Предел свободы. Часть первая (джен)

Альбус Дамблдор, февраль-март 1992 года.

В жизни пожилых людей бывают моменты, когда неожиданно всплывают воспоминания молодости. И сейчас Альбус Дамблдор переживал именно такой момент — хотелось, как в бурной молодости, навернуть бутылку огневиски и грязно материться, комментируя сложившуюся в школе ситуацию. Но директор был старым и мудрым человеком, и потому лишь откинулся в кресле и, запрокинув голову вверх и сдвинув брови домиком, закинул в рот лимонную дольку.

Дамблдор размышлял. Вообще, в данный момент он, что называется, был на коне. И даже неслыханное происшествие не пошатнуло его позиции. Пришлось всего лишь расстаться с частью плодов его деятельности, которую он развил, пользуясь арестом Малфоя. Итак, законопроект Артура Уизли был принят, однако с запретом на некоторые разделы магии придется повременить. В обмен на эту уступку оппозиция не стала раздувать скандал, а редактор Пророка оказался человеком вменяемым, а главное, хорошо понимавшим, куда дует ветер. И в результате общественность осталась в неведении. Не считать же статью о массовой миграции морщерогих кизляков в Хогвартс, опубликованную в Придире, скандальным разоблачением...

Род Дамблдоров происходил от друидов и, возможно, был гораздо старше, чем древнейшие и благороднейшие роды Британии, но, поскольку, как и полагается друидам, они сторонились властей, да и вообще старались держаться в тени, в разряд благородных так и не попал. Ну а кому интересна родословная невыдающегося простолюдина? В итоге, к тому моменту как Альбус был признан величайшим магом столетия, его биография и происхождение были окутаны мраком,.. Любопытствующим приходилось довольствоваться штампами о великом светлом волшебнике, друге и ученике еще более таинственного Николаса Фламеля. От своих далеких предков Дамблдор унаследовал разве что... взгляд на вещи, который можно было охарактеризовать: «Не зная корней, нельзя сказать какими будут плоды». Дамблдор обладал способностью видеть и понимать очень и очень многое, и потому большинство его планов были долгосрочными. Вернее так, он не строил сложных комбинаций, подобно Тому, но всегда знал, какие «плоды» принесет то или иное предприятие, и что нужно сделать, чтобы получить нужный ему результат.

Да, его предки могли медленно вынимать из бьющейся в агонии жертвы сердце и быть полностью уверенными, что поступают так ради всеобщего блага. Они были терпеливыми людьми, уверенными, что всему свое время. Так же думал и Дамблдор, считая, что все намеченное рано или поздно осуществится. В том числе и месть убийцам его брата.

Мысленно возвращаясь к истокам сложившейся в школе ситуации, Альбус погрузился в размышления о том, кто просто будучи самим собой сделал невозможными множество перспективных планов.

В общем-то, несмотря на все многообразие путей, которыми капризная судьба и участие множества сил могут повести Избранного, вариантов было всего два:

«Ни один из них не сможет жить в мире, пока жив другой».

Эти слова, сказанные задолго до его рождения, определили его судьбу. Гарри должен убить Тома. Первоначально Альбус считал, что после должных испытаний, он может начать готовить мальчика в качестве своего преемника. Но когда он присмотрелся повнимательнее...

Юный Гарри был похож на своих родителей только внешне, в то же время обладая совершенно другим характером. И хотя это никак не вписывалось в его планы, Альбус почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Силясь разобраться в происходящем, директор не пытался прочитать мысли ученика. Он чувствовал, что ответ кроется в нем самом.

Будучи опытным окклюментом, он скрупулезно перебрал свои воспоминания, проанализировал чувства и попытался найти причину. И когда Даблдор нашел ответ, он почувствовал себя крайне неуютно. Именно таким, в его представлении, должен был быть одиннадцатилетний Геллерт Гриндевальд...

