Точка невозврата (гет)

POV Сириуса

Again and again I try

to understand the demons inside your head

But the truth is

you love them to death

Within Temptation — The Last Time

Я иду по бескрайнему полю. Вокруг ни души, только небо над головой и целое море из колосков, которые щекочут босые ноги. Ветер в волосах, на душе — ощущение свободы. Моя белая распахнутая рубашка развевается, словно парус корабля, ушедшего в дальнее плаванье. Я вдыхаю запах трав, и, кажется, что прошлое на миг оставляет меня, что не было этих лет, когда жизнь во мне едва тлела, подпитываемая лишь жгучим желанием не умирать. Не умирать ради Гарри. Ради мести за убийство лучших друзей. Но сейчас, в этот момент все это кажется неважным, незначительным, я просто растворяюсь в окружающей меня природе, падаю в этот золотистый океан и кладу руки под голову. Закрываю глаза и слушаю шум ветра…

Внезапно до меня доносится тихое: «Сириус». Поднимаюсь и оборачиваюсь на зов. Она бежит ко мне в легком белом платье, темно-рыжие волосы разметались по плечам, слегка взлохмаченные ветром. Марлин протягивает ко мне руки и улыбается, а я стою, не в силах сдвинуться с места.

— Любимая, это ты? — шепчу я, уставившись на нее удивленным и недоверчивым взглядом. Она смеется заливисто и звонко, нарушая тишину.

— Ты совсем не изменился, милый.

— Но ведь тебя, нет… Ты ушла, оставила меня одного… Помнишь, ты обещала тогда, перед рейдом, что вернешься? — мой голос дрожит.

— Меня нет, но я все еще существую здесь, в тебе, в твоем сознании… Отпусти меня, больно мне. Я хочу уйти за грань этого бренного бытия. Ты всегда будешь помнить меня, но нас больше нет. Умерло наше вчера, сгорело в пожаре сегодня, а завтра уже не будет… — обреченно произносит она. Значит, это всего лишь сон, только игра воображения, но тогда… я не хочу просыпаться. Она подходит ко мне и проводит рукой по щеке, я пытаюсь прикоснуться к ее ладони, но ощущаю лишь пустоту перед собой.

— Марлин… — шепчу я словно в бреду. Ясное небо вдруг затягивается свинцовыми тучами, в воздухе пахнет озоном, от чего создается ощущение тяжести. Она улыбается и убегает от меня по полю, послав на прощание воздушный поцелуй.

Начинается ливень, но я продолжаю следовать за ее легкой, почти прозрачной фигурой. Рубашка липнет к телу, но мне все равно. Поле кончается, и мы оказываемся перед обрывом, на самом краю утеса, а под ним пенится и бушует море. Она останавливается, и я подхожу к ней сзади, пытаясь обнять за плечи и развернуть. Девушка оборачивается… Но это уже не моя Марлин.

Передо мной стояла Гермиона. По каштановым волосам стекают струйки воды, обнаженные плечи немного покрыты гусиной кожей, она прижимает к себе сиреневую лилию и ее глаза горят каким-то озорным блеском. Грейнджер тянет меня за руку на поле, кружит и вовлекает в какую-то безумную чехарду. Вскоре, запыхавшиеся и усталые, мы падаем в промокшую траву, нас поливает теплый летний дождь, смывая отчаяние, недосказанность и ложь.

Гермиона молчит и долго-долго вглядывается в мое лицо, кажется, что она пытается запомнить каждую черточку. В ее глазах читается грусть и нежность, она нервно закусывает губу, и собирается с мыслями. Переплетает наши пальцы и шепчет чуть слышно: "Ты мне нравишься, Сириус". Сердце гулко ухает, пропуская удар. Это всего только сон. Это не может быть правдой. Я пытаюсь что-то сказать, но она останавливает меня, прикладывая палец к моим губам. "Молчи" — выдыхает она, и снова тянет меня куда-то. Вскоре мы оказываемся в каком-то небольшом охотничьем домике. Здесь темно, пыльно, и пахнет сыростью. Она снимает промокшее платье и укладывается на медвежьи шкуры, разложенные на полу. А я стою, как молнией пораженный, не в силах отвести взгляд от этой картины. Было в этом что-то неправильное, и в то же время притягательное. Между нами ничего не должно быть, только пропасть длиною в долгих девятнадцать лет… Тогда почему я чувствую себя таким живым рядом с ней?

Гермиона прижимает к обнаженной груди ту самую лилию и улыбается чему-то своему, только ей понятному. И в темной комнате вдруг становится очень светло, как в ясный погожий день. Цветок в ее руках внезапно вспыхивает ярко-алым пламенем и окутывает ее хрупкую фигуру. Она смеется, а я пытаюсь потушить огонь, подхватываю ее на руки и позволяю языкам огненной стихии поглощать и меня. Со всех ног бегу к обрыву, Грейнджер внезапно начинает кричать от страха и боли. Взявшись за руки, мы падаем с обрыва и растворяемся в волнах неспокойного моря.. Вынырнув из-под толщи воды, я просыпаюсь…

На часах шесть тридцать утра, в комнате царит тишина, нарушаемая лишь тиканьем секундной стрелки. Гермиона спит, положив голову мне на колени, ресницы ее слегка подрагивают, как будто ей снится что-то неспокойное. Каштановые волосы разметались по сторонам мягкими волнами, она дышит хрипло, с надрывом. Прикладываю руку ко лбу — температура, похоже, и не думает спадать. Даже Перцовое зелье не помогает…

Впрочем, я никогда не был силен в лечебной магии, в отличие от той же Лили, которая часто потешалась над моими потугами самостоятельно перебороть простуду, заработанную в процессе поедания мороженого в середине февраля. Поэтому все, что мне оставалось — это отнести ее в Больничное крыло. Сосредоточившись, я мысленно попросил Выручай-комнату создать для меня временный проход в святая святых мадам Помфри.

Наложив на Гермиону сонные чары, я подхватил ее на руки и начал спускаться вниз по каменным ступенькам. Рядом со мной по воздуху плыл фонарь, освещая мне путь. Казалось, что вереница переходов и лестниц вниз никогда не кончится. Спящая девушка вовсе не была тяжелой, но спуск с седьмого на первый этаж все же занял у меня около двадцати минут. Наконец, впереди задребезжал едва заметный свет,

Больничное крыло встретило меня тишиной и смесью разнообразных запахов лечебных средств и почему-то шоколада. Скорее всего, его тоже прописывали больным в определенных случаях. Но больше всего меня поразило практически полное отсутствие пациентов. Только две кровати были отгорожены ширмой. Стараясь двигаться как можно тише и осторожнее, я положил Гермиону на свободную кровать и укрыл одеялом. Какое-то время я просто стоял и наблюдал за спящей девушкой. Сейчас она напоминала мне маленького беззащитного котенка, которого хотелось согреть и не отпускать… Но мне пора было уходить — послышались осторожные шаги школьной медсестры, которая, очевидно, проснулась, чтобы совершить утренний обход пациентов. Юркнув в проход, я вновь оказался вовлеченный в подъем по мириадам ступенек. Покрытые паутиной стены и обветшавшая лестница навевали уныние и отчаяние, напоминая мне о моем ночном видении. Марлин снилась мне почти каждую ночь в течение всех этих лет, иногда в компании Джеймса и Лили, но никогда так ярко, как сегодня. На какой-то момент я даже не осознавал, что сплю. Мне казалось, что все происходит со мной наяву, настолько это было реалистично. И от этого я ощущал растерянность и какую-то опустошенность, как будто я потерял что-то важное. Но я не мог позволить отчаянию захватить меня. Не здесь, не сейчас... Мысли в голове путались, словно разозленный улей пчел, но я все же выхватил из них одну идею и принялся ее воплощать.

Поднявшись в Выручай-комнату, я уселся на диван и вытащил из кармана сквозное зеркальце. Повертев его в нерешительности, я все же произнес пароль: "Пересмешник", и прозрачная гладь стекла задребезжала, мерцая голубоватым светом. Какое-то время ничего не происходило, а затем в зеркале появилось немного размытое отражение взъерошенного и сонного крестника, во взгляде которого читалось беспокойство.

— Сириус, что-то случилось? Почему ты будишь меня в такую рань? — обеспокоенно спросил Гарри, зевнув.

— Прости, что потревожил твой сон, но информация и вправду важная. Во-первых, Гермиона находится в Больничном крыле... — начал было я, но крестник перебил меня.

— Что с ней? — испуганным голосом спросил он.

— Она сильно простудилась. У нее жар еще с ночи, я дал ей Перцовое зелье, но оно не помогло и мне пришлось отнести ее в Больничное крыло. Я думаю, мадам Помфри поставит ее на ноги уже к вечеру, — усталым голосом произнес я.

— Но как она могла заболеть, если мы нигде не мерзли и даже из замка не выходили? — поинтересовался крестник.

— О, это твоя крестная постаралась, Гарри. Нарцисса Малфой. Она додумалась назначить Гермионе встречу в Запретном лесу, вложив в письмо портал, не предупредив об этом. Поэтому, когда твоя подруга оказалась в лесу, на ней не было мантии, она осталась в спальне. Вот Гермиона и замерзла.

— Постой-постой... Нарцисса Малфой — моя крестная? Но почему я об этом никогда не слышал? — взволнованно произнес Гарри.

— О, это долгая история, которую лучше рассказывать при встрече. Если хочешь, можешь поинтересоваться у Гермионы, она в курсе. А я сейчас немного спешу. К тому же, ты не мог бы одолжить мне мантию-невидимку, я вечером ее верну? — попросил я крестника.

— Да, конечно, — ответил он, пожав плечами.

— Хорошо, тогда я сейчас пошлю к тебе Добби.

Отдав необходимые распоряжения домовику, я отхлебнул огневиски из бутылки, стоявшей на журнальном столике. Жидкость обожгла горло, помогая сбросить остатки сна. Через пару минут вернулся Добби со свернутой вчетверо мантией-невидимкой и, набросив ее, я попросил его переместить меня на Хайгейтское кладбище.

Я шел по скрипучему, ослепительно белому снегу, протаптывая себе дорогу. Домовик же заметал мои следы. В восточной части Хайгейта царила угнетающая тишина. Впрочем, подобные места и не могли производить иной эффект…

Среди надгробий в готическом стиле, калейдоскопом сменяющихся перед глазами я искал только одно. Я не был здесь уже более двенадцати лет, но казалось, что мой последний визит был только вчера…

К горлу подкатил ком. Если бы я мог, то, наверное, заплакал бы. Но Блэки не имеют право на слабость. Это правило я усвоил еще в детстве, и оно было, пожалуй, единственным, которое я не старался нарушить. Но приказав Добби оставить меня одного, я дал волю эмоциям. Перед глазами мелькали картинки из прошлого, хотелось кричать, но из моего горла сейчас не вырвалось бы и звука…

Передо мной был памятник в виде ангела, сделанный из белого мрамора, и табличка: «Марлин МакКиннон. 1960-1978. Memoria aeterna est, et mundus facit». Пока не иссякнет мир…

Я упал на колени, и мантия едва не слетела с моих плеч. Вслушивался в тишину, которая говорила со мной ее голосом. На улице потеплело, и начал лить дождь, совсем как во сне… Это было странно, но придя сюда, я вдруг ощутил какое-то облегчение, которое искал уже давно. Как будто с этим дождем в землю уходит не только влага, но и прошлое. Достав из кармана палочку, я очистил надгробие и наколдовал букет белых лилий.

— Спи спокойно, любимая. Со мной ничего не случится, обещаю…

Внезапно я услышал какой-то шорох и обернулся. Немного правее меня у могилы стояла женщина с русыми волосами, отливавшими рыжиной, в мантии с капюшоном, наброшенным на голову. В руках она держала странные синие розы и что-то шептала. Во взгляде голубых глаз читалась грусть и нежность. Положив цветы на могилу, она перекрестилась и отошла в сторону. А дальше произошло то, чего я совсем не ожидал. Незнакомка направилась ко мне и сдернула с меня мантию-невидимку.

— Ну, здравствуй, Сириус Блэк, — прошептала она чуть слышно. Рука инстинктивно потянулась за палочкой, но она отрицательно покачала головой и продолжила.

— Я пришла с миром, а ты хочешь войны. Так дело не пойдет.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросил я, стараясь скрыть панику.

— Меня зовут Анастасия. Впрочем, мое имя тебе все равно ничего не скажет. Это я дала Гермионе Слезу жизни, — произнесла незнакомка с легким русским акцентом и поправила сползающий с головы капюшон.

— Вы — та незнакомка из парка, верно? Ее родственница, — мозаика в голове начала постепенно проясняться.

— Можно и так сказать, — усмехнулась Анастасия. Я сделал несколько шагов в ту сторону, откуда она пришла, чтобы прочитать надпись на могиле, возле которой она стояла: «Огюст де Гранже. Дата рождения неизвестна — 30 июня 1945 год. Esse — in praesenti tempore»

— Что вы делали у могилы де Гранже? — немного резко спросил я.

— Пришла навестить могилу мужа. Такой ответ Вас устроит? — сказала Анастасия и ее усмешка померкла. — Надеюсь, обмен любезностями можно считать оконченным?

