного. Только один из эльфов припомнил, что видел, как девочка дотронулась до маленькой серебряной фигурки ангела в комнате для гостей и исчезла. При упоминании об этой статуэтке, Люциус Малфой от чего–то побелел и сник, как будто ему было известно больше, чем он говорил, однако посмотрев мне в глаза, он отвел взгляд и виновато отвернулся. При этом мои родители ничего не заметили.

После часа бесполезных расспросов отец взял меня и плачущую мать под руки, и мы покинули поместье Малфоев, аппарировав в Гринграсс-холл.

Дом встретил нас тишиной и запахом хвои — в гостиной стояла наряженная елка, в камине приветливо горел огонь, но ощущение праздника было утеряно. Отец увел мать в спальню и напоил ее зельем Сна без сновидений, а сам заперся в кабинете. Я же попросила у эльфов принести мне горячего молока с медом и отправилась в комнату Тори. Здесь все напоминало о ней: игрушки, книги, картины на стенах, колдографии в рамках на тумбочке... Ума не приложу, кому могла понадобиться тринадцатилетняя девочка-подросток? В том, что ее похитили с помощью незарегистрированного портала, я даже не сомневалась. Однако откуда что-то подобное взялось в Мэноре и почему хозяева поместья об этом ничего не знали? Или знали, но предпочитали молчать? Неужели Люциус Малфой после стольких лет дружбы с моим отцом был способен на такую подлость? Конечно, не стоило забывать, о том, что он — Пожиратель смерти, пусть и бывший, хотя если верить слухам в школе, косвенным источником которым послужило Золотое трио гриффиндорских львят, то его Повелитель скорее жив, чем мертв. А раз так, то бывших Пожирателей смерти не бывает… Я сидела на подоконнике, прислонившись лбом к холодной глади оконного стекла, а губы беззвучно шептали: «Где же ты, Тори?».

В эту ночь не уснуть ни мне, ни отцу.… Лишь холодный свет луны будет нашим собеседником, оставляя нас наедине с собственными мыслями…

* * *

Последующие несколько дней не принесли облегчения, поскольку обстоятельства похищения Астории, а так же ее теперешнее место нахождения, оставались неизвестными. Не помогал ни один кровный ритуал поиска, как будто ее уже не было в живых (во что ни один из членов семьи не хотел верить), либо ее магию кто-то блокировал (что было более вероятно). Сотрудники отдела магического транспорта так же разводили руками. У них не было никаких данных о портключе, причем, как и о факте создания, так и об использовании, что было совсем уж странным, учитывая то, что информация о перемещении отслеживалась, независимо от того, был ли портал официально проведен по бумагам или нет. Опрос гостей так же был безрезультатен.

Неизвестные похитители так же не давали о себе знать и не выдвигали никаких требований. Все, что мне оставалось — это теряться в догадках. Чувство тревоги не покидало меня, но еще хуже было матери, которая вот уже несколько дней не выходила из своей комнаты и отказывалась от еды. Ее состояние пугало меня. Бледная, осунувшаяся она сидела на кровати, обняв колени руками, и смотрела в одну точку — на фотографию Астории, сделанную прошлым летом во время каникул. На ней она была запечатлена на зеленом лугу, в легком летнем платье с мишкой в руках. Она счастливо смеялась и махала рукой со снимка, и на это просто не возможно было смотреть без боли. Отец же все время посвящал поискам. Он встречался с людьми, которые, казалось, могли пролить свет на ситуацию, или же часами сидел в библиотеке в поисках информации о ритуалах, которые могли помочь отследить ее местоположение.

Я не находила себе места от волнения за сестру. Да, мы никогда не были особо близки, но она единственная, кому я действительно могла доверять. А теперь ее нет…

Я много времени проводила в конюшне с Найт, гладила ее по черной шерсти и кормила сахаром с рук. А иногда мы летали… Странно, но там, высоко все проблемы уходят на второй план. Только ты и сероватое небо над головой, затянутое снежными тучами. Ветер хлещет в лицо, но пьянящее чувство свободы переполняет тебя, и ты летишь, словно птица, забыв о времени и боли… Под тобой мелькают поля, леса и крохотные речушки. Все твое естество сливается в гармонии с природой, мысли в голове обретают ясность и четкость, а ты сам — спокойствие и легкость…

И вот после очередного полета я обнаружила в комнате грифа, сидящего на спинке кровати. К лапе было привязано послание на черном пергаменте. Когда я попыталась отобрать у птицы послание, она клюнула меня в руку и больно поранила. На пергамент упало несколько капель моей крови, после чего на нем проявился текст:

«Коснись пергамента сегодня в полночь, если хочешь увидеть сестру живой. Никому не сообщай о послании, иначе она умрет».

