План Мародера (джен)

Драко был лишь отчасти удивлён, когда вошёл в столовую и увидел Нотта, завтракающего с его с матерью.

«Чёрт возьми», — подумал он раздраженно. Драко до смерти не любил, когда его принуждали к общению со сверстниками. Всё, чего он хотел — хороший, нормальный завтрак, но нет. Он должен был терпеть Нотта. Он подошёл к столу, кивнул матери и сел на своё обычное место.

— Нотт.

— Малфой.

Драко взглянул на мать своими холодными, серыми глазами.

— Стоит ли ожидать, что Забини тоже присоединится к нам?

Она подняла брови от его едкого тона.

— Твой отец и лорд Нотт организовали деловую встречу с некоторыми из наших союзников. Наши гости покинут нас до обеда, но до тех пор ты составишь Тео компанию.

— Конечно, мама, — привычно ответил Драко, отмечая её приказной тон. После семейного собрания Блэков в июле его мать стала более властной. Отец едва проводил с ним время, отдав на попечение матери. Именно она решила, что Крэббу и Гойлу не следует больше навещать их и что Драко должен проводить время с отпрысками тех семейств, которые сотрудничали с Блэком.

«Это несправедливо, — угрюмо подумал Драко. — Во всём виноват Поттер».

Мать положила салфетку на стол, изящно поднялась и безмолвно покинула столовую.

Драко решил, что не обращать внимания на Нотта было лучшим выходом, и положил на тарелку бекона, яиц и колбасы. Он не тронул печёные бобы, помидоры и грибы. Жареный хлеб был добавлен на тарелку. Нотт хмыкнул.

— Ты поправишься, если продолжишь так питаться!

— У меня быстрый обмен веществ, как у отца, — огрызнулся Драко.

— Твой отец завтракал яйцом пашот на ломтике цельнозернового тоста и грейпфрутом, — беззлобно сказал Нотт. — Он определённо не ел, как ты!

Драко бросил на него недовольный взгляд.

— Ты ничего не понимаешь!

— Я понимаю, что ты не хочешь видеть меня здесь, — быстро ответил Нотт, — я и сам не хочу здесь быть. Наши отцы могут быть союзниками, но не мы. Тем не менее, они хотят, чтобы мы поладили, поэтому ты мог бы перестать быть таким засранцем, и, по крайней мере, быть повежливее.

— Я вежлив, — фыркнул Драко, — это ты оскорбил меня!

— Мерлин, Малфой, — раздраженно отозвался Нотт, — я прокомментировал количество жареной пищи на твоей тарелке! Я не называл тебя идиотом.

«Даже если ты им и являешься».

Драко понял невысказанные слова и сердито уставился на Нотта. Он бросил салфетку, еда на тарелке осталась почти нетронутой.

— Я, кажется, потерял аппетит.

Нотт насмешливо приподнял одну бровь.

— Теперь ты ведёшь себя как истеричка, — он сделал паузу. — Чтоб ты знал, вот это было оскорблением.

Гнев захлестнул Драко.

— Ты должен проявить уважение, Нотт, иначе...

— Иначе что? — отозвался Нотт, не повышая голоса. — Ты побежишь жаловаться папочке?

Драко вскочил на ноги и поднял палочку.

— Возьми свои слова обратно или...

— И как только ты попал в Слизерин? — спокойно сказал Нотт, поднимая свой стакан с тыквенным соком и непринужденно откидываясь на спинку стула, словно Драко вовсе не угрожал ему. — Драко, ты, кажется, не понял, насколько всё изменилось. Твой отец последний месяц проводит всё своё время, убеждая старый альянс Блэков, что он всё ещё имеет силы руководить ими, несмотря на то, что он больше не является наследником рода Блэков. Он удерживает лидерство лишь потому, что самого лорда Блэка ни капли не интересует их старый альянс; он только не хочет, чтобы мы поддерживали Тёмного Лорда. А твой отец неплохо справляется с установлением нейтралитета с Блэком.

Драко потерял дар речи от слов Нотта, но он не мог ничего возразить.

— И при этом, — продолжал Нотт, — ты хочешь рискнуть всем, нападая на наследника древнего и благородного рода Ноттов — рода, который имеет статус выше, чем род Малфоев, и с которым у вас заключен альянс взаимопомощи и поддержки. И давай не будем забывать, что древний и благородный род Блэков, который имеет главенство над твоим младшим родом, подписал мирное соглашение с нами, запрещающее нам нападать друг на друга. — Он беззаботно посмотрел на Драко. — Ты хочешь проклясть меня? Давай! Я уверен, что могу попросить лорда Блэка наказать тебя за нарушение клятвы.

Каждый довод Нотта хлёстко бил Драко в лицо, словно бланджер. Последний же заставил его побледнеть, а затем вспыхнуть от невыплеснутой злости. У него не было ни малейшего желания лишиться магии на всю жизнь.

Он убрал свою палочку и выбежал.

Машинально он направился в музыкальный зал на третьем этаже мэнора. Мать заставляла его учиться играть на фортепиано, когда он был маленьким. Но отец прекратил их занятия, когда решил принять участие в образовании сына. Драко в то время ещё больше стал обожать своего отца из-за избавления от пыток нотной грамотой и разработкой пальцев. Но из музыкального зала открывался лучший вид во всём мэноре: небольшой балкон выходил на прекрасные, ухоженные сады Малфоев, и Драко любил бывать там. Когда он был маленьким, то делал вид, что он король, взирающий на своё королевство. Он, конечно, перестал делать вид, но это было его любимым местом для размышлений.

Достигнув балкона, он рухнул на кованый стул и уставился на бледное утреннее солнце. Он глубоко вдохнул, вид и аромат садов успокоил его, первоначальный прилив адреналина, который заставил его выскочить из столовой, утих. Его желудок заурчал.

— Кобли! — тихо позвал Драко.

Домовой эльф аппарировал, его большие уши дрожали.

— Да, молодой хозяин Драко?

— Принеси мне сэндвич с беконом и чашку чая, — властно приказал Драко. Он вдруг вспомнил, что сказал Нотт о его вкусовых предпочтениях, и махнул рукой. — О, и грейпфрут.

Кобли исчез, и почти сразу еда появилась на маленьком кованом столике рядом с Драко.

Он взял сэндвич и начал методично его поглощать. Сытный завтрак, вид из окна и утренняя безмятежность наконец утихомирили остатки ярости Драко. Вместо этого он ощутил вялое чувство разочарования, раздражения и ощущение несправедливости.

Он пил чай и смотрел на нетронутый грейпфрут.

«Проблема в том, что Нотт прав», — размышлял с негодованием Драко. Всё изменилось, и он ненавидел это.

Он начал переживать из-за комментариев Нотта. Только не из-за его слов о Слизерине, потому что Драко был рождён для этого факультета. Хотя он знал — отец предпочел бы отправить его в Дурмстранг и вообще избежать Хогвартса. Но конечный выбор школы был пожеланием матери. Тем не менее, Слизерин — для амбициозных и хитрых. Драко таким и вырос. Итак, будь проклят Нотт с его глупым предположением, что Драко должен был попасть куда угодно, только не в Слизерин! Он господствовал на Слизерине... по крайней мере, до этого лета. Драко сменил неудобную позу в раздумьях, нахмурившись.

Откровенно говоря, он всегда знал, что был в почёте у Слизеринцев только благодаря отцу. Фамилия Малфой, статус и богатство держали большинство его ровесников в узде, а старшекурсники игнорировали его, не рискуя обижать его и тем самым провоцировать негативные последствия для их семейных дел или политических отношений. Но теперь он начал осознавать, что дело было не в статусе и богатстве Малфоев, а скорее в фамилии Блэк.

Драко, конечно же, рассказали, что он был наследником Блэков и завершил бы ритуал наследования, достигнув совершеннолетия в семнадцать. Отец говорил о семейном богатстве со стороны его матери, которое добавит престижа роду Малфоев. Но Люциус не сказал Драко ни того, что другие возможные наследники всё ещё были живы, ни того, что его двоюродный дед Арктурус ​​на самом деле не называл его наследником, несмотря на то, что умер лишь незадолго до поступления Драко в Хогвартс. Только теперь он понял, как наивно было просто поверить словам отца.

Он принимал за истину многое из сказанного ему отцом и только сейчас начал понимать, что часть из этого была неправдой.

Не было правдой то, что он — наследник Блэков, и как только Сириус Блэк занял своё место, положенное ему по закону, крови и магии, любые притязания Драко стали призрачными. Особенно после того, как Блэк сделал Поттера своим наследником. Возможно, Драко мог бы стать наследником рода Блэков в другой жизни, где Сириус Блэк поступил бы правильно и был бы распределён на Слизерин и возненавидел бы Поттера. Но вероятность того, что он когда-либо бросит Поттера и вместо него назовёт наследником Драко, была очень мала, и, скорее всего, потребовалось бы нечто вроде заклинания принуждения.

Поттер.

«Он во всём виноват, — зло подумал Драко. — Как он посмел вдруг появиться и взять то, что по праву принадлежало мне?! Я должен показать Поттеру, что никто не смеет связываться с Малфоями».

Его магия затрепетала, и Драко почувствовал тревожный звоночек магической клятвы, которую он принёс. Негативные и злые мысли о Поттере, видимо, посылали сигналы тревоги его магии, сообщая, что он близок к нарушению клятвы.

«Чёрт, — угрюмо подумал Драко. — Мне даже мысленно нельзя обругать Поттера!» С другой стороны, он был благодарен за внутреннюю систему магического оповещения, которая срабатывала всякий раз, когда он задумывался об убийстве Поттера или причинении ему вреда. Ему слишком нравилась магия, чтобы жить без неё.

И если быть полностью честным, то Поттер был не виноват. Он не был в ответе за то, что Драко заставили поверить, будто он в конечном счёте станет наследником Блэков. Нет, это его отец и в некоторой степени мать убедили его в этом, тогда как правда была совсем иной.

Как Тёмная метка на предплечье отца. Из сказанного Блэком на семейной встрече и его матерью во время их уроков летом, Драко знал, что метка была эквивалентом рабского клейма — подчинение своей воли и свободы капризам Тёмного Лорда. Его отец когда-то с гордостью продемонстрировал Драко бледный рисунок и сказал, что носил его как знак особого отличия.

Его собственный отец был настолько глуп, что заклеймил себя как раба и последовал за Тёмным Лордом, который даже не был чистокровным. Его отец на самом деле убивал и пытал людей.