— Простите, мне мою бестактность, миссис де Гранже. Но в наше неспокойное время порой приходится задавать неприятные вопросы в целях безопастности. Итак, Вы хотели со мной о чем—то побеседовать? — поинтересовался я равнодушно-учтивым тоном. У меня не было никаких причин доверять этой особе, даже если она вероятнее всего являлась родственницей девушки, к которой я испытываю симпатию.

— Странная штука время, не так ли? Оно не линейно. Для одних оно течет со скоростью света. А для тебя все эти годы казались вечностью… Она приходила к тебе во сне? Так ведь?

— Откуда Вам это известно? — воскликнул я.

— Я что-то вроде медиума. Мне подвластно видеть прошлое и будущее, а так же отражение реальностей. И общаться с душами умерших. Но вот незадача — кроме членов семьи мои предсказания никто не будет воспринимать всерьез. Это мой дар и одновременно проклятие. Знать, что произойдет, и не иметь возможности прямо влиять события. Я могу лишь направлять, давать советы, но при этом оставаться в стороне. Иначе потеряю свой дар. Знаете, Гермионе лучше держаться от меня подальше. По крайней мере, пока. Для ее же безопасности. Не смотрите так на меня, Клянусь, что никогда не причиню ей сознательного вреда. Да будет так!— произнесла Анастасия, вскидывая палочку, из которой вырвался желтый луч.

— Как Вы узнали, что я здесь? — полюбопытствовал я, облокотившись о ствол какого-то дерева.

— О, это совсем не сложно. Вы крайне неосмотрительно отослали эльфа домой. Взгляните сами — Ваши ботинки оставляют довольно-таки отчетливые следы, а вот здесь, на том месте, где Вы стояли, они обрываются. Это говорит о том, что человек либо аппарировал с этого места, но это маловероятно, потому, что следы совсем свежие, а я нахожусь здесь около двух часов. Либо он все еще здесь, но находится под какими-то чарами невидимости. Я всего лишь решила это проверить,— незнакомка говорила складно убедительно, но у меня создавалось впечатление, что все ее слова — лишь умело продуманная байка. Впрочем, докопаться до истины мне все равно не удастся. Анастасия де Гранже излучала силу и уверенность в себе. Несмотря на внешнюю хрупкость, она была не из робкого десятка.

— Ясно, — как-то устало произнес я, отводя глаза в сторону.

— Грядет великая битва, но вы ее не выиграете, если вас будет только трое или четверо. Вам понадобится армия. Поэтому я советую Вам постараться наладить контакт с некоторыми представителями волшебных рас. В частности вампиров.

— Постойте-постойте. Уж не вы ли натравили на дом Гермионы вампиров? — раздраженно произнес я.

— Вампиров? Нет. Я не имею к ним ни малейшего отношения. Они что-то натворили? — поинтересовалась она..

— Но ведь это вы были в тот день у дома Грейнджеров… — предположил я.

— Ладно, не стану отрицать, что это была я. По личным причинам, которые я пока не могу Вам озвучить. Я очень Вас прошу, берегите Гермиону. Она единственная, что у меня осталось.

— Можете не сомневаться, мэм. Я и сам не смогу спокойно жить, если с ней что-нибудь случиться, — сказал я, заметив улыбку на лице этой странной ведьмы.

— И еще одно. Марлин передает, что она останется твоим ангелом-хренителем земным. Но для этого ты должен перестать жить прошлым. Упиваясь своей болью, ты не решишь проблем и не выиграешь войны. И ничего не бойся. Страх — это слабость. Всегда иди до конца, даже если надежды нет.

— Спасибо, — пробормотал я, усмехнувшись чему-то своему.

— Тогда до встречи, Сириус Блэк,— сказала Анастасия и растаяла в воздухе.

Какое-то время я стоял, наслаждаясь тишиной и одиночеством. А затем набросил мантию-невидимку и с помощью Добби аппарировал на площадь Гриммо. Оказавшись в своей комнате, я спрятал нашу с Марлин совместную фотографию в верхний ящик секретера. Анастасия была права. Как бы ни было сложно, нужно уметь отпускать людей, перелистывая страницу своего бытия. А сны, какие бы они ни были яркими, должны оставаться под покровом ночи и не тревожить душу со светом солнца. Дождь все еще барабанил по стеклам, но буря в моей душе постепенно начала угасать…

Memoria aeterna est, et mundus facit — Память вечна, пока не разрушится мирозданье.

Esse — in praesenti tempore. Бытие — это присутствие во времени. Девиз экзистенциалистов.

Комментарий автора: в группе выложен коллаж ко сну Сириуса. Эта глава далась мне очень непросто, если честно. И мне бы очень хотелось услышать о ней мнение...