Ах, Геллерт... старый друг... Они не были похожи, пылкий идеалист из Гриффиндора и холодный по-немецки расчетливый ученик Дурмстранга, но в момент знакомства быстро поняли, что являются людьми со схожим образом мыслей. Как оказалось, их идеи тоже были схожи. Позднее Альбус стыдился своих юношеских воспоминаний, признавая, что тот Дамблдор был в шаге от того, чтобы вступить на путь Тьмы... Он смог удержаться. У Геллерта не получилось. История знала множество Темных Лордов, но то, что произошло тогда... было невообразимо. Идея Гриндевальда набрать пушечного мяса среди маггловских фанатиков, помешанных на мистике, обернулась самой масштабной бойней в истории человечества. Альбус всегда считал, что миры магов и магглов должны существовать раздельно, и на этой почве у них с Геллертом были конфликты. Тот считал, что при помощи запретных искусств волшебники смогут возвыситься над простецами, оставаясь при этом в тени. Дамблдор часто задавался вопросом, почему многие могущественные волшебники приходят к такому выводу. Взять того же Тома, который и вовсе решил, что магглы должны быть полностью истреблены. И вот, однажды Геллерт заявил, что маги должны занимать высшие позиции... среди арийской расы, а остальным недочеловекам, независимо от наличия дара, оставалось лишь место слуг.

Время доказало правоту Дамблдора. Когда танковые части Красной Армии без магической поддержки полностью истребили великанов в Венгрии, специальные силы основательно зачистили многочисленные логова вампиров в Румынии... Иногда Альбус задумывался о том, что, в сущности, спас своего друга от застенков маггловских тайных служб.

В те годы ходили разные слухи...

Это было прозрение. Знак судьбы, что он идет верным путем, и что Всеобщего Блага можно достичь только таким образом. Мягкая изоляция. Нужно просто постепенно отрезать все контакты с маггловским миром. Именно тогда к нему присоединился Фоукс. Это вовсе не был предвестник его победы над Тьмой, как многие считали. Основательно изучив этот вопрос, Альбус пришел к выводу, что фениксов притягивает... жар души. Они готовы следовать за тем, кто, как говорится, живет идеей. Отдает себя борьбе всего, без остатка. Феникс может выбрать как святого, так и безжалостного убийцу. Разумеется, магическая сила тоже играет важную роль.

Альбус помнил, что до шестого курса Фоукс относился к Тому приязненно, однако затем его отношение сменилось на резко негативное. Это был знак — мальчик свернул на путь тьмы. Знак, который он, Дамблдор, проглядел.

Надо сказать, что в то время он был сильно занят — трудился на ниве достижения Всеобщего Блага. И первой целью было развал Департамента отношений с маггловским миром.

Документы, легализация, урегулирование споров... а с начла двадцатого века и передачи писем от английского Министерства обороны, в которых сообщалось о гибели еще одного мага, сражавшегося за Британию.

Альбус никогда не понимал волшебников, которые ради эфемерного долга перед короной отправлялись на мостики маггловских кораблей или на поля сражений. И больше всего таких людей было именно в его родном Гриффиндоре. Он никогда не понимал их. Считал, что они не правы. Ведь они могли внести свой вклад в развитие магического искусства, растить детей... да просто радоваться жизни. Вместо этого они предпочитали отдавать её за королеву и Англию.

Во время Второй мировой у Альбуса было еще недостаточно влияния, чтобы остановить это безумие. Его любимые ученики, недовольные позицией министерства, отправлялись на войну в маггловскую армию, они были на мостиках кораблей, в кабинах самолетов... И гибли, обрекая многие славные роды на вымирание.

После победы на Гриндевальдом, влияния Дамблдора хватило на то, чтобы постепенно преобразовать Департамент отношений с маггловским миром в Отдел по противодействию незаконному использованию изобретений магглов.

С этого времени он держал эту область под контролем — главы отдела зачастую назначались при тайном содействии главы Визенгамота. Семейство Уизли не знало, что они обязаны Дамблдору большим, чем они сами считали.

Изменения в системе образования пошли потом. Альбус надеялся, что повседневных чудес будет достаточно для того, чтобы сделать жизнь в магической Британии приемлемой. Никакой серьезной мощи — никакого искушения истреблять магглов.

Мало кто в магической Британии знал, что отдел обливиаторов занимался, так сказать, оперативным вмешательством. Более серьезные нарушения Статута Секретности курировал Отдел Тайн. Если дело касалось обнаружения волшебного мира перед английскими властями — оно просто передавалось в Ми-5,чьи агенты ловко подчищали любые следы волшебства.

Таким образом, полная изоляция была осуществима, и единственной трудностью тогда казались магглорожденные волшебники. Но Альбус нашел выход — нужно давать детям, вступающим в новый мир, обживаться самостоятельно. Они не должны быть чужаками, котором предоставляют свод принятых здесь правил, но должны получить собственный опыт, справиться с первыми трудностями, а уж Дамблдор позаботится о том, чтобы их первые детские воспоминания были счастливыми. Отдаление от маггловского мира произойдет само собой.

