Осколки чужого прошлого (гет)

Сие есть бред. Как и все в нашем бренном мире. Глава рождена бессонницей. Я — апофеоз идиотизма Джека (ну, вы меня поняли)...

* * *

В доме номер четыре на Тисовой улице во время завтрака снова разразился скандал. И все из-за того, что Сова в очередной раз громко ухала. На самом деле, самого Гарри это злило не меньше, чем дядю Вернона. Скорее всего, даже больше, ведь ухала-то она не где-нибудь, а в его комнате! Но что поделать, если совятня в Литтл Уингинге не была предусмотрена. Вот такие они, сложности экзистенциального бытия.

— Третий раз за неделю! Вышвырни ее, раз не умеешь с ней управляться!

"Зачем такой неэкономный расход! Перья пустить на подушку, мясо в духовку. Предложи тете Петунии, малыш".

— Сове в клетке скучно, — принялся в который раз объяснять Гарри, хотя сам уже в эту чушь не верил. Ничего ей не скучно, просто нравится птице изводить обитателей дома!

— Дай мне сковородку! — приказал Дадли.

— Ты забыл волшебное слово.

Эта фраза подействовала на семейство Дурслей, как красная тряпка на быка. Дадли ойкнул и свалился со стула, тетя Петуния прикрыла рот тощей ладонью, а дядя Вернон вскочил с места.

— Я имел в виду "пожалуйста", — пояснил Гарри, протягивая валяющемуся на полу кузену сковородку. Животные должны есть с пола, теперь все верно.

— Сколько раз тебе говорить, — брызжа слюной и стуча кулаком по столу, шипел мистер Дурсль, — Чтобы я не слышал в своем доме никаких слов, начинающихся на букву "в"!

— А как я буду обходиться без множества слов, начинающихся на эту букву? Синонимы искать?

В общем, это было самое обычное, ничем не примечательное утро на Тисовой улице.

— Сегодня, как вы помните, у нас важный день... — начал дядя Вернон.

Гарри от этих слов поперхнулся. Неужели кто-то вспомнил о его Дне Рождения?

— Возможно... — продолжал Дурсль, — именно сегодня я заключу самую важную в жизни сделку.

"Он продаст душу Волдеморту! Ура, малыш!"

У Гарри отлегло от сердца. Дальше пустую болтовню родственника можно и не слушать. Главное, о его личном празднике никто не вспомнил. Кроме Матроскина, который пообещал, что в полночь они отправятся на романтическую прогулку. Ну, в смысле на кладбище — рыть могилу и доставать кольцо Хепри.

— Ну а ты? — повернулся к Гарри дядя.

"Матроскин, не знаешь, что он спросил?"

"Что ты будешь делать, пока он будет пытаться впарить какому-то идиоту свои дрели".

— Я буду сидеть в своей комнате, и помалкивать, — отрапортовал мальчик.

"Только Сова будет ухать... Чтоб ее!"

После завтрака, когда дядя и кузен уехали покупать смокинги, а тетя начала приводить дом в порядок, Гарри вышел во двор. Ясная солнечная погода уже действовала на нервы. Хотелось дождя и свежего воздуха. То, что с Днем Рождения его никто не поздравил — это ничего. Не обидно даже. Только удивительно, ведь Рон и Гермиона вроде бы на него не обиделись. Или обиделись?

* * *

Вечером Гарри, как и обещал дяде, сидел в своей комнате и помалкивал. Сова ухала. Лучше бы она была попугаем, тогда бы можно было накинуть на клетку мантию, чтобы птица заснула. Но с Совой трюк не действовал, мальчик уже пробовал.

Матроскин пытался поговорить с совой, но его мяуканье на уханье все же не сильно походило. Сова смотрела на него надменно. У Малфоя что ли взгляду училась...

Неожиданно посреди комнаты возникло маленькое существо, с огромными глазами и какой-то половой тряпкой, вместо одежды. Гарри подпрыгнул и ойкнул, Матроскин замолчал. Даже Сова удивленно ухнула и больше не издавала ни звука, уставившись на странного гостя.

