От ненависти до... любви? (гет)

Даже сейчас, вспоминая то время, я чувствую какую-то безысходность. Словно заново переживаю те дни. Как будто в воздухе исчезло что-то лёгкое, светлое, а взамен появилось нечто тяжёлое, несущее в себе угрозу — такой была обстановка в имении. Мы с Люциусом старались сохранять видимость того, что у нас всё хорошо. В обществе наш спектакль удавался, и при детях — тоже. Но Драко с Асторией всё понимали, и Драко попытался выяснить у меня, что произошло между мной и его отцом. Разумеется, рассказывать ему я ничего не стала.

Однако вскоре после того случая с Роном каждую ночь мне стал сниться один и тот же сон. Мне снилось, что я снова нахожусь в том зале Малфой-мэнора, где меня пытала Беллатриса. Я оглядываюсь и вижу Люциуса. Палочка в его руке направлена на человека, лежащего у его ног. Приглядевшись, я вижу, что это Рон. В следующую секунду Люциус произносит заклинание, и тело Рона сводит судорога. Я бросаюсь к другу, чтобы его защитить — и натыкаюсь на незримый барьер. Я кричу, умоляю Люциуса прекратить пытку — но он как будто не слышит меня. В отчаянии я оглядываюсь на двери, пытаясь понять, куда можно побежать, чтобы позвать на помощь — но как только я смотрю на очередной выход, он как будто растворяется, и вместо него оказывается каменная стена. Вслед за дверьми в каменную стену превращаются и окна, и комната как будто становится меньше, и это уже не комната, а каменный мешок без единого выхода. Освещено только пространство вокруг Люциуса и Рона. Я хочу аппарировать — но у меня нет палочки. Поняв, что мне ничего не остаётся, кроме как смотреть на мучения друга, я закрываю глаза — и слышу мужа: «Если ты не будешь смотреть — он будет умирать медленно. Смотри — и облегчишь его участь». Понимая, что нахожусь в безвыходном положении, я открываю глаза и на коленях умоляю Люциуса пощадить Рона. Всё бесполезно. Тело моего друга перестаёт вздрагивать от очередного заклинания Люциуса, и муж наконец-то смотрит на меня. С дьявольской усмешкой он говорит: «Ну вот, теперь ты с ним до конца своей жизни», а затем аппарирует. Комната погружается в темноту, и как только я осознаю, что обречена на смерть, замурованная с телом Рона, — я просыпаюсь.

Первый раз я посчитала этот сон обычным ночным кошмаром, которые время от времени снятся любому человеку. Когда он повторился на следующую ночь — я сочла, что это отражение моих неосознанных страхов, и попыталась разобраться, что может означать в нём то или иное событие. Сумев убедить себя, что больше этого сна не увижу, я легла спать — и снова проснулась ночью в холодном поту.

Когда зелье сна-без-сновидений не помогло, стало ясно: мой кошмар вызван каким-то заклинанием. Поскольку никому, кроме Люциуса, погружать меня в подобный ужас не было нужно, а единственная магия, которую он мог применить против меня, была родовой, я сразу же пересмотрела книгу родовых заклинаний — но не нашла там чего-либо похожего.

Я стала бояться ложиться спать, задерживаясь как можно дольше в комнатах детей или в библиотеке, стараясь понять, что со мной происходит. Обращаться к целителям я не хотела. Боялась, что наша размолвка с Люциусом станет известна за пределами семьи. По этой же причине я перестала лично общаться с Гарри и Роном. А ещё мне не хотелось им объяснять перемены в моей внешности. Я похудела, побледнела. Вокруг глаз не сходили тёмные круги. Я выглядела настолько плохо, что дети, здороваясь со мной по утрам и прощаясь перед сном, обязательно спрашивали меня о самочувствии. Даже Оливия, которая всегда охотнее проводила время с отцом, чем со мной, стала всё чаще находиться возле меня.

Я продолжала просматривать книги в надежде понять, что со мной происходило. Однажды вечером в библиотеку, когда я была там, зашёл Драко и, заперев дверь, сказал:

— Грейнджер, нам нужно поговорить. И ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока я не выясню, что с тобой происходит.

Я промолчала.

— Что ты хочешь найти в книгах? — спросил он.

После долгой паузы я неохотно ответила:

— Мне в последнее время каждую ночь снятся кошмары.

— О том, что случилось, когда вы попали в поместье с Поттером и Уизли? — немного побледнев, спросил Драко.

— Что? А, нет, — покачала головой я. — Те сны уже давно прошли.

— Тогда о чём? — спросил он. — Это имеет отношение к тому, что произошло между тобой и отцом?

— Косвенно, — немного помолчав, ответила я.

— Ты не считаешь, что к твоим кошмарам имеет отношение отец? — спросил Драко.

Я помотала головой.

— Сначала я подумала так. Но я прочитала всю книгу родовых заклинаний, и там не описано ничего похожего. А иного способа — волшебного, я имею в виду, — воздействовать на меня, причиняя вред, кроме как использовать родовую магию, у него нет. Поэтому нет, это не он.