Драко вздрогнул. Он налил себе ещё одну чашку чая, чтобы отвлечься от этой мысли. Он знал, теоретически, что последователи Тёмного Лорда собирались убивать магглов и магглорождённых, истреблять предателей крови, состоявших в оппозиции по отношению к политике чистокровных, которую поддерживал Тёмный Лорд. Но несмотря на то, что он знал об этих фактах, он никогда не брал во внимание того, что его отец был одним из тех последователей и, следовательно, убивал и пытал, и истреблял...

Лично Драко никого не хотел убивать.

«Ну, разве что Поттера...» И магия опять затрепетала.

Он вздохнул. Он не был глуп, и хорошо знал себя. Знал, что у него была склонность к жестокости: он не был добрым. Отец учил его, что доброта — это слабость. Если кому-то было плохо, то он не всегда чувствовал сочувствие и мог даже немного поупиваться их болью. Драко с удовольствием пинал своего старого домового эльфа, когда был в ярости, просто потому, что домовик был рядом.

Но, несмотря на редкие приступы гнева, он всегда считал, что, будучи Малфоем, он был мозговым центром, а остальные — мускулами. Окружающие могли запятнать свои руки кровью, а он бы их направлял, но он сам не стал бы убивать людей. Он бы руководил всеми в Визенгамоте. По правде говоря, он никогда не чувствовал потребности убивать кого-то. Зачем убивать, когда магглорождённые могут быть лавочниками и фермерами? Зачем в принципе взаимодействовать с магглами? Почему бы юридически не ограничить магглорождённых и полукровок, чтобы правящая элита всегда была чистокровной?

Нет, Драко никогда не предполагал, что в будущем будет убийцей. Погрузиться в политику, стать министром магии, ступать по коридорам власти, а также использовать окружающих для насилия и лести, да — это для него. Умышленно убивать, пытать ради причинения боли и хладнокровно убивать — даже Поттера - вот здесь увольте.

В его будущем этому не было места.

И он, конечно, не имел ни малейшего желания поклоняться или заклеймить себя меткой маггловского отродья, даже если тот был при этом потомком Слизерина. Он не был чистокровным.

Драко отхлебнул чая.

Его отец был всецело виноват в том, что весь мир Драко оказался иллюзией (как всё лето аккуратно доказывала ему мать). На протяжении многих лет Люциус Малфой кормил Драко драконьим навозом, он глотал ложку за ложкой, поскольку верил, что его отцу нет равных. Всё, хватит.

Служить Тёмному Лорду было рабством, а не честью.

Род Малфоев, может, и был лучшим во многих отношениях и мог стать лидером в волшебном мире, но его превосходил род Блэков — как раньше, так и в будущем.

Так на самом деле обстояли дела. Его отец солгал, и теперь Драко знал всю правду. У него заныло в груди.

В то же время не было никаких сомнений, что его отец был могущественным волшебником, уважаемым и влиятельным, что у Малфоев был статус и деньги (даже если сейчас они находились под контролем Блэка и дурацкого оборотня, который имел неосторожность ограничить карманные расходы Драко). Но также не было сомнений в том, что это не имело значения, так как лорд Блэк был более могущественным, уважаемым и влиятельным, у Блэков было больше денег и выше статус. Не было никаких сомнений, что такие, как Нотт, увидели эту разницу и воспользовались этим в своих целях.

Нотт был прав, к сожалению. Драко должен был принять новую реальность так или иначе.

В нём вновь взметнулась волна возмущения.

Он не обязан принимать новую реальность, чёрт побери! Он хотел, чтобы всё было как прежде. Он хотел, хотел... того, чего не мог иметь.

Драко тяжело вздохнул. Он беспокойно постучал пальцами по тонкой фарфоровой чашке в своих руках. По правде говоря, он несколько подзабыл все те уроки по дипломатии и политическому анализу, которые ему давали в детстве, поскольку был слишком уверен в том, что его имени будет достаточно для получения всего, чего ему захочется. Но этому больше не бывать, из задворок памяти он вызволил все те знания и навыки, которым обучал его отец.

Итак, первый вопрос: у кого была власть? Ответ: у рода Блэков, которого все боялись больше Малфоев. Потом был Тёмный Лорд. И, наконец, возможно, Дамблдор — несмотря на то, что старый дурак никогда не пользовался ею.

Чтобы добиться власти, нужно... Так как Драко не мог надеяться свергнуть Дамблдора или Тёмного Лорда, очевидный ответ — убрать род Блэков, чтобы род Малфоев занял его место. Но Драко дал клятву, что поддержит и будет верен роду, главе рода и будет нейтрален к его наследнику. Таким образом он никак не сможет причинить вред роду Блэков. Хотя, если верить, что его действия (в том числе те, которые могут навредить роду) идут на благо рода Блэков, то это может дать ему некоторую лазейку. Но стоило ли ради этого рисковать своей магией? Не говоря уже о том, что род Блэков был единственным, который способен противостоять Тёмному Лорду и Дамблдору.

Драко нахмурился.

Если убрать род Блэков невозможно, то, вероятно, сработает иной вариант — сотрудничать с ним и стать важной фигурой в их растущей власти, усилив таким образом своё влияние.

Очевидно, к этому выводу пришёл и его отец.

Люциус Малфой поддерживал лорда Блэка в Визенгамоте, организовывал сотрудничество между ним и старым чистокровным альянсом и сохранял внешнее впечатление солидарности семьи с родом Блэков, независимо от того, насколько он ненавидел Сириуса Блэка и Поттера. Его отец в редкий момент общения с Драко признал, что, поскольку теперь он знал правду о Тёмном Лорде, то следовать за безумцем не имело смысла. Их новой стратегией была поддержка рода Блэков, чтобы избавиться от угрозы, в чём они и поклялись. Он использовал их родство, чтобы сохранить свою власть над союзниками, а также закрепить новую политическую позицию. Он превращал то, что казалось отрицательным для рода Малфоев, в положительное.

Его мать всё лето говорила Драко, что ему придётся изменить своё поведение и следовать примеру отца, извлекая всё возможное из положения. И она была права: Драко нужно следовать примеру отца.

Часть его этого не хотела, поскольку он понял, что почти всю его жизнь отец лгал ему, и он больше не хотел быть похожим на него (и снова он почувствовал боль в груди).

Драко фыркнул и отпил чая, морщась от того, что тот остыл, пока он размышлял. Он отставил чашку в сторону.

Может быть, не будет проблемой казаться, что он встал на сторону рода Блэков. Его отец дал ему понять, что, хоть они и должны были подчиниться и признать главенство Блэка, они по-прежнему могли считать себя лучше его. Малфои продолжали поддерживать чистоту крови, в то время как нынешний лорд был полон решимости опозорить род магглорождёнными, полукровками и предателями крови. Драко мог согласиться со своим отцом по крайней мере в этом.

«Так, хорошо, — решил Драко, — я должен делать вид, что признаю главенство рода Блэков». Это не было слишком большой проблемой, так как отец понимал необходимость этого, как и мать, которая всё лето пыталась донести это до него. И Драко подумал, что быть частью рода Блэков, на самом деле, совсем не плохо.

Его мать рассказала историю семьи Блэков, об их силе и происхождении. Они были выдающимся родом, прославленным и, до принятия Поттера наследником, чистокровным. Но оказалось, что и Поттер был сильным волшебником (Драко всё ещё не мог отойти от ритуала благословения, свидетелем которого он стал, где Поттер воззвал к духу Морганы Ле Фей. Это означало, что Поттер был крайне могущественным, независимо от того, что Драко видел в Хогвартсе) и, несомненно, именно поэтому родовая магия приняла его. Это помогло роду Блэков стать грозным магическим противником.

А хотя Драко всё ещё верил, что чистокровные превосходят всех других волшебников, он должен был признать, что ему очень понравился его магглорождённый дядя Тед. Ему пришлось пообщаться с ним из-за трижды проклятых уроков этикета его матери. Но... в Теодоре Тонксе было нечто твёрдое и обнадёживающее — теплота, которой недоставало Драко от собственного отца. У него часто появлялся соблазн довериться Теду, хотя он и был в ужасе от этого желания. Он понял, почему тётя Андромеда вышла за него замуж. Она была остроумной, мудрой и настоящей леди, как бы она ни сторонилась вопросов семейной политики. Драко мог признаться только самому себе, что восхищался ею. Также благодаря ей его мать больше улыбалась. А вот их дочь… Нимфадора была слишком колючей и ядовитой, слишком неуклюжей и бесцеремонной, чтобы Драко мог одобрить её.

Он также не одобрял Грейнджер — она была слишком дерзкой и злобной. Несмотря на это, Драко считал, что если они и должны спонсировать магглорождённых, то хотя бы самых умных на курсе. И как казалось, пообщавшись с ней в последний раз, он понял, что Грейнджер научилась у Андромеды кое-каким манерам. Жена Симеона, Анна, как и дядя Тед, была довольно неплоха для магглорождённой, хоть и чересчур хаффлпаффка, но она была привлекательной и хорошо воспитанной. Манеры Симеона были совершенны. Очевидно, Мариус Блэк хорошо обучил своего сына, хоть и был сквибом. Его движения и манера держаться были преисполнены скрытой силы, чем он походил на Сириуса.

Дрожь пробежала по спине Драко при мысли о главе рода Блэков. Сириус был точно таким грозным, как его описал «Ежедневный Пророк». Его сила сияла изнутри, она переливалась на его коже. Драко вспомнил рассказ матери о нём...

— Сириус был лучшим и худшим из нас. — Мать поднесла ко рту чашку с чаем и осторожно подула, прежде чем сделать глоток. Взгляд её голубых глаз затуманился воспоминаниями о нём. — Я помню лето, перед тем как Сириус поступил в Хогвартс. В загородном поместье был Летний бал, а Белла испортила мою праздничную мантию, чтобы устроить мне неприятности с матерью. Они всегда считали, что Белла была невинна как овечка, поскольку она была их любимицей. Сириус нашёл меня в слезах и... и он взял вину за это на себя. Отец ударил его и продолжил бы избивать, но вошёл лорд Арктурус и сказал, что сам накажет Сириуса. Сириус всегда защищал нас.

Она сделала ещё один глоток чая.

— Он защищал тех, кого любил, когда их обижали, а особенно Регулуса... — Мать вздохнула. — Белла часто скучала. Однажды она столкнула Регулуса со ступенек. Ему было восемь лет, и он отделался синяками и ссадинами на локтях. Анди подлечила его, но он потом держался рядом с Сириусом. На следующий день Сириус начал насмехался над Беллой, которая стояла наверху лестницы, и когда она бросилась к нему... Он выждал последнего момента и вдруг отпрыгнул. Она полетела с лестницы. Мы все кинулись к ней. Она лежала на полу, вокруг её головы начала расползаться лужа крови, обе её руки были вывернуты, нога сломана. Я помню, что вместо того, чтобы помочь ей, как он сразу же сделал с Регулусом, Сириус наклонился и прошептал ей на ухо, что в следующий раз, когда она причинит Регулусу боль, он убьет её. Когда появились родители, Сириус невозмутимо сказал, что Белла поскользнулась. Она провела в Св. Мунго неделю.

Драко тяжело сглотнул.

— Сложно себе представить, что Регулус в конце концов предал Сириуса, но… это так. Однажды он напал на Сириуса в Хогвартсе, как раз перед его выпуском, пытаясь произвести впечатление на Тёмного Лорда. Или пытаясь доказать, что его мать была права, и он стал новым наследником Блэков из-за ухода Сириуса из дома. Сириус справился с четырьмя дружками Регулуса, прежде чем ему на подмогу прибыл Джеймс Поттер. Под конец только Сириус и Джеймс стояли на ногах, тогда как Регулус валялся без сознания на полу. Регулус рассказал мне, что Сириус навестил его в больничном крыле посреди ночи и сказал, что легко с ним обошёлся, потому что они были братьями, но в следующий раз, когда Регулус попытается убить его, Сириус не будет столь милостив.

Наконец мать взглянула на Драко.

— Как видишь, лучше не сердить лорда Блэка. Если ты тронешь хоть волосок на голове Поттера... Что ж, я не сомневаюсь, что лорд Блэк сотрёт тебя в порошок. Ты понял?

Драко кивнул.

Громкий крик павлина из парка вернул Драко к реальности. Да, он не хотел злить лорда Блэка или обратить на себя его внимание. Ему было достаточно негатива во время семейной встречи. Он покраснел, вспомнив едкий тон и ироничный взгляд, направленные на Драко, будто он был незначительным и глупым. Нет, он боялся и уважал Сириуса Блэка. Он был могущественным волшебником, истинным и достойным лордом Блэком. Драко не хотел бы встать на его пути.

«Есть существенные преимущества в том, чтобы быть частью рода Блэков», — задумчиво рассуждал Драко. Сириус обещал ему награды за хорошее поведение и уже разорвал ужасную помолвку с Панси. Они с Панси дружили с детства, но он не был влюблен в неё и не видел её своей женой. Она была скорее умной, чем красивой, упрямой, а не послушной, и она скорее подлизывалась к нему, нежели проявляла настоящую симпатию... Нет, Панси не могла стать такой женой, какая ему нужна. Он хотел ту, что действительно любила бы его настоящего, а не потому, что он — Драко Малфой, и не хотела бы использовать его как ступеньку вверх по социальной лестнице. Панси была хорошей практикой в отношениях с девушкой, но кем-то большим? Хорошо, что ему не придётся больше беспокоиться об этом, потому что род Блэков позволит ему выбрать жену самостоятельно.

Нужно было сосредоточится на их с Поттером взаимоотношениях. Отец стал незаменимым для Блэка, являясь связующим звеном между родом Блэков и остальной частью чистокровных родов. Он мог бы стать тем же для Поттера.

Но было сложно строить отношения с тем, кого он ненавидел. Драко нахмурился. Ненависть — сильное слово, но подходящее. Он ненавидел Поттера, поскольку тот отказался пожать Драко руку в Хогвартс-экспрессе из-за Уизли. Одно только воспоминания об этом заставляло его кровь кипеть. Он никогда не чувствовал себя настолько униженным или отвергнутым. Он — Малфой! Никто никогда не отказывал ему.

За исключением Поттера.

Драко глубоко вздохнул и заставил себя посмотреть на вражду с Поттером логически, объективно и бесстрастно.

Сначала был отказ. Но Поттер защищал своего друга. Драко закатил глаза. Он мог понять причину, хотя и не считал, что Уизли стоило защищать. Будь Драко на месте Уизли в поезде, то он бы ужаснулся, если бы Поттер пожал руку Уизли. Так что... так что, возможно, он понимал, почему Поттер отверг его.

Затем начался бесконечный поток ссор и оскорблений, хотя задним числом Драко мог признать, что большинство из них спровоцировал он, остальные Уизли, а Поттер просто был рядом. Он посмотрел на сад. Почему он так часто придирался к Поттеру?

Он хотел доказать, что он лучше Поттера. Он хотел навлечь на него проблемы — как месть за то, что его не приняли в качестве друга; за то, что он Гриффиндорец, что он Золотой мальчик. Он хотел внимания Поттера.

Драко угрюмо смотрел на деревья. Перед началом его учёбы в Хогвартсе, отец завёл его к себе в кабинет...

— По моим надёжным сведениям Мальчик-Который-Выжил будет на поезде в Хогвартс. — Отец внимательно смотрел на него через стол. — Я надеюсь, ты не станешь восхищаться им, как многие из твоих школьных друзей?

— Конечно, нет, отец, — быстро ответил Драко. Мысль о том, чтобы стать льстивым фанатом, ужаснула его.

— Однако есть некоторая польза от хороших отношений с ним, — рассуждал отец, откинувшись на спинку стула. — Этот мальчик будет держать в руках большую власть в нашем обществе в ближайшие годы, не только как дурацкий Мальчик-Который-Выжил, но и как последний из рода Поттеров. Дамблдор спрятал его вдалеке от волшебного мира на долгие годы. Он нуждается в советах, и ты можешь помочь ему.

— Я понимаю, — горячо отозвался Драко.

Отец холодно улыбнулся.

— Вполне вероятно, что он будет распределён в Гриффиндор, Драко, но попытайся не допустить, чтобы это изменило твои взгляды. — Он сделал паузу, выражение его лица стало задумчивым. — Он может остерегаться нас из-за моей прошлой связи с Тёмным Лордом. Если это так, то я не буду разочарован, если ты не сможешь заполучить его расположения.

И, что было очевидным, Драко потерпел разгромное поражение благодаря самому себе. Но он использовал оправдание, которое дал ему отец, когда в письме рассказал ему о том, что Поттер отказался пожать ему руку. Он не хотел признавать свою неудачу и разочаровывать отца.

Но, возможно, теперь у него была возможность исправить ошибки прошлого... Поттер объявил перемирие в интересах рода. Грейнджер даже сказала Драко, что Поттер воспринял всё серьёзно и предупредил Уизли не провоцировать Драко. Со своим собственным нейтральным обетом, так или иначе, Драко был защищен от тех стычек, что были в прошлом. Тем более Поттер и Грейнджер даже были на удивление хорошей компанией на территории поместья, тем более когда вокруг них не болтался Уизли.

Что ж, с чистого листа.

Драко мог бы воспользоваться этим. Он мог бы поговорить с Поттером в пятницу на прощальном ужине с Симеоном и обсудить, как Драко может помочь ему со студентами Слизерина. Он медленно кивнул, наконец осознавая. В некотором смысле хорошо, что он стал частью рода Блэков. Может быть, он не был наследником, но в нём текла кровь Блэков, даже если он носил фамилию Малфой. Это, несомненно, поможет ему избавиться от любых претендентов, таких как Нотт, которые попытаются занять его место...

Но ему придётся работать с Ноттом, это очевидно. Род Блэков в альянсе, и Нотты явно намеревались быть полезными Поттеру. Драко прикусил губу, раздумывая над тем, как ему убрать Нотта с дороги, но при этом оставить в поле зрения...

— Ну, это было чёртовой тратой времени! — голос лорда Уилкиса донёсся из открытого окна под балконом, и Драко почти подпрыгнул на месте, его сердце тревожно забилось.

Он забыл, что кабинет отца был непосредственно под музыкальным залом. Он сидел молча и неподвижно, внимательно слушая.

— Я не хочу соглашаться с Норманом, но он прав, Люциус, — раздался тихий голос Нотта-старшего, — это пустая трата времени.

— Не совсем пустая трата времени, — спокойно поправил Люциус, — мы узнали от Яксли, что тот, кто пишет эти смертельные угрозы, владеет домовым эльфом.

— Мы уже знаем об этом! — пролаял Уилкис. — Мы знаем это с самой первой смертельной угрозы!

Смертельные угрозы? Глаза Драко расширились от понимая того, что они обсуждали.

— Нет, мы знали, что они однажды использовали его, чтобы в первый раз отправить письмо, — сказал Люциус, — то есть это мог быть любой человек, гостивший у волшебника с домовиком в доме. Теперь нам ясно, что у неизвестного есть возможность вызывать домового эльфа. Я удивлён, что Августа не предприняла никаких охранных мер против чужих домовиков.

— Каждый из нас, кто владеет домовом эльфом, утверждает, что не делал этого! — огрызнулся Уилкис.

— И никто из нашей компании не опустится до лжи? — спокойно спросил Люциус.

Драко почти фыркнул, но сдержался. Если он раскроет себя, отец будет в ярости — скорее от того, что он так глупо выдал себя, чем от того, что подслушивал.

— Я не думаю, что кто-то лжет, — сказал Нотт авторитетно, — все знают, что нам нежелательно привлекать к себе внимание, особенно сейчас.

— Траверс кипятится, потому что кто-то крадет его славу, — сухо заметил Люциус. — Вам стоит прочитать письмо, которое я от него получил.

— Как вы думаете, кто этот идиот, нарушивший планы на Чемпионат Мира? — грубо спросил Уилкис.

Возникла пауза. Затем отец ответил:

— Я не уверен, — признался он, и Драко услышал огорчение в его голосе, — но, кажется, он работает против нас, а не с нами.

— Чёртов идиот! — зарычал Уилкис. — Хотел бы я достать его и проклясть на всю неделю! Вы знаете, как я близок к мирному договору с Блэком? И Селвин?

— Не стоит беспокоиться об этом, Норман, — попробовал успокоить его Люциус. — Я уже намекнул Блэку, что это были не мы, и заверю его в этом ещё раз на завтрашнем матче.

— Он всё ещё собирается на Чемпионат Мира? — спросил Нотт удивленно.

Люциус рассмеялся, низко и зловеще.

— Конечно. Ты думал, гриффиндорца удержит угроза смерти?

— Прошлой ночью он отослал мальчика домой, — заметил Нотт.

— Едва ли он мог оставить его там, зная, что кто-то прислал ему смертельную угрозу и, вероятно, находится в одной с ним комнате, — прорычал Уилкис. — Но у него стальные яйца, если он появится на матче, несмотря на две записки с угрозами.

— Я уверен, что он организует дополнительные меры безопасности, — сказал Люциус.

Повисла тишина, и сердце Драко забилось, когда он переварил информацию.

— Как вы думаете, это Он? — вдруг спросил Уилкис. — Или Петтигрю?

— У Тёмного Лорда не было домовиков в обслуге, как и у Петтигрю, — тут же ответил Люциус. — Не уверен, что эти угрозы исходят от Тёмного Лорда.

— Тогда от кого?

— Очевидно, есть ещё одна сторона, — догадался Нотт. — Либо другой последователь Тёмного Лорда, о котором мы не знаем, или кто-то, у кого зуб на Поттера.

— Последнее наиболее вероятно, да? — спросил Уилкис.

Люциус откашлялся.

— Петтигрю. Нужны ещё слова?

— Что ж, Петтигрю был секретным шпионом Тёмного Лорда! Но это не значит, у него был таких десяток! — ответил Уилкис.

— У его последователей также были помощники, которые держались в тени, но были известны Тёмному Лорду, — возразил Нотт. — У Кэрроу был тот вампир, которого держали в секрете, пока они не убежали, чтобы жить с ним после войны. У Лестрейнджей был Крауч-младший, который жил с Рабом... По-видимому, это те, о которых я знаю на данный момент. Подозреваю, что у Селвина есть кто-то, кто контактировал с сообществом оборотней в те годы, и Мальсибер, вероятно, спрятал кого-нибудь, он редко бывал дома в последние дни войны.

— Это имеет смысл, — сказал Люциус. — Возможно, мы должны обратить внимание на тех, кто в Азкабане. Там могут быть подсказки, которые мы упустили. У многих из тех, кто заключен в тюрьму, были домашние эльфы, которые, возможно, остались верны тайным любовникам или компаньонам.

— Это идея для расследования, — согласился Нотт. — Расскажешь Блэку?

— Конечно, — сказал Люциус.

Уилкис фыркнул.

— Ну, если мы закончили обсуждать это, то можно перейти к чёртову комитету по делам магглов, Люциус...

Драко откинулся на спинку стула, задумавшись. Кто-то не из старой группы его отца посылал смертельные угрозы? Старые последователи Тёмного Лорда не участвовали? И кому принадлежит домовой эльф? Его голова пухла от информации.

Он тихо покинул балкон и поспешил обратно в мэнор. Спускаясь по главной лестнице, он увидел мать в коридоре, видимо, ожидающую его, и замер.

— Мама, — осторожно сказал Драко. Его мать всегда был добра к нему, ласкова с ним в детстве, пока он не отказался от её объятий и уюта, но она не любила непослушания.

— Скажи мне, Драко, — тихо сказала мать, — где твой гость? — Она уже очертила чары конфиденциальности вокруг, и Драко побледнел, поняв свою ошибку.

Он оставил Нотта в столовой — одного и свободно перемещающегося по мэнору без присмотра. Мало того, что он проигнорировал приказ матери, так ещё и несколько правил этикета, бросая гостя одного в своём доме.

— Прошу прощения, мама, — поспешно сказал Драко, склонив белокурую голову, — мы с Ноттом поспорили, и я совершил ошибку, покинув комнату, чтобы успокоиться. Я уже направлялся на его поиски, чтобы извиниться.

Выражение её лица не смягчилось.

— Мы ещё поговорим об этом позже, Драко, — пообещала она ему. — А сейчас твой гость ждёт тебя в библиотеке.

Драко поклоном поблагодарил за информацию и покинул мать, прежде чем она смогла сделать ему ещё больший выговор. Библиотека мэнора была ещё одним любимым местом Драко в детстве. Он помнил, как сворачивался с матерью в одном из больших кожаных кресел, пока она учила его читать; помнил вечера, проведённые с отцом за уроками за полированным дубовым столом в центре комнаты. Он редко посещал её теперь.

Нотт сидел за тем же столом. Драко скривился — он вёл себя здесь, как дома, но торопливо присел напротив него. Нотт бросил на него настороженный взгляд внимательных тёмных глаз.

— Ты всё же нашёл меня.

— Ты всегда в какой-нибудь библиотеке, — сказал Драко, умолчав о подсказке матери. Он усмехнулся. — Не понимаю, как ты не попал на Равенкло.

Нотт рассмеялся.

— На самом деле я просился в Равенкло, и Шляпа сказала, что он не подойдет мне. Видимо, жажда знаний для достижения целей — это амбициозность, а не просто стремление к знаниям.

Драко нахмурился. Иногда он сожалел, что его собственная сортировка не заняла и секунды. Он даже не пытался поговорить со Шляпой. Он повторял про себя: «Слизерин, Слизерин, Слизерин» с момента, как назвали его фамилию и до того, как безобразная Шляпа едва коснулась его головы.

Он откашлялся и проглотил едкую реплику, готовую вырваться.

— Я хотел бы сделать тебе предложение.

— Я не заинтересован в тебе в этом смысле, Малфой, — сказал Нотт скучающим тоном.

— Что?! Нет! Я… — Драко наконец заметил смех в глазах Нотта и вздохнул. — Очень смешно, Нетт!

— О, Нетт-Нотт-каламбур! — Нотт ухмыльнулся. — Как будто я не слышал этого прежде!

— Ты хочешь услышать моё предложение? — требовательно спросил Драко, пытаясь побороть раздражение.

Нотт пожал плечами и закрыл книгу, которую читал, подняв бровь в ожидании.

Драко снова откашлялся, необъяснимо нервничая. Он знал, что его обычный подход «Я Малфой, вы будете делать так, как я скажу» не сработает. И он должен был попытаться хитрить, как когда-то учил его отец.

— Мне кажется, что ты собираешься сделать попытку переворота на Слизерине. Ваш род находится в союзе с Блэком, хоть и в мирном соглашении. Ты хочешь быть полезным для Поттера, став для него связующим звеном с другими чистокровными наследникам в Хогвартсе, предполагая, что у меня этого не выйдет. Таким образом ты добьёшься силы и власти.

Он откинулся на спинку стула и посмотрел на Нотта с, как он надеялся, невозмутимым видом.

— У меня нет никакого желания позволять тебе занять мое место. Может быть, я медлил, чтобы приспособиться к новой динамике после возрождения рода Блэков, но… — он посмотрел на Нотта с откровенным превосходством, — ты не понял, что насколько я Малфой, настолько же я и Блэк. Поттер и я — родственники по крови и по роду. Он серьёзно к этому относится. Мы уже объявили о перемирии. Если возникнет спор, чью сторону, по-твоему, он займёт — родственника, который присягнул ему на верность, или связующего со Слизерином, который просто дал клятву не поднимать палочку против него?

Тёмные глаза Нотта еле сдерживали гнев, прежде чем выражение его лица сгладилось.

— Ну и ну, ты, наконец, откопал в себе слизеринца, Малфой, — указал он на него. — Моя очередь. В тебе, может, и течёт кровь Блэков, и вы, возможно, договорились о перемирии, но у твоих отношений с Поттером плохая история. Он ещё долго не будет доверять тебе. Моя политическая программа не далека от его, но я нисколько не удивлюсь, если ты о ней даже не догадываешься. У меня есть союзники из альянса Поттера, а у тебя — нет. И для того, чтобы быть связующим звеном, нужно доверие обеих сторон. Некоторые из твоих друзей могут последовать за тобой как щенки, Малфой, но не все из них. Я думаю, что у меня есть хорошие шансы получить доверие Поттера, вне зависимости от вашего семейного родства.

Драко склонил голову в знак согласия, даже несмотря на то, что его кровь вскипала от осознания, что Нотт был прав.

— Таким образом у нас есть выбор, мы можем бороться друг с другом за первое место, противореча союзническим клятвам между нашими двумя родами, или мы можем прийти к компромиссу.

— Что ты предлагаешь? — спросил Нотт, не споря с утверждением Драко.

— Я предлагаю работать вместе, — сказал Драко. — Это то, чего хотят наши родители и это подчеркнёт политическую позицию наших родов. Ты поможешь мне сохранить мою позицию на Слизерине, а я буду помогать тебе получить свою собственную власть и авторитет. Мы работаем в команде для Поттера. Моя кровь Блэков и высокое положение поспособствуют доверию к нам со стороны слизеринцев, а твоё отсутствие проблем в отношениях с Поттером поможет нам заполучить его доверие.

— У твоей идеи есть определённый смысл, — медленно сказал Нотт, подумав. — Я поразмыслю над этим.

Драко кивнул. Этого достаточно, он и не ожидал получить всё сразу. Нотт не был импульсивным. В то же время Драко намеревался использовать остаток недели в свою пользу. Закрепить своё начинание с Гриффиндором и заложить основу для своей новой должности связующего.

— Теодор! — Голос лорда Нотта у дверей привлёк их внимание. Старший Нотт вошёл в комнату, его сын поспешил навстречу отцу. Драко поднялся и слегка поклонился.

— Лорд Нотт.

— Драко, спасибо за то, что составил моему сыну компанию сегодня утром, — сказал лорд Нотт.

«Молчание — золото», — решил Драко и склонил голову в знак признания благодарности.

— Да, спасибо, — сухо сказал Нотт, но не стал говорить, что Драко бросил его одного. — Скоро увидимся, Малфой.

Отец и сын ушли, Драко издал небольшой вздох облегчения. Он вышел из библиотеки и решил, что готов для того, чтобы полетать на метле. Он направился в свою комнату, чтобы взять Нимбус и переодеться для квиддича.

У выхода его остановили родители. Он удивлённо замер, увидев их вместе. Они редко совместно обсуждали что-либо с ним, и это его расстраивало.

— Мама, отец, — Драко неуверенно потоптался на месте.

Мать села в кресло, а отец встал рядом с ней.

— Садись, Драко, — приказал ему отец.

Драко сел на диван напротив матери.

— Если речь о том, что произошло сегодня утром с Ноттом...

— Нет, хотя я был разочарован, услышав от матери, что ты позволил произойти ссоре и проигнорировал гостя, дав ему необоснованную свободу в нашем доме, — кратко сказал его отец. — Тем не менее, речь пойдет не об этом, — он посмотрел на жену.

Она поправила юбку и хладнокровно встретилась взглядом с Драко.

— С июля мы с твоим отцом обсуждаем возможность завести ещё одного ребенка. Мы договорились о том, что дочь будет хорошим дополнением к нашей семье. Мы хотим знать твоё мнение, прежде чем принять окончательное решение.

Ребёнок?!

Его нос автоматически сморщился. Дети же шумные и вонючие и... и дети! Почему они хотят ещё одного ребенка? Внезапно сомнения одолели его. Почему его не достаточно?

— Я всегда хотела сына и дочь, Драко. — Мать, казалось, прочитала его мысли. — Тем не менее, сын был большим приоритетом в качестве нашего первого ребенка и после поражения Тёмного Лорда в восемьдесят первом, важнее было восстановить свои позиции и статус, чем заводить ещё одного ребёнка.

— Я не осознавал, что твоя мама так хотела дочь, — тихо добавил отец, — иначе мы бы обсудили этот вопрос пару лет назад.

— Понимаю. — Драко беспокойно прикусил губу, но быстро исправился.

Было ясно, что это было желанием матери. Отец, по-видимому, поддержал его. Драко поднял голову и взглянул на ничего не выражающее лицо отца — он делал это, чтобы успокоить жену — жену, которая была Блэк и которая главенствовала в их браке.

Понимание ситуации обрушилось на Драко, и он сдержал желание ухмыльнуться отцу. «Очевидно, я многое пропустил, пока обижался», — задумался Драко. Он не учёл того, как новые обстоятельства повлияли на брак родителей. Таким образом мать сохраняла равновесие сил. Отец знал, что она хотела больше детей, и теперь он поддался её требованию — возможно, чтобы нейтрализовать её и удержать на своей стороне в их отношениях с лордом Блэком.

Это также означало, что отныне Драко было важнее угодить матери, чем отцу. Иметь маленькую сестру, возможно, было бы не так уж и плохо. Разница в возрасте была такой, что у него не возникнет необходимости общаться с ней или делить с ней что-либо — кроме родителей и дома. Это может раздражать, но, с другой стороны, у неё, вероятно, будут свои собственные комнаты, и мэнор достаточно велик, чтобы избегать друг друга большую часть времени. Сестра была бы полезным активом при образовании альянсов... без помолвок, но свидания будут позволены...

— Если это обрадует вас, мама, то я буду счастлив иметь сестру, — официально сказал Драко.

Мать искренне улыбнулась, отчего стала выглядеть намного моложе. Она встала и подошла к сыну, чтобы приобнять его.

— Спасибо, Драко.

— Да, спасибо, Драко, — растягивая слова, поблагодарил отец. — Мы дадим тебе знать, если твоя мать забеременеет, пока ты будешь в школе, но ты должен знать, это может занять пару месяцев.

Драко слегка покраснел из-за намёка на сексуальную жизнь своих родителей. Он не хотел думать об этом.

— Спасибо, отец.

— Ну, мы оставим тебя полетать, — сказала мать, нежно сжимая его руку. — Будь осторожен.

Они ушли так же быстро, как и пришли, и Драко решил не думать об этом. Он хотел летать — летать и думать о том, как сделать так, чтобы Поттер доверился ему. Ему нужно было составить план.

o-O-o

Гарри улыбнулся ребенку, которого кормил, со странным удовлетворением. Джейсон взмахнул маленькими ручками, жадно проглотив очередную ложку овощного пюре.

— Ты ему нравишься, — прокомментировала Анна, вытирая лицо Джейсона влажной тканью, прежде чем сесть за обеденный стол рядом с Гарри.

— Мне он нравится, — просто сказал Гарри. — Он отличный малыш.

— И ты станешь отличным отцом когда-нибудь, — сказала Анна, тепло улыбаясь ему.

Гарри почувствовал, что краснеет, щёки запылали от её похвалы. Он поблагодарил Мерлина, что она простила его за ситуацию с благословением в тот день, когда они с Симеоном прибыли.

— Надеюсь, это случится нескоро, — отрезал Ремус, удивив их обоих своим присутствием — он прислонился к дверному косяку со скрещенными руками и ногами, с ухмылкой на лице, — думаю, что Сириус взбесится, если Гарри сделает его дедушкой в ближайшее время.

Анна засмеялась.

— Ты имеешь в виду взвоет? — Ей ужасно нравилась анимагическая форма Сириуса; она шутила, что заморозит его в форме Бродяги и заберет в Австралию в качестве домашнего животного.

— Ну, пока я не собираюсь становиться отцом, поэтому Сириус может спать спокойно, — парировал Гарри, а его щёки запунцевали. Мерлин, он не хотел думать о том разговоре снова, независимо от того, насколько прекрасно было видеть отца в воспоминаниях Сириуса.

Ремус показал большой палец поверх его плеча.

— Сириус в своём кабинете объясняет журналистам, какие вопросы можно задавать, а какие нет. Ты скоро понадобишься.

Гарри неохотно кивнул, с отвращением на лице встал из-за стола и передал ложку Анне. Он не хотел давать интервью, но они с Сириусом обсудили это и договорились на интервью для прессы после освещения заседания Визенгамота. Смысл был в следующем: дать прессе подробное интервью перед учёбой в Хогвартсе, чтобы снизить внимание к нему, когда те прибудут на Турнир Трёх волшебников.

Это в теории.

Они обсуждали возможность отмены интервью после последней смертельной угрозы, но Гарри не хотел давать повод тем, кто угрожал ему, думать, что они срывают какие-либо планы. Сириус также согласился, что они не отменят посещение Чемпионата Мира, но он взял с Гарри обещание, что тот всё время будет рядом с ним или Ремусом, или другим одобренным ими взрослым волшебником (Гарри предполагал, что это будет Билл).

Ремус быстро осмотрел его и кивнул, одобряя его наряд: элегантную тёмно-зеленую мантию, украшенную гербами родов Блэков и Поттеров, под которой виднелись классические чёрные брюки и зеленоватая шёлковая рубашка под цвет мантии. Волосы Гарри подверглись Успокаивающему заклятию Сириуса, а золотая оправа очков сверкала. Кольца лорда Поттера и наследника Блэков отчетливо виднелись на его правой руке.

— Полагаю, что Сириус выбирал наряд, — сказал довольный Ремус.

— Он хотел, чтобы я надел штаны из драконьей кожи, — пожаловался Гарри, следуя за ним по коридору в библиотеку. Шёлковая рубашка была частью компромисса, потому что с мантией у него проблем не было.

Они вошли и остановились при виде стройной девушки, стоящей перед одной из книжных полок и, по-видимому, разговаривающей вслух. Её длинные светлые волосы блестели под светом ламп. Она была одета в однотонную бледно-голубую мантию, а её палочка была заправлена ​​за ухо. На шее висело ожерелье, сделанное из пробок от сливочного пива.

Ремус прокашлялся, привлекая её внимание.

— Луна, верно?

Девушка обернулась, её большие серебряные глаза расширились от удивления.

— Профессор Люпин! — счастливо улыбнулась она. — Так замечательно видеть вас снова!

— Мне тоже, Луна, — любезно отозвался Ремус. — Это Гарри. Гарри, это Луна Лавгуд. Я так понимаю, ты здесь со своим отцом, Луна?

— Вы совершенно правы, профессор, — ответила Луна.

— Я больше не профессор, Луна, — мягко поправил её Ремус. — Ты можешь называть меня Ремусом.

— Вы всегда будете профессором, профессор, — ответила ему Луна тем же нежным тоном. — Ничего не меняет того, кем вы являетесь, и вы всегда будете профессором, независимо от того, какую работу выполняете. — Она широко улыбнулась.

Ремус выглядел удивлённым, и Гарри подавил смешок. Луна как будто услышала его мысли, её серебристый взгляд переместился на него.

— Я вижу, Пузырчатые Ворчуны оставили тебя, Гарри. Ты выглядишь намного лучше.

— Спасибо, — вежливо сказал Гарри, задаваясь вопросом, что она имела в виду — это описание хорошо подходило Вернону и Дадли, если она имела в виду их, то как она узнала? Он вспомнил слух о том, что Луна — истинная провидица, и слегка вздрогнул. — Ты с Равенкло, не так ли?

— Иногда, — неопределённо ответила Луна, — а иногда — нет. Ты не находишь, что быть одним и тем же всё время немного скучно?

Гарри улыбнулся ей.

— Полагаю. Я никогда не думал об этом.

Луна близко наклонилась к нему, будто доверяя нечто очень важное.

— Я думаю, что тебе подойдет быть вороном.

— Вороном? — опешил Гарри. Она имела в виду, быть равенкловцем? Ну, он стал больше внимания уделять учёбе...

— Конечно, ворон является как хитрецом, так и воином; тем, кто яростно защищается и приносит смерть, без которого мир бы рухнул…

Гарри вздрогнул, когда её глаза, излучающие странную силу, встретились с его.

— Они свободно парят, но играют в салки с волками и собаками...

Его глаза расширились. Луна вдруг улыбнулась, и напряжение спало.

— ...и также легко отвлекаются на что-то блестящее… — она чуть наклонила голову, — как снитч.

Гарри не мог сдержать небольшую улыбку.

— Мне нравятся снитчи.

— Мне тоже, — беззаботно ответила Луна. — Но они не такие интересные, как буднящая шица.

— Я не слышал о них раньше, — сказал Гарри. Он начинал понимать, почему сокурсники считали её странной и обескураживающей. Но она понравилась ему — и кто не был странным, в конце концов?

Луна хмыкнула.

— Я могла бы рассказать тебе о них, если хочешь? — Её голос звучал нерешительно.

— С удовольствием послушал бы, — тут же ответил Гарри.

— Но сейчас у него интервью, — прервал их голос Сириуса, полный веселья.

Гарри чуть не подпрыгнул и бросил взгляд на Сириуса, стоящего у входа с улыбкой на лице, его глаза радостно сияли. Гарри покраснел, зная, что Сириус позже будет дразнить его из-за этого разговора с Луной.

— Не волнуйся, Гарри, — громким шепотом посоветовала Луна, — блохи отвлекут его.

Брови Сириуса взлетели от её слов. Она безмятежно улыбнулась, глядя на него. Сириус покачал головой и махнул рукой в ​​сторону кабинета.

— Готов, Гарри?

Гарри поморщился.

— Наверное.

Ремус похлопал его по плечу.

— Не хотел бы я быть на твоём месте, Гарри.

Гарри нахмурился.

— Разве ты не должен сказать что-то вроде «удачи» или «ни пуха, ни пера»?

— Это работа Бродяги, — весело заявил Ремус.

— Зачем ему желать, чтобы у тебя не было перьев? — спросила Луна.

Сириус фыркнул и попросил Гарри пройти в кабинет. Тот распрямил плечи и тихо попрощался с Луной. Он вошёл в святая-святых, кабинет Сириуса, и быстро оглядел гостей. В уютной зоне отдыха с явным нетерпением на лицах сидели три журналиста и фотограф.

Сириус начал знакомить всех, а Гарри поприветствовал каждого, внимательно их оглядывая.

