А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

Гостиная Гриффиндора, апрель

В гостиной Гриффиндора было тихо.

«Цок-цок-цок», — стучали тяжелые угловатые настенные часы. Еще никогда прежде Ремус не слышал этого звука – так радостно и суетливо было в Гриффиндорской башне.

Было всегда, но не теперь.

Веселые вопли младших курсов, залихватские шутки Мародеров, мяукающие-квакающие-пищащие питомцы, разноцветные наколдованные хлопушки, колдовские шалости… Теперь все это исчезло.

Лунатик сидел в своем любимом кресле у погасшего камина и тупо пялился на обгоревшие поленья.

Джеймс с ним больше не разговаривал.

Лили больше ему не улыбалась.

На Гриффиндоре больше никто не смеялся.

— Все будет хорошо, Ремус, — тихо, безо всякой убежденности сказала Эмили, — пойдем спать.

* * *

Поместье Малфоев, за неделю до этого

— Она может быть, может быть очень полезна, мой Лорд! – почти кричал Северус Снейп, сидя на коленях на выложенном розовой мозаикой полу. – Вы не понимаете!..

— Северус… — только и смог ответить Темный Лорд, несколько опешивший от такой вспышки.

— Мой Лорд, — Северус почти пополз к магу. – Мой Лорд, она талантливейшая волшебница! Гораздо, гораздо лучше меня!

— Она магглорожденная, Северус.

— Но и я! Я!..

Люциус Малфой, выхолощенный, в разглаженной белоснежной рубашке и темно-синем фраке стоял рядом, его волосы в свете магических ламп казались жемчужными. Малфой смотрел на Снейпа презрительно и безмолвно, наслаждаясь разыгравшимся представлением. На последнем выкрике Снейпа лицо Малфоя дернулось, и он изумленно уставился на бывшего сокурсника. Снейп – не чистокровный? Но как?!

— Я не буду варить это чертово зелье! Нет!

— Вот как? – Лорд не разозлился. Удивился.

— Так! – Северус дышал тяжело и часто, вперившись в Волдеморта своими антрацитовыми глазами, внутри которых плескалось что-то непривычное, новое – ярость человека, которому уже нечего терять. А такие люди обычно не отступают – просто некуда.

— А если я… скажем, убью тебя? – Волдеморт шевельнул рукой, будто давил блоху между пальцев, и ласково улыбнулся.

— Все равно, — глухо промолвил Снейп, даже не задумавшись об ответе.

— Или стану пытать тебя…

— Все равно, — громче повторил Снейп и тряхнул головой. Его грязные пряди облепили лоб, словно щупальца склизкого осьминога.

Повисшая тишина была наполнена тяжелым хриплым дыханием Снейпа и тихим-тихим шепотом Пожирателей, перебрасывающихся насмешливыми короткими фразами. Их косые взгляды кололи Северусу спину, но разве мог он сейчас почувствовать хоть что-то? Зельевару казалось, что еще мгновение и его сердце будет разорвано на части – ни смертью Лили, так рукой Лорда.

Но нет.

Вязкая тишина покачнулась и распалась на части, опала на пол вместе с протяжным уставшим вздохом Волдеморта.

— Я не понимаю этой привязанности, Северус, — Лорд раздраженно прикрыл глаза.

Пожиратели удивленно переглянулись – в голосе Лорда не было и намека на гнев, он просто был… заинтересован.

Следующая фраза ошеломила всех.

– Но, пожалуй, Северус, — Лорд тонко улыбнулся, — я… уступлю тебе.

Малфой, расслабленно наблюдающий за происходящим, вздрогнул и уставился на Волдеморта недоуменным взглядом. Пожиратели воззрились на Снейпа, как на муху, в одно мгновение превратившуюся в единорога.

— Вы… Вы позволите?.. – глаза Снейпа сверкнули. Он даже на секунду не мог разрешить себе думать, что Лорд согласится. Он ожидал смерти, пыток, чего угодно.

А произошло чудо.

Снейп всхлипнул и, глядя на своего покровителя снизу вверх, подумал, что нет улыбки прекраснее, чем та, что змеилась сейчас по бледному лицу темного мага.

— Хороших слуг нужно вознаграждать, Северус. Пусть это будет моим маленьким подарком тебе, — Волдеморт благосклонно кивнул. – В случае, конечно же, что ты успешно справишься с приготовлением зелья.

Еще секунда и, казалось, Северус обнимет Волдеморта. Но парень разумно подавил порыв и отступил назад под внимательным, разом похолодевшим взглядом господина.

Малфой смотрел на слизеринца с давно забытой детской обидой. Какой-то выскочка, жалкий грязнокровный волшебничек так просто выторговал для себя целую человеческую жизнь! В то время, как Малфою пришлось провести тяжелейшие три недели, выдумывая всевозможные идеи для повелителя.

Которыми Снейп, к слову, теперь просто воспользуется.

«Дворняжка по утру залает на незнакомца – уже хоть какой-то толк. А с породистого бойцового пса и спрос больше, и награда выше», — Люциусу так кстати вспомнились слова Абраксаса.

Действительно. Почему бы Лорду не побаловать дворняжку? Проку с нее все равно немного. Малфой кротко вздохнул, чуть улыбнувшись самому себе, и прикрыл глаза, а потому не увидел внимательный изучающий взгляд Лорда, направленный на зельевара.

Взгляд, в котором читалось уважение.

* * *

Большой Зал, апрель

— Собственно, что я хочу сказать, — Джеймс сильным глотком впихнул в себя внушительный кусок мяса и залил следом тыквенный сок. – Если так пойдет и дальше, я сбегу ко всем чертям из этой школы.

— И куда ты пойдешь? – осведомился Блэк, рассеянно водя кончиками пальцев по верхнему краю кружки. – В монастырь?

— А хоть бы и туда! Никаких мерзких слизеринских рож, никакого Дамблдоровского гнета, никаких уроков. Раздолье!

Сириус только приподнял брови в ответ и продолжил смотреть в кофейную гущу на донышке. Казалось, там жирными черными чернилами было написано: «Скажи Джеймсу и Лили о том, что ты знаешь. Скажи, иначе гореть тебе в аду на одной сковороде с Малфоем и Розье».

— Какого хрена происходит, Бродяга?

Но Сириус не услышал этого, погружаясь в размышления снова и снова.