— И что ты пытаешься найти в книгах? — спросил Драко.

— Не знаю. Может быть, наткнусь на что-то. Описание похожих случаев, например. Сама не знаю.

— Ладно, тогда опиши мне, как проходят твои кошмары. Может быть, я смогу чем-то помочь.

— Это случается каждую ночь, — собравшись с мыслями, сказала я. — Я не буду рассказывать тебе, что происходит во сне. Это слишком личное. Наверное, я никогда не испытывала в жизни такого ужаса. Даже когда встретилась с василиском. Только я не могу проснуться, пока не досмотрю весь сон до конца. Не представляешь, как я устала от этого, — прошептала я, вытирая слезу, покатившуюся по щеке. — Ты слышал что-нибудь о таком?

— Я не уверен, — после небольшой заминки ответил Драко. — Но, кажется, читал о чём-то похожем в библиотеке Хогвартса.

— Драко, я знаю, что есть в библиотеке Хогвартса... — начала было я, но Малфой меня прервал:

— Давай уточним, Грейнджер: ты знала, что есть в библиотеке Хогвартса. Лет десять назад. Потерпи ещё немного, хорошо? Завтра я посмотрю.

Ночь после того разговора с Драко была последней, когда тот сон приснился мне. После первой спокойной ночи я позвала Малфоя в библиотеку и спросила:

— Что со мной было?

Драко помолчал, а потом спросил:

— Кошмар больше не снился?

— Сегодня нет. Но это не значит, что завтра...

— Завтра его тоже не будет. Давай сделаем так, Грейнджер. Я тебе помог — в знак благодарности не выясняй, что это было. Прошу тебя.

Не исполнить единственное, что он попросил за свою помощь, я просто не могла. Впрочем, после этого разговора я знала точно, что к тому моему сну Люциус имел прямое отношение. Не обязательно говорить — достаточно неверного поведения, как однажды выразился мой муж. В нашей жизни бывали случаи, когда только Драко мог уговорить отца сделать что-то или дать своё разрешение. Так было, когда я во время беременности попала в больницу, а Драко упросил отца вернуться, чтобы помочь мне и детям. Так было тогда, когда он уговорил Люциуса разрешить мне иногда брать с собой в мир магглов детей, когда мы бывали там с Мелиссой. Какие доводы он при этом приводил, Драко никогда не рассказывал. И когда он отказывался объяснить мне, каким образом сумел повлиять на отца, в его голосе, обычно насмешливо-мягком, которым он всегда разговаривал с членами семьи, появлялись стальные нотки, — такие же, как в этот раз.

«Вы с отцом похожи больше, чем кажется», — Драко сказал мне это очень давно, ещё когда не был женат. Тогда я съязвила в ответ, что особенно взглядами на моё происхождение. Но иногда вспоминала эти его слова и понимала, что он прав. Мы в самом деле в какой-то мере были похожи с Люциусом. Наверное, поэтому мы находили общие темы для разговоров. Если отбросить его надменность и мировоззрение, Люциус был очень интересным собеседником. И подмечали мы тоже одни и те же вещи. Почему я говорю об этом? Потому что так же, как я, мой муж, очевидно, заметил, что каким-то образом он смог, помогая при родах целителю, применить ко мне сначала режущее, а затем заживляющее заклинание. И это была не родовая, а обычная магия. Как это оказалось возможным, было непонятно, ведь даже его убивающее заклятие на нашей свадьбе просто не сработало. Я никогда не заговаривала об этом, боясь стать уязвимой. Единственное объяснение, которое я сумела тогда придумать, — что с помощью обычной магии мы не можем нанести друг другу вред. Если же мы должны были помочь друг другу — запрет на использование магии по отношению к супругу переставал действовать.

Однако теперь это предположение оказалось неверным. Вред с помощью обычной магии Люциус тоже смог мне причинить. Объяснить это я смогла только тем, что запрет на использование общей магии исчез. И если бы не помощь Драко, не знаю, что бы со мной было.

* * *

Кошмары перестали меня мучить, я стала выглядеть лучше и возобновила общение с друзьями. Самым сложным мне тогда казалось обмануть Гарри и Рона, не рассказать им, почему мы так долго не виделись. Все остальные, если и не верили моим объяснениям, то не допытывались до истины. Впрочем, в тот раз всё обошлось. Рон, похоже, считал, что я была обижена на него, и, видимо, рассказал о поцелуе Гарри, потому что Гарри тоже не стал особо меня расспрашивать.

Отношения с Люциусом оставались напряжёнными. Первое время я надеялась, что, когда муж захочет интимной близости, я смогу своими ласками объяснить ему то, что он не захотел услышать. Но, к моему удивлению, Люциус не проявлял желания. Конечно же, я знала, насколько хорошо он умеет подчинять потребности тела разуму. Когда на последних сроках моей беременности целитель порекомендовал нам прекратить супружеские отношения, Люциус беспрекословно последовал его совету. Но даже с его силой воли в этот раз столь длительное воздержание от секса было необычным.