Ксено Лавгуд был одет в ярко-жёлтую мантию и странно улыбался. Вкупе со своими длинными белыми волосами, он напомнил Гарри безумного учёного. Рита Скитер сидела рядом с ним на том же мягком диване. Её волосы, очевидно, были осветлены в отличие от естественного цвета волос Луны, а на губах сияла кроваво-красная помада. Её взгляд за стёклами больших очков был крайне расчетлив. Гарри быстро переключился на последнего репортера, представителя международной прессы — Курта фон Тута. Неприветливое выражение лица волшебника вкупе с тёмными волосами и бородой напомнили Гарри о медведе гризли, но тот тепло улыбнулся ему, и Гарри ответил тем же. Фотографом была тихая девушка, которую Сириус нанял по этому случаю — Опал Гидди. Стены кафе рядом с Норой были увешаны фотографиями, и Сириусу они понравились. Во время интервью она будет делать репортажные снимки, а не постановочные.

Сириус подвёл Гарри к пустому стулу напротив журналистов.

— Итак, хотел бы ещё раз вам напомнить, что каждый может задать Гарри три вопроса — в сумме получится девять. Гарри может отказаться отвечать на любой из них или я могу решить вмешаться и запретить ему отвечать, но тогда вы можете спросить что-то ещё. Уточняющий вопрос к ответу Гарри разрешен и не будет входить в разрешённый лимит. Все готовы начать?

Гарри отметил, что Сириус не отошёл от него. Журналисты кивнули.

— Что ж, раз мисс Скитер выиграла жеребьевку... она начнёт, потом Курт, затем Ксено, — Сириус махнул Рите рукой.

Рита улыбнулась, и Гарри попытался не обращать внимания на помаду на её зубах.

— Гарри, ты многие годы рос в мире магглов, прежде чем твой крёстный был оправдан за убийство твоих родителей и ему разрешили опеку над тобой…

Её сладкий тон резко контрастировал с её мерзкими формулировками.

· ...насколько тебе нравится волшебный мир?

— Я люблю его, — честно ответил Гарри, стараясь игнорировать резкость вступительной части, и сосредоточиться на вопросе. — Я сразу полюбил его, как только узнал, что являюсь волшебником, с моего первого похода в Косой переулок, куда я пошёл купить школьные принадлежности для первого года обучения. Мне нравится постоянно жить в волшебном мире. Сириус и остальные из моей семьи рассказали многое о моём наследии и культуре волшебного мира этим летом. И это было здорово.

Ксено откашлялся.

— Тогда я задам дополняющий вопрос. Что тебе больше всего понравилось из того, что ты видел, Гарри?

— Хм, это сложный вопрос, — сказал Гарри, не зная, как ответить. — Я бы, наверное, ответил, что квиддич, и я действительно с нетерпением жду Чемпионата Мира по квиддичу. Но я видел гонки на метлах, они доставили мне много удовольствия, и финал по дуэлям был фантастическим.

— Ты не получил удовольствия от Визенгамота? — спросил Ксено, прежде чем Курт успел заговорить.

— Визенгамот — очень особенный по многим причинам, — ответил Гарри, уверенный в своём ответе, так как они с Сириусом обсуждали его в ходе подготовки к интервью. — Для меня является честью сидеть на месте моей семьи и принимать обеты от альянса Поттеров. Но я ещё не готов занять моё место там и, как и Сириус, я думаю, что было бы неплохо, если бы я сделал что-то ещё, прежде чем полностью шагнуть на политическую арену, чтобы расширить свой кругозор. Думаю, на данный момент я хотел бы сделать что-то в квиддиче, но я пока не решил.

Курт опередил Ксено, прежде чем тот задал ещё один «уточняющий» вопрос.

— Ты утверждаешь, что любишь волшебный мир. Каков твой взгляд на мир магглов и самих магглов?

Гарри облизал губы.

— Думаю, что мир магглов — это другая культура, но другая — не обязательно плохая. Магглы умны и изобретательны, они придумали достаточно выдающихся вещей. Их технологии представляют проблему для волшебного мира и статута секретности, но я думаю, что если мы будем плотнее работать с маггловским правительством, над чем и работает комиссия по делам магглов, мы сможем найти решение, которое защитит оба наших мира.

— Но ты бы выбрал жить в волшебном мире, а не маггловском? — быстро спросил Курт, бросив взгляд на Риту, которая намеревалась задать свой следующий вопрос.

— Я думаю, что магглам трудно понимать детей с магией, — честно сказал Гарри. — Когда моя тетя попрощалась со мной, то сказала, что было бы лучше, если бы я был воспитан волшебниками. Думаю, она имела в виду то, что мне было бы лучше расти с теми, кто понимает магию и знает, что опасно, а что — нет, и как исправить ситуацию, когда что-то случайно пойдет не так.

Он заметил, что все три репортера, казалось, заворожены тем, что он говорит.

— Кроме того, мне нужно многое узнать о своей семье и политике нашего мира, чтобы быть в состоянии сделать всё возможное, когда я займу место Поттеров в Визенгамоте, — то, о чём я не знал, живя с моей маггловской тётей. Но это не значит, что жить в мире магглов плохо. Это просто мне не подходит.

Рита откашлялась.

— Двигаемся дальше. Гарри, расскажи о твоём усыновлении лордом Блэком.

Гарри с опаской посмотрел на неё.

— И что вы хотите знать?

— Всё! — звонко заявила Рита.

Гарри переглянулся с Сириусом.

— Я очень счастлив, — просто сказал он. — Когда Сириус сказал, что хочет усыновить меня, это был лучший момент в моей жизни. И он отличный отец.

Сириус просиял от его слов. Ксено также лучезарно улыбнулся ему.

— Почему бы тебе не описать обычный день твоей жизни, Гарри?

— Ну, обычный день… — Гарри внимательно обдумывал свой ответ. Он, очевидно, не мог сказать, что типичный день включает в себя поиск предметов, которые удерживали Волдеморта среди живых, и надежды, что он не должен будет противостоять ему в ближайшее время. — Ну, все мы завтракаем вместе — Сириус, Ремус, Добби и я.

Ксено нахмурился.

— Я знаю, что Ремус Люпин ваш управляющий, а Добби?

— Наш домовик, — сказал Гарри.

— Вы завтракаете с домовиком? — спросила Рита, широко распахивая глаза.

Гарри отрывисто кивнул.

— Он часть нашей семьи, почему бы ему не есть с нами? В общем, мы завтракаем, а затем делаем зарядку. Обычно у меня занятия в течение дня, например, управление недвижимостью и этикет или мы обедаем где-нибудь с друзьями. Как правило, ужинаем мы тоже с друзьями, но по вечерам остаемся дома, играем в игры или делаем что-то другое, доставляющее удовольствие.

Возникла пауза, пока все они записывали его ответ. Курт серьёзно посмотрел на Гарри.

— Ваше Министерство довольно серьёзно подвело твоего крёстного, что навредило его репутации за границей. Что ты думаешь об этом?

— Я думаю, что ваше заявление не совсем корректно, — честно ответил Гарри, — нынешняя администрация многое сделала для исправления ошибки правосудия, от которой пострадал Сириус. Это произошло благодаря расследованию Амелии Боунс, которое было инициировано министром Фарджем, после чего Сириус был оправдан. Я понимаю, что во время войны Министерство, под руководством министра Багнолд, было под давлением, и они полагали, что косвенных улик было достаточно. Но эта ситуация показала, что мы не можем пренебрегать законом. Каждый имеет право на справедливое судебное разбирательство и наказание, независимо от того, является ли вина этого человека очевидной или нет.

Курт улыбнулся.

— Что насчет Дамблдора? Он был Верховным Чародеем, который обязан обеспечить надлежащий судебный процесс. Он продолжает занимать эту должность по сей день и имеет значительное влияние на международной арене.

— Это ваш третий вопрос, Курт? — вставил Сириус, прежде чем Гарри смог сказать что-нибудь. — Потому что это похоже на следующий вопрос, а не на разъясняющий?

— Виноват! — сказал Курт. — Но вы должны понимать мировой интерес к этому.

— Альбус извинился за свою часть в том, что произошло, — спокойно ответил Сириус, — я принял его извинения, так как все мы люди и делаем ошибки — даже Альбус Дамблдор. Двигаемся дальше.

— Тогда мой черед! — сказала Рита, хотя её глаза светились весельем от разговора между Сириусом и Куртом. Она взяла паузу, чтобы придать своему лицу выражение серьёзной озабоченности. — Боюсь, я не могу сидеть здесь, не спросив тебя о недавних смертельных угрозах.

Гарри выжидающе посмотрел на неё, когда она замолчала. Был ли там вопрос, который он пропустил? Он посмотрел на Сириуса.

— Рита, — спокойно сказал Сириус, — если вы хотите спросить Гарри о смертельных угрозах, то вы можете сформулировать вопрос так, чтобы у Гарри был выбор: отвечать на него или решить, что он не хочет этого делать.

Рита бросила на него недовольный взгляд, но коротко кивнула.

— Мои читатели хотят знать, что ты думаешь о недавних смертельных угрозах и о том факте, что кто-то хочет тебя убить. Как ты себя ощущаешь, что делается, чтобы защитить тебя, Гарри?

Гарри и Сириус обменялись ещё одним недовольным взглядом, так как Рита объединила три разных вопроса в одном контексте.

— Честно говоря, я думаю, что смертельные угрозы больше огорчают моих друзей и семью, чем меня. Я вроде привык к тому, что на меня направлено нежелательное внимание…

Гарри заерзал на стуле, пытаясь сложить свои мысли во что-то понятное, не упоминая о том, что он привык к тому, что его жизнь под угрозой, поскольку Волдеморт нападает на него каждый год.

— Кем бы они ни были, я считаю, что они трусливы, — резко сказал он, стараясь не смотреть на Сириуса, зная, что он поморщился от его прямоты. — Они, по сути, угрожают четырнадцатилетнему — храбрецы ли они? Честно говоря, меня выводит из себя то, что они доставляют неприятности другим людям. Как я понимаю, что миссис Вэйн была шокирована последней угрозой, и они сорвали вечеринку мадам Лонгботтом, которая очень старалась организовать всё по высшему классу.

— Значит, ты не беспокоишься за себя? — давила Рита.

— Немного волнуюсь, — признался Гарри, — я имею в виду, что неприятно знать, что кто-то хочет убить тебя, но... Волдеморт пытался убить меня, когда мне был год, так что это не первый раз, когда кто-то охотится за мной, и я понимаю, что некоторые из его сторонников могут захотеть отомстить или убрать меня с дороги. Я просто... Думаю, я расстроен. Я хотел бы жить нормальной жизнью, насколько это возможно и смертельные угрозы — это ненормально.

— И что делается для твоей защиты? — снова спросила Рита.

— Я уверен, что ваши читатели поймут, что мы не можем рассказать какие конкретные дополнительные меры безопасности мы проводим, — вмешался Сириус прежде, чем Гарри смог ответить. — Я скажу следующее: мы не позволим диктовать нам условия, но мы принимаем разумные меры безопасности для Гарри.

— Спасибо, лорд Блэк, — сладко пропела Рита и откинулась на спинку стула, довольная тем, что она получила подтверждение того, чего хотела — заявление о смертельных угрозах.

— Снова я, — весело сказал Ксено, — так, Гарри, если бы ты мог сказать или попросить о чем-то волшебный мир, что бы это было?

Гарри сжал губы, пока раздумывал. Было огромное множество вещей, о которых он хотел бы сказать, но знал, что большинство из них не имели политической подоплеки и вызвали бы проблемы у Сириуса, так что...

— Есть много того, о чём я хотел бы сказать или попросить, — начал Гарри, встречаясь взглядом с Ксено, — но если бы я мог прямо сейчас сказать только одно волшебному миру, то я бы сказал, что мои родители — это те люди, которых должны чествовать как героев. Что бы ни случилось, они были теми, кто спас меня и волшебный мир от Волдеморта. Так что, если я могу попросить только об одном: если кто-то видит во мне... героя, Мальчика-Который-Выжил, вместо этого отдайте дань уважения моим родителям. Они настоящие герои.

В поддержку Сириус положил руку ему на плечо, чтобы Гарри знал, что он гордится им.

— Ты знаешь это наверняка? — тихо спросил Ксено.

— Я… — Гарри сделал глубокий вдох, — в прошлом году, когда дементоры были в Хогвартсе, то они заставили меня вспомнить.

Рита резко вдохнула.

— Я слышал, как мой папа сказал маме, чтобы она взяла меня и убегала. Он отдал свою жизнь в борьбе, чтобы спасти нас, чтобы попытаться остановить Волдеморта, который хотел добраться до нас… — продолжил Гарри, понимая, что от эмоций у него сел голос, и рука Сириуса сжала его плечо. — И я слышал, как мама умоляла Волдеморта оставить меня в живых. Она стояла передо мной, готовая отдать свою жизнь, чтобы спасти мою. Они мои герои.

Повисла долгая, горькая тишина. Затем Курт откашлялся.

— Ну, я боюсь, что у меня остался последний вопрос, и это одна из самых серьезных тем международного значения, — он сделал паузу, все повернулись к нему, его тёмные глаза встретились со взглядом Гарри, и тот увидел в них намек на озорство, — как ты думаешь, кто выиграет Чемпионат Мира по квиддичу?

Это успешно разрядило обстановку. Все они залились смехом.

Гарри украдкой вытер уголок глаза, где скатилась слеза и посмотрел на международного репортера с благодарной улыбкой.

— Мой друг, Рон Уизли, эксперт по квиддичу, и он считает, что Ирландия выиграет, но Виктор Крам поймает снитч и закончит игру, — его улыбка стала ещё шире. — Я научился не спорить с Роном в вопросах квиддича или шахмат так что... Вот мой ответ.

Сириус хлопнул в ладоши.

— Всё, народ, закончили интервью! — Он увёл репортеров и фотографа с благодарностями и напоминанием о том, что все черновики должны быть утверждены им перед публикацией, оставив Гарри в кабинете одного.

Ремус просунул голову в комнату и усмехнулся.

— Всё в порядке?

Гарри пожал плечами.

— Кто знает? — Он подождет, пока не увидит готовые статьи. Он встал и потянулся. — Не думаю, что я сказал что-нибудь слишком глупое.

— Отлично! Вот это настрой, — весело сказал Ремус. — Пошли. Кричер уже приготовил ужин. Надо пораньше лечь спать.

Ужин прошёл в дружественной и тёплой атмосфере. Это был один из немногих вечеров, когда были только Симеон, Анна, Сириус, Ремус и Гарри — Джейсон после еды был выкупан и уложен в кровать, пока Гарри давал интервью. Было приятно иметь возможность поговорить с Симеоном один на один и получше узнать его.

Гарри видел, что Симеон похож на Сириуса, и он иногда задавался вопросом, мог ли Сириус стать более расслабленным, если бы избежал Азкабана. Последнее время последствия тюрьмы проявлялись в глазах Сириуса всё меньше, чем до лечения в сфере времени, но иногда, Сириус вспоминал о чём-то. Это заставляло сердце Гарри сжиматься. Волна гнева поднималась в нём всякий раз, когда он замечал, что Сириус вспоминает о своих тяжелых днях в Азкабане. Ему бы хотелось забрать всю его боль себе, но он не мог, так же как и Сириус не мог забрать всю ту боль, которую он испытывал от несправедливого обращения Дурслей.

“Но мы оба восстанавливаемся и выздоравливаем”, — думал Гарри с надеждой. Он пожелал спокойной ночи Симеону и Анне, и они последовали за Сириусом к камину.

Было странно думать, что осталось чуть больше недели, прежде чем он вернётся в Хогвартс. Казалось бы, прошла вечность с тех пор, как началось лето — четыре месяца, включая время в клинике — и впервые он не хотел возвращаться. Он полюбил жизнь с Сириусом и Ремусом. Он любил воскресенья, которые они с Сириусом проводили вместе, тихие разговоры с Ремусом, завтраки с Добби, вечерние киносеансы, когда все они собрались вокруг телевизора с масляным попкорном и горячим шоколадом, он любил уроки, где ему разрешали демонстрировать все свои способности и поощряли за это.

Ему очень нравилась нежность, с которой относился к нему Ремус, взъерошивая волосы и похлопывая по плечу. Он любил отцовскую заботу Бродяги: то, как он проверял Гарри, прежде чем лечь спать, как он всегда был рядом, если Гарри снились плохие сны, объятия, которые заставляли его чувствовать себя в безопасности и окружённым заботой и... любовью.

Он не хотел уезжать.

Он рассеянно попрощался с Сириусом и направился в свою спальню, а затем в ванную, чтобы раздеться и принять душ. Стоя под струями воды, он вновь задумался.

Гарри знал, что если он скажет об этом Сириусу, то, вероятно, тот будет счастлив оставить его дома. Он согласился отправить Гарри обратно в Хогвартс только потому, что тот сказал, что хочет вернуться. Но это было в начале лета, когда Гарри ещё не рассматривал возможность того, что не захочет возвращаться в Хогвартс.

И в некотором смысле он хотел вернуться. Он любил Хогвартс, по большей части, даже если за последние три года он разочаровался в безопасности школы. Но она всё ещё была убежищем и спасением от Дурслей. Она по-прежнему, была первым местом, которое он стал считать домом.

Его друзья возвращались.

Это, вероятно, было основной причиной, почему он ничего не сказал Сириусу. Он скучал бы по своим друзьям, если бы остался дома, так как они не учились бы вместе, как этим летом, хотя он подозревал, что если он уйдет из Хогвартса, чтобы учиться дома, Августа сразу же заберет и Невилла. Но это было бы несправедливо по отношению к Невиллу, который с нетерпением ждал возвращения в Хогвартс.

Уверенность Невилла в себе за лето выросла как на дрожжах, и Гарри полагал, что он заслуживает того, чтобы иметь возможность показать свои новые умения и новый настрой в Хогвартсе, где он обычно чувствовал себя сквибом и изгоем. Гарри также отметил, что после разговора-который-нельзя-упоминать, Невилл на самом деле начал уделять больше внимания Сьюзен и Ханне — последней, казалось, действительно, нравился Невилл.

Гарри должен был признать, что во время той беседы он вроде как подумал о том, чтобы встречаться с кем-то. Может быть. Возможно. Но он все ещё испытывал затруднения со всеми этими темами, которые они с Гермионой обсуждали в начале лета. Он хотел встречаться с кем-то, кому бы нравился именно он, а не Мальчик-Который-Выжил или какая-то идея о Гарри Поттере, которую они выдумали в своей голове.

Джинни всё ещё попадала под эту категорию, насколько Гарри знал, хотя она начала довольно нормально общаться с ним за ужином у Уизли, они обсудили противный Костерост и возможность Джинни попробовать попасть в команду по квиддичу Гриффиндора. У Лидии Инглби тоже был синдром «Мечтающей о Гарри». Остальные девушки в альянсе Поттера были просто знакомыми, кроме, возможно, Сьюзен Боунс.

Сьюзен была прекрасна. Она была доброй и сочувствующей. Она ненавидела Зелья так же, как и Гарри, она была проницательна и остра на язык, чем напоминала Гарри её тетю. Они сдружились во время совместных уроков, экскурсий и совместного времяпрепровождения. Но правда была в том, что, хотя она ему нравилась как личность, и он думал, что может нравиться ей как Гарри, Сьюзен его не привлекала. Она была довольно хорошей, просто... у него не возникало желания поцеловать её в ближайшее время. И то, с какой мечтательностью она говорила о Седрике Диггори, давало понять, что она тоже не захочет поцеловать Гарри в ближайшее время.

Всё это привело его мысли к другой девушке, которую он хорошо знал: Гермионе.

Он покраснел и опустил голову, выключая воду и выходя из душа. Он сконцентрировался на вытирании, но вскоре его мысли вновь вернулись к лучшей подруге.

Не то чтобы он не рассматривал Гермиону в качестве своей потенциальной девушки, когда тема поднялась в начале лета, но она была его подругой, и Гарри было важно, чтобы она ею и осталась. У него никогда не было друзей, кроме Рона и Гермионы. И он чуть не лишился Гермионы из-за ситуации с Молнией, которая убедила его, что он никогда не захочет потерять её дружбу. Это было одной из причин, по которым он так старался укрепить их отношения этим летом. Он больше интересовался тем, что любит Гермиона, и уделял ей столько же внимания, сколько и Рону. И это сработало, во многом благодаря покровительству рода Блэков и совместным занятиям.

Но всё это время вместе помогло ему осознать, что Гермиона была девушкой. Девушкой, которая бы понравилась ему, он мог даже представить поцелуй с ней. И бонусом было то, что она знала его — его настоящего.

Гарри бросил полотенце в стирку и поспешил в свою спальню, чтобы надеть пижаму и лечь в постель. Он выключил лампу и устроился под одеялом.

Проблема заключалась в том, что он понимал, что Гермиона нравится ему в достаточной мере, чтобы рассматривать её в качестве потенциальной девушки, но на самом деле он не имел ни малейшего представления о том, что она чувствовала к нему. Он не думал, что она рассматривала его в этом плане. «И с чего бы она стала», — угрюмо подумал Гарри. Может быть, всё дело в том, что она знала его настоящего и понимала, что в интеллектуальном плане он не был равен Гермионе, хотя она одобряла его новое увлечение учёбой. В физическом плане он был невысоким — один из самых низких мальчиков на курсе — и, хотя он занимался спортом и был хорошо сложен, у него было скорее строение бегуна, нежели боксера. Он стал лучше выглядеть благодаря новой одежде и новым очкам, но он по-прежнему носил очки, и уродливый шрам никуда не делся. Его волосы всегда были растрепаны...

Он вздохнул и перевернулся, уткнувшись лицом в подушку.

Даже если он нравится Гермионе или она согласится встречаться с ним, может ли он себе позволить иметь девушку? Мерлин, он получал смертельные угрозы. И “Охота за сокровищами”... И хуже всего было пророчество и почти неизбежное сражение с Волдемортом. Если они с Гермионой будут встречаться, то он подвергнет её опасности и...

Всё его тело напряглось при мысли о том, что она будет в опасности из-за него.

Ну, в ещё большей опасности, поскольку быть другом Гарри Поттера тоже было достаточно рискованно.

Он снова перевернулся, встревоженный, и резко сел, потянувшись к светильнику.

Долгое время он смотрел на противоположную стену, прежде чем встряхнуться и приступить к анимагической медитации. Он прочитал всё о том, как достичь медитативного состояния, необходимого для того, чтобы увидеть свои потенциальные формы. Он не пытался сделать этого раньше, и тётя Минерва сказала, что может пройти несколько недель или месяцев, прежде чем у него получится. Он поменял свою позу, скрестил ноги и использовал дыхательные техники, о которых он узнал во время обучения Окклюменции, чтобы расслабиться и погрузиться в медитативное состояние...

Медленно его сознание поплыло, и он оказался плывущим в белом облаке бесконечного пространства, его тело было невесомо, мысли текли...

Что-то летело впереди.

Тёмное пятнышко на горизонте. Гарри заставил себя следовать за ним, свободно летя, ветер путался в волосах и ласкал кожу. Гарри увидел, что пятнышко превратилось в птицу — ворона. Они некоторое время играли, летая вниз и вверх, прежде чем ворон полетел вниз, в сторону поляны. Он приземлился на булыжник, и Гарри вдруг оказался на земле.

— Здравствуй, ворон, — сказал Гарри нервно. Должен ли он поговорить со своей анимагической формой? Была ли это его единственная верная форма? Или она была одной из его форм или просто фантазией, которая застряла в его голове из-за Луны?

Ворон посмотрел на него, склонив голову.

Рядом с булыжником что-то двинулось, удивляя его, и зеленая пестрая змея распрямилась, поднимаясь и расправляя капюшон.

— Привет, — сказал Гарри змее, не желая казаться грубым, так как уже поздоровался с вороном.

— Здравствуй, говорящий, — зашипела змея. — Провидец направил тебя к Ворону, поэтому ты нашёл путь. Остальные появятся в ближайшее время.

Остальные?

Из зарослей позади булыжника вышел лев и лег у ног Гарри. Со стороны леса показался чёрный щенок, похожий на анимагическую форму Сириуса, напару с чёрным волчонком. И, наконец, из-за деревьев вышел чёрный жеребец, на его лбу виднелась белая молния.

— Мы все символизируем твою сущность, Гарри Джеймс Поттер, — сообщила ему змея.

Гарри кивнул. Он был удивлён количеством стадных животных. У львов обычно были прайды, у жеребцов — стада, у волков и собак — стаи. Лев и жеребец, вероятно, также олицетворяли его потенциал лидера. Он не был уверен, являлись ли волк или собака альфой стаи — и был ли щенок Гримом, как Сириус? Были ли у Гримов стаи и альфы?

Он глубоко вздохнул и направился к щенку.

Тот сразу оживился и подбежал к нему, подставляя голову под руку Гарри, чтобы тот погладил его. Он оказался открытым, ласковым, энергичным, игривым и доверчивым. Гарри засмеялся, когда щенок убежал от него, чтобы поймать бабочку. Он вспомнил, как тётя Минерва говорила о том, что он превращался в щенка, когда был младенцем. Вот кого щенок олицетворял — его самого в младенчестве.

Что ж, он больше не был щенком, и он двинулся дальше, несмотря на ноющее разочарование от осознания того, что он не будет превращаться в нечто, похожее на форму Сириуса.

Волчонок опасливо подкрался ближе, понюхал руку Гарри и постепенно расслабился, когда тот погладил его. Он ещё раз вспомнил свои рассуждения о формах, которые могут быть ему доступны, и как тётя Минерва, что форма волка может быть доступна ему из-за отношений с Ремусом. Он был частью его стаи.

“Но не только поэтому”, — подумал Гарри, когда нащупал худое жилистое тело волка под короткой черной шерстью. Волк представлял ту его часть, которая мечтала быть частью семьи — стаи. Он представлял собой раненное животное, которым он был у Дурслей, изголодавшегося по еде и ласке. Гарри сильнее обнял волка, но он осознавал, что никогда не превратится в него. Сейчас он был частью стаи, частью семьи, он больше не был одиноким волком.

Затем он подошёл к жеребцу. Гарри потёр его нос и посмотрел в тёмные глаза. Жеребец будет защищать и оберегать своё стадо, но сохранит дикий нрав и свободный, несломленный дух. Он понял, что жеребец олицетворял лидера, каким он надеялся стать. Он был неким отголоском оленя — его отца, в достаточной степени отличный, чтобы самому добиться успеха. Но он всё ещё не был им, жеребец олицетворял его потенциал того человека, которым он хотел стать.

Конь деликатно фыркнул и уткнулся носом в руку Гарри, прежде чем отступить и вернуться к деревьям.

Затем к нему подошёл лев. Он, очевидно, олицетворял собою храбрость, отвагу и благородство, он был гордым лидером стаи и в то же время бездомным кочевником — дремлющий гриффиндорец внутри него.

Но он был не только гриффиндорцем.

Его взгляд упал на змею, которая, без сомнения, олицетворяла его внутреннего слизеринца: желание проявить себя, амбиции, которые горели в нём, желание преуспеть и победить; а также хитрость, которая позволила ему выжить у Дурслей...

Но он не был ни тем, ни другим. Он был ими обоими. Однажды он уже выбрал Гриффиндор, но стоя перед обоими животными, он не смог бы выбрать только одного из них.

Змея тихо зашипела и свернулась кольцами, опустив капюшон.

Ворон каркнул, обращая на себя внимание. Гарри вытянул руку и ворон сел на неё.

— Я надеялся на летающую форму, — сказал он птице, пока она смотрела на него удивительно умными глазами. Что сказала ему Луна о сущности ворона?

Хитрый… как змея.

Воинственный… как лев.

Защитник — птица, которая свободно летает, непокорённая душа… как лошадь

Птица, которая играет с... волками и собаками.

— Ты олицетворяешь всего меня, — вслух признал Гарри. — Ты моя истинная сущность. Это то, что увидела Луна... Она увидела тебя и... меня...

Ворон расправил крылья, и всё потемнело...

— Гарри! — вскрик Сириуса, полный паники, резко вернул Гарри в сознание. Он заморгал и удивился, увидев Сириуса, нависшего над ним — он выглядел огромным. И почему Хедвиг на плече Сириуса была такой большой?

«Что происходит?»

Гарри открыл рот, чтобы спросить и каркнул.

Он каркнул! Гарри шевельнулся и сразу же потерял равновесие. Он взмахнул руками и увидел черные крылья.

О, Мерлин!

Он превратился в свою анимагическую форму! Хедвиг приземлилась рядом с ним и поддержала его.

— Не паникуй! — поспешно сказал Сириус. Вошёл Ремус, открыв рот от шока. — Я всё исправлю! — Он вытащил палочку и произнес заклинание.

Гарри боролся со своим животным инстинктом, чтобы не полететь вслед за Хедвиг и бежать от направленного на него света. Он почувствовал, как заклинание ударило в него, и закричал, когда тело начало болезненно трансформироваться обратно.

Он лежал на кровати, тяжело дыша.

— Я принесу зелье, облегчающее боль, — сказал Ремус, быстро покинув их.

Сириус провёл рукой по волосам Гарри.

— Прости, Гарри. Я знаю, что заклинание болезненно, но это был единственный способ быстро вернуть тебе тело.

Гарри кивнул.

— Я не хотел превращаться! Я просто медитировал, а потом...

— Потом ты нашёл свою форму, — Сириус улыбнулся ему. — У тебя множество врождённых талантов. Мы должны были знать, что медитация приведёт к этому.

Гарри кивнул.

— Я видел щенка.

— Правда? — просиял Сириус. — Ты бы видел лицо своего отца! Он был больше раздосадован тем, что ты не олень, чем тем фактом, что ты смог трансфигурироваться.

— Я мог выбрать дикого жеребца, — тихо сказал Гарри. — И волка.

— Кошки не было? — дразня спросил Сириус, хотя его серые глаза были широко раскрыты от шока. — Минни будет разочарована.

— Был лев, — ответил Гарри. — Была ещё змея.

— Так много… — пробормотал Сириус, нахмурившись от беспокойства.

Гарри объяснил свои мысли о том, что представляет из себя каждое животное. Ремус прервал его на середине, и Гарри с благодарность принял от него обезболивающее зелье, прежде чем поделиться своими выводами о том, почему он выбрал форму ворона.

— Он тебе подходит, Гарри, — согласился Ремус. — Думаю, что ты, вероятно, обязан поблагодарить мисс Лавгуд за подсказку. На самом деле, у меня вызывает беспокойство лишь то, как ты будешь учиться летать, когда освоишь свою форму.

Как будто услышав их, Хедвиг ухнула со своего насеста в другой части комнаты.

— Ну, есть предложение, от которого, я думаю, ты не сможешь отказаться, — весело сказал Сириус.

Гарри рассмеялся.

— Спасибо, Хедвиг.

Хедвиг снова ухнула и просунула голову под крыло.

— Думаю, она намекает, что мы все должны немного поспать. Завтра будет непростой день, квиддичный матч и остальное, — Сириус наклонился и поцеловал Гарри в лоб. — Больше не медитируй для анимагической формы, если нас нет рядом. Спокойной ночи, Гарри.

Ремус взъерошил ему волосы.

— Спокойной ночи, Гарри.

Гарри кивнул. Он проводил их взглядом и выключил свет, когда остался один. Он нашёл свою анимагическую форму! Он заснул с широкой улыбкой на лице и мечтами о полётах. Он заснул свободным и счастливым.