Если он скажет Джеймсу, что произойдет? Правильно. Сохатый попрется черт знает куда, черт знает к кому и там же сгинет. Но молчать…

Уже неделю Сириус заталкивал внутрь себя эту давящую гнилую тайну, а она разрасталась все больше и больше, проникнув толстыми сколькими корнями в легкие и сердце, не давая спокойно дышать и говорить, сковывая лицо и голос.

Что же делать?

— Бродяга, да что происходит, черт возьми?! – Джеймс с силой хлопнул Блэка по спине, и тот наконец очнулся, чуть не улетев в тарелку лицом.

Сириус криво улыбнулся, повернул голову к другу и посмотрел на того так забито и неуверенно, что Джеймс на мгновение не узнал в этом странном поникшем человеке самоуверенного и наглого Блэка.

— Родители Лили. И Марлин, — хрипло произнес Сириус наконец, — с ними что-то не то, — и замолчал, смотря на Джеймса так, будто казни ждал.

— Что? Какого хрена ты несешь?

— Мы подслушали. Пока вы были на том собрании, — Сириус уставился на свои руки и горько улыбнулся. – Дамблдор говорил с Дирборном, и Ремус услышал, что они не могут обнаружить родителей некоторых магглорожденных и приставленных к ним для защиты мракоборцев.

Сириус замолк, а Джеймс уставился на Блэка так, словно видел впервые.

— Когда это случилось? – хрипло спросил он.

— Примерно полторы недели назад. Я же говорю – вы были на том собрании и…

— Кто об этом знает?

— Я. И Ремус с Паркер. Так вышло, что мы оказались там все рядом. И… Слушай, я хотел сказать все сразу, но Карадок! И Лунатик!..

— Ты совсем охренел, Блэк?! – взревел Джеймс, поднимаясь с лавки. – Я тебе друг! Эванс – тебе друг!

Он пересекся взглядом с глазами директора и на краткий миг почувствовал, как тонкие ментальные щупальца лезут ему в мозг. Поттер, тряхнул головой, отгоняя чужую магию, и зло посмотрел на Блэка.

— Кому мне верить, как не тебе, а?!

Сириус продолжал смотреть в чашку и странно, болезненно усмехаться. Ему нечего было сказать и нечем оправдаться. Да он и не хотел.

Мирно завтракающие ученики даже не удостоили взглядом эту перепалку. В Большом Зале кто-то все время ругался, ссорился, дрался, а в свете последних событий, словесная перебранка имела значения не больше, чем дерьмо гиппогрифов, регулярно вычищаемое из загона на отработках.

Джеймс унесся из Зала, словно ошпаренный, распихивая сонных студентов, и только тогда Сириус рискнул поднять глаза. Рядом со столом стоял Лунатик и смотрел на Блэка так… неодобрительно? Сириус ответил ему злым упрямым взглядом, будто спрашивая: «А что я должен был сделать?»

— Сириус…

Блэк упрямо тряхнул головой и вновь опустил голову. Вот только нотаций ему сейчас не хватало.

— Сириус, я понимаю, что…

Ремуса, к счастью, прервали. Истошный крик, раздавшийся со стороны коридора, перерос в страшные всхлипы и поскуливание. Какая-то девочка тут же бросилась ко входу в Зал со словами: «Мирта, что случилось?» Кто-то начал переглядываться с соседями в поисках разгадки. Но больше никто толком не пошевелился, никому не хотелось знать, в чем на самом деле дело. Все понимали — от такого крика ничего хорошего не жди.

Девчонка, присевшая рядом с Миртой на холодном полу, была третьекурсницей с Гриффиндора. Она аккуратно вытащила из рук подруги скомканную записку, прочитала ее и в ужасе зажала рот рукой. Кто-то тут же выдернул этот несчастный листок бумаги из ее ладошки, и записка, магически размножаясь, быстро обошла весь зал.

— Самоубийство, — слышался отовсюду взволнованный шепот. – Самоубийство в Хогвартсе. На Гриффиндоре!

Блэк не выдержал и вырвал из рук младшекурсника листок бумаги. По светлому дешевому пергаменту танцевала вязь мелких кривых буковок:

«Лорд прав. Нам никогда не сравниться с чистокровными. Они так прекрасны, могущественны, волшебны! Разве я имею право находиться рядом с ними?

Я Джинн с третьего курса Гриффиндора, магглорожденная. Простите меня».

На этом записка заканчивалась, а буквы уже начали расплываться от слез, щедро смочивших бумагу. Было что-то в этом послании – что-то фальшивое, жуткое, неправильное, холодком пробирающееся по спине. Дурацкая шутка, обернувшаяся на самом деле жестокой правдой.

Разве хоть один гриффиндорец в здравом уме может покончить жизнь самоубийством? Да еще и в Хогвартсе?

Разве можно не заметить столь сильные человеческие страдания заранее?

Блэк не знал ответов, с самоубийством он еще ни разу не сталкивался.

— Что это за херня? – выругался Блэк и пошел к Мирте, расталкивая людей. – Это тупая шутка, да? – он потряс перед лицом девочки бумагой, но та только разрыдалась еще сильнее.

— Отстань от нее! – воскликнула ее подруга и неуклюже оттолкнула Блэка.

— Она повесилась! Пове-е-е-е-сила-а-а-сь!.. – завывала Мирта, уткнувшись в колени. – Прямо там! В нашей комнате!

Сириус беспомощно оглянулся, но Дамблдор с МакГонагалл уже спешили к ним.

— Сириус, — мягко произнесла Минерва, — отправляйтесь в гостиную с Фабианом и Гидеоном, отыщите девушку и… приведите все в должный вид, хорошо?

Сириус кивнул.

Привести все в должный вид?

Убрать тело, отмыть кровь? Вот как теперь это называется.

— Не нужна помощь? – тихо спросил Медведь, подошедший от когтевранского стола, за которым привычно расположилась горстка природных колдунов. Они не спешили предлагать помощь и лезть в самую гущу, но смотрели обеспокоенно.

— Почему бы и нет, — передернула плечами МакГонагалл, не особенно дружелюбно косясь на угрюмого волшебника. Чужим она не доверяла и терпела их только из-за решения Дамблдора. – Заодно проверьте гостиную на предмет темных чар.

— Так ей и надо! – вдруг раздался звонкий нахальный голос со слизеринского стола.

Коротко постриженный Нотт стоял рядом с Эйвери и Мальсибером, перевязанными, как Ремус после полнолуния, и ухмылялся. Их мерзкие, избитые в туалете рожи буквально лучились счастливым злорадством.

Они знали, что никто из гриффиндорцев ничего не сделает им в присутствии всего преподавательского состава. И знали, что имеют право отпускать в сторону магглорожденных любые комментарии, даже самые кощунственные. Ведь слова – лишь слова, а за них люди уже давно разучились отвечать.

— Она магглорожденная! И она наконец-то поняла это. Она сделала правильный выбор – там ей и место! – вторил Нотту Эйвери и засмеялся. Его челюсть тряслась, словно голова щелкунчика, беспрестанно клацающая зубами.

— Ах ты… — тихо и нехорошо начал Блэк, но его опередили полыхнувшие огнем головы близнецов.

Через мгновение зал наполнился мельтешением красно-золотых и серебристо-зеленых нашивок, и ученики сшиблись в страшной схватке. И присутствие директора школы их несколько не побеспокоило.

Учителя тут же повскакивали со своих мест, обескураженные поведением учеников и выхватывая волшебные палочки. Но что делать, они не знали. Стрелять заклинаниями по перепутанной, плотно слившейся толпе? Разнимать вручную?

Проклятья и заклинания летели во все стороны, кто-то падал, и его тут же затаптывали свои и чужие. Мантии с треском рвались, кровь текла из разбитых носов, некоторые со стоном отползали в угол, баюкая поврежденные и поломанные конечности, один парень даже зажимал рукой пустую глазницу, он трясся, как в агонии, и жадно глотал посеревшими губами воздух.

Сириус, вопреки всем ожиданиям, взобрался на гриффиндорский стол, оглядел поле битвы и что-то вытащив из-под рубашки, рванул руку в воздух.

Никто, даже Дамблдор, не успел ничего понять.

Прозвучал оглушающе громкий выстрел. В огромном каменном Зале он отразился эхом от стен, похожий на странный непривычный гром, и постепенно затих.

В руке Сириуса дымился кольт.

— Кто хочет проверить эту штуку на себе, а, ублюдки?! – Блэк, играясь, покрутил кольт в руках, а потом направил его прямо на Эйвери. Слизеринец дернулся было за палочкой, но, наткнувшись на безумный взгляд Блэка, замер. – Ну? Кто первый?

— Откуда у вас огнестрельное оружие, мистер Блэк? – тихо спросил Дамблдор, глаза его нехорошо потемнели. Если и оставалась у мага хоть капля терпения, то Блэк выжал все досуха.

— Оно ведь подействует в пределах Хогвартса, да, директор? Если временно отключить часть защитных заклинаний? – Сириус подбросил в воздух палочку и ловко поймал ее левой рукой. – Нужно просто продумать пару моментов и действовать, пока никто не может тебе помешать.

— Немедленно спуститесь вниз, мистер Блэк, — побелев от ярости и ужаса прошептала МакГонагалл. – Немедленно! – ее голос перешел на хриплое сипение.

Просто удивительно, как сильнейшие мира сего, способные убивать лишь мановением руки, испугались простейшего кольта. Сириус находил это забавным подтверждением того, что магический мир уже слишком давно погряз в ненужных традициях и верованиях.

Блэк, упиваясь своей силой, разозленный и жаждущий мести, развязно прошелся по столу, спрыгнул с него на каменный пол и подошел к МакГонагалл. Рука с кольтом дрожала, изредка подергиваясь, словно намекая на готовую уже разразиться истерику.

— Сейчас же идите в мой кабинет, Сириус, — печатая слова, произнесла МакГонагалл. Не поворачивая головы и не сводя с Блэка ошарашенного взгляда, она продолжила: – По причине того, что мистер Блэк сошел с ума, гостиной займутся господин Медведь и господа Пруэтты.

Гидеон и Фабиан как-то вяло и неуверенно кивнули, глядя на Блэка сквозь кровь, стекающую с рассеченных лбов. Во взгляде их отпечаталась странная покорность и ужас. А еще одобрение.

Сириус зло усмехнулся и полуприсел в реверансе. Наказания МакГонагалл его не волновали. В конце концов, он уже был готов убивать.

* * *

Гостиная Гриффиндора

Джеймс направлялся в гостиную с одной единственной целью – немедленно отыскать заныканную пачку сигарет и тут же раскурить ее. Все до последней.

Последнее время жизнь была похожа на плохо поставленный дерьмовый сценарий. Вокруг умирали люди – друзья и враги. Черное окончательно смешалось с белым, и Поттер не представлял, на какой именно он стороне находится и на какой должен быть. Школа была похожа на место непрекращающейся битвы, ученики – на партизанов, бездарно делающих вид, что на самом деле все нормально. Днем все чинно сидели на уроках, по ночам – резали, дрались, курили, просто трахались.

Еще вчера Поттер в поисках одиночества заглянул на Астрономическую башню и встретил там парочку двух пуффендуйцев-младшекурсников. То, что они пытались изобразить, было очень отдаленно похоже на секс, но ребята, видимо, решили, что «умирать, так с музыкой».

Джеймса передернуло то ли от жалости, то ли от отвращения, и он пошел нажираться в одиночестве на задний двор школы. Там он обнаружил пьяного в стельку Питера, который бессвязно бормотал что-то про то, что он «очень плохой человек». В соседнем углу тихо плакала какая-то слизеринка, Фабиан и Гидеон пели пошлые песенки, расхаживая по низкому парапету, готовые каждую секунду сверзиться вниз с огромной высоты.

Сегодняшний день стал апофеозом происходящего кошмара.

Джеймс знал, что в гостиной всегда есть кто-то, кто отлынивает от уроков, спит, напивается, занимается сексом, в конце концов…

Но увидеть это он не ожидал совсем.

Дверь одной из девчоночьих спален была настежь распахнута, тоскливо покачиваясь на петлях от сквозняка. Поттер нахмурился и бросил короткий взгляд в дверной проем. Он не был уверен, что хочет заглядывать внутрь, но и пройти мимо не мог.

Там была она.

Хорошенькая третьекурсница с золотистыми кудряшками и ярко-синими глазами. Ее в шутку называли Вьюнок. Она была так похожа на маленькую Лили – только волосы не полыхали рыжим пламенем, и глаза не напоминали взгляд дикой кошки.

Вьюнок была одета в свою привычную мантию, обыденную школьную юбку, белые носочки с черными туфлями, и эти туфли сейчас плавно покачивались в такт двери. Туда-сюда. Раз-два.

Почему он вообще видит эти белые носки, если мантия всегда закрывает ноги почти до самого пола?

Почему она, черт побери, раскачивается?

Джеймс сам не понял, как ноги понесли его в комнату. В этот раз даже лестница никак не отреагировала, почувствовав ногу мужчины, ступившего на дорогу к женским спальням.

Поттер ворвался в комнату и охнул, отступая назад, чтобы опереться спиной о стену. Ноги не держали, ему отчаянно захотелось сесть, но он только безвольно начал сползать вниз по темно-красным обоям.

Вьюнок висела на длинной петле, прикрепленной к верхней балке, и ее маленькие забавные ножки обвисли вместе с хрупкими руками. Маленький безжизненный комок. Она была похожа на тряпочку, вывешенную во двор для просушки.

Только ведь это была не тряпка.

Это был человек.

Джеймс на заплетающихся ногах бросился к девочке, позабыв про волшебную палочку, здравый смысл и собственные проблемы. Он пнул ногой опрокинутый стул прочь с дороги, взял Вьюнка за талию и приподнял. Голова девочки хлипко мотнулась назад и выпала из петли, откинувшись под неправильным пугающим углом.

У нормальных людей голова так не поворачивается.

— Эй, — тихо и ласково произнес Джеймс и почувствовал на губах что-то предательски соленое и теплое, — решила пошутить, Вьюнок?

Он плакал, но даже не замечал этого. А девочка лежала у него на руках – маленькая, хрупкая, изможденная. Как же они не заметили того, что с ней происходит? Как же пропустили?

— Поттер, — гулко сказал Медведь, входя в комнату вместе с огненными Пруэттами. – Ты как?

Наверное, он наблюдал за ним уже какое-то время, но решил дать парню время на осмысление. Но осмысление все никак не приходило. Не могло быть никакого осмысления в такой ситуации.

— Я… я… — только и смог сказать Джеймс и посмотрел на колдуна. Медведь расплывался темным пятном, скупая улыбка на его лице застыла сочувственным неясным пятном.

— Отойди, — тихо сказал Фабиан, успевший навидаться многого за год в Аврорате.

Он подошел к девочке, аккуратно провел над ней волшебной палочкой, что-то бормоча себе под нос и только покачал головой.

Один этот жест, всего лишь одно короткое движение головой – и вся надежда рухнула в один миг. Джеймс аккуратно поднял девочку, переложил ее на кровать и сразу же отошел на пару шагов, словно она была чумной.

Одно дело знать, другое – видеть. Сложно заставить себя понять, что этот кусочек жизни, всего пару часов назад улыбающийся и смеющийся, сейчас безмолвно лежит на подушках. Безмолвно навсегда.

Джеймс коротким быстрым движением утер глаза, посмотрел на Фабиана, хмурого и злого, на Гидеона, раздраженного и мрачного, и сглотнул. Они переглянулись все втроем, словно состояли в каком-то особом тайном клубе, и одновременно кивнули.

Никто не мог поверить, что здесь обошлось без прихвостней Лорда.

— Кто бы ни сделал это, кто бы ни был виноват в этом… — тихо отчетливо начал Джеймс. – Я убью их.

Гидеон опустил глаза, Медведь согласно рыкнул. Вся гостиная Гриффиндора, вопреки стараниям МакГонагалл, толпившаяся внутри башни у входа в комнату замерла.

А потом взорвалась беснующимся криком.

Гриффиндор собирался мстить.

* * *

В красно-золотой гостиной был траур. Лили не могла вспомнить ни одного момента, когда бы на Гриффиндоре было так неестественно молчаливо и серо. Казалось, золотые львы на красных драпировках – и те поникли.

Лили не могла плакать. Она просто сидела в кресле, обняв себя руками и смотрела в камин. Не хотелось ничего.

Джеймс ушел из башни еще часа два назад, и Эванс была уверена – сейчас он, пьяный и промерзший, сидит где-нибудь на вершине астрономической башни или за пределами замка и орет что-нибудь матерное в ночную тишину.

А дежурящие мракоборцы это слушают и ничего не предпринимают.

В Хогвартсе повесилась тринадцатилетняя девочка. А они проворонили это. С этого момента у них нет права голоса.

Лили уткнулась лбом в колени и тут же яростно затрясла головой – стоило закрыть глаза, и в голове возникало красивое миловидное лицо в кудряшках. Звенел переливчатый смех, искрилась улыбка, тепло мерцали глаза… А она и не замечала раньше, не задумывалась, какая Вьюнок на самом деле красивая. Была.

Бедная маленькая магглорожденная. Она так радовалась при поступлении, заливалась краской, когда ее неустанно хвалили профессора, а что теперь?..

— Лили, — Алиса Лонгботтом села рядом, нервно глядя на девушку. Ее губы уже не тряслись, слезы почти высохли, но выглядела Алиса так измученно и жалко, что Эванс к горлу подступил комок.

— Алиса, — медленно кивнула Лили вместо приветствия. – Как ты?

— Я… я держусь, — Алиса кривовато улыбнулась, заломила руки и сглотнула. – А ты?

— И я, — убито ответила Лили. – Где Фрэнк?

— Они… О Мерлин, Лили! Я знаю, что они замышляют! Я так… Я очень боюсь!

Старшекурсники Гриффиндора не сговариваясь собрались в спальне Мародеров. Как ни странно самих Мародеров там не было, зато было множество тех, кто хотел преподать урок всем, сотворившим это.

И все прекрасно знали, кого винить. И никаких доказательств было не нужно.

— Они уже два часа там, — глухо проговорила Алиса. Девушек и младшекурсников внутрь не пускали. – Хоть бы чего не случилось.

— Их не остановить, — ровно сказала Лили и сама поразилась равнодушию, сковавшему ее голос толстым льдом.

— Я хочу быть там, — вдруг сказала Алиса и сверкнула глазами.

— И я, — ответила Лили и снова удивилась сама себе.

Секунду девушки смотрели друг на друга. Слова застыли в воздухе, но их и не нужно было произносить.

— Они не пускают нас, — Лили вздохнула. – Считают, что то, что будет, девушкам видеть ни к чему.

— Я имею право там быть, — с нажимом повторила Алиса. – Эта девочка была для меня, как младшая сестренка. Ведь мы – гриффиндорцы. Мы все – одна семья.

Лили кивнула и тут же схватила Алису за руку, взглядом указывая куда-то ей за спину.

— Выходят, — одними губами произнесла она.

Обе девушки поднялись с кресел, молча наблюдая за тем, как мальчишки спускаются по каменным ступенькам. Фрэнк, увидев перед собой двоих подруг, остановился и обреченно вздохнул.

— Я знаю, что вы задумали, — медленно произнес он. – Но это пло…

— Ты не можешь решать за меня, — твердо сказала Лили. – И не будешь. Я иду с вами.

— И…

— Нет, Алиса! – жестко сказал Фрэнк и тряхнул головой. – Лили я запретить не могу, а вот тебе – да. Ты моя жена, и тебе там делать нечего.

Глаза Алисы полыхнули раскаленным горнилом. Она стояла напротив Фрэнка и почти с ненавистью смотрела в его глаза – понимала, что он прав, но не могла, не могла так просто смириться! Под конец она дернулась, развернулась и пошла, чуть пошатываясь, в непонятном направлении.

— Так будет правильно, — тоскливо сказал Фрэнк и взглянул на Лили, ожидая поддержки. Но та лишь коротко пожала плечами и поджала губы. Мол, я лезть не буду, но ты не прав.

— Ты уверена, что Джеймс не?..

— Джеймс ушел отсюда, бросил всех нас и наверняка напивается с Блэком в каком-нибудь очередном сарае! Какого черта я должна брать в расчет его мнение?

На этом спор за недостатком аргументов был закончен.

— Мы идем сейчас, — сказал Фрэнк, все еще надеясь, что Эванс передумает.

— Я с вами. Что вы собираетесь делать?

— Импровизировать.

* * *

У Нарциссы тряслись руки, и она не понимала – от страха или от ярости. Ее качало из стороны в сторону, комната плыла перед глазами, а ссутулившийся на софе мальчишка казался темной размытой кляксой, беспардонно расползшейся по изумрудной обшивке.

— Сев-в-верус, — так некстати проявился старый недуг, от которого она избавлялась несколько мучительных лет. – Северус! Чем ты думал?

Снейп, сидящий на софе, как-то странно улыбнулся и поежился. Он выглядел совсем бледным, будто с месяц не видел солнца, под ногтями скопилась грязь, кожа на руках, вся в ожогах и царапинах, шелушилась и слезала.

— Прошла всего-то пара недель! Действовать нужно было иначе! Лорд же дал нам целый месяц!

Северус вскинулся и пораженно уставился на Нарциссу. Она стояла перед ним в безупречно белом расклешенном платье, опускающимся чуть ниже колен, изысканная, утонченная, словно одно маленькое аккуратное пирожное-безе, и смотрела на Северуса стальным строгим взглядом.

— То есть, ты… Тебя не волнует, что девочка умерла?

Нарцисса замерла, будто одеревенев. На ее лице на миг отразилась мучительная борьба, но Блэк глубоко вздохнула, тряхнула головой и лицемерно улыбнулась.

— Это жертвы, Северус, — нежнейшим голосом сказала она. – Ни Блэк, ни Поттер не удосужились задать себе этот вопрос, когда избивали наших сокурсников посреди маггловского туалета безо всякого предупреждения и причины. Почему я должна волноваться из-за девчонки, у которой просто не хватило силы духа противостоять зелью?

— Я не знал, что эффект будет таким быстрым и сильным, — еле слышно, обреченно сказал Северус и горько улыбнулся. – Просто невзначай добавил ей пару капель в чай. Она была… экспериментальным образцом. – Снейп вздрогнул. Когда он начал называть людей образцами? — А она… она… Зря она села рядом со мной с этой своей дурацкой кружкой! МакГонагалл ведь запрещает любую еду и напитки на своих уроках! – голос Северуса перешел на фальцет, а потом и вовсе охрип.

— Прекрати это, Северус. Немедленно. Ты выполнил поручение Лорда, пусть и несколько поспешно. Но ты ведь сварил это зелье! – ноздри Нарциссы раздулись от возбуждения. – Такое далеко не каждый может! Тебе нужно просто отрегулировать дозу – вот и все. Чью мысль ты брал за основу?

— Самого Лорда.

Нарцисса пораженно охнула.

— Это… это честь, Северус, — искренне сказала она, и зельевар посмотрел на нее сначала неуверенным, а после робким радостным взглядом.

— Правда? – тихо спросил он.

— Да, — кивнула Нарцисса. – Только в следующий раз возьми более слабую мысль. Например, мою. Или Люциуса.

— Я работаю над противоядием, — сказал Северус ни с того ни с сего.

— Противоядие? – вновь изумилась Нарцисса. – Это возможно?

— Я придумал несколько рецептов, осталось их лишь усовершенствовать и опробовать.

— На ком?

— На себе, — коротко ответил Северус. – Противоядие может быть необходимо таким, как я – скрывающим свое происхождение и нежелающим афишировать его.

— Но ты… — Нарцисса смолкла и нахмурилась.

— Полукровка. Все верно, — спокойно констатировал Северус. – И я погибну, если мои расчеты окажутся неверны. Также, как и та девочка.

— И ты пойдешь на это так просто? Ради каких-то неизвестных тебе нечистокровных Пожирателей?

Северус уставился в пол, плотно сжав губы, и Нарцисса поняла – дело было совсем не в Пожирателях. Дело было в другом — в другой. Но Северус ни за что не сознается в этом, он будет молчать до последнего.

— Ради Эванс? – почти шепотом спросила она, будто опасаясь, что их подслушивают. – Она так дорога тебе?

Северус промолчал снова, но ответ и так был ясен. Нарцисса лишь непонимающе покачала головой – так любить она не умела. Или еще не знала, что умеет.

Шум, раздавшийся со стороны гостиной, вызвал в слизеринке раздраженное фырканье.

— Ну что еще?

Нарцисса повернулась к двери, протянула руку к серебристой ручке, украшенной головой змеи, и тут же с визгом отпрянула – стена начала разваливаться прямо на глазах.

— ВЫ ОТВЕТИТЕ ЗА ТО, ЧТО СОВЕРШИЛИ! – прогремел голос Фрэнка Лонгботтома, и раздались новые крики.

— Будь здесь. Спрячься, — коротко бросил Северус и выбежал из спальни Нарциссы через провал в стене.

* * *

Так всегда бывает. Сначала ты бьешь себя кулаком в грудь, кричишь, что можешь все и всего добьешься, потом либо отступаешь в самый последний момент, либо, не желая показаться трусливым пустословом, бросаешься в бой.

Но чувствуешь, каждую секунду чувствуешь – это не твое, это не про тебя. Уйти, уйти сейчас! Но как же данное слово, как же гордость?

Всегда есть разница между защитой и нападением.

Лили Эванс была хороша в защите — когда защищаешь свое, у тебя есть мотивация. Но когда ты атакуешь первым, все, что у тебя есть – это запал, подпитываемый яростью, ненавистью и азартом. И это очень сложно – убедить себя в правильности таких действий.

— Лили, осторожно!

Девушка машинально пригнулась, и темное проклятье пролетело над ее головой, спасибо Фрэнку.

Она знала, на что шла, когда они все вместе собрались разрушить гостиную Слизерина до основания, устроить им показательную порку, чтобы в следующий раз они тысячу раз подумали, прежде чем совершить подлость. Но знать и ощущать это – совсем не одно и то же. Лили совсем позабыла, что и на Слизерине есть младшие курсы. Пусть в основном кичливые, чистокровные, наглые, но все равно – дети.

Она взмахнула палочкой, отражая очередное заклятье и вяло послала оглушающее заклинание куда-то в сторону. Лили совсем не хотела, чтобы заклятье достигло цели, и оно пролетело мимо, врезавшись в многострадальный камин и оплавив камень.

Перед Эванс неожиданно выросла темная фигура. Фигура дрожала, смотрела странно, но не нападала. Добрых три секунды понадобилось Эванс, чтобы сообразить, кто перед ней. А ведь за это время она могла бы быть мертва уже чертову тучу раз.

— Уйди с дороги, Северус, — хрипло проговорила она и неуверенно отступила.

— Я не могу, — тускло ответил Снейп, и Лили поняла – не может, действительно не может.

Она мстила за свою сестру, он защищал своих братьев.

Она была магглорожденной, он был Пожирателем.

Когда-то она считала его лучшим другом, а он до сих пор любил ее.

Между ними не было ничего общего, но память услужливо подсовывала картины прошлого, сковывая движения и не давая сделать выбор, который был сделан уже давным-давно.

— Прости меня, Лили, — просто сказал Снейп, и она поняла – он не верит, что она его простит. Вернее, он знает, что она его не простит. И она это знала.

— Я не обижаюсь, Северус, — солгала она. Уголок рта Снейпа дернулся, он прекрасно понял, сколько правды на самом деле было в этой фразе.

— Прочь, Снейп! – раздалось откуда-то сбоку, но зельевар даже не дернулся на звук.

Его хлипкое тело отшвырнуло в сторону, и Лили смотрела, как он медленно-медленно летит, раскинув в воздухе костлявые руки и ноги, а потом падает в теплый ворс ковра, черной лужицей стекая по стене.

— Нет! – закричала она и почувствовала, как по щекам потекли горячие слезы.

— Я же говорил, тебе здесь не место, — сочувственно сказал Фрэнк и потянул ее за собой. Сквозь развороченный портретный проем в комнату уже спешили мракоборцы, но Фрэнк и Лили успели уйти раньше.

Плутая узкими пустыми коридорами, они вышли к заброшенному крылу и только там, тяжело привалившись к стене, остановились. Им было плевать, найдут ли их мракоборцы или нет. До них начало доходить, что на самом деле сейчас происходит в Хогвартсе.

— Господи, Фрэнк, что мы делаем? – прошептала Лили в пустоту и замерла.

— Мы мстим, — тихо ответил Фрэнк.

— Ты понимаешь, что это неправильно?

— Это неправильно и правильно, милая Лили, — еще тише промолвил Фрэнк. – То, что мы творим, отвратительно, но и бездействовать мы не можем. Это границы, понимаешь? Чем ближе и глубже мы впускаем этих ублюдков на нашу территорию, тем дальше они заходят. А теперь… теперь они трижды задумаются, прежде чем сделать очередную гадость.

— Там были совсем еще дети, Фрэнк.

— Я их не трогал! Никого из них!

— Но они смотрели на это! Видели!

— Именно поэтому я и сказал это, Лилс! – Фрэнк тряхнул Лили за плечи и, заглянув ей в глаза, пронзительно сказал: — Девчонкам там не место.

— А может, ты просто боишься показать эту свою сторону нам? Мне, Алисе? – Лили вырвалась из его рук и отступила к стене. – Иди к черту, Фрэнк!

Лонгботтом только беспомощно смотрел вслед убегающей девушке, чьи волосы расплескались по плечам теплой медной волной. Он знал, что прав. И знал, что права Лили.

Только вот золотой середины не было – выбирать всегда приходится что-то одно.

* * *

Гостиная Когтеврана

— Мне страшно, — просто сказала Паркер и замолчала. Ремус, не имевший ни малейшего представления, что сейчас творят его друзья-гриффиндорцы, крепко обнял девушку за плечи и уткнулся ей в волосы.

— Мы что-нибудь придумаем, Мэл.

— Что? Эта девочка покончила с собой не просто так, — в пустоту произнесла Эмили. – Ее все знали. Сложно было найти более жизнелюбивое создание.

Ремус молчал.

Единственная мысль, которая сейчас крутилась в его голове, казалась ему единственно верной, но в то же время крамольной.

Уйти из школы, бежать сегодня же и забрать с собой Эмили. Едва ли за пределами Хогвартса более опасно, чем внутри него. По крайней мере, теперь.

Но бежать, значит, предать всех: друзей, свой факультет, тех, кто, как и Эмили, нуждается в защите. Да и что он может? Он, оборотень, который каждую луну будет обращаться в чудовище? Ремус знал, что сделает для Эмили абсолютно все, что сможет, и знал, что этого все равно будет недостаточно.

— Нет, Люпин, бежать я не соглашусь, — сухо и хрипло произнесла Эмили, и Ремус только облегченно вздохнул. Пусть она и сделала этот выбор за него, пусть, но в этот раз он бы не смог решить сам.

— Ты понимаешь, что в Хогвартсе больше невозможно находиться? – тихо спросил он.

— Да.

— И понимаешь, что в любую секунду…

— Да.

Тишина затапливала комнату, в камине горел очаг, когтевранцы тихо, безо всякого интереса кутались в пледы и смотрели в книги. Страницы они не переворачивали и их зрачки неподвижно глядели в одну точку.

Ремус обнял Эмили крепче и услышал, как она тихо-тихо вздохнула. Позволила себе этот маленький вздох слабости.

— Если у них есть оружие, нужно найти защиту, — сказала Эмили.

— Какого рода?

— Эта девочка… Вьюнок, да? Неважно чем на нее воздействовали, важно то, что такие вещества или магия не исчезают бесследно, должны остаться… «отпечатки».

— Что ты предлагаешь?

— Я не уверена, что это хорошая идея.

— За неимением других – по крайней мере, неплохая.

— У магглов после смерти проводят… вс-вскрытие, — Эмили заикнулась. Когтевранцы недоуменно подняли головы, они были похожи на зомби, ожидающих приказов от своего повелителя.

