А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

Поместье Малфоев, 15-ое апреля

— Тебе было поручено простейшее — простейшее! — задание. Пробраться в школу, убить грязнокровку и незаметно уйти. Все!

Вальбура Блэк в обтягивающем черном платье и кожаных гладких перчатках расхаживала по гостиной Малфоев, сжимая в руках свою миниатюрную шляпку с вуалью.

Она была в ярости. Ее узкие ноздри трепетали, белоснежная кожа пошла красными пятнами, а острые, выкрашенные непроницаемо черным ногти вонзались в шляпку глубже с каждым словом.

Люциус наблюдал за метаниями Вальбурги безучастно, но был вынужден признать, что у этой швали — Сириуса Блэка — было в запасе немало храбрости, раз он рискнул пойти против такой женщины.

Эрика Малфой сидела напротив сына на широком кремовом диване и подобострастно наблюдала за миссис Блэк. Она боготворила Вальбургу, видя в ней идеал женщины, сумевшей объединить в себе нежную и преданную любовь к семье с внутренней духовной силой.

Эрика была неплохой матерью — заботливая, ненавязчивая, тихая. Она не перечила ни мужу, ни сыну, полагая, что ей, как женщине, ни к чему лезть в дела взрослых мужчин. Она не испытывала проблем с воспитанием Люциуса — тот рос покладистым и вдумчивым ребенком, а любой, самый крохотный бунт мгновенно подавлялся одним лишь твердым словом отца.

Люциус любил Эрику, насколько он вообще мог испытывать любовь к другому человеку.

С отцом же у него всегда были странные отношения. Мать произвела Люциуса на свет, отец же сделал его идеальным. Идеальным аристократом, идеальным слизеринцем, идеальным наследником рода Малфоев. Иногда Люциус спрашивал себя — а осталось ли в нем хоть что-то живое?

Сильный, могущественный, непоколебимый в своих решениях и действиях, Абраксас был, безо всякого сомнения, тираном. Он вызывал в Люциусе страх и благоговейный трепет, а позже — глухую ворчливую злобу. Когда юный Малфой впервые отправился в Хогвартс, он вздохнул с облегчением — тогда ему казалось, что он наконец-то обрел долгожданную свободу. Но когда твой отец Абраксас Малфой, о настоящей свободе не может быть и речи.

— Ты не можешь заставить людей полюбить тебя, Люци, — с усмешкой любил повторять Абраксас, — но ты можешь заставить их бояться тебя. Страх и уважение идут рука об руку.

Отца Люциус уважал. Мать не мог — просто не получалось.

А теперь Абраксас умер, его настиг один из главных бичей чистокровных волшебников — Драконья Оспа. Он держался столько лет, цепляясь за жизнь из последних сил, но, предчувствуя скорый уход, пожелал вернуться домой. И даже здесь, без поддержки колдомедиков продержался целых полгода. Доктор Мунд сказал Люциусу этим утром, что таких живучих людей он за свой век ни разу не встречал. Еще бы. Не так-то просто погубить смертоносного аспида.

Сообщение о смерти отца вызвало в Люциусе... удивление. Он не заплакал, не закричал и даже не вздрогнул — он просто ничего не почувствовал. Пытаясь разобраться в себе, ужасаясь собственному равнодушию, Малфой закрылся в спальне и просидел там до самого вечера, пока в гостиной не послышались голоса — заискивающий Эрики и властный Вальбурги.

Тогда Люциус решил — каким бы Абраксас ни был, теперь его нет. Его иго, его давящая жестокая воля ушла в небытие, и никто более Люциусу не указ.

Теперь он — хозяин поместья, глава рода и властелин своей жизни.

— Ты слушаешь меня, Люциус? — с придыханием произнесла Вальбурга и посмотрела на Малфоя своими темными жестокими глазами. Возможно, на Блэков это и действовало, но Люциус знал одно — ей никогда не сравниться с Абраксасом. Просто потому, что она женщина.

— Безусловно, миссис Блэк, — бархатным голосом ответил он, фокусируя взгляд на Вальбурге. Эрика за ее спиной еле заметно кивнула, одобряя поведение сына, и пустовато улыбнулась.

Люциус не был уверен, что до его матери полностью дошло осознание смерти мужа. Она выглядела потерянной, будто каждую секунду ждала, когда же Абраксас появится на верхней ступени лестницы, вновь скажет что-нибудь едкое про Министерство и обленившихся домовиков, затем спустится вниз, плотно запахнув полы черного халата, и опустится в каминное кресло, положив свою сухую кисть на резной подлокотник.

Но Абраксас не появлялся, его голоса не было слышно в доме, его вещи лежали нетронутыми, а по ночам не горел свет в его кабинете. Только множество людей присылали Эрике соболезнующие письма, а она не представляла, что с ними делать.

Она не умела жить одна — без мужчины, без покровителя.

«Хоть бы только она не тронулась», — обеспокоенная мысль крутилась в голове Люциуса с самого утра, и он был вынужден признать, что внутри него появилось невиданное ранее чувство — ласковая жалость. Так думают о больных щенках, выброшенных на улицу в объятья беспощадного мороза.

Теперь Люциус должен был стать для матери тем самым покровителем, каким был его отец. Но получится ли?..

— Тогда, — Вальбурга все еще смотрела на Люциуса, — я желаю понять, по какой причине твоя вылазка в Хогвартс окончилась... тем, чем закончилась? — Вальбурга поморщилась.

Она знала, какую именно рану и в каком именно месте приобрел младший, а теперь уже старший Малфой, но считала неприличным для дамы говорить об этом прямо и открыто.

— Я дала тебе три недели на исцеление! За это время колдомедики Мунго могли бы вырастить тебе новое сердце! — Вальбурга продолжала бушевать. — И я желаю услышать твои объяснения немедленно.

Это было правдой — целых три недели провел Малфой в больнице Св. Мунго. Укус оборотня не страшен обычному анимагу, но не волшебнику, над которыми произвели насильное анимагическое воздействие. Еще один гвоздь в крышку гробу паршивой Паркер.

— Непредвиденные обстоятельства спутали мне карты, — спокойно ответил Малфой и с ленцой перекинул ногу за ногу. Глаза Вальбурги, наблюдающие этот жест, буквально загорелись ненавистью. Люциус не подчинялся ей.

— В школе оказался оборотень.

Вальбурга цокнула языком и с подозрением уставилась на Малфоя.

— Старик Дамблдор позволяет ученикам и такие вольности? — презрительно выдала она, подтверждая подозрения Люциуса.

Среднестатистического волшебника при словах об оборотне одолела бы паника или хотя бы легкое изумление, но только не Вальбургу. Значит, она была одной из тех, кто тесно работал с одним из подвидов Волдемортовых слуг — с вервульфами.

— И не только, — кивнул Люциус. — Оборотни — это лишь легкая закуска по сравнению со всем прочим.

— Разве ты не посетил Нарциссу перед тем, как действовать? Она не уведомила тебя об оборотне?

— Нарцисса не может знать всего.

— Но... Люци, — мягко произнесла Эрика, и Вальбурга удивленно обернулась к женщине. Она смотрела на нее так, будто пыталась вспомнить, кто вообще сидит перед ней. Отчего-то это вызвало в Люциусе горячую волну отторжения.

Никто не смеет относиться так к членам его семьи.

— Да, мама? — ласково спросил он.

— Люциус... ты отправился в школу ночью. Выходит, ты беседовал с милой Цисси в ее спальне... ночью?

— Да, мама.

— Но это же, это же!.. — голос Эрики заволновался, глаза наполнились непониманием, и во взгляде Вальбурги мелькнула жалость.

— Тяжелые времена, дорогая, — низким вкрадчивым голосом произнесла она и опустилась рядом с Эрикой, приобняв женщину за плечи. — Но мы можем быть уверены в том, что Люциус не позволил себе ничего лишнего. — При этих словах губы Вальбурги поджались — она еще помнила о том письме, в котором Нарцисса обвиняла Малфоя в различного рода... выходках. С другой стороны, Нарцисса никогда не была спокойным ребенком, и полной веры ее словам не было.

— Конечно, миссис Блэк, конечно, — слабо кивнула Эрика и вздохнула. Она совершенно ничего не соображала.

— Тебе стоит отдохнуть, дорогая, — почти ласково продолжила Вальбурга. — Всеми делами займусь я.

— Не стоит.

Вальбурга и Эрика одновременно вскинули головы, взгляд их наполнился искренним удивлением. Люциус и сам поразился, как властно прозвучал его голос.

— Но Люциус...

— Всеми делами займусь я, — с нажимом закончил Малфой. — Миссис Блэк, домовые эльфы приготовят вам комнаты, если вы желаете остаться. Мама, — его голос смягчился, — тебе и вправду стоит отдохнуть.

Вальбурга посмотрела на Люциуса долгим значительным взглядом и, наконец, удовлетворенно хмыкнула. Раньше Малфоя порадовало бы ее одобрение, но теперь ему было все равно.

Нужно было заняться похоронами.

* * *

Хогвартс, гостиные Гриффиндора, 15-ое апреля

— Экзамены, — ворчал Джеймс, обгрызая облезшее уже и пожелтевшее от обмакивания в чай перо (Джеймс просто пытался показать Лили, как выглядит перо мокрой старой курицы, читай, профессора Стебль). — Кому они нужны в такое-то время?

— Уже апрель, Джеймс. А ты только вспомнил об экзаменах! — Лили негодующе отбросила в сторону стопку исписанных пергаментов и с остервенением взялась за другую.

— Почему они не тронули тебя? — в пустоту произнес Сириус Блэк и покрепче обнял подушку.

Они втроем торчали в гостиной Гриффиндора, за окном стучала капель, солнце обливало задорными лучами зеленеющие поля вокруг Хогвартса, но выходить из замка теперь запрещалось. За исключением «особо важных случаев» вроде осточертевших отработок. Даже в Хогсмид не пускали.

Что-то там снова произошло в этом долбанном Министерстве с долбанным Волдемортом, все переполошились, и Дамблдор прикрыл лавочку. Мракоборцы стояли по периметру школы, внутри самой школы и уже практически следили за тем, как ты — как выражался Джеймс — пытаешься поссать. Понятия «личное пространство» и «моя собственность» перестали иметь хоть какой-либо смысл.

Раз в неделю в случайное время в гостиные врывалась толпа вымуштрованных мужланов, переворачивала все вверх дном, напрочь игнорируя недовольные визги девчонок, которые «не успели одеться», «только из ванной» или «сейчас в ванной», называли это гордым словом «обыск» и так же стихийно испарялись в неизвестном направлении.

Нет, конечно, смотреть на прикрытые коротенькими полотенчиками обнаженные тела сокурсниц было приятно, но отобранные у Блэка бутылки коллекционного огневиски (четыре за прошедшие три недели!) развеивали все наслаждение от происходящего.

Радость доставляло только то, что слизеринцам приходилось раз в десять хуже. Дамблдор не только не скрывал своего отношения к этому факультету — он закрывал глаза на то, что порой творилось в туалетах школы после комендантского часа.

А творилось страшное.

Группы мальчишек ежедневно сшибались в кровавых схватках, Больничное Крыло теперь не пустовало ни в один из дней. Школа разделилась на два лагеря — чистокровные и магглорожденные. Оставаться в стороне не получалось ни у кого, и если ты не успевал вовремя сделать выбор, тебе просто прилетало сразу от всех.

В прошлый четверг Сириус лично избил безо всяких волшебных палочек Нотта, Мальсибера и Эйвери при поддержке Мародеров и седьмого курса Гриффиндора. Даже пара девчонок пришла посмотреть, но не выдержала и почти сразу сбежала.

Еще бы! На троих пришлось более десятка ребят. Их избивали методично, со вкусом, не торопясь и даже не особо скрываясь. Подонки остались плавать в луже собственной крови, смешанной с водой, текущей из разбитых бочков в туалете Миртл, а последняя, угрожающе завывая, носилась вокруг. Ей тоже было за что не любить Слизерин.

Когда Блэк с сигаретой в зубах вышел из туалета, насвистывая и вытирая чужую кровь о штаны, он нос к носу столкнулся с молодым мракоборцем. Парень и сам не столь давно выпустился с Гриффиндора, и Блэк даже помнил его розовощекую рожу.

Мракоборец открыл было рот, дабы сообщить Сириусу о нарушении комендантского часа, но увидел толпу, выходящую из туалета, перемазанную кровью, горланящую, пьяную от своей страшной жестокой силы и только усмехнулся.

Он и сам таким был.

А еще Пожиратели убили его сестру.

Толпа замолчала, но мракоборец невидяще скользнул по ним взглядом, пожал плечами и со словами «Наверное, показалось» продолжил патрулирование. Станцуй они перед ним сейчас джангу, он бы все равно сделал вид, что ни черта не замечает.

Замечательный чувак.

— Эй, Джеймс, — лениво сказал Сириус, — давай найдем Нюнчика и разобьем ему башку?

Это был пробный шар, и Сириус отлично видел, как мгновенно напряглась Лили. Ее рука с пером замерла над конспектом, но — что удивительно — она промолчала. Если бы Джеймс сейчас ответил: «Какой вопрос, старик!» и хлопнул Блэка по плечу, она бы ничего не сказала против.

Даже у Эванс есть лимит милосердия, и Снейп умудрился его переполнить.

Но Джеймс медленно поднял голову, посмотрел на Блэка и тихо, твердо сказал:

— Нет. Я же обещал.

Лили вскинула голову, посмотрев на Джеймса таким взглядом, что Сириусу стало очень неловко находиться рядом с этими двумя. Зачем мешать людям придаваться любви?

Но Эванс уже опустила голову, стыдясь собственной безмолвной вспышки, и только улыбалась — глупо и счастливо.

Тот самый момент, когда девушка задает тебе вопрос не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы получить правильный ответ. Просто в этот раз в качестве рупора Лили выступил Блэк, но смысл остался тем же — Джеймс прошел проверку. Счастливчику кое-что перепадет этой ночью.

— А где Питер? — вяло спросил Сириус и машинально погладил подушку рукой.

— Кажется, кому-то не хватает ласки и тепла, — подколол его Джеймс, наблюдая жест Сириуса. — Черт его знает. После ваших общих разборок с Дамблдором, он ходит серый и нелюдимый. Только учится все время и утверждает, что готовится к экзаменам. На кой черт ему это делать? Отличник же.

— Именно поэтому и отличник, — вполголоса сказала Лили.

Сириус с неудовольствием вспомнил, как старик директор сдирал с них шкуру по добрых полчаса с каждого в своем кабинете. Нет, физических наказаний он не применял, но Дамблдору это было и не нужно. Он мог пытать одни лишь взглядом. Даже, когда улыбался. Даже когда стоял к тебе спиной. Даже если ты к тому моменту уже сдох.

Большинству были назначены отработки. Сириус, например, уже вторую неделю вкалывал на кухне вместе с домовиками. Он даже научился делать чертов бисквит. И вся эта прелесть ожидала его на протяжении остатка семестра, что равнялось двум с половиной месяцам, включая выпускные экзамены.

«А ты испеки экзаменаторам торт, — хмуро сказал Люпин в один из дней, — продемонстрируешь им, чему научился на седьмом курсе».

Сам Ремус драил библиотеку, а Паркер — кабинет Зельеварения. Они уже сами стали похожи на две мрачные издерганные половые тряпки, но мучение только начиналось. Блэка эта ситуация забавляла — Паркер самолично придумала идиотскую идею с A&B, а Ремус сам же спровоцировал их на ответные действия. И теперь эти два придурка огребали последствия собственной тупости. Вот оно — кармическое равновесие!

Хотя иногда их было немного жаль — оба не могли смотреть ни в глаза Дамблдору, ни МакГонагалл и всякий раз пытались убедить каждого второго встречного, что они тут ни при чем, их просто заколдовали. Сириус отчего-то им верил, но не видел в произошедшем ничего плохого. Если бы не это заклинание, зелье или еще черт знает что — они бы так и ходили друг вокруг друга. А так хоть умирать не страшно.

— Я пойду, — Блэк с кряхтением поднялся с кресла и с сожалением расстался с подушкой. — Поищу Лунатика. Ведь теперь, без карты, я не могу сразу узнать, где он.

Джеймс грустно шмыгнул носом и уставился в стол перед собой. Сириус намеренно подкалывал друга при любом удобном случае.

— Он отобрал ее у меня. Буквально силой, — пробурчал Джеймс парте въевшееся уже в мозг оправдание.

— Не начинай, — фыркнул Блэк.

Потеря карты была не страшна — память Блэку пока не отказывала, и все ходы он помнил наизусть и без этого. Куда больше было задето самолюбие — они столько работали над своим детищем, и теперь все досталось импотенту Филчу. Несправедливый жестокий мир.

Блэк вздохнул и шаркающими шагами поплелся к портрету. До Лунатика ему не было никакого дела. Он хотел найти Еву.

* * *

Башня Когтеврана, покои природных колдунов

— Быстрее, быстрее же!

Сириус задумчиво остановился у дверей когтевранской спальни. Это была комната Евы, и из нее всегда доносились какие-то... звуки.

— Да, черт тебя побери! ДА!

Сириус вздохнул. Пусть это и клише, но девчонки в процессе действительно ничего умнее придумать не могут, кроме как: «Да», «Еще» и «Я люблю тебя, Сириус Блэк». С другой стороны, не трактаты же по трансфигурации они должны зачитывать.

Сириус дождался окончательного, завершающего — а он в них разбирался — стона и как ни в чем не бывало постучал. За дверью послышалась возня, невнятные бормотания и наконец крик Евы:

— Заходи, кто бы ты ни был!

Сириус и зашел.

На развороченной кровати восседала рыжая Кавендиш. Простыня была разорвана явно звериными когтями, деревянная спинка нещадно ободрана, покрывало висело в противоположном конце комнаты на вазе, а измятые подушки валялись прямо у ног Блэка.

Сама девушка выглядела еще более изумительно. Растрепанная, излучающая расслабленное удовольствие и жар, она насмешливо смотрела на Сириуса, соизволив прикрыться лишь какой-то невнятной мятой тряпкой.

У ее ног лежал огромный бурый медведь и мрачно смотрел на Блэка.

Выглядело это так, будто двое смертных оказались у ног своей богини и только и могли, что буравить друг друга взглядом, надеясь, что в следующую ночь она выберет кого-то из них.

Только вот Сириусу было плевать на Еву.

Она была необычной, красивой, насмешливой, острой. Но, пожалуй, слишком костлявой. Да и вообще — что такое нулевой размер по сравнению с третьим? Беата всяко выигрывала.

— Он же твой брат, — тупо сказал Сириус.

— Да.

— Ты трахаешь своего родного брата?

— Да.

— Брата-медведя? — зачем-то уточнил Сириус.

— Да, — Ева дернула плечиком, и тряпка сползла ниже. Нет, ну и нулевой, конечно, тоже бывает ниче... Тьфу ты!

Медведь у ног девушки заметил взгляд Сириуса и недовольно заворчал.

— Все проблемы из-за баб, — буркнул себе под нос Блэк. — Я к Беате.

Ева смерила Сириуса скептическим взглядом и только пожала плечами.

— Она в своей каменной клетке, — хмыкнула она. — Бьется головой о стены. А вообще, я уже устраивала вам свидание три дня назад, сколько можно?

— Трахаться я хочу каждый день. Терпел, сколько мог, — почти честно признался Сириус.

— Пожалуй, мне это понятно, — вздохнула Ева с некоторой грустью. Она поднялась с кровати, не заботясь о тряпке, и та просто свалилась к ее ногам. Покачивая бедрами, Лиса прошла мимо Блэка, повернулась к нему спиной и низко нагнулась.

— Ключ можно было найти и быстрее, — иронично заметил он через полминуты, мужественно игнорируя девушку.

— Жуткий беспорядок, — вздохнула Ева, непринужденно доставая магический ключ от комнаты Спринлс и вновь оборачиваясь к Сириусу. Ее соски заострились от холода, и Блэк сглотнул. — Если мракоборцы нагрянут с проверкой, я скажу, что ты меня изнасиловал и забрал его сам.

— Если ты скажешь им это, они рассмеются тебе в лицо. — Блэк забрал ключ и молча вышел.

И как Медведь это терпит?

* * *

Временные покои Беаты Спринклс

Беата сидела на столе, по-турецки сложив ноги. За спиной.

— Это новое заклинание для гибкости костей — просто чудо, — сказала она каменной стене. Стена фыркнула. Вообще предметы часто разговаривали с Беатой, и иногда ее это смущало.

Беата задумчиво закинула волнистую руку за ногу и почесала мягкую пятку. Одного она не учла — расколдовать себя обратно такой рукой ни черта не получалось. Придется ждать чьей-нибудь помощи.

Дверь заскрежетала и открылась. На пороге показался Блэк в своей омерзительно белой рубашечке, выглаженных брючечках и черных лакированных туфельках. Принцесса прям.

Иногда у этого любителя женщин, виски и байков случались наваждения, и вместо кожаной косухи, рваных джинс и футболки с «цеппелинами» он напяливал на себя это кошмарное аристократическое убожество, обливался одеколоном, который стоил, как целый Хогвартс и даже маникюр себе делал.

Беата точно знала, что та пилка принадлежит ему, а не Лили, что бы там Блэк ни говорил.

— Чего приперся? — ласково спросила она и упала животом на стол, дабы выпростать ноги — те свесились лапшой со столешницы и странно заколыхались. Ощущение было до того забавным, что Беата начала хихикать.

— Выглядишь неотразимо, — безмятежно сказал Блэк и, скрестив руки на груди, оперся о косяк.

— Я осьминожка. Видишь, как я умею?

Беата поползла на животе по столу, в прямом смысле виляя конечностями, грохнулась с него и засмеялась как-то особенно дико и безнадежно. Сириус со вздохом вытащил свою палочку, возвращая Спринклс в первоначальное состояние.

— Сходишь с ума? — лениво спросил он и рухнул рядом со Спринклс у стены.

Блэк заходил к ней каждый день — просто чтобы поговорить. Всякий раз при очередном упоминании о новой встрече, Джеймс закатывал глаза и пошло свистел, а потом отпускал пару шуточек о похотливости Бродяги и его кобелиной натуре. Блэк в ответ только фыркал, не отрицая и не соглашаясь со сказанным.

Он действительно ходил к Беате ради длинных бессмысленных, но таких важных бесед. Но, гиппогриф его задери, если он в этом хоть кому-то сознается! Эти разговоры принадлежали только Блэку. Только ему одному, и Сохатому знать о них было совершенно необязательно.

— Мать ко мне ни разу не зашла, — невесть за чем сказала Беата. — Херня какая-то творится, Блэк. Не нравится мне это.

— Херня творится снаружи твоей тюрьмы, — парировал Блэк. — Вчера при очередном «налете» мракоборцы забрали мой коллекционный нож, подаренный дядей Альфардом, — голос Блэка против воли дрогнул. Он не знал, зачем рассказывает об этом кому-то еще, кроме бутылки виски, но не смог промолчать.

— А его колдограф? — спросила Беата. Просто так, чтобы отвлечь.

— Нет. Его я спрятал, — мотнул головой Блэк. — А с ножом расстаться не мог. Дядя учил меня охотиться с этим ножом. Свежевать оленей. Однажды я провел с ним целое Рождество.

Очень хотелось сострить по поводу оленей, но Беата силой загнала эту мысль обратно.

— Отчего он умер?

— Говорят, от Оспы, — глухо сказал Блэк и тут же с ненавистью сказал: — Только я не верю в это. Он был единственным Блэком, откровенно выступавшим против Волдеморта.

— Когда это случилось?

— Перед тем, как я сбежал из дома. Был август, мать пришла ко мне в комнату и молча положила письмо на тумбочку, а потом вышла. Мы уже тогда почти не разговаривали, а я... Я был гордый. Решил, что прочитаю письмо потом, на следующий день. А может, и вовсе сожгу его ко всем чертям. Все мои письма приходили мне с совой Джеймса или Ремуса... Но я прочитал его. Из любопытства. Это был свидетельство смерти моего дяди. Дяди, который оказывается «долго болел», а они даже не пускали меня к нему! Он болел, а я... я был слишком горд, чтобы прочитать это письмо сразу. Я прочитал его только тогда, когда вся моя семья уже вернулась с похорон. Я даже не попрощался с ним!