Возможно, в итоге все бы вышло как надо, ведь Дамблдору удалось совершить многое из намеченного... Но судьба в лице Тома Риддла решила вмешаться. Поначалу никто, включая директора, не считал выпускника Слизерина серьезной угрозой. Министерство умудрилось даже прохлопать начало скрытого террора. Только когда противостояние практически перешло в гражданскую войну, власти начали принимать меры. Альбусу пришлось переключиться на противодействие новой угрозе. Потом появилось пророчество, и что-то предпринимать стало бессмысленно.

И вот, теперь перед ним Избранный, который характером здорово напоминает Гриндевальда. В тот вечер старый волшебник решил, что нужно предоставить мальчика его судьбе... а потом, если нужно, самому добить то, что осталось от Тома.

Возвращение директора в Хогвартс совпало с выпиской из больничного крыла профессора Снейпа и возвращением из Сент-Мунго ставшего прислужником Тома профессора Квиррела. Глядя на бледного, все еще местами покрытого бинтами профессора ЗОТИ, Альбус думал:

«Мог ли Волдеморт отыскать большего идиота? Видимо, дела у него совсем плохи».

Дамблдор был удовлетворен тем, что Минерве удалось справиться с ситуацией. Конечно, он нашел бы более изящный выход, но уже то, что конфликт удалось погасить, не могло не радовать. Однако не все обитатели Хогвартса разделяли его настроение. Профессор Снейп бесился от того, что сложный перелом бедра сошел, по его мнению, мальчишке Поттеру с рук. Хаффлпаф и Рэвенкло с напряжением ждали, чем обернется подобное противостояние в будущем, а виновники торжества попали на первые в истории Хогвартса общефакультетские отработки . И теперь в обеденное время можно было видеть работавших попеременно слизеринцев или гриффиндорцев, массово сажавших всевозможные растения на школьной территории. Профессор Спраут была довольна таким развитием событий, чего нельзя было сказать о двух враждующих факультетах, которые помимо бесконечной отработки были отлучены от квиддича и потеряли абсолютно все баллы, накопленные в течение года.

Поначалу обе стороны, винившие другую сторону в своих злоключениях, кидали друг на друга многообещающие и далеко не ласковые взгляды. Но с возвращением директора все как-то поутихло. Хотя, возможно, директор был и вовсе не причем, поскольку разъяренный Снейп навел в своем серпентарии просто таки казарменную дисциплину. Слизеринцы знали, что бывают моменты, когда лучше не высовываться.

Гриффиндорцы же подобным умением не обладали, вместо этого проявляя одну из своих характерных черт — упрямство.

Караулы возле гостиной все также продолжали стоять, несмотря на еженощные визиты Макгонагал, которая щедро раздавала дополнительные часы отработок.

Надо сказать, что декан Гриффиндора также не была лишена качеств своего факультета, и потому противостояние грозило затянуться до полного поражения одной из сторон. Недостаток сна, вызванный необходимостью разгонять эти нелепые караулы, и постоянные акты неповиновения со стороны учеников ее факультета вовсе не добавляли ей доброжелательности. Так что к моменту возвращения Дамблдора, когда даже Перси Уизли напрямую заявил, что не может ей помочь, не будучи подвергнут обструкции, Макгонагал уже готова была послать письмо в Совет попечителей, чтобы восстановить телесные наказания.

Решение нашел Альбус, подтвердив тем самым свою репутацию чрезвычайно мудрого волшебника.

* * *

Директор вслед за другими деканами прошел в гостиную своего старого факультета. Завидевшие его школьники мгновенно расслабились и расформировали то подобие строя, которое едва ли не инстинктивно построили при виде преподавателей. Альбус негромко откашлялся, а затем начал свою речь, в которой он убеждал школьников следовать правилам, которые возникли не на пустом месте, укорял их за драку со слизеринцами, в результате которой пострадал даже профессор, и под конец предложил свой вариант решения. Он завершил свою речь словами:

— Я всегда был против любого вида привилегий... но если вы считаете, что в своем праве — боритесь! Составьте прошение в Визенгамот! Добивайтесь своего. Но делайте это цивилизованным путем. Я не потерплю выходок, подобных той драке, в моей школе. Все в ваших руках.

Альбус смотрел на восторженные лица гриффиндорцев. Видел задорные искорки в их глазах.

«Прямо как в сороковом», — с грустью подумал Альбус. Тогда в магический мир не вернулось три четверти магглорожденных студентов и множество чистