Частная жизнь в эпоху Волдеморта (джен)

До возвращения домой оставался еще день, обратный портал был ночным, по скидке. Фрэнк проснулся после полудня и повалялся немного, наблюдая, как движется солнечный клин по полу. Позавтракал в номере, а потом снова наведался в роскошный сад и, устроившись в дальнем уголке, приложил к уху раковину. Ветер шевелил волосы и гнал волны цветочных ароматов, с соседних аллей доносились голоса туристов, летали по своим делам мелкие птицы и крупные насекомые, а в раковине разворачивалась дешевая драма из русалочьей жизни. Она напоминала книжки на плохой бумаге, какими девочки менялись в гриффиндорской гостиной — Фрэнк заглядывал пару раз из интереса. Сюжет не отличался правдоподобием, но бытовые детали были узнаваемы.

В обед он снова столкнулся со шведами. Берта рассказала, что с Пальмирой все вроде бы в порядке:

— А то я сталкивалась, что травмированных животных выбрасывают в чисто море на съедение хищникам.

Фрэнк поохал сочувственно, потом поделился впечатлениями о раковине печальника:

— Думаю купить еще одну. Может, понравятся моей девушке, она русалка.

Парень из местных, подсевший к ним, присвистнул:

— Говорят, они ого-го.

— Сделаю вид, что я этого не слышал, — оборвал его Фрэнк.

— А тебе раковины понравились? — спросила Берта.

— Слушать можно, но в сюжет особо не верится. Нагромоздили всего… Вот, например, Ходильный порошок в таких трагических тонах описывают, как будто он причиняет невероятные страдания.

— Вообще-то он верно причиняет страдания, — заметила Берта.

— Да? Откуда ты знаешь?

— Думаю, это правда.

Фрэнк сменил тему, чтобы не спорить. Он не слишком поверил Берте, но зерно сомнения она заронила.

-

Фрэнк подарил Дионе заморские раковины с историями, где русалки представлялись роковыми красотками, что завлекают молодых людей и торжествуют над их разбитыми сердцами. Диона слушала со смесью удовольствия и грусти. На фоне выдуманных жестоких красавиц она чувствовала себя особенно зависимой и слабой, и тем больше хотелось притвориться такой, как они. Обсуждая с Фрэнком подарок, она смеялась и подделывалась под героинь историй.

— Скажи… а правда, что больно принимать Ходильный порошок? — спросил Фрэнк.

— Что? — Диона замерла. Сознаться… значит сознаться, что все время лгала ему… что ей болезненно то, ради чего он с ней… Он добрый, насколько человек может быть добрым, он откажется от этого… и откажется от нее.

— Нет, — яростно выплюнула она. — Я знаю, кто так говорит. Любители грязных развлечений, которым нравится думать, что делают другим больно.

— Правда? — смутился Фрэнк. — Потому что если правда… ты можешь сказать мне. Я не хочу причинять тебе боль.

— Ты не причиняешь, — как могла искренне заверила Диона.

Фрэнк не стал допытываться дальше, но что-то мешало ему полностью поверить подруге. Червячок сомнения, раз дав о себе знать, прочно угнездился в голове. В подводном хозяйстве ему расспрашивать ребят не хотелось — сразу понятно станет, о чем речь. Но от них же он знал о заведении на Ноктюрн-аллее, где иногда держат русалок, и решился отправиться в знаменитый переулок. Что черномагический квартал может представлять реальную опасность для прохожего, Фрэнк не верил, а все-таки перед экспедицией прорезалось нетерпеливое волнение, как перед соревнованиями. Он прошел Косой переулок до угла и свернул на Ноктюрн-аллею, которую до сих пор видел только издалека. Найти «Сладкие джунгли» оказалось несложно, но на месте подростка настигла робость. К тому же неловко было от сознания, что он, по сути, проверяет Диону. Фрэнк потоптался туда-сюда, делая незаинтересованный вид. Потом наконец собрался с духом.

Русалка подняла на него усталые глаза и фальшиво улыбнулась:

— Иди сюда, дорогой.

— Нет, я хотел только спросить у вас… одну вещь.

— Заплати и спрашивай, о чем хочешь.

— Это короткий вопрос. Не отвечайте, если не хотите. Больно ли принимать Ходильный порошок?

Черты лица женщины исказились, она со злостью сказала:

— Нет! Сколько же вас извращенцев на свете!

Дальше Фрэнк не допытывался. Он не обиделся, только еще больше растерялся. Сделал пару шагов прочь и столкнулся с дядей Альфардом.

— Не думал, что вы бываете на Ноктюрн-аллее, — удивился Фрэнк.

— Взаимно, — рассмеялся Альфард. — Как быстро растут чужие дети. Неужели и твои родители считают нужным дать тебе… настолько всестороннее образование?

— Что? — Фрэнк посмотрел на него непонимающе, потом оглянулся на двери борделя и нахмурился: — Нет, я не для этого.

— Верю, — мгновенно ответил Альфард. — Я вообще всегда верю своим честным друзьям, а не своим бесстыжим глазам.

Фрэнк передернул плечами и хмуро спросил:

— А как вы решаете, чему верить, чему нет?

— Мм?

— Например, один человек говорит одно, другой — другое…

— Ты сначала скажи, кто эти люди, — перебил Альфард. — А то я поделюсь с тобой своим бесценным знанием человеческой натуры, а потом узнаю, что его используют против меня.

— Ну а если не люди?

— Русалиды? — понимающе спросил Альфард. — Вот что. Давай-ка пройдемся. Здесь не самое уютное место для задушевных бесед.

Они двинулись в направлении Косого переулка, и Фрэнк решил спросить прямо:

— Больно ли принимать Ходильный порошок?

Альфард внимательно поглядел на мальчика:

— Возможно. Но сомневаюсь, что ты сможешь это узнать от них самих. Они этот вопрос не любят.

— Но зачем бы им врать?

— Слабые обычно врут, — философски заметил Альфард. — Потому что не могут просто придти и вдарить, как сильные, и тем добиться своего. Приходится искать обходных путей.

— Нет, я имел в виду… Ведь не в их интересах скрывать, что им от этого порошка плохо.

— Почему же. Порошок дает возможность быть среди людей, сойти за человека. В наших руках сосредоточена власть, доступ к благам и возможностям. Ты ведь учил историю магии? Знаешь, что ради увеличения магической силы волшебники, бывало, шли на увечащие ритуалы? И считали это приемлемой ценой. Русалиды тоже могут идти на жертвы ради ресурсов, которые можно получить от людей. И скрывать или преуменьшать эти жертвы — например, чтобы не выглядеть слишком на все готовыми.

Фрэнк вздохнул. Да, возможно. Думать об этом было очень грустно.

— Тебе не понравились мои слова, — Альфард проницательно взглянул на Фрэнка. — Тогда не верь им. Реши, что я неправ или лгу. Это помогает, — он засмеялся.

— Вот вы и сами прибегаете к той же тактике, — уличил его Фрэнк. — Затемнить свои слова. Зачем? Вы говорили, это способ для слабых, а вы ведь принадлежите к сильным мира сего.

— Тебе хорошо даются провокационные вопросы… — Альфард скрестил руки на груди. — Не думаешь о карьере аврора?

— Так вы считаете слабых бесчестными? — продолжал допытываться подросток. Неучтиво, но Альфард и сам частенько плевал на правила приличия.

— Отнюдь нет. Я считаю несправедливым клеймить единственное оружие, которое у них есть, закрывая глаза на богатый арсенал, который всегда к услугам сильных: написанные ими законы, воспевающая их качества мораль, позволенное только им достоинство, доступные только им знания, не говоря уже о таких пустяках, как деньги и право применять насилие без санкций… Однако не сочти меня революционером. То, что я считаю свои преимущества несправедливыми, не мешает мне получать удовольствие от пользования ими. А если начнет мешать, то, пожалуй, мне придется поглупеть до такой степени, чтобы перестать видеть несправедливость. Трудно быть одновременно умным и честным, — он усмехнулся.

— Это все какие-то моральные парадоксы, — недовольно сказал Фрэнк. — Я осуждаю ложь и не считаю, что слабые по природе более лживы.

— Я этого и не утверждал, друг мой, — зевнул Альфард. — Но мы забрались слишком высоко в эмпиреи. Аппарировать тебя домой?

— Я могу пройти камином, — из вежливости отказался Фрэнк.

— Перестань, мне ничего не стоит, — махнул рукой Альфард, и Фрэнк протянул ему ладонь.

Собрание членов Британского общества психической магии на сей раз было малолюдным и скучноватым. Многие члены Общества разъехались на лето, а оставшиеся, чувствуя себя по-свойски в узком кругу, то и дело сбивались на жизнерадостный обмен сплетнями. Обсудили ярмарку в госпитале Святого Мунго, открывать которую было поручено Друэлле Блэк:

— О да, самый подходящий человек для такой роли! Она же у нас днюет и ночует в госпитале. Скажи «Мунго», и о ком подумает любой встречный маг? Конечно, о Друэлле Блэк!

Пересуды велись неспроста: к организации ярмарки имела прямое отношение Августа Лонгботтом, она активно помогала госпиталю и интересовалась новинками в области целебных зелий. Если бы церемонию открыл кто-то из известных целителей или руководства больницы, его право не оспорили бы в пользу Августы, но кандидатуру Друэллы не поддерживал никто.

Наконец бессодержательное заседание подошло к концу, Августа закрыла его и церемонно попрощалась с соратниками. Домой она не спешила, Руперт еще утром, посетовав на занятость жены, заявил, что зайдет к Боунсам, а Фрэнк, наверное, опять пропадает с друзьями. Прогулялась по Лондону, пользуясь хорошей погодой, и только потом вернулась в поместье.

Вскоре раздался хлопок аппарации. Августа спустилась в сад, решив, что вернулся Руперт. Но это был не он.

— Блэк? — удивленно спросила Августа. Удивленно и без улыбки.

— Здравствуй, Августа. Я доставил твоего потомка. Мы встретились в… — после секундной паузы, глядя в глаза Фрэнку, он договорил: — Косом переулке.

Фрэнк, поздоровавшись, вознамерился уйти к себе, но Августа ласково задержала его руку:

— Подожди, не убегай. Вот так, вырастишь ребенка, а он уже и минутки с тобой не хочет провести!

Фрэнк польщенно улыбнулся — мама нечасто просила побыть с ней — и вернулся к старшим.

— Да, такое случается сплошь и рядом, — согласился Альфард. — Ты посадила мандрагоры? Рановато.

— Друэлла еще не сажала? — холодно спросила Августа.

— Ты шутишь, — засмеялся Альфард. — От работы с землей могут испортиться ногти или какая-нибудь еще часть тела, которая есть только у благородных.

— Я просто подумала, что приглашение открыть благотворительную ярмарку в госпитале Мунго имело некоторые основания, — поджала губы Августа.

— Герб и банковский счет Блэков обычно считают весомыми основаниями… Более весомыми, чем постоянная помощь госпиталю и труд находиться в курсе его нужд, — мягко произнес Альфард.

Августа пожала плечами, отказываясь продолжать разговор. После паузы Фрэнк подумал, что должен заполнить возникшее молчание:

— А папы еще нет?

— Встречается с… приятелями, — коротко ответила Августа.

— Я тебя утомляю? — спросил Альфард. — Прости за вторжение.

— Нет-нет, — без особого радушия сказала она. — Останешься к ужину?

— Не хочу стеснять вас, — вежливо улыбнулся Альфард, и Фрэнк с изумлением услышал, как мама заговорила о другом, не уговаривая гостя остаться.

— Мы больше не дружим с дядей Альфардом? — спросил Фрэнк, когда Альфард ушел.

— Ну… не то чтобы, — протянула мама.

— Он что-то сделал?..

— Ты же знаешь, мы не в лучших отношениях с Блэками.

— Но раньше вам это не мешало.

— Политика разводит и не таких близких друзей. С чего он решил подбросить тебя?

— Мы встретились в городе. Поболтали.

— Тебе кажется привлекательным тот образ, который он создает? Я понимаю, в твои годы такое… молодечество может нравиться.

— Нет, он не тот, кому я хотел бы подражать. Знай я, что вы в ссоре, я бы не стал с ним заводить бесед.

— Ну, я не захожу так далеко. Ты не обязан ссориться с теми, с кем мы прекратили дружбу.

— Но я не хочу подыгрывать вашим неприятелям.

— Называть его неприятелем было бы слишком громко. Мы не стали врагами. Вы говорили о чем-нибудь интересном?

— Он жаловался, как сложно быть одновременно умным и честным, — фыркнул Фрэнк.

— Бедняга, — усмехнулась Августа. — В самом деле, необходимо организовать вспомоществование таким страдальцам.

А ведь мама не просто так попросила меня задержаться, понял Фрэнк. Она не хотела оставаться одна с дядей Альфардом. И Альфард, может быть, пустился в разговор со мной, чтобы иметь приличный предлог явиться к нам. Фрэнк передернул плечами. Неприятно было сознавать, что он дал этот предлог.

Августа тревожно подумала: на этот раз он использовал Фрэнка, чтобы ко мне подобраться. Возможно, придется все же поговорить с Рупертом… пусть и не хочется всей этой дешевой мелодрамы.