"Домовик. Чей-то, судя по прикиду".

"А я уж было подумал, это новый тренд в одежде".

"Если Дадли и в этот раз отдаст тебе свои обноски, то считай, что в следующем учебном году ты будешь одет стильно".

— Привет? — вопросительно поздоровался Гарри.

— Гарри Поттер, сэр! Добби так давно мечтал с вами познакомиться! Это такая честь.

"Оказывается, твоя слава распространяется не только на людей, малыш".

— Ээ... благодарю.

"Благодаришь? Да гнать его надо отсюда, и поскорее! Пусть выкладывает, с чем пришел и проваливает. У нас есть более важные дела. У меня почти получилось ухнуть, как у Совы!"

— Ты Добби, да? Знаешь, Добби, давай ты быстро скажешь, зачем пришел и уйдешь. Видишь ли, сегодня не лучший день для знакомства с домовыми эльфами. Тем более, мой кот хочет еще поухать...

— Конечно, сэр. Добби пришел... это сложно выразить... Добби не знает, с чего ему начать.

— Садитесь и просто начните... с чего-нибудь.

Реакция на это простое заявление у домовика была странной. И Гарри усомнился в душевном здравии Добби. Эльф зарыдал в голос.

— Садитесь... Еще никогда...

"Это провал, малыш. Какой же идиот предлагает эльфу сесть? Он и обидеться может! У них очень тонкая душевная организация... Вот если бы ты приказал ему для начала поцеловать свои ноги — это другое дело "

Гарри растерялся, не понимая ни реакции эльфа, ни шуток Матроскина.

— Никогда волшебник не предлагал Добби сесть. Как равному... — продолжал рыдать домовик.

— Тише, прошу тебя. Если тебе так удобнее, то говори стоя, только быстрее. Хотя, по мне, так удобнее говорить сидя...

— Добби — плохой домовой эльф, плохой! — домовик внезапно сорвался с места, и начал головой биться о шкаф, приговаривая, — Плохой Добби! Добби плохо подумал о своих хозяевах!

"Я, пожалуй, что-нибудь из заглушающих чар на дверь наложу..." — Матроскин спрыгнул со стола, на котором сидел до этого, и теперь пялился на дверь, как бывает смотрят кошки, когда хотят, чтобы их выпустили из закрытой комнаты.

Гарри оттащил сумасшедшего домовика от шкафа. Насильно усадил его на кровать, и приказал говорить то, что он хотел сказать. Приказы эльф понимал лучше, даже икать перестал, чтобы удобнее говорить было.

— Великий Гарри Поттер, оказывается еще и добрый.

— Только ты не начинай о моем величии. Надоело уже, знаешь ли.

— Гарри Поттер скромен, — домовик раболепно смотрел на мальчика своими огромными глазами, — Гарри Поттер не хвастается своей победой над Тем-Кого-Нельзя-Называть.

— Волдемортом, — машинально поправил он, как он часто поправлял Рона, чтобы позлить.

— Не надо называть его по имени! Умоляю вас, не произносите это имя!

— Знаю, оно многим не нравится. По-моему, оно вполне забавное. Это же не ругательное слово, чтобы его нельзя было произносить в приличном обществе. Так зачем ты все же пришел?

— Добби хотел предупредить Гарри Поттера об опасности. Гарри Поттеру нельзя возвращаться в Хогвартс, там будут происходить страшные вещи...

"Опять камень в коридор засунут? Или на этот раз что-то новенькое?"

— Но как я могу не возвращаться в школу?

— Вы здесь в безопасности, Гарри Поттер. Готовится заговор. Добби узнал об этом несколько месяцев назад. Кошмарные вещи будут твориться...

— Это связано с Волдемортом?

— Это не связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть, — закачал головой эльф.

— Ну да ладно, разберемся. В крайнем случае, у меня есть кот, и он скоро научится ухать по-совиному. И Сова...

"Которая просто обязана научиться мяукать!"

— А твои хозяева знают, что ты здесь?