— Это ужасная идея, — тихо сказал Ремус.

— Возможно, получится обойтись без этого. Все-таки, мы маги, — чуть более уверенно сказала Эмили. Но ее кровь нам нужна в любом случае, хотя бы немного.

— Дамблдор считает, что эти чары могут передаваться на других, нас просто не подпустят к ней. Даже чистокровных, ведь они могут стать переносчиками.

— Магия будет уходить из ее крови, Ремус. С каждым днем ее будет оставаться все меньше и меньше. Я знаю, что мракоборцы проведут всевозможные эксперименты, но им придется получить разрешение родителей, Министерства... Представляешь, сколько времени на это уйдет?

— И ты пойдешь на эту кошмарную сделку с совестью?

— Да.

Ремус помолчал.

— Как мы проникнем в кабинет директора?

— A&B. У них есть доступ ко множеству школьных ходов, даже к тем, о которых не знают Мародеры.

— Среди них Нарцисса, а она сотрудничать не станет.

— Там не только она, — Эмили упрямо посмотрела на Ремуса, — там ведь должен быть кто-то еще. Надо просто отправить им письмо и договориться.

* * *

Где-то за пределами Хогвартса

Байк рассерженно ревел, набирая скорость и высоту, а Блэк хохотал как безумный, не замечая ни распахнутой куртки, ни давно выпавшей изо рта сигареты.

Он наконец-то был свободен.

Никакой школы, никаких преподавателей, мракоборцев и прочей шушеры. Только он, байк и ветер.

Пункт плана номер один: разузнать правду о пропавших семьях магглорожденных.

Пункт плана номер два: найти пропавшие семьи магглорожденных.

Пункт плана номер три: постараться не сдохнуть.

У Блэка не было ни одной зацепки, ни одной догадки и даже мысли, куда он мог бы полететь, но Сириус Орион Блэк по прозвищу Бродяга никогда не нуждался в скучных многочисленных деталях, он предпочитал импровизировать.

Первой остановкой Блэка должен был стать какой-нибудь более-менее приличный лондонский бар, пара стаканов хорошего виски и крепкий успокаивающий табак. Было очень неприятно вспоминать о том, что Бродяга оставил Джеймса без его мантии-невидимки, но иного способа избежать цепких глаз мракоборцев Блэк не видел. Тем более, что Поттеру так или иначе придется остаться в школе, рядом с Эванс, Питер никогда не был авантюристом, Ремусу нужно приглядывать за Паркер. Ну а Блэк... Кто, если не он?

Ночь была сравнительно теплой, в воздухе искрились крохотные снежинки задержавшегося снега, не сообразившего вовремя что к чему и не успевшего последовать за свой хозяйкой-зимой. Луна на небе, мучительно желтая, как один большой обгрызенный кусок сыра, смотрела на Блэка своим немигающим глазом и изредка пряталась за редкими синеватыми облаками.

Рядом мелькнула плотная тень, Блэк дернул мотоцикл в сторону, напряженно вглядываясь в темноту и тут же заорал от страха, когда белоснежный Принц вынырнул из промозглой темноты прямо в свет фар. Сириус чудом не сшиб птицу, успев вовремя рвануть мотоцикл вбок.

Принц был птичкой не маленькой, а в ночной мгле и вовсе мог сойти за мелкого дракона.

— Твою ж мать, тупая ты летающая хрень! – выругался Блэк, Принц смерил его недоуменным взглядом. Мол, чего ругаешься-то, придурок?

— И какого черта тебя понесло сюда? – проворчал Блэк. Принц деловито ухнул, Сириус вздохнул. Вот только с совами он еще не общался.

Принц посмотрел на Блэка, затем повернул голову, уставившись куда-то в темноту, и весьма резко изменил курс полета.

— Предлагаешь лететь за тобой, белая штуковина?

Вопрос был риторическим, Принц явно намековал следовать за ним. Может, у этой птахи какой-то особый разумный разум? Кто их, волшебных сов, разберет, из чего они сделаны.

Принц утвердительно ухнул и мигнул огромными желтыми дисками глаз. Сириус видел, как белая громадина начала снижаться, планируя на пушистых крыльях, как дельтаплан.

Никаких причин верить птице у Блэка не было. С другой стороны, Сохатый столько ночей пропадал вместе с Принцем в те времена, когда только остался без… без Дореи и Чарльза. Даже если Принц был подарен со злым умыслом, рискнуть стоило.

Зябкий ветер дул в лицо, воздушные волны, порождаемые взмахами крыльев Принца, норовили сбить Блэка с мотоцикла, но тот был достаточно пьян, а оттого достаточно бесстрашен, чтобы не беспокоиться об этом.

В конце концов, что ему терять? Изгнанник, отшельник, урод. Вся семья, которая у него осталась – это Мародеры и Эванс. Ведьмочка так ловко и незаметно вошла в их круг, как умеют только настоящие женщины. Сириус видел в ней сестру, чем-то отдаленно похожую на Андромеду, по которой он скучал.

Если что-то случится с ним, с Блэком, мир обронит скупую слезы и позабудет.

Если что-то случится с родителями Эванс, девочка этого не выдержит.

Она может хорохориться сколько угодно, но девчонки на то и девчонки, что сразу ударяются в панику и ищут крепкое мужское плечо, способное решить их проблемы. Блэк задолбался решать чужие проблемы, но это было гораздо лучше, чем вспоминать о своих.

Странный это был день. Еще год назад случись такое, и Мародеры бы уже собрались все вместе, выдумывая срочный план и обсуждая политику будущих действий. А сегодня они все были по отдельности.

Ремус умчался со своей Эмили, Джеймс сбрендил окончательно и напивался в Кабаньей Голове, Питер испарился в неизвестном направлении еще до того, как Блэк устроил ковбойскую «перестрелку» в Большом Зале. Может быть, пошел к Элизе?

А Блэк всегда говорил – женщины до добра не доведут.

Слава Мерлину, хоть за Спринклс не надо было волноваться. Бешеная чистокровная, которую боится сам Малфой, кто к ней полезет?

Принц тем временем свернул куда-то вбок, и Блэку стоило больших усилий снова разглядеть его мохнатую белую задницу, в смысле, пушистый хвост в темноте.

— Что за?..

Впереди, залитое приветливыми теплыми огнями фонарей, возвышалось до боли знакомое и родное поместье. Поместье дядюшки Альфарда.