Призвав для грифа несколько дохлых мышей и накормив птицу, я выпустила ее в открытое окно.

Что ж, записка давала пищу для размышлений. Во-первых, теперь я знала наверняка, что сестра еще жива. Во-вторых, птица, которая ее принесла, не оставляла сомнений, что адресат не шутил о том, что его лучше оставить в тайне. А интуиция забила в набатный колокол тревоги, сообщая о том, что неизвестный отправитель — это ни кто иной, как Лорд Волдеморт.

И было бы совсем по-гриффиндорски соваться туда с пустыми руками, поэтому я начала собираться. Из шкафа я достала черную мантию с капюшоном и надела ее поверх блузы и жилетки, предварительно наложив на нее согревающие чары. Дело в том, что на территории поместий не действовал запрет на использование магии несовершеннолетними волшебниками. Здесь это просто не имело смысла, поскольку поблизости не было магглов, и необходимость соблюдения статуса о секретности отпала автоматически. По сути, все это было введено для магглорожденых волшебников, чтобы не допустить распространения информации о мире магии.

Так же я прихватила с собой несколько колбочек с зельями (они были моим коньком), фамильный кинжал и амулет рода, дающий ментальную защиту носящему. Мой отец, хоть и не был Пожирателем смерти, знал от Люциуса, что его хозяин весьма сведущ в легилименции, потому такая защита не казалась мне лишней. Конечно, как и все представители чистокровных родов, я была обучена оклюменции еще в очень юном возрасте, но не считала свои познания достаточными в данном случае. Легкий макияж, пара защитных оберегов — и я готова.

Часы пробили без пяти полночь. Бледно-желтый диск луны светил, пробиваясь сквозь шторы. Внезапно меня охватило чувство дежавю, и адреналин в крови прогнал последние остатки сна.

Время ожидания показалось мне вечностью, и я с нетерпением ждала, последнего удара часов, чтоб коснуться пергамента…

Коснувшись же, я ощутила знакомый рывок в области живота, и очертания комнаты исчезли.

Приземлилась я на каменный пол в огромном зале, украшенном резными колоннами по углам. Огромные окна были наглухо задернуты черными шторами. Вокруг царил полумрак, нарушаемый тусклым светом почему-то зеленоватого огня в камине. Около него стояло кресло, отдаленно походившее на трон, спинка которого была развернута ко мне таким образом, чтобы я не видела человека, сидящего в нем.

Как только я поднялась с колен на ноги, кресло развернулось, и сидящее в нем Нечто, встало и подошло ко мне (уж извините не получается у меня назвать человеком мужчину, тело которого покрыто змеиной чешуей, а глаза горят кровавым огнем) и взяло меня за подбородок:

— Так, так, так… И кто ж это тут у нас? А, еще одна юная мисс Гринграсс. Что ж похвально, весьма похвально ваше рвение спасти сестру, — его голос был буквально пропитан слащавыми, елейными интонациями, а я закипала от внутренней злости.

— Где Астория? Что вы с ней сделали? — спросила я, захлебываясь отчаянием.

— Не стоит быть столь резкой со мной. Ты все-таки в гостях, — оно попыталось улыбнуться, но получилось нечто похожее на оскал. — Хорошая девочка Тори так любит красивые игрушки, не так ли? Пожалуй, не буду томить столь юную особу. Мой друг, приведите девчонку.

Из тени вышел человек в маске, под руку с сестрой. Вид у нее был ужасный. Бледная, похожая на тень девочка совсем не походила на себя, запечатленную на фотографии, что не выпускала из рук мать. Спутанные волосы, в колтунах, перепачканное грязью и кровью платье, местами изорванное в клочья так, что кое-где было видно тело. Но больше всего пугал взгляд — в нем не отражалось ничего. Совсем. Казалось, что она даже не замечала и не узнавала меня…

— Тори, Тори, что с тобой? — голос предательски задрожал, несмотря на тщательно поддерживаемую маску безразличия на лице.

