От ненависти до... любви? (гет)

Завтрак уже близился к концу, когда в гостиную влетела сова. Люциус не любил, когда трапезы прерывались прибытием почты, но для этой совы он всегда делал исключение. Как я предполагала, она принадлежала какому-то особо ценному его информатору.

В этот раз сова принесла свёрнутую в рулон газету. Название, которое я мельком успела увидеть, ни о чём мне не сказало. Впрочем, я не особо интересовалась делами мужа. Если было бы что-то, касающееся меня или нас обоих, Люциус обязательно сообщил бы мне — это я знала. Поэтому я продолжала завтракать, когда Люциус швырнул мне газету, открытую на нужной странице. Я вопросительно посмотрела на мужа и, увидев его посветлевшие от ярости глаза, сразу поняла, что случилось что-то серьёзное. Взяв газету, я прочла огромную статью о нас с Люциусом, о том, что мы несколько лет назад заключили магический брак. Гнев, страх и чувство вины сжали моё сердце.

— Но как? — воскликнула я. — Откуда они узнали?

— Что там? — спросил Драко. Я передала ему газету, и они с Асторией быстро пробежали её глазами.

— Миона, — Мелисса встала со стула и прижалась ко мне. — А почему здесь написано, что вы скрываете, что вы женаты?

— Потому что, юная леди, — глядя на меня, ответил ей Люциус, — ваша сестра упорно не желала, чтобы кто-то об этом узнал. И теперь, вместо того, чтобы преподнести обществу эту новость так, как хотели бы мы, нам нужно будет опровергать самые разнообразные слухи, коих будет несметное множество.

Сказано это было ровным тоном, но и мне, и Драко с Асторией было ясно, что Люциус не просто раздражён — он взбешён. Даже Мелисса от его тона поёжилась и прильнула ко мне.

— Папа! — увидев это, Драко попытался разрядить обстановку, но Люциус так посмотрел на него, что тот не посмел продолжать.

Почувствовав, что сестра испугана, я спросила её, закончила ли она завтракать.

— Тогда беги к малышам, а чуть попозже я подойду, — я поцеловала её, а затем подтолкнула к выходу.

Конечно, нехорошо было, что Люциус так напугал малышку, но я не стала выказывать своё недовольство мужу. В конце концов, он был прав: это я не хотела, чтобы о нашем браке стало известно. Несмотря на всю свою смелость, проявлявшуюся в самых неожиданных и сложных ситуациях, преодолеть страх перед тем, как эту новость воспримут в обществе, я не могла. И что самое интересное — не находила разумного объяснения этой боязни.

Драко, видимо, считал, что бросает семью в тяжёлом положении. Потому что прежде чем выйти из столовой он положил мне руку на плечо, подбадривая, а я автоматически сжала его пальцы, благодаря за поддержку. Но его ждала работа. Каким-то образом уже не первый год он умудрялся выдерживать немыслимую нагрузку, совмещая обязанности профессора зельеварения и декана Слизерина с обязанностями в семье, причём недостатка в его внимании не испытывали ни жена, ни сын, ни брат с сестрой. Извинившись, Драко вышел в гостиную, и через несколько секунд оттуда послышалось шипение камина и его язвительный голос: «Двое из золотого трио! Кто бы сомневался, что вы не появитесь!» Благожелательное отношение Драко к моим друзьям никак не отразилось на его манере общения с ними. Услышав, что он разговаривает с Гарри и Роном, я вскочила из-за стола и бросилась к выходу из столовой — и столкнулась с ними в дверях. Видимо, Малфой указал им, где я находилась.

После приветствия присутствующих и вопросов о том, как я себя чувствую, друзья спросили: как мы с Люциусом решили вести себя в сложившихся обстоятельствах?

— Никак, — ответил им Люциус. — Никаких интервью до тех пор, пока я не выясню, откуда эта газетёнка узнала о нашем браке.

Прекрасно понимая, что если репортёры не смогут получить сведения от кого-то из Малфоев, они атакуют моих друзей, Люциус спросил, можем ли мы рассчитывать на поддержку Поттеров и Уизли? Конечно, об этом не нужно было даже спрашивать. В Малфой-мэноре Люциус, я и Астория могли находиться как угодно долго, не испытывая при этом особых неудобств. Драко перемещался между Хогвартсом и имением по каминной сети, поэтому от назойливого внимания журналистов он тоже был защищён. Увы, Гарри, Рону и их семьям такое было недоступно. Впрочем, даже если бы Малфои согласились дать интервью, это не помешало бы репортёрам осаждать моих друзей в надежде выяснить новые подробности. Поэтому, как объяснил Гарри, они и прибыли только затем, чтобы узнать, в каком состоянии я нахожусь и как им вести себя, чтобы это не навредило нам с Люциусом позже.

Проводив друзей, я вернулась в столовую, где муж недвусмысленно дал мне понять, чтобы я занималась детьми. Его слова и тон, которым они были сказаны, вызвали у меня гнев. Но, не дав мне возможности выказать недовольство, Люциус спросил Асторию, сможет ли она найти репортёра, который напишет статью так, как нужно Малфоям, но которого нельзя будет заподозрить в связи с нашей семьёй. Немного подумав, Астория ответила утвердительно. Заставив себя успокоиться, я вместе с ней поднялась к детям. Разумеется, я была раздражена поведением мужа, но, немного подумав, решила, что так даже лучше. У Люциуса наверняка намного больше возможностей узнать, откуда газета узнала о нашем браке, не привлекая к себе лишнего внимания, чем у меня. Скрывать от меня он ничего не стал бы — в этом я была уверена. А если мне что-то не понравилось бы в его планах — я всегда могла отказаться. Успокоив себя таким образом, я занялась детьми и сестрой.

Сведения о том, откуда о нашем браке стало известно, появились уже вечером. Я уложила детей и собралась с сестрой идти в её комнату.

— Каким образом о нашем браке узнал твой бывший ухажёр? — спросил внезапно появившийся Люциус, заставив нас с Мелиссой вздрогнуть от неожиданности.

— Рон? — удивилась я. Сначала я и не вспомнила, что у меня были другие ухажёры. Поэтому его вопрос показался мне абсурдным: ведь Рон с самого начала знал о нашем браке. Но уже через пару секунд я вспомнила про другого человека. — Виктор? Я не знаю. Я с ним не виделась уже несколько лет.

— Неожиданный вопрос всегда позволяет выяснить больше, чем нужно. Особенно у женщины, — едко прокомментировал мои слова Люциус. — Я уже смирился с тем, что твоё прошлое будет отражаться на нашем настоящем. Но я надеялся, что в этом прошлом у тебя всего два имени. Как оказалось, я ошибался. Есть ещё какие-то сюрпризы, о которых мне следовало бы знать? А то эти постоянно всплывающие обстоятельства начинают меня раздражать. — От его слов так и веяло презрением, которое он даже не пытался скрыть.

Разговор начал приобретать неприятный оборот, поэтому я отправила сестру в её спальню, а сама прошла в наши с мужем комнаты.

— О ком тогда ты говорил? — спросила я, закрыв дверь.

— Кормак МакЛагген, — бросил Люциус, резко повернувшись и внимательно глядя на меня.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась.

— Он был моим ухажёром от силы три часа. Но если этого времени достаточно, чтобы считать его таковым... — Не закончив фразы, я сказала уже серьёзным тоном: — Я не знаю, каким образом он мог узнать о нашем браке. Хотя...

Я задумалась. То, что произошло три года назад, всё ещё вызывало неприятное чувство, поэтому я старалась лишний раз не вспоминать об этом. Люциус терпеливо ждал.

— Когда он напал на меня тогда, в Хогвартсе, — при этих словах глаза Люциуса блеснули, и у меня мелькнула мысль, что в том, что произошло тогда, он до сих пор считает виноватой меня, — перед самым твоим появлением он схватил меня за запястья, а потом резко отдёрнул руки, как будто обжёгся. Я ещё тогда подумала, что, возможно, это подействовали браслеты. Ничем другим я не могу объяснить то, что он узнал о нас.

Если магия браслетов предупредила Люциуса о том, что я в опасности, почему бы эта же магия не сделала что-то, чтобы защитить меня? По-видимому, муж подумал о том же, о чём и я, потому что согласно кивнул.

Днём я занималась детьми и сестрой, поэтому размышлять о том, что же будет сейчас, когда о нашем браке стало известно, мне было просто некогда. Однако вечером закрыться от невесёлых мыслей я не могла. Лёжа в постели, я ждала, когда Люциус выйдет из ванной, а сама думала о том, что же будет дальше. И знаете, больше всего я боялась уже не общественного мнения, а того, что произошедшее отразится на наших отношениях с мужем. Мне казалось, что предыдущая ночь мне привиделась, и между мной и Люциусом ничего не изменилось. Я поймала себя на мысли, что даже лежу так, как раньше — свернувшись на краю кровати и глядя на дверь детской. Я действительно ждала подтверждения, что всё осталось по-прежнему, и таким образом пыталась хоть как-то защититься от боли.

Услышав, что Люциус лёг в кровать, я спросила:

— Что ты собираешься делать дальше?

И затаила дыхание в ожидании его слов.

— Ничего, — ответил он.

Ответ был настолько неожиданным для меня, что я в одну секунду повернулась в кровати и, сев, поглядела на него с удивлением.

— Пока ничего, — пояснил Люциус, и в его глазах мелькнул какой-то огонёк, значения которого я не поняла. Но этот огонёк придал мне уверенности. — Подождём, пока в обществе появится как можно больше слухов, а потом опровергнем их все разом. Надеюсь, твоим друзьям хватит выдержки.

Пододвинувшись, я положила голову ему на плечо и обняла его за талию.

— Прости меня, — тихо сказала я. — Я не хотела, чтобы всё так вышло.

— Может быть, всё-таки объяснишь, почему ты так упорно не хотела объявления о нашем браке? — спросил он.

Я молчала, и Люциус резко повернулся, чтобы посмотреть на меня.

— Почему? — настойчиво спросил он.

Я закусила губу, а потом выпалила:

— Я боялась.

— Чего? — насмешливо спросил Люциус.

Я махнула рукой, сама не зная, что хотела этим сказать.

— Всего этого. Понимаешь, — я теснее прижалась к нему. Почему-то мне казалось, что таким образом меня наполняет уверенность, которую он как будто излучал. — Я семь лет наблюдала, как в обществе обсуждают Гарри. Кто-то доброжелательно, кто-то нет. Я не сомневалась ни минуты, как мне дейстовать, если могла помочь моим друзьям защититься от этого. Но я знала, всегда знала, что если я окажусь на месте Гарри, я не выдержу такого напряжения. А о нашем браке точно ничего хорошего не напишут.

Всё ещё усмехаясь, Люциус лёг обратно и погасил свет.

— И где же хвалёная гриффиндорская смелость? — спросил он, но когда я собралась ему ответить, он прервал меня: — Можешь не отвечать, это был риторический вопрос.

* * *

Вопреки опасениям Люциуса, выдержки Гарри и Рону было не занимать. Сделав всё, чтобы их семьи оказались недосягаемыми для журналистов, они попали под самый шквал атаки репортёров. Судя по тому, что я читала в газетах и как выглядели друзья при встречах со мной, они даже получали удовольствие от происходящего. Особенно Гарри. Он как будто расплачивался с газетами за те потоки лжи и грязи, которые они выливали на него, когда он был ещё ребёнком и не мог ни доказать свою правоту, ни избежать назойливого внимания. Сейчас же он с улыбкой отвечал, что лучше всего на вопросы журналистов ответить могут мистер Малфой и мисс Грейнджер, и советовал обратиться к нам. Если же его спрашивали, почему, по его мнению, мы столько времени скрывали свой брак, Гарри с удовольствием говорил, что, скорее всего, именно потому, что не хотели, чтобы наша частная жизнь стала достоянием общественности. «Вы же не будете отрицать, что заключение брака касается только супругов и никого более?» — неизменно спрашивал он. Того же поведения придерживался и Рон.

Чем больше времени проходило, тем всё более невероятными слухами полнились статьи в газетах. Первые предположения о том, что с помощью женитьбы на героине войны бывший пожиратель обезопасил себя от нового расследования его прежних дел, сменились слухами, что это героиня войны, став членом чистокровной семьи, таким способом намеревалась закрепить своё положение в волшебном обществе.

С каждым новым домыслом мне становилось всё хуже. Внешне я старалась сохранять спокойствие, но удавалось мне это плохо.

Наконец, через несколько недель после выхода первой статьи, Астория сообщила очередную забавную выдумку общества: я соблазнилась богатствами Малфоев.

— Перестань, — сказал мне Драко, увидев, что эта новость подействовала на меня сильнее, чем любая из предыдущих. — Ты же знаешь, что это нелепость. И любой, кто тебя знает, в это не поверит. Грейнджер! — позвал он, пытаясь обратить моё внимание на себя.

— Она Малфой, — неожиданно сказала Мелисса.

Все, кроме Люциуса, удивлённо посмотрели на неё.

— О чём ты, принцесса? — спросил её Драко.

— Миона — Малфой, — терпеливо ответила Мелисса. — Так написано на том гобелене, о котором ты мне рассказывал. Помнишь? Я нашла его, когда гуляла по дому. Там движущаяся фотография Мионы и написано «Гермиона Джин Грейнджер Малфой». — Она смутилась и замолчала, увидев, что мы с Драко и Асторией в изумлении смотрим на неё.