Огромное строение, напоминающее и замок, и современный особняк, с огромным садом, который был волен расти, как ему вздумается и с массивными каменными горгульями, восседающими на карнизах. Одна из них – Грета – проводила Блэка недобрым взглядом, но осталась неподвижной, и Бродяга решил, что ему дали зеленый свет.

Блэк ожидал увидеть все, что угодно: маггловскую деревню, Лондон, пристанище Ордена Феникса, но не это.

Может быть, он и сам не понял, как полетел по давно знакомому маршруту к единственному дому, в котором его когда-то ждали?

Резко снижаясь, Сириус приземлился в кустах, чуть не угодив в рыхлый, не растаявший еще сугроб снега, закрытый от чужих глаз пушистыми еловыми ветками. Принц ухнул и направился прямиком к поместью, к совиной башне и исчез из виду.

Сириус шел осторожно, укутавшись в мантию-невидимку – благо, поместье он знал, как свои пять пальцев, и без труда обошел основные ловушки, не забывая заметать за собой следы, темнеющие на подтаявшем грязном уже снегу.

В окне гостиной на первом этаже горел ласковый оранжевый свет, проливаясь на снег рыжими пятнами и настойчиво маня к себе. Прижавшись к стене, Сириус достал из кармана простое зеркальце – незаменимая штука, когда хочешь проверить, чист ли коридор, но не хочешь зазря высовывать голову и подставляться под заклинания.

В зеркале отразилась гостиная – такой, как он ее запомнил. Мягкие, словно шерстка кролика, красные диваны, темно-синяя драпировка на стенах, шершавая на ощупь, искусно выполненные портреты всемирно известных мирно дремлющих волшебников, стойка с коллекцией редчайших книг… Раздался слабый свист, словно кто-то вспоминал забытый мотив и в поле зрения мелькнула копна ярко-зеленых встопорщенных волос.

Андромеда Тонкс.

Блэк уставился на Андромеду, словно та была ожившим дядей Альфардом. Потом на Принца, который уселся на козырек над входом в дом и деловито ухнул.В голове вихрем пронеслись давние воспоминания, стремительно, словно пазл, собирающиеся в цельную картинку.

Когда Меде исполнилось пятнадцать, дядюшка Альфард подарил племяннице совенка. Белоснежного, с огромными черными глазами-пуговками. Малыш был еще совсем мал, безвинен и только забавно хлопал глазами, робко прижимаясь к огрубевшим рукам немолодого волшебника. Признаться, даже Блэк проникся при взгляде на белоснежного малыша.

Меда же верещала, словно одержимая. Подхватив птенца, она скакала по неприветливой гостиной дома Блэков, затаптывая ковры, сшибая ценные статуэтки и прочие до нелепости дорогие безделицы. Надо было видеть лицо Вальбурги – кожа на ней натянулась, словно перчатка, готовая вот-вот лопнуть, глаза излучали кошмарное неодобрение, и бедняжка Друэлла чуть с ума не сошла от стыда, но толком ничего не могла поделать с непоседой-дочкой. Она всегда была мягче и чем-то напоминала Блэку Регулуса – у нее было собственное мнение, но она никогда не осмеливалась высказать его Вальбурге за недостатком воли и силы духа.

Празднование, как повелось, проводилось под непрестанным надзором вездесущей Вальбурги Блэк в присутствии всей многочисленной родни, что еще больше ухудшало ситуацию. Они смотрели на Меду искоса, сухо поджимая губы и едва заметно качая головами, этот «инцидент» еще долго потом обсуждался среди высшего общества, но не при Вальбурге.

И только Беллатрисса, увидев искреннюю радость в глазах сестры, смотрела прямо на совенка своими мутными, полными безумия глазами и тонко улыбалась. Блэк видел эту улыбку, и его передернуло от нехорошего предчувствия. Он знал, что Трисса просто так все это не оставит, она физически не умела примиряться с чужим счастьем.

Ровно через неделю Меда написала Сириусу письмо – ее почерк дрожал, пергамент был мокрый от слез, а юный Сириус даже не потрудился его прочесть, все было ясно итак. Вопреки всем домашним правилам темной ночью он сбежал из дома к своей кузине и застал ее там в чернейшем из своих настроений.

Это был его первый настоящий длительный побег и, надо сказать, ему понравилось.

Как оказалось, Меда обнаружила птенчика со свернутой шеей утром у себя на кровати и была безутешна. Сириус просто сидел рядом с ней полночи, бормоча невнятные утешения, а утром пошел и вызвал Беллатрису на дуэль. Ведьма конечно же размазала его по паркету, оставив лежать распластанным на холодном, забрызганном кровью полу, и Друэлле Блэк стоило больших усилий привести Сириуса в подобающий вид.

Едва вернувшись домой, Блэк был выпорот за нарушение устава семьи, за неповиновение и за неуважение к старшим. Но ему и в голову не приходило, что у Друэллы Блэк, так хорошо знающей своих дочерей, мог быть свой план. Она не могла противостоять открыто, но посчитала, что такая мелочь, как подаренная птица, не вызовет большого резонанса, если она… поспособствует ее выживанию.

Инсценировать смерть маленького птенца, просто подсунув Беллатрисе другого – раз.

Переждать истерику средней дочери, после чего сказать ее правду, наказав молчать о сделанном – два.

Отослать малыша обратно Альфарду, чтобы тот мог позаботиться о птенце, пока Меда подрастет, не обзаведется собственной семьей и домом — три.

Разве Беллатрисса, в отличие от своей младшей сестры, была способна отличить одного белого совенка от другого? Этот был не таким милым, более крупным с серьезным внимательным взглядом серых глаз, и Друэлла не без сожалений отдала малыша на растерзание старшей дочери.

Зато она сохранила Принца.

Ну а после, когда Андромеда была исключена из семьи за брак с магглом, Беллатриса уже не могла бы сделать ничего ни ей, ни ее маленькому воспитаннику. Ведь они больше не виделись.

Но причем здесь вообще Принц, его кузина и исчезнувшие родители магглорожденных? Почему Андромеда находится в Блэкшире? Где ее муж-маггл и маленькая Нимфадора? Что вообще здесь происходит?!

Окно распахнулось так внезапно, что Блэк машинально отпрыгнул и упал в грязный снег, громко выругавшись. Мантия свалилась к его ногам, мягко мерцая в свете фонарей. Миловидная женщина с маленькой горбинкой на носу смотрела на Блэка своими лучистыми глазами, подставив ладони под подбородок, и улыбалась.

— Здравствуй, кузен, — звонким голосом произнесла зеленоволосая Андромеда. – А я все ждала, когда же ты с Принцем нас навестишь!