Однако постель — единственное, на чём практически никогда не отражалось наше противостояние. Как бы ни бывала я обижена на Люциуса, как бы не злился на меня он — всегда все разногласия оставались за пределами супружеской постели. Я не могла сопротивляться ему — а он не мог сопротивляться мне. Наладить интимные отношения — тогда мне это казалось самым верным шагом к тому, чтобы вернуть всё лучшее, что исчезло из нашей жизни.

Проснувшись ночью, я пододвинулась к спящему мужу и осторожно начала целовать его лицо и шею. Рука Люциуса скользнула мне на спину, прижимая меня ближе. Я сочла это хорошим знаком и стала действовать смелее. Люциус открыл глаза, и я замерла. Гнев исказил его лицо, когда он понял, что происходит. Схватив меня за запястья, он резко перевернул меня на спину и яростно прошипел: «Я же сказал, чтобы ты не смела прикасаться ко мне, грязнокровка!» В следующую секунду мои руки оказались привязаны к кровати, совсем как тогда, во время наложения родовой печати, а Люциус стоял на коленях между моими разведёнными ногами, доводя себя до полной эрекции.

— Люциус, нет! Не делай этого! — взмолилась я. Я до последнего не верила, что после пяти лет, в течение которых я узнала его с другой, лучшей стороны, и которые мы прожили в мире, он опустится до изнасилования. — Пожалуйста, не надо!!!

— Ты ведь этого хотела, грязнокровка? — со злостью ответил он. — Я всего лишь выполняю твоё желание.

* * *

До сих пор не пойму — почему я не возненавидела его сразу? Когда Люциус отстранился от меня и мои руки оказались свободными, я отодвинулась на самый край кровати, подальше от него. Как ни странно, слёз у меня не было. Я лежала и думала только об одном: ради чего было всё это? Впервые за время нашего брака я, всегда со смирением относившаяся к нему, начала роптать на судьбу. Я не могла понять, какой должна быть цель нашего союза, чтобы ради неё я прошла через такое. Кажется, я смогла заснуть в ту ночь. Не помню. Я лежала на кровати и либо снова думала о том, за что меня наказала судьба, либо совсем ни о чём не думала. Ни на что не обращала внимание. Не замечала, что Люциуса не было рядом. Не отвечала на вопросы Лонки, которая то и дело спрашивала меня о чём-то.

— Лонки обязательно накажет себя потом, госпожа, — пискнула эльфийка и прежде, чем я смогла осознать смысл её слов, она взяла меня за руку и трансгрессировала.

Я оказалась в соседней комнате — моей бывшей спальне. Не удержавшись на ногах, я осела на пол, и тут же ко мне подскочила Астория:

— Гермиона, что происходит? Мы с Драко не знаем, что и думать. Дети волнуются, мистер Малфой уехал. Лонки говорит, что ты целыми днями лежишь и она не может добиться от тебя ни слова. С тобой всё в порядке?

— Не очень хорошо себя чувствую, — ответила я, вставая. — Я только ещё немного полежу.

— Гермиона, ты лежишь уже третьи сутки! — сказала Астория.

Её слова не произвели на меня никакого впечатления. Мне было всё равно. Я хотела только одного: забиться под одеяло и чтобы больше никто никогда меня не тревожил.

— Мне нужно полежать ещё немного, — ответила я, собираясь открыть дверь в коридор, ведущий в спальню Люциуса.

— Гермиона, дети соскучились. То и дело спрашивают о тебе. Гермиона! — возмущённо сказала Астория и взяла меня под локоть.

Почувствовав её руку на своей, я отшатнулась и испуганно взглянула на неё.

— Я ещё немного полежу, — отчаянно прошептала я.

— Господи! — потрясённо посмотрела на меня Астория.

Никогда не забуду, как Астория, которая, как мне казалось, иногда владела собой даже лучше, чем Люциус, со слезами на глазах шагнула ко мне и, осторожно обняв меня за плечи, проводила к дивану и заставила сесть, а сама, присев рядом, спросила:

— У тебя что-нибудь болит?

Закусив губу, я опустила голову. Рассказывать о том, что случилось, я не могла. Но она, всё поняв без слов, притянула меня к себе. То, что Астория оказалась рядом, я считаю самым настоящим чудом. В ту минуту рассчитывать я могла только на себя, а сил, чтобы справиться с этим самой, у меня тогда просто не было. Сжав её руку, я наконец-то заплакала. Слёзы и вправду помогли. Выплеснув с ними всю боль, я смогла думать не только о себе.

Астория велела Лонки помочь принять мне ванну — не в спальне Люциуса, а в моих бывших покоях. Сама же тем временем нашла какие-то зелья и книги по колдомедицине. Разумеется, я бы не позволила ей лечить меня, и она это поняла. Оставив мне книги и средства, она взяла с меня обещание, что я переночую в этой же комнате, и ушла.

А на следующее утро меня разбудили дети. Умница Астория, дав мне время прийти в себя, не позволила снова впасть в отчаянье, прислав ко мне детей, тем самым напомнив, что я им нужна и смысл в моей жизни ещё остался. Ради них можно было вынести всё.