Удивляться было чему. Гобелен с семейным деревом Малфоев немного отличался от гобелена с семейным деревом Блэков, который я видела в доме на площади Гриммо. Во-первых, на нём действительно были вытканы не только имена членов семьи, но и их портреты. Колдографиями их нельзя было назвать, скорее, это были именно волшебные портреты. Причём портрет, как объяснил мне Драко, появлялся при рождении ребёнка в семье и менялся по мере того, как ребёнок рос и менялась его внешность, до его бракосочетания. «Портрет отца изменился, когда он женился на тебе», — заметил Драко, когда показывал мне двойные нити, соединяющие мой портрет и портрет Люциуса. Во-вторых, на семейном древе Малфоев не отражалось девичьих фамилий женщин, вошедших в семью. Подпись под портретом Астории сразу же гласила: «Астория Малфой». В-третьих, — и это было самое удивительное, — под моим портретом была другая подпись — «Гермиона Джин Грейнджер». Мы знали это наверняка, поскольку после того, как мы с Драко подружились, он показал мне мой портрет и отметил эту странность. Такой же подпись была и когда родились двойняшки, и когда родился Скорпиус. Не то чтобы меня очень это интересовало, но подойти к гобелену с родословной после рождения детей нужно было хотя бы из вежливости. Собственно говоря, кроме этих двух случаев, я к нему и не подходила.

Мы все посмотрели на Люциуса. Он был, как всегда невозмутим, и было ясно, что для него это известие новостью не оказалось.

— Как давно? — решилась я задать вопрос, наверняка волновавший всех присутствующих. Спроси об этом Драко или Астория, Люциус не преминул бы презрительно заметить, что они пренебрегают одной из традиций этого дома и рода.

— Недавно, — коротко ответил Люциус, давая понять, что дальше разговаривать на эту тему не желает, и продолжил, обращаясь уже к Мелиссе: — А вам, юная леди, я не советовал бы гулять по дому. Во всяком случае, в одиночестве, — добавил он. И непонятно было, то ли это была завуалированная угроза, то ли предупреждение об опасности.

Вечером Люциус заговорил наконец о том, что он собирался делать дальше.

— Думаю, пришло время появиться, наконец, в обществе, миссис Малфой, — сказал он, язвительно выделив последние слова.

— Что ты предлагаешь? — спросила я, постаравшись скрыть, что мне этого совсем не хочется.

— Через несколько недель в министерстве состоится приём по случаю прибытия делегации из Франции. По-моему, возможность более чем подходящая.

— Что требуется от меня? — смирившись, спросила я.

— Для начала — сменить гардероб, — насмешливо ответил он.

— Чем тебя не устраивает моя одежда? — возмутилась я.

— Всем, — коротко бросил Люциус, и его тон ясно давал понять, что пререкаться бессмысленно. — Она не соответствует твоему положению.

— Раньше она тебя устраивала, — всё-таки попыталась я настоять на своём.

— Раньше, — парировал он, — тебя называли «мисс Грейнджер», а не «миссис Малфой».

— И ты хочешь, чтобы я завтра отправилась к мадам Малкин? — съязвила я. — Или пригласить мадам Малкин сюда?

— Одежда мадам Малкин хороша лишь для повседневной работы. Завтра сюда прибудет парижский портной. И ты, и Астория закажете себе новый гардероб. Астория — как посчитает нужным, а ты — полностью обновишь свой, — подчеркнул он.

— Я не собираюсь убирать из гардеробной маггловскую одежду, — вскинула я подбородок, поняв, к чему он клонит. — Мы с Мелиссой будем ещё не раз бывать в мире магглов.

— Как тебе будет угодно, — не стал возражать Люциус. И тут же добавил: — И ради всего святого, доверься вкусу Астории в выборе одежды.

Я даже задохнулась от возмущения. Столь недвусмысленно дать понять, что я не разбираюсь в одежде! Однако, быстро взяв себя в руки, я постаралась вложить в свой вопрос как можно больше сарказма:

— Что ещё? Попросить Асторию научить меня правилам этикета? Считаешь, я не знаю, как нужно вести себя в обществе? Ты не забыл, что я ещё до нашего брака бывала на официальных приёмах, причём не раз?

— О том, как тебе нужно будет вести себя в обществе, мы поговорим попозже, ближе ко времени приёма, — ответил Люциус, проигнорировав мои последние слова. — Но что касается правил этикета — хорошая мысль. Пожалуй, я сам попрошу Асторию обучить тебя им.