Блэк замолк, прикрыв глаза, и только под ресницами что-то предательски заблестело.

— Потом я сбежал. Собрал все, что было — все, что я мог унести, и сбежал. Сначала отправился на его могилу, потом к Джеймсу. Потом узнал, что дядя завещал мне дом — буквально чудом узнал. Друэлла, мать Нарциссы шепнула мне об этом. Если бы не она, они бы и дом его себе прикарманили, сделали бы из него какой-нибудь сарай для Пожирателей.

Сириус сглотнул, украдкой вытер глаза и тряхнул головой.

— К черту все это.

— К черту, — Беата согласно кивнула. — У тебя есть его дом, смекаешь, Блэк? Оставил бы твой дядя тебе дом, если бы был обижен на тебя или зол? Ты не попрощался с ним при жизни, но после смерти сделай в его честь что-нибудь полезное.

Сириус кивнул, упрямо уставившись в каменный пол. Ноги затекли, стена неприятно холодила спину сквозь тонкую ткань рубашки, но Блэку хотелось застыть здесь прямо так. Без проблем, без боли, вне времени и событий.

— Ты думал над тем, что сейчас происходит? — спросила Беата.

Она не развела сопли, не гладила Блэка по руке, не уговаривала его, что все будет хорошо. Смотрела спокойно — так же, как однажды на Блэка смотрел Джеймс. Когда грязный, лохматый гриффиндорец в одежде трехдневной давности заявился на порог дома Поттеров и хриплым от сигарет голосом сказал: «Дядя... Умер». Тогда Джеймс выслушал его, сделал вид, что не замечает слез друга, а потом хлопнул того по плечу и потянул за собой.

Всю ночь они сидели на холме, окруженном молодыми осинками и порхающими мотыльками, и распивали отцовский коньяк двадцатилетней выдержки. Горланили пьяные матерные песни, зло и глупо смеялись, посылали проклятия небу и миру. Но ни тогда, ни сейчас Джеймс не задал Блэку ни одного вопроса. Он просто слушал, а потом творил или нес какую-то невообразимую идиотскую херню, и Сириус начинал улыбаться. Или хотя бы просто снова хотел жить.

Подумать только, то лето... то лето было последним, когда он видел семью Поттеров всю вместе. Когда Дореа Поттер, а в прошлом Блэк, налила ему жасминового чая с лимоном и невзначай ласково провела ладонью по его руке. Когда Чарлус Поттер набил личную трубку крепким табаком, раскурил ее и молча протянул Сириусу.

Всего этого уже не будет.

Все они мертвы.

Дореа, Чарлус, Альфард... какова же длина этого списка на самом деле?

Блэк очнулся, почувствовав подозрительно знакомый табачный запах. Еще через мгновение он осознал, что прямо перед его носом зависла чудная трубка из бриара, старинная, а оттого еще более ценная и притягательная.

— Что это? — тупо спросил он и повернулся к Спринклс. Всего на секунду ему привиделось, будто это отец Джеймса сидит прямо перед ним и добродушно улыбается. Но только на секунду. — Спасибо, — тихо сказал он и побыстрее перехватил трубку, пока та не погасла.

— Давай мыслить логически, Блэк, — сказала Беата, и Сириуса затопило волной удушающей благодарности. Благодарности за эту трубку, которую он, кажется, когда-то видел у Дамблдора. Благодарности за то, что она сделала вид, будто и не было этой слезливой сопливой исповеди. Благодарности просто за ее присутствие и за эти вечно веселые искорки в зеленых нахальных глазах.

— Давай, — кивнул он наконец, справившись с очередным наплывом эмоций.

Спринклс подождала, пока Сириус окончательно вынырнет из своих воспоминаний, и продолжила:

— Ну ладно, тот факт, что меня здесь заперли — вполне логичен. Если бы этого не произошло, я бы снова отправилась в колонию Сивого.

— Нет у тебя совести, — буркнул Блэк и, вопреки здравому смысле, затянулся.

Мозги вышибло ударной дозой табака, легкие вывернулись и перекрутились, в носу засвербело, а в глазах предательски щипало от дыма.

Зато теперь перестало быть больно.

— У меня много чего нет. Но! — Беата подняла вверх указательный палец, снисходительно наблюдая за мучениями Блэка. — Что такого должно было случиться в Министерстве, если все выходы из школы заблокированы? Даже Травологию отменили, ты сам говорил.

— Очевидно, мракоборцы не могут контролировать территорию за стенами школы, — слабым голосом отозвался Блэк через пару минут. — Значит, Пожиратели научились проникать через защитный барьер. Или нашли того, кто научился.

— И что помешает им пролезть сюда?

— Ничего. Но охранять периметр школы проще, чем периметр школы со всеми окружающими землями — площадь меньше.

— Нам нужно разузнать ситуацию.

— Нам?

— Нам, — Беата цокнула языком и задумчиво уставилась на серый бугристый камень напротив.

— Ну уж нет, Спринклс, — Блэк вздохнул, с кряхтением поднимаясь с ледяного пола. — В этот раз ты вне игры. Мы с Мародерами проберемся наружу ночью и разведаем что к чему.

Беата хмыкнула и скосила на Блэка глаза. Ее лицо неожиданно размягчилось, стало спокойным, почти добрым.

— Не уходи, — просто сказала она, и Сириус вздрогнул от этого голоса. Слишком большое влияние он теперь оказывал на него.

— Я и не собирался, — чуть развязно ответил он и сложил руки на груди.

Прошло тяжелое, слишком долгое мгновение, и Сириус медленно, словно напоказ, снова опустился рядом. Он вздохнул и закрыл глаза, словно перед прыжком.

А потом провалился в плотное покачивающееся марево, наполненное чужим теплом, болезненными острыми поцелуями и прикосновениями чужих жадных рук.

* * *

Коридоры Хогвартса

Последние пару недель Питер обходил Мародеров буквально по кругу. Сириус и Джеймс, занятые своими любовными страстями, не больно то обращали внимание на внезапно отдалившегося Петтирю, а вот Ремус придерживался иной линии поведения.

Видимо, Лунатик и сам стремился всеми способами отвлечься от произошедшего с ним и Паркер в Больничном Крыле, а потому выбрал себе личную жертву — Питера. Раза три он тактично пытался расспросить друга о происходящем, подходя к вопросу совершенно неведомыми путями. Петтигрю было искренне непонятно, как можно от обсуждения значимости красной фасоли в итальянском блюде столь тонко и незаметно перевести тему на проблемы Питера с его настроением и жизнью.

Но Ремусу это удавалось.

А Питеру удавалось не отвечать на это. Пока еще, но держался он с трудом.

Дамблдор без обиняков и лишних причитаний сказал ему — принимай предложение Лорда. Получилось очень удобно: вроде как директор вызвал Петтигрю для личной беседы по поводу выходки A&B, но на деле они подробно поговорили о роли двойного шпиона, а также о плюсах и минусах этой профессии.

По мнению Петтигрю, соотношение минусов к плюсам было примерно, как тысяча к нулю.

По мнению Дамблдора, человеческая жизнь в условиях надвигающейся войны ценилась примерно, как то самое количество плюсов. То есть, не ценилась вообще.

Петтигрю поразился перемене, которая произошла со старым волшебником. Если ранее он беседовал с ним, предлагая лимонные дольки, имбирные печенья и мятные леденцы, то теперь вся эта ванильная херня наконец-то закончилась.

Дамблдор был серьезен, спокоен и совершенно бесстрастен. Он говорил: «Вас могут убить, мистер Петтигрю, или, хуже того, пытать». Но его лицо оставалось недвижимым, а в глазах виднелась деловая уверенность.

Так чистокровные волшебники говорят своим домовым эльфам прижечь себе утюгом руки в качестве наказания. Вроде и жестоко, но, с их точки зрения, оправдано.

С другой стороны, директор хотя бы прекратил притворяться. Питеру сейчас ни к чему были нудные бессмысленные утешения и увещевания о том, что все будет хорошо. Хорошо уже не будет.

По крайней мере, ни с Питером.

Петтигрю превосходно представлял себе открывающиеся «перспективы». Работать двойным шпионом — изначально самоубийственная затея. Тебя могут убить враги, если распознают обман, или же тебя могут убить друзья, если заподозрят обман. И вряд ли хоть в одном из случаев у тебя будет достаточно времени доказать, что ты не олень.

Конечно, Питер мог бы отказаться. Его мать была под защитой директора, его друзья были под защитой школы, но... какой же из него тогда гриффиндорец, если он сбежит, поджав хвост, при первых признаках опасности?

Может быть, Шляпа была права, когда при распределении сказала, что храбрости в нем больше, чем трудолюбия, и отправила его на Гриффиндор. А может быть, Питеру просто отчаянно хотелось верить в свою смелость, чтобы было не так страшно.

— Вы хорошо подумали, мистер Петтигрю? — спросил Дамблдор таким тоном, будто речь шла о приеме на работу. В каком-то смысле так оно и было.

— Да. Я не отступлюсь. — Питер мотнул головой.

— Вы осознаете риски?

Кивок.

— Прекрасно.

После этого Питер вышел из кабинета с серым мертвым лицом, но ни у кого не возникло и мысли об истинной причине происходящего. Все думали, что Петтигрю назначили отработку. Впрочем, отработку ему тоже назначили.

— Эй, Питер! — кто-то шепнул ему из-за угла, и это оказался Эйвери. Очень некстати.

— Да? — тихо, безнадежно отозвался Питер.

— Надо поговорить! — слизеринец улыбнулся, и его белоснежные зубы впечатались в память гриффиндорца, словно след от укуса оборотня. Позже он вспоминал их всякий раз, когда пытался понять, с чего именно началось его падение. Именно с этих зубов — отвратительных, фальшиво белых, жутких зубов, застывших посреди нелепой лживой улыбки, извивающейся змеей по лицу Эйвери.

Грустно и нелепо.

— Я иду, — вздохнул Питер и, ненароком оглянувшись, поплелся вслед за слизеринцем.

* * *

Гостиные Гриффиндора

— Итак, — Фабиан Пруэтт опустился в кресло-пуф рядом с Лили и уставился на девушку живыми хитрыми глазами. — Что у нас на повестке дня?

Джеймс недоуменно оглянулся: к ним подтягивалась вся гостиная. Многие слышали про Орден Феникса, несмотря на строгий запрет обсуждения этой темы, и каждый хотел хоть как-нибудь помочь. А Джеймс, как и всегда, был негласным лидером.

— Что он имеет в виду? — туповато переспросил Джеймс.

— Кровь Люциуса, — тихо, одними губами произнесла Лили и улыбнулась.

Джеймс нахмурился, а затем хмыкнул.

— Что ты хочешь с ней сделать?

Эта тема уже не раз поднималась в кругу Мародеров, Эванс и Паркер. Эмили считала, что одна идиотская затея гриффиндорки уже привела к хреновым последствиям, Лили считала, что грех не использовать подаренный судьбой шанс. Беседы велись долго и нудно, и решение никак не принималось, а годность крови, между тем, неуклонно падала с каждым новым днем бездействия.

В итоге, когда ситуация с мракоборцами и студентами, буквально запертыми в стенах школы, дошла до своего апогея (в Хогвартсе «временно» запретили прием и отправление совиной почты), Блэк плюнул и сказал — надо действовать. Джеймс согласился. А на следующий день Мародеры объявили о скором собрании Гриффиндора, прекрасно понимая, что скрывать происходящее долго не получится.

— Мы как раз размышляем об этом, — вздохнула Лили. — Проклинать Люциуса бессмысленно, хоть это и один из простейших методов. Люциус всего лишь слуга.

— Но мы можем определить его местоположение, не так ли? — Алиса сложила руки на груди и посмотрела на Лили. Ее короткие волосы потешно торчали во все стороны, но взгляд Алисы был до того грозным, что смеяться совсем не хотелось.

— И что нам это даст? — парировал Гидеон. — Выследим его, начнем пытать, а дальше?

— Он должен что-то знать, и мы сможем вытащить это из его головы.

— Или он просто пешка, от которой избавятся при ненужности.

— Он не может быть просто пешкой, — покачал головой Фрэнк. — «Просто пешек» не отправляют на секретные ночные задания с целью, вероятно, убийства. Кстати, вы так и не сказали, что именно произошло? Откуда у вас кровь? На кого он пытался напасть и почему ушел безнаказанным?

С неделю Лили напряженно обдумывала ответы на все эти вопросы, но ничего путного ей в голову так и не пришло. Но и секретничать она не могла.

Скрипнул спасительный портрет, отвлекая внимание Фрэнка, и в проеме показался Питер. Оглядев всех пустыми глазами, он вздрогнул и вопросительно посмотрел на Эванс.

— Привет, Хвостик. А у нас тут обсуждение, что можно сделать с кровью Малфоя. — Голос Лили зазвучал приторно ласково, но это тепло в нем было искренним, и Питер не стал обижаться на ее тон.

— Выследить штаб Лорда, очевидно, — хрипло произнес он, не особенно раздумывая над ответом.

Повисшую на мгновение тишину прорвал гомон голосов:

— Точно! Как я сам не додумался? — Гидеон.

— А еще мракоборец называется, — Фабиан.

— А ведь верно! Мы сможем отследить его, когда он направится в следующий раз к Лорду! — Марлин.

— И поймать их всех на горяченьком! — Алиса.

— ТИХО!

В гостиной наступила тишина. Джеймс поднялся во весь свой немалый рост и окинул сокурсников суровым взглядом.

— Думаете, мы одни — такие умные? Неужто никто из наших мракоборцев ни разу не ловил живого Пожирателя? С чего вы решили, что у нас с Малфоем что-то выйдет?

Притихшие было студенты начали переглядываться и перешептываться, кивая головой и соглашаясь с Джеймсом.

— А как вы считаете, — вдруг громко начала Доркас Медоуз, сверкнув своими огромными глазами, — что дороже для Малфоя? Его преданность Лорду или его жизнь?

— Не совсем понимаю, к чему ты клонишь.

— Мы можем проклясть его. Смертельно. А после дать выбор — либо он работает на нас, либо на Лорда.

— Во-первых, любое проклятье можно снять, — качнул головой Джеймс. — А в этой области мы не столь сведущи, как Волдырь. Во-вторых, об этом могут узнать, и тогда Малфоя убьет кто-то из своих. В-третьих, кто возьмет на себя убийство? Ты, Доркас?

В гостиной вновь наступила мучительная тишина. У всех чесались руки сделать что-нибудь мерзкое Лорду и Пожирателям, но ни у кого не было ни одной путной идеи.

— А если... — Лили неуверенно пожевала губу и взглянула на Джеймса.

— Что?

— Если сварить Оборотное Зелье на крови и проникнуть в дом Люциуса? Штаб Лорда наверняка располагается в его доме. Нужно только придумать, что сделать с самим Малфоем.

— Ну это проще простого, — кивнул Фабиан. — Прошлой ночью его отец скончался. Если мы похитим ублюдка на сутки, никто ничего не заподозрит — решат, что парень просто скорбит.

Джеймс при этих словах дернулся и бросил взгляд на Фабиана, короткий и злой.

— Джеймс, я понимаю, что... — робко начала Лили и подняла свои зеленые глаза на парня.

— Не понимаешь, — отрезал он. — Он, конечно, подонок, но у него отец только что умер, а вы!..

Никто не мог бы понять все это лучше, чем Джеймс. И никто не знал, что сказать в ответ, как успокоить.

— Джеймс, — Лили поднялась с кресла, развернула Поттера к себе и положила ему руки на плечи. — Джеймс, ты благородный, честный, добрый человек. Волшебник. Это так. Но Малфой — иной. И это наш единственный шанс что-то сделать, потом такой возможности уже не будет.

— Отчего же? — с горечью произнес Поттер, не глядя на Лили. — Смертельно проклясть Малфоя уже предложили, использовать смерть его отца против него самого — тоже. Может быть, стоит покончить и с его матерью, а? Ну а что? Если уж падать в пропасть, то до конца! — выкрикнул он под конец.

Губы Джеймса дрожали, глаза наводнились злыми горячими слезами, и он смотрел на сокурсников так презрительно и страшно, что те начали неуверенно ежиться, переглядываясь и стыдливо опуская глаза.

— Хорошо, — кивнул невозмутимый Фрэнк. Он был до того серьезным, что казался старше на пару лет. — Что ты предлагаешь?

Алиса мельком взглянула на мужа, ее глаза потеплели и наполнились мягким согревающим сиянием.

— Оборотное зелье — пусть так. Я согласен. Но не сейчас. Пусть Малфой разберется с похоронами, с отцом, с собой. А пока мы тщательно продумаем детали, добудем информацию и составим план.

— А кто будет пить зелье? — спросила Эммелина Вэнс, пришедшая на собрание, как член Ордена Феникса.

— Думаю, это очевидно, — пожала плечами Лили и оглядела гостиную. — Блэк. Он единственный аристократ среди нас, ему будет проще всех сыграть манеры и изобразить нужное поведение.

— Согласен. А, кстати, где он?

* * *

Возле замка, полдень

— Не понимаю, — Блэк фыркнул и почесал нос, — почему просто нельзя взять пару стволов и разнести мозги Пожирателям?

— Странно слышать такое от чистокровного.

— Считаешь, Паркер, что, раз я из семейки благородных, то я ни черта не знаю о маггловском мире?

— Я бы сказала, что вы, скорее, не доверяете нашему оружию. И не только оружию.

Сириус Блэк и Эмили Паркер сидели в засаде около Хогвартса и мрачно пялились на застывших, словно столбы, мракоборцев. Ребята торчали изваяниями у ворот школы, у кромки Запретного Леса, у дороги в Хогсмид и вообще везде, куда бы ни упал взгляд. Их можно было спутать с каменными статуями, если бы не подвижные зоркие глаза, тщательно следящие за любым, самым мелким движением — покачиванием ветки, дуновением ветерка, упавшим листком.

Поначалу Сириус собирался вытащить на вылазку Сохатого, но, заглянув в гостиную, обнаружил там крайне оживленное обсуждение, возглавляемое Поттером и Эванс. Блэк вспомнил про собрание, решил, что Джим уже не маленький и справится сам. А очень вовремя подвернувшиеся под руку Люпин с Паркер, понуро плетущиеся по коридору в сторону гриффиндорской башни, пришлись весьма кстати.

Несмотря на отсутствие карты, оба мародера превосходно помнили каждый уголок, лазейку и тоннель школы, посему были вынуждены выслушивать восхищенные вздохи Паркер, когда за одной из обыденных портьер, висящих прямо по центру главного коридора, нашелся узкий ход, виляющий и изгибающийся под немыслимыми углами и ведущий за пределы замка.

Не то чтобы Блэку не нравилась реакция Паркер, но делиться секретами он не любил. Особенно, с девчонками.

— И не зря.

— Что? — вскинулся Сириус.

— Я говорю, и не зря волшебники не доверяют маггловскому оружию.

— Про всякие замысловатые электронные штуки я знаю — они не работают в магическом поле. А что не так с пороховым оружием? Чистая физика.

Эмили смерила Сириуса недоверчивым взглядом, на что тот лишь невнятно передернул плечами.

— Ну... Вообще говоря, ты прав. Но эта жизнь — жизнь в пределах Хогвартса — расхолаживает. Мы не особо задумываемся о простейших Защитных чарах, потому как в самой школе их хватает. Профессор Флитвик рассказывал мне на факультативных курсах, что не все так просто. Ты только вспомни — много ли волшебников умерли от того, что на них, к примеру, упал кирпич? Или обвалился карниз? Или ледяная сосулька с крыши?

— К чему ты клонишь? — шмыгнул носом продрогший Люпин.

— Все очень просто. Существуют различного рода Защитные чары, ограждающие от подобного рода «случайностей». Со стороны это выглядит, как необыкновенная удача. Например, кирпич падает прямо перед носом, а не на голову. Карниз обваливается за твоей спиной, сосульки попадают в плечо, а не в череп.

— И все дело в заклинаниях?

— Да. Заклинания поглощают энергию подобного объекта, и он либо отклоняется с траектории, либо, теряя кинетическую и потенциальную энергии, оказывает на тебя воздействие не сильнее, чем упавшая еловая шишка.

— Потенциальная и кинетическая... что?

Эмили смерила Блэка взглядом: «Ну кто бы сомневался, что ты ни черта не поймешь, Сириус Блэк».

— Когда ты падаешь с метлы, как бесформенный мешок с костями — это потенциальная. Когда Поттер врезается в тебя на полной скорости — кинетическая.

— Ясно. То есть, если я выстрелю в Волдыря из пушки, пуля замедлится и упадет перед его носом, как обычный камень?

— Совершенно верно. Поэтому-то никакие киллеры, ассасины и прочие люди нехороших профессий не могут справиться с волшебниками. Холодное оружие куда более действенно, но ты, скорее всего, просто не успеешь дойти до врага — погибнешь раньше.

— А если кто-то будет стоять рядом и попытается пробить эти чары своим заклинанием, а его напарник в этот момент выстрелит?

— Хм... — Эмили задумалась. — В теории это возможно. Но мы говорим о Лорде — волшебнике, способном противостоять самому Дамблдору. Довольно сложно вычленить тот момент, когда он будет один, без сообщников, а рядом окажется Дамблдор и еще пара десятков колдунов для поддержки и ты с пистолетом. Тем более, вряд ли Волдырь станет ждать, пока в него начнут стрелять. Я бы на его месте сбежала или послала вперед себя пушечное мясо.

Ремус и Сириус обернулись к Паркер со скептическими взглядами.

— Что не так?

— Да ничего, — Сириус прищелкнул языком. — Просто очередное подтверждение того, что Распределяющая Шляпа никогда не ошибается в выборе.

— Ш-ш-ш! — зашипел на них Ремус. — Видите?

Эмили и Блэк только коротко кивнули. Из школы выходил Дамблдор, закутанный в непривычно черную плотную мантию. Он стремительно спустился по каменным ступенькам и уже пересекал небольшое плато перед замком, минуя вековой дуб, под которым так любили сидеть ученики. Волшебник остановился возле одного из мракоборцев, и тот, повернувшись на голос, откинул капюшон — это был Дирборн.

— Ремус, черт побери, подслушай их! — зашипел Сириус, жалея, что нельзя использовать магию — такая толпа мракоборцев ее мигом прочует.

— Слишком далеко!

— Полнолуние уже через неделю! Не мне тебе рассказывать, как обостряется твой слух в это время!

Ремус поджал губы, закрыл глаза и жестом попросил Эмили и Сириуса не шуметь, ребята тут же замерли в неудобных позах. Люпин морщился, напряженно вслушиваясь и шевеля губами, пытаясь разобрать слова.

— Что?! — не выдержал наконец Сириус, когда Люпин через пару минут широко распахнул глаза и ошеломленно уставился куда-то перед собой.

Дамблдор и Дирборн тем временем крепко пожали друг другу руки и разошлись, директор направился по дороге в Хогсмид, а Карадок вернулся на свой пост.

— Ремус... — Эмили сглотнула. — Что случилось?

— Я не знаю, — почти шепотом начал парень и остервенело затряс головой. — Я не уверен в том, что слышал. Это...

— Да скажи уже, гиппогриф тебя задери!

— Он... В смысле, Дамблдор, говорил что-то про защиту учеников. Что мы ни в коем случае не должны покидать замок и в особенности не должны попасть в Хогсмид, потому что иначе мы услышим новости, а...

Новостей и правда не было уже недели две. Даже Ежедневный Пророк не доставляли — профессора объясняли это тем, что в условиях войны, отдел приостановил свою деятельность. Верилось в это с трудом.

Ремус снова смолк, прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Магглорожденные, — коротко закончил он.

— С ними что-то не так? — пытливо спросила Эмили, внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Волдеморт начал действовать. Насколько я понял, — словно оправдываясь, добавил Люпин и виновато посмотрел на Эмили.

— Он начал убивать магглорожденных волшебников?

— Нет... не совсем. То есть, и их тоже. Но... еще семьи. Обычных людей. Родителей, — Люпин устремил взгляд в землю, словно желая в нее закопаться. — Я не уверен, но, кажется, я слышал фамилию... Эванс. И... и другие.

— О боже, — тихо выдохнула Эмили и прижала ладонь ко рту. Ее глаза оставались сухими, но девушка находилась в крайней степени отчаяния.

— Ты уверен? — с тихой угрозой в голосе спросил Блэк и бросил наполненный яростью взгляд в сторону мрачноватой фигуры Дирборна. — Семьи магглорожденных в опасности?

— Я же говорю, — еще тише прошептал Ремус, — я мог расслышать неправильно...

— Лунатик, черт тебя побери! — зашипел Блэк. — Если речь идет о нашей Эванс, не может быть никаких «я расслышал неправильно»!

Ремус в ответ только молча и виновато опустил глаза.

— То есть, — продолжал распаляться Блэк, — мы заперты в этом каменном сарае, без каких-либо новостей и доступа к живому миру, а там... там...

— Сириус! — предупредительно зашипела Эмили, изо всех сил цепляясь за рукав Блэка, но тот уже с шумом кабана, ломящегося через кусты, поднимался во весь рост.

— Кто здесь? — Дирборн повернулся на звук, как и еще с десяток мракоборцев. Среди них Блэк заметил того самого парня, которого встретил у туалета Миртл в кровавую ночь расправы.

— Я, мать вашу, — бесстрашно провозгласил Блэк.

— Ты что делаешь, придурок?! Ты же...

Но Сириус уже вылез из кустарника и развязной походкой шел прямо на мракоборцев. Те узнали ученика, но безо всяких сомнений выхватили палочки, прицельно направив их в сторону гриффиндорца. Блэка это не волновало.

— Сиди здесь, — коротко приказал Ремус взволнованной Эмили и бросился за другом.

— Дай мне пройти, Лунатик! Эти мрази будут еще и скрывать от нас?!..

— Остановись, Бродяга! Успокойся!

Это была очень странная, дикая сцена. Два друга, сцепившиеся посреди замерзшей, покрытой еще остатками снега, поляны и с десяток черных безмолвных фигур, окруживших их кольцом. Казалось, даже если ребята начнут убивать друг друга, никто из стражей школы не сдвинется с места, если это не будет угрожать лично их безопасности или безопасности других учеников.

— Что здесь происходит? — спокойно спросил Дирборн. — Мистер Люпин?

Ремус оглянулся на Карадока, раздумывая над тем, стоит ли ему говорить правду. Врать так, как Джеймс, он не умел, а Дирборн никогда не был дурачком. В Аврорат дурачков не берут, они там не выживают.

— Мы слышали, — глухим упрямым голосом сказал он. — Про нападение на магглорожденных. — И посмотрел на Дирборна воинственным угрюмым взглядом.

— Это все, что вы слышали? — задумчиво уточнил Карадок, начисто игнорируя обвинительную интонацию Ремуса.

— Ах ты, сукин сын! Там умирают наши родные, а вы заперли нас в чертовой школе, как в тюрьме! У тебя есть совесть, ублюдок?! Мы что, даже не можем похоронить их нормально?! — Сириус вырвался из рук Люпина и ринулся к Дирборну.

Мракоборцы сработали слаженно — четыре вспышки заклинания, и Блэк упал обездвиженный на промерзшую безучастную землю. Люпин в бессилии опустил руки и мрачно посмотрел на мракоборцев. Заклинание не было атакующим или смертельным, но намерения стражей были предельно ясны.

— Дальше что? — тихо спросил Ремус. — Может быть, отвезете его в Азкабан?

— Потише, волчонок... — нехорошо начал один из мракоборцев и ухмыльнулся.

— Прекратить, Эд, — хлестко сказал Дирборн и снова повернулся к Люпину. — Слушай, парень, я бы вел себя так же, как и ты, на вашем-то месте. Но подумай сам — расскажи мы ученикам об этом, разреши прочитать Ежедневный Пророк, плюс немного сплетен от Хогсмидовских обитателей, и что начнется?

— Паника, — после краткого раздумья ответил Ремус.

— Именно, парень, — Дирборн слегка улыбнулся. — Страшная паника, сынок. Студенты помчатся домой, чтобы проверить — все ли в порядке с их родными, а там-то их будет поджидать толпа Пожирателей. Кто-то вздумает мстить, и с кого они начнут? Думаешь, я не знаю, что происходит сейчас между вами и слизеринцами? Вы избиваете друг друга, Больничное крыло переполнено, но это ничто по сравнению с тем, что случится, если информация выплывет наружу. Начнется бойня. Справедливая или нет — не знаю. Но потом каждый из вас пожалеет, что начал свой путь с убийств. Только вот отмыться от этого будет уже нельзя. Понимаешь, сынок? — с надеждой в голосе спросил Дирборн.

У него были глаза человека, который смертельно устал выбирать между своей и чужой правдой. Между правдой испуганных, измученных подростков, так рвущихся на защиту близких и родных и правдой скупых на эмоции, беспощадных мракоборцев, не понаслышке знающих, что такое принцип меньшего зла и малая жертва во имя всеобщего блага. И сейчас он отчаянно надеялся, что Люпин поймет, что в таком выборе нет однозначного, верного решения. Поймет и отступит.

Люпин понял. Он кивнул, но в глазах его стояли злые слезы, в горле застрял колючий раздраженный ком и очень хотелось всыпать этим ублюдкам. И Дамблдору. Пусть они и были правы. Со своей, особой стороны.

Тот момент, когда понятие «правильно» и понятие «хорошо» не имеют ничего общего, и ты ничего не можешь с этим поделать.

— Скажете про нас директору? — спросил он после продолжительного молчания.

— Нет, — качнул головой Дирборн. — С вас хватит наказаний. Будем считать, что я доверяю тебе достаточно, чтобы быть уверенным, что ты ничего никому не расскажешь. Не нужно, сынок, сеять панику, да? И твой друг, я надеюсь, тоже слышит меня.

Обездвиженный Сириус лежал на земле, ненавидяще глядя в одну точку. Люпин не знал, как у него это получалось, но даже парализованный, Блэк излучал такую ярость...

— Сделаем так. Ты отнесешь парня в школу. Тем же ходом, которым вы пришли. Да-да, вы втроем. Не дело девчонке сидеть на холодной земле в засаде, война — не женское дело.

Люпин только усмехнулся — старик плохо знал Эмили.

— А я, — продолжил Дирборн, — ничего не скажу Дамблдору. Но если вздумаете вылезти из школы еще раз, а вы вздумаете, сделайте это так, чтобы я не видел. А я буду смотреть в оба.

Люпин кивнул снова, нагнулся за Блэком, взвалил его на плечи и побрел в сторону хода.

В голове все еще гулко и тяжело гремели страшные слова:

«— Есть пострадавшие?

— Не можем найти некоторых. Они пропали вместе с нашими мракоборцами.

— Кто?

— Силверстоун, Джинджер, МакКиннон, Эванс...»

Эванс. МакКиннон.

Господи, только бы не родители Лили. Только бы не Марлин.

Только бы не Паркер.

* * *

Эмили шла по ходу, стуча зубами так громко, что Люпин попеременно оглядывался на девушку. Но и сказать ему было нечего.

А что тут скажешь?

Эмили, все будет хорошо, с твоими родителям все в порядке, потому что я не слышал их фамилию?

А если просто не расслышал? А если Дамблдор не назвал ее? А если он просто еще не знает? А если...

— Откуда он знает, ученики из каких семей есть в школе? — голос Эмили прозвучал как всегда. Спокойно, ровно, с ноткой презрительности. Но в этот раз Люпин ему не поверил.

— Списки, — через некоторое время сказал он, вспоминая. — В Министерстве есть списки магглорожденных волшебников. Так они отсылают нам письма. Сначала Дамблдору, потом нам.

— Ясно.

— Я думаю, их уничтожили уже. Эти списки. Сразу после первой атаки.

Эмили в ответ промолчала. Понимала, что снять копии с этих списков было бы не так уж и трудно.

— Стой.

Ремус остановился как вкопанный, и Паркер налетела на него на полном ходу, но парень даже не сдвинулся с места. Ремус повернулся к Эмили, ненароком стукнув Бродягу головой о стену. Глаза Ремуса сияли.

— Что такое? — Эмили отшатнулась.

— Твои способности! Они обнаружились слишком поздно. Обычно волшебный талант виден уже в пять-шесть лет, и с этого момента Министерство ведет наблюдение за ребенком, но тебя, тебя-то они не заметили!

— Я не понимаю.

— К тебе пришел Дамблдор, лично. Вероятно, всплеск магии произошел слишком поздно, а Министерство решило на всякий случай проверить тебя. Но это не значит, что тебя внесли в списки!

Эмили замерла. Постепенно, медленно-медленно, уголки ее губ приподнялись в робкой хрупкой улыбке.

— Да, не значит...

Иногда чувство надежды — неясной, неуверенной, такой отчаянной надежды может быть сильнее всех прочих.

— Только если Малфой им не сказал про меня лично, — тихо закончила она. И улыбка ее тут же погасла, будто кто-то сказал: «Нокс!»

— Мысли, как он, — пожал плечами Ремус, цепляясь за любые доводы. — Ему нужно снять твое заклятие, и, судя по всему, Лорд эту проблему еще не решил. Значит, он либо захочет разобраться с тобой лично, либо попробует использовать твоих близких для достижения цели, но это значит, что они должны быть еще живы.

Звучало все это кошмарно меркантильно и страшно, но сейчас, в этот момент, эти слова были голосом утешения и надежды.

— Да, наверное, ты прав, — пробормотала Эмили и тут же резко сменила тему: — Может быть, расколдуем Блэка?

— Давай, — кивнул Люпин. — Осторожно, сейчас будет очень громко и очень больно.

* * *

Поместье Малфоев, вечер

— Мой Лорд, — Люциус преклонил колено перед волшебником.

— Люциус.

Повисло тяжелое молчание. Вальбурга возвышалась за спиной Малфоя, как безучастный беспощадный палач. Ее сухую худощавую фигуру обтянуло черное платье-перчатка, глаза были прикрыты сеткой, на тонких руках сверкали тяжелые браслеты из белого золота.

— Я сочувствую твоей утрате, Люциус.

Слова прозвучали равнодушно, но сам факт сказанного подтверждал — если Лорд и злится на Малфоя, ситуацию еще можно исправить.

— А теперь, — Волдеморт вздохнул, — я хочу услышать объяснения.

Люциус сдержанно кивнул, а рука Вальбурги на его плече впилась в юношу когтистой сильной хваткой.

— Мой Лорд, в дело вступил оборотень, — ровно произнес Малфой.

— Люциус, — Лорд рассмеялся злым сухим смехом, — я всего лишь просил убить в назидание остальным одну жалкую грязнокровку и привести ко мне вторую! Неужели это так сложно — одолеть двух беспомощных девчонок?! Какое мне дело до оборотней?

Люциус молчал, ответить ему было нечего. Если для Вальбурги наличие оборотня служило хоть каким-то оправданием, то Лорда, лично знакомого с Сивым, это совершенно не трогало.

— А теперь наши вылазки невозможны, — продолжал бушевать темный маг. — Школа переполнена мракоборцами, семьи магглорожденных под защитой, списки уничтожены! Как я, по-твоему, должен действовать?!

Рука Вальбурги впилась в плечо Люциуса так, словно собиралась сломать ему плечевой сустав. Нужно было действовать сейчас, предложить идею, которая могла бы хоть немного искупить вину Малфоя. К счастью, у него были томительно долгих три недели в палате Мунго на обдумывание плана.

— У нас достаточно доверенных лиц в Хогвартсе, мой Лорд, — осторожно начал Малфой. — Я уже перечислял их фамилии. Я уверен, что преподать урок магглорожденным можно иначе, — он говорил сухо и уверенно, всеми силами загоняя дрожь обратно внутрь себя.

— Каким же образом, Люциус? — в голосе Лорда мелькнул интерес и шаткое раздражение.

— У меня было время поразмыслить над некоторыми идеями, и я очень кстати вспомнил об одном интереснейшем заклинании из гримуаров нашей библи...

— Ближе к сути, Люциус, — коротко и хлестко сказал Лорд, и глаза его опасно сощурились.

— Зелья, — выпалил Малфой чуть быстрее, чем следовало, и тут же отругал себя за поспешность. — Глупые эльфы впускают на кухню всех, кого ни попадя. Стоит только улыбнуться им и сказать пару дружелюбных слов. Достаточно будет добавить в еду определенное зелье...

Хватка Вальбурги на плече ослабла — она одобрила идею. Глаза Лорда заблестели.

— А как же преданные нам сторонники, Люциус? Они будут гибнуть ни за что?

Едва ли Лорда могло действительно волновать это, но он любил смотреть, на то как елозят и выкручиваются перед ним люди.

— О нет, мой лорд! Я не говорю о примитивных ядах. Я говорю о чем-то более изысканном и тонком... — Люциус позволил себя мягкую улыбку и выдержал положенную моменту паузу. — Я полагаю, мой Лорд, вам знаком редкий подвид зелий, в основе которых используются сами мысли?

Лорд смолк и уставился на Люциуса красными немигающими глазами. Черные зрачки пульсировали — то сужаясь почти до вертикальных, то округлялись, напоминая о человеческом происхождении волшебника. Темный Лорд был заинтересован, а также... немного восхищен столь глубокими познаниями Люциуса в области темных искусств.

Речь шла о запретном, уникальном искусстве, подвластном очень редким зельеварам. Для изготовления подобного зелья был необходим талант, истинная любовь к своему делу и мастерство. Одного опыта и знаний не хватало.

Люциус продолжал говорить бархатным обволакивающим голосом, с трудом сдерживая внутри гордое ликование:

— С помощью этого зелья, мой Лорд, возможно внушить любые мысли любым волшебникам, а также, — Малфой показательно скривился, — магглорожденным. Например, мысль о том, что грязнокровки должны быть уничтожены. История уже знает такие примеры! Известно, что во время принятия Статута о Секретности, была группа сторонников полного разоблачения волшебников перед магглами. Тогда один из талантливейших зельеваров того времени опаивал все Министерство зельем Внушения, сваренным на основе собственной «мысли», и в результате, менее, чем за полгода, Статут о Секретности был принят единогласно!

— Чудесно, Люциус, — с придыханием ответил Волдеморт, его глаза стремительно темнели, наполняясь густым багряным туманом. — Но зелье невероятно сложно в приготовлении, даже мне оно не под силу. Однако, насколько я понимаю, у нас есть такой зельевар? Северус Снейп, его ты имеешь в виду?

На самом деле, Люциус был отнюдь не уверен в том, что Снейп справится с заданием подобной сложности, но если справится... репутация Люциуса, как предложившего идею, взлетит до небес. Это был риск, но и конечная награда того стоила.

— О да, мой Лорд, — Люциус кивнул, старательно отгоняя всяческие сомнения. — Северус очень, невообразимо талантлив. Он с удовольствием поспособствует полному уничтожению грязнокровок. — Люциус улыбнулся и с наслаждением загнал последний нож в спину ничего не подозревающего зельевара: — И Лили Эванс, в том числе.

В повисшей тишине был слышен ход медных стрелок в старых отцовских часах. Часы отсчитывали секунды и минуты до грядущего триумфа Люциуса Малфоя. Верного, самого исполнительного и могущественного слуги Волдеморта.

— Прекрасно, мой друг, — мягко ответил Лорд после непродолжительного молчания. — Я начинаю думать, что вы можете быть куда более полезнее Абраксаса. Он не обладал подобной изворотливостью ума. И да... — Лорд пожевал губу, — Эмили Паркер нужна мне живой. Позаботься об этом.

Люциус улыбнулся. Похвала была несомненно приятна, и даже тот факт, что с чертовкой-Паркер он хотел рассчитаться лично, перестал заботить Малфоя.

Интересно... как ты будешь выкручиваться изо всего этого, Северус Снейп?

И как ты будешь кричать, малышка Эмили, когда попадешь в руки к самому страшному магу тысячелетия?

День Люциуса Малфоя определенно удался.