— Что вы, сэр. Они бы сильно наказали меня за то, что я пришел вас предупредить, — глаза у Добби расширились, он вскочил с кровати, и начал бить себя по голове настольной лампой.

"Можешь отобрать лампу и поколотить его. Поверь, он не будет против. Мазохист хренов!"

Гарри лампу отобрал, но решил, что колотить домовика он пока не будет.

— В общем, Добби, если ты все сказал, то тебе лучше уйти. Я все равно вернусь в Хогвартс, там... иногда весело, особенно на Истории магии. И у меня там... друзья.

— Друзья, которые не написали Гарри Поттеру ни одного письма?

А вот об этом сам Гарри Поттер забыл. Его как-то не сильно огорчал тот факт, что Гермиона не пишет ему диссертаций по прочтенной литературе, а Рон не жалуется на своих родителей и братьев. Немного было обидно, что его с Днем Рождения не поздравили, но и это можно пережить.

"А он-то откуда знает? Домовики легилименцией не владеют!"

"Зато ты владеешь..."

"Намек понял, но потом эльфа придется шарахнуть Обливиэйтом. И я понятия не имею, как он действует на этих тварей. Хотя... — кот прыгнул на колени Гарри и уставился в глаза Добби, — спроси про письма".

— Ты воровал мои письма?

"Воровал. Поверхностная легилименция вполне возможна, но хорошенько покопаться в голове не получится. Сам понимаешь, он догадается, что здесь что-то не чисто".

— Они все здесь, у меня, — домовик протянул пачку писем, — Добби надеялся, что если Гарри Поттер решит, что друзья о нем забыли...

"Про хозяев спроси".

— Добби, а что сделают твои хозяева, если узнают, что ты приходил ко мне?

"Малфои! Шли его к Моргане, может, это белобрысый его к нам отправил. Ну, мы ему устроим. Я заставлю Малфоя крысу сожрать, раз пробуждение с ними в одной постели его не тревожит. С шерстью!"

— Добби, уходи. Я все равно вернусь в Хогвартс.

— Знайте, Гарри Поттер. Добби придется прибегнуть к крайним мерам!

Крайними мерами оказался торт, приземлившийся на голове миссис... Мейсон? Впрочем, фамилией дурселевских гостей Гарри как-то не интересовался. А вот письмо из Министерства магии его очень заинтересовало. Заинтересовало оно и разъяренного дядю Вернона. Хотя, действия домовика имели именно тот результат, на который он и рассчитывал. Гарри заперли в комнате и сказали, что он никогда не вернется в Хогвартс.

"Что происходит, Матроскин? Вот почему его колдовство приняли за мое? Ты же всегда аппарировал, заглушку на дверь вот поставил — и ничего!"

"Смещение плоскостей магии. Этот придурок не просто тортик кинул, он нам еще и большую свинью положил! И в этот раз не Вернона. Теоретически, я мог бы аппарировать с тобой на кладбище, как и планировал, но уже не выйдет".

"Я столько раз слышал про эти плоскости магии, но так до конца и не понял, что это..."

"Это же элементарно. Смотри, люди могут находиться рядом, и произносить разные заклинания. Заклинание одного никак не влияет на заклинание другого, если это не пара. Ну там, щитовые-боевые чары и так далее. И то, даже тогда, при использовании парных чар, каждый из вас работает в своей плоскости. Чем сильнее маг, тем больше его плоскость магии. Это то пространство, из которого он может черпать магию, радиус варьируется. Смещение происходит в двух случаях. Намерено, как вот этот проклятый домовик устроил. Или случайно, когда в одном и том же месте используется столько магии, сколько в пространстве нет. А заполнится оно снова постепенно. Второй вариант более страшный, сильный волшебник, ритуал или что угодно, начинает черпать магию из живых существ. Это немного больно, на себе испытал... Я же тебе это уже объяснял?"

"Это мне почему-то сложнее представить, чем возомнить себя камнем. Что нам делать?"

"Письмо писать".

"Какое?"

"Официальное, мистер Поттер, официальное".

* * *

Официальное письмо, включающее в себя претензии к Министерству и просьбу расследовать произошедшее, Гарри отправил. Письмо ехидное и злое, с намеками на причастность Малфоев — слова Матроскин придумал. Вот и Сова пригодилась. Дядя Вернон обещал заколотить окна утром, но до утра было еще далеко.

По расчетам кота, им предстояло просидеть взаперти до утра. Письмо-то ночью дойдет, только читать его будет некому.

"Прогулка по ночному кладбищу откладывается на неопределенное время?"

"Почему неопределенное? Вполне себе определенное — от одного до трех дней".

Спать не хотелось. Гарри злился, очень. Что этот проклятый домовик себе позволяет? Одно дело, если за тебя пытается что-то решить седовласый старик, организуя встречу с господином Никто, то есть, простите, Волдемортом, а другое — когда в твою жизнь вмешивается какой-то эльф. Да еще и малфоевский! Это уже не просто неприятно или обидно — унизительно! С каких это пор домовики возомнили себя вершителями судеб? Вот бы Дамблдор с этим Добби подружился, сидели бы в кабинете и на пару придумывали очередную гадость для Гарри Поттера. У мальчика до сих пор в ушах стояли слова дяди Вернона: «Ты не выйдешь из этой комнаты, паршивец!». Вот бы этому эльфу об шкаф убиться!

"Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса". *

Матроскин скучал. Коты — ночные птицы, почти как совы и даже ухать умеют. А теперь он боялся использовать какую-либо магию, чтобы покинуть комнату. Прыгать со второго этажа ему тоже не хотелось, под окном как раз кусты с розами росли.

— Матроскин, наркотики до добра не доводят, — нравоучительно заметил Гарри.

" Какие наркотики?! Ты чего, малыш?

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната

догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито".

— Такие стихи просто так не придумать.

" А я их и не придумывал.

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся".

* * *

Я снова опоздал. Я чувствую магию. Сильную, даже очень. Я вижу лица тех, за кем гоняюсь в некачественно стертой памяти, но не успеваю. Я всегда прихожу позже. Мне нужно знать, кто стоит за этой системой, системой уничтожения... Они всегда действуют быстро, не оставляют лишних следов, лишь Обливиэйтом пользуются грубо, стирая из памяти людей собственные лица. Впрочем, за изящностью исполнения они и не гонятся. Они гонятся за скоростью и качеством. Даже опытный аврор не найдет тут следов. Так уж вышло, что мой уровень владения ментальной магией один из самых лучших в мире, несмотря на высокую, конечно, но все же даже не девятую ступень просвещения. Им нужно лишь то, чтобы магглы, да и маги, если вдруг они в курсе, не вспоминали, что совсем недавно произошло что-то сверхординарное, и больше не было того, кто это сверхординарное устроил. Не было его ни физически, ни в каком либо виде воспоминаний, чтобы даже родные отец и мать не помнили, что у них когда-то был ребенок.

На этот раз магглы говорят, что взорвалась газовая труба. Она, действительно, взорвалась! В монастыре, чтоб его... Мародеры проклятые! Но я чувствую очень сильную магию, газ был позже, чтобы замести следы. И снова в воспоминаниях спасателей и полицейских одни и те же лица. В прямом смысле одни и те же. Я чувствовал присутствие минимум пяти человек за это время, но каждый маггл помнит лишь лысеющего мужчину среднего роста в черном костюме. И то, помнит лишь в подсознании, увидит, подумает, что где-то уже встречался с этим человеком, но не вспомнит где.

Кто стоит за этой машиной уничтожения? Министерство? Несомненно! Здесь и думать не нужно, без его ведома ничего бы не происходило. Отдел Тайн? Я знаю человека, там работающего. Так уж вышло, что в этом отделе много подотделов, они так же между собой не связаны. Лигелименция, Империо и прочие штуки, позволяющие узнать что-то ценное, тут не сработают. Система защиты информации в Отделе тайн гораздо сложнее. И уровень ее гораздо выше в политическом плане. Это уже не проект Великобритании, это международная система.

Я измотан, не высыпаюсь. Мне снится один и тот же сон, словно я пытаюсь поймать воздух, которого мне так не хватает. Я гонюсь за ним, задыхаясь. Ко мне подходит Амбра, обнимает меня за плечи, целует. И спокойным голосом сообщает, что мы умрем. И мне становится так хорошо от этой мысли, так уютно, будто смерть — мое избавление. Не от боли и мук, в том числе и душевных, а от мира с его вечной борьбой. Вернее, от моей борьбы с этим вечным миром.

Я просыпаюсь, и начинается все по новой. Мы с Амброй снова пытаемся поймать воздух, но опять опаздываем. Как обычно. Эти вылазки — наше с ней дело, не общее. Другие тоже много думают над всем тем, что нам удалось узнать благодаря маленькому десятилетнему магглу — Марвину. Или все-таки благодаря Амбре? Каждый сделал свои выводы и выбрал разные пути. Я уже чувствую это.

В перерывах между бессмысленными попытками... спасти? Нет, мы никого не спасаем, мы идем до конца, до того момента, пока нам не будет известно все. Такова цель общества, которое я с друзьями создавал много лет назад. Такова цель моей жизни. Как я теперь понимаю, конечная цель. Совершенствование себя (не мира, как многие в последнее время думают) — мой принцип. А знания — и есть совершенствование, только сами знания должны быть совершенны для этого. Пока же мы не видим полной картины. Так вот, в перерывах между вылазками, мы тренируемся. В легилименции, окклюменции, подмене образов. Амбра никогда не была выдающейся волшебницей, ей труднее. Я же, именно благодаря этим занятиям и поискам лазеек в стандартной системе обучения ментальным искусствам, в них достиг чуть ли не уровня десятой ступени.

Мы должны владеть этим искусством, так как нам приходится идти по краю пропасти, балансировать на грани закона, и нам неизвестен противник. Кто-то бы стал изучать боевую магию, но каким бы хорошим не был маг, пусть сам Мерлин во плоти, против десятерых средних волшебников он вряд ли выстоит в одиночку. Впору позаботится о сохранности секретов.

Теперь на меня не действуют ни Обливиэйты, ни Легилименсы, ни Веритасерумы, ни даже, скорее всего, Империо. Все мои мысли — достояние не просто магии. Иной магии! Нет, не так — иного меня. Они могут проштудировать всю мою голову, но найдут там лишь образы красивого леса, того, где мы с Алиной жили у партизан. Не найдут там они воспоминаний о Хогвартсе, моих друзьях и всех моих знаниях. И пусть после этого хоть имбецилом считают, у которого в голове лишь один образ — не мои проблемы. Пусть убивают, я унесу с собой все тайны, коих не мало. Даже имя свое. Им не узнать и парочки прозвищ, под которыми я известен.

Амбре мой метод не подходил, она — светлая душа. Это я могу эксперементировать Мерлин знает с чем. Хотя, должно быть, и Мерлин не знает. В любом случае ему, то есть Мерлину, мои эксперименты с собственным сознанием, душой, неизвестными мне самому артефактами — до драклов. Если честно, мне тоже как-то безразлично. В рай и ад я перестал верить еще в детстве, в справедливость — тогда же.

Магия... Что это вообще такое и как она работает? Я, волшебник, но сам не в курсе. Я уже начинаю бояться магии. Она — страшная штука. Ее боятся и те, на кого я начал свою охоту, раз уж прибегают к таким крайним мерам.