— Бесполезно кричать, мисс Гринграсс, вас никто не услышит, в том числе и она. Наша милая Тори сейчас смотрит свои черно-белые сны, — сказал Лорд Волдеморт голосом сытого кота, который объелся сметаны. Ситуация его явно забавляла. Тори тем временем как то обмякла в руках своего спутника.

Похоже, что эта мразь ее пытала, и теперь она не в себе… А возможно, вообще безумна… Волна ярости охватила меня, и показалось, что температура в комнате опустилась на несколько градусов ниже. Если бы я могла, то придушила бы эту сволочь собственными руками, однако приходилось сдерживаться, потому, что, несмотря на панику и охвативший меня страх за сестру, где — то на задворках сознания я понимала, что одно неверное слово или жест могут стать последними… Вместо криков и упреков я стала рассматривать человека, державшего Асторию под руки. Несмотря на темную мантию с капюшоном и маску, скрывающую лицо, было в нем что — то неуловимо знакомое…

Сквозь прорези в маске на меня смотрели серые глаза Люциуса Малфоя. Мои худшие опасения сбылись, и он действительно оказался предателем, но даже скажи я об этом отцу, тот ни за что бы в это не поверил. Люциусу слишком шла роль невинного агнца на закланье, и все сходило с рук…

Тем временем из темноты выплыла исполинских размеров змея и свернулась кольцами у ног своего хозяина, с явным аппетитом поглядывая на меня и Асти. Лорд что-то прошипел ей и погладил тварь по блестящей чешуе, а та начала раздуваться и разинула свою пасть прямо передо мной, явно намереваясь мной поужинать. Я прикрыла руками рот, и крик ужаса комом застыл в горле. Волдеморт умел пугать, не поднимая палочку. Выбора не оставалось.

— Чего вы хотите? — спросила я в надежде закончить весь этот спектакль поскорее, однако у Темного Лорда явно были другие планы. Он щелкнул пальцами, и Малфой отпустил Тори, а та рухнула на пол, словно тряпичная кукла. Змея тут же сомкнулась вокруг ее хрупкого тела, не подпуская никого.

— Что ж, вижу настоящий слизеринский подход. Сразу к делу. Ты ведь знаешь, что во время первой войны твой отец отказался присоединиться ко мне? Так вот, теперь за ним невыплаченный должок. Предателей и отступников я не прощаю, так что ты выполнишь для меня одно дело, позже примешь метку, и в качестве награды за свои старания получишь сестру. А не выполнишь — твоя Астория станет миленькой маленькой игрушкой для моих слуг.

«Никогда я не буду твоей слугой, чудовище», — подумала я, а вслух сказала:

— Хорошо, что я должна сделать?

— Рад, что ты оказалась понятливой. Что ж, твоим заданием будет влюбить в себя Мальчика-который-почему-то-все-время-выживает и привести его ко мне обманом. Ты ведь наверняка слышала в школе слухи о том, как я вернулся. И о бедном мальчике Седрике Диггори. Впрочем, его папаша — маглолюбец вполне заслужил получить своего сыночка мертвым. Пусть это послужит тебе уроком. А пока твоя сестренка еще немножечко побудет у меня. Надеюсь, ты все поняла?

— Да, я вас поняла, — пробормотала я сквозь зубы и нащупала рукоятку фамильного кинжала, намереваясь метнуть его, но понимала, что это может стать последним в моей недолгой жизни.

— Ну, вот и славно,— пробормотал он, усыпляя мою бдительность. А в последующее мгновение все произошло так быстро, что я не успела выставить щит против летящих в меня заклятий…

— Круцио. Портус. — несколько пассов в воздухе — и я, разрываясь от боли на части, снова исчезла в пространстве…

Очнулась я на своей кровати, и тут же легла под одеяло прямо в одежде. Меня бил озноб. Казалось, каждую клеточку моего тела пронизывала боль, и я в полной мере ощутила мощь этого существа, а так же мотивы его последователей. Одними двигала жажда наживы и легких денег, они были слегка сумасшедшими по своей природе. Другие же просто боялись за свою жизнь и жизнь близких людей. Боялись совсем небезосновательно. Достав дрожащими руками пузырек с зельем Сна без сновидений, я выпила его залпом и провалилась в беспамятство…

Народ, очень нуждаюсь в отзывах. Мне, правда, важно знать ваше мнение, так как это моя первая работа, и я очень за нее переживаю.)

Следующая глава расскажет о чувствах и переживаниях Сириуса Блека.