Магглы... какие же вы счастливые. По крайней мере, те из вас, кого не постигла участь исчезнуть из этого мира. Не умереть — исчезнуть. Хотели бы вы жить, скажем, лет тридцать, а после исчезнуть, словно вас и не было? Когда вашей любимой жене подсовывают неизвестного мужчину, которого ваши же дети будут называть отцом, а вас — словно и не было вовсе. Родители вас не знают, в вашей спальне нет любимых вами книг и вещей, или нет вообще этой спальни. Это походит на изгнание... из реальности. Если бы верил в Бога, сказал бы — это кара небесная. Но я не верю, а творят это проклятые люди, на которых я и пытаюсь выйти. Интересно, они используют ритуалы времени? Совмещения магии или реальности? Как, скажите мне, как можно за пять минут сделать так, что человек исчезает. Убить? Есть тело, его всегда можно отыскать. Тем более магу, даже если это тело сожги и прах развеяли. Стирать воспоминания тысячам людей, которых убитый знал? За пять-то минут? Нет никакой зацепки, кроме странных событий, остаточной магии и на скорую руку исправленной ситуации. Однажды мне удалось прийти раньше, я нашел фотографию женщины, но фотография растворилась в воздухе. Вот я держу карточку, а вот я уже пытаюсь ухватиться за пустоту, полагая, что фотография просто выпала из рук. Не выпала! Ее вообще больше нет!

Я реалист. Но сейчас я начинаю верить в мистику, теории мировых заговоров и прочую чушь. Глупо, да? Я же волшебник, кому, как не мне, в мистику верить? Не верил. Может, зря? Магия тринадцатой ступени в чистом виде — что же еще, как не мистика? Исправление реальности за считанные минуты. Это возможно. Теоретически — возможно, что угодно. Это я уже усвоил. Но вот когда сталкиваешься с чем-то подобным на практике — становится страшно. Вдруг и я так же завтра исчезну? Ну и что, что я маг от рождения и не попадаю под категорию тех, кто этому самому уничтожению подлежит? Я представляю, как просто исчезаю... Просыпаются Амбра, Офель, Крув и остальные одним утром, и словно не было того, с кем они столько всего пережили, с кем смеялись и пили огневиски, устраивали вылазки за интересными книгами, артефактами, проводили эксперименты, следили за магами, делились наблюдениями...

Я делаю попытки обойти этот экзорцизм стороной. Я стал параноиком и готов на любые эксперименты с сознанием. Мне никогда не достичь тринадцатой ступени, чтобы я мог противопоставлять себя тем министерским, или какие они там, работникам. Да, к тому же, достигни я уровня этой ступени — меня бы не было. Когда ты — все, ты — ничто. Не было бы моих детских воспоминаний, они бы заменялись образами миллионов других, не было бы воспоминаний о моих экспериментах, о первой любви и первом поцелуе, в конце концов. Человек реален постольку, поскольку он сам себя таковым ощущает. Маг же тринадцатой ступени — сама реальность. А реальность не может быть субъективной. Мы стремились к этой ступени, но никто не желал ее достичь.

Зато я научился радоваться за себя и других. Я никогда не любил магглорожденных, но теперь я рад за них. Рад тому, что у многих магические способности просыпаются к одиннадцати годам и им дают шанс на нормальную жизнь. Радуюсь за себя, что я полукровка, и мой отец с ранних лет говорил мне, что я волшебник. Радуюсь за Амбру, что ей повезло родиться в чистокровной семье. Никогда не думал, что скажу это, но я и за магглов рад. За тех из них, кому до старости удается прожить нормальную человеческую жизнь, без магии вовсе.

Неуютную, гнетущую, но, тем не менее, родную и привычную тишину моего кабинета нарушает стук. И кого на ночь глядя могло ко мне занести?

Занесло. Того, кого я меньше всего хотел сейчас видеть. Моего лучшего друга, не считая Офеля — тот мне, как брат. Лицо бледное, темные глаза лихорадочно блестят, но это не значит, что случилась неприятность. Он в последнее время всегда бледный, а с глазами уже давно какая-то беда. Что-то мне подсказывает, что его эксперименты над собой до добра не доводят. Мои, впрочем, тоже. Я привык называть его по имени, или Клипотом. Но у него, как и у многих из нас, несколько прозвищ. Амбра так вообще в шутку зовет его Красавчиком. Он злится.

— Ну и что ты задумал? — уставшим тоном спрашивает он, и ставит передо мной бутылку огневиски. Из моего же шкафа к нам плывут стаканы.

— И тебе привет, — какое ему дело, что я задумал? Я что, ребенок, чтобы перед всеми отчитываться?

— Они тебя вычислят, и даже я не вспомню о твоем существовании, — ... разливает огненную жидкость по бокалам, — В одиночку туда вообще лучше не соваться. Оно тебе нужно?

— Если делаю, значит — нужно.

— Я знаю тебя столько лет... Ты ведь не Амбра, которой жаль магглов. Тебе не жалко! — простая истина. И возразить нечего. Мне — не жалко.

— Правду хочу знать, — я отпиваю огневиски.

— Правда никому не нужна. Она всегда либо скучная, либо печальная, либо слишком примитивна, либо страшна. Без других вариантов. Редкая правда может быть лучше лжи.

— И все же лучше. Объективнее.

— Объективнее? — друг смеется, — И это ты мне говорить будешь, Тиккун?

Ненавижу, когда меня так называют! Амбра виновата! Решила, что я встал на путь истинный и теперь мне это прозвище подойдет. Антипод Клипота. Еще обиднее, что из-за него же мне и перепало это прозвище. А я и путь исправления идут разными дорогами! Но глупое слово приелось, теперь, чтобы позлить меня, каждый так и норовит назвать Тиккуном.

— Что тебя теперь не устраивает? Ты же знаешь, я за объективную оценку действительности.

— Ты вообще в курсе, что тебя не существует? Или мы с тобой это все зря затеяли? Хочешь больше объективности, — Клипот начинает злиться, — Получай. Не ты один заинтересовался историей Марвина. Я, знаешь ли, тоже.

— Только разница в том, что ты возненавидел магглов еще больше, а мне на них плевать.

— Не суть. Так вот слушай, что мне удалось узнать, — он отпивает еще огневиски, глаза блестят. Страшные. — Магия не поддается дрессировке, она просто есть! Ее можно контролировать, правда, учиться приходится годами. Или случайно во всех школах семь лет учатся? Но даже тогда она может выйти из под контроля. Ты можешь разозлить чистокровного мага, которого с детства родители учили контролировать силу, и он спалит твой дом. Не специально, разумеется! А теперь представь, ты маггл, еще не дай Мерлин, какой-нибудь священник. Тебе 45 лет, и вдруг обнаруживается, что ты взорвал монастырь. Магией, дракл побери, взорвал! Опять же, разумеется, не специально. Ты понимаешь, что стоит тебе подумать, и все мысли — материализуются! Первое, чему учится маленький ребенок — отделение мыслей от магии. Он учится этому не по книгам, это естественный процесс. Плюс, детские обиды редко приводят к любимому нами всеми пожеланию сдохнуть. А тут человеку кто-то на ногу в метро наступает, и летит в этого человека зелененький луч, Мерлин знает, откуда взявшийся! У них просыпается не просто магия. Сильная, страшная. То, о чем человек боялся думать всю жизнь. Но думал. Понимание копилось, и достигло уровня реализации. В теории мы с тобой маги тринадцатой ступени, но мы боимся идти дальше. Это нормально. А проклятый маггл не знает, что с этим делать! Он и боится, и остановить не может, а за годы жизни мыслей, Дементор побери, правильных мыслей об устройстве мира, накопилось не мало.

Ноздри друга раздувались в геневе. Он... завидовал! Страшно подумать, что этот человек завидует магглам, или они уже, получается, не магглы?

— Я сегодня тоже там был, — уже спокойнее продолжает Клипот, — Я был там даже раньше тебя. Я видел, успел. У этого священника ступень восьмая, не меньше! А глаза сумасшедшие, дикие! Что он там самому себе понапридумывал — не известно. Может, решил, что он теперь сам дьявол. И, самое удивительное, именно у религиозных людей чаще всего что-то подобное случается. Они думают много. Об устройстве мира... Да что я тебе это рассказываю, сам знаешь, кто теорию магии обосновал!

— Что ты задумал? — перебиваю я друга. Уже понял, что он не захочет упускать выгоду. Но вот какую?

— Этих людей надо вычислять.

— Каким образом?

— Я не знаю ни ритуалов, ни заклинаний, ни чего бы то ни было еще, способное их вычислить. Поэтому мы должны захватить Министерство! Или проникнуть в ту структуру, пока не знаю как. И не просто проникнуть — управлять ею!

— Это не первая бутылка огневиски, я так понимаю? — вот что-что, а политикой мы никогда не планировали заниматься. Министерство захватить? Ну-ну, раз плюнуть, завтра сходим, захватим!

— Не важно. Только представь, какую армию мы можем создать. Используя этих... магглов! Какой резерв магической силы, даже если они ничерта не умеют. При смещении магии двух плоскостей можно просто использовать их магию! Используя ее же, можно проводить ритуалы тринадцатой ступени. Любые — временные, пространственные... — друг находился в своих мечтах, — Причем, им будет легко внушить, что они просто мусор. Сгустки энергии и в этом их предназначение... Когда человек сталкивается с чем-то неизвестным, он готов верить всему. Особенно если это ему говорит тот, кто может то же, что и он, только еще и контролирует это...

— Мне кажется, тебе надо поспать и подумать об этом завтра.

Клипот склонил голову на бок, и внимательно смотрит на меня. Как будто что-то решает. Затем улыбается, соглашается с тем, что поспать ему нужно, и покидает мой кабинет. А я сижу с пришибленным видом еще полночи, раздумывая над его словами. Я бы поучаствовал в одном таком эксперименте, не более. Захватывать Министерство или проникать в эту проклятую систему в качестве шпиона в мои планы не входит. Я люблю жизнь, простую, без политики. Мне важны знания. Даже больше, чем их применение.

Вот тогда-то я и подписал себе смертный приговор. Себе, Офелю, Амбре, Круву...

* * *

"Спишь?" — Гарри ворочался под одеялом, ему не спалось.

"Да, малыш. Я во сне разговариваю".

"Расскажи, откуда ты знаешь о системе магии? Ведь нам в школе ничего не рассказывали..."

"И не расскажут. Опасно это, понимаешь? Мне в свое время тоже не рассказывали, но я итак знал. Мне папа в детстве объяснял".

"Почему опасно? Что здесь такого?"

"Знаешь, кто обосновал всю эту систему? Сквиб! Один проклятый сквиб, да к тому же — викарий. Он все понимал, но боялся что-либо сделать, не чувствовал. Поэтому и сквиб. Знаешь же, сквибы — это вторая или третья ступень просвещения. С четвертой берут в Хогвартс".

"И что здесь страшного?"

"Здесь сейчас темно, и у меня глаза светятся. Разве не страшно?"

"Я про магию".

"А... да так, по мелочи. Ступени-то ступенями, а вот откуда это все взялось, малыш? Откуда в пространстве магия, создающая или уничтожающая реальность, преобразовывающая ее? При том, что пространство не реально, значит ли это, что магия тоже не реальна? Откуда берутся магглорожденные? Сквибы? Как вычисляют маглорожденных, если Надроз устанавливают на место жительства и палочку, только после покупки последней волшебником, рожденным в семье магглов?"

"Я вообще-то просил рассказать, а не вопросы задавать!"

"А я и сам не знаю, чтобы рассказывать. Маглорожденных как-то вычисляют. Скорее всего, Отдел тайн в Министерстве этим занимается. И если ты думаешь, что все родители так счастливы, что в их семье родился маг, то ты ошибаешься. Дурслей вспомни, они магии так боятся, что если бы вдруг Дадлик оказался волшебником, они бы с ума сошли. Если я не ошибаюсь, а я могу ошибаться, еще раз повторяю — мне не стоит верить, я высказываю лишь свое мнение, то разрешено применять любые чары, вплоть до первого Непростительного к родителям, отказывающимся отдать своих детей в Хогвартс. Это не право, малыш — обязанность!"

"А почему так?"

В этот момент Сова громко ухнула на подоконнике, что означало благополучную доставку письма. Гарри подавил в себе желание швырнуть в ее сторону свой ботинок. Все-таки за месяц она действительно надоела обитателям этой комнаты.

* * *

*И. Бродский, «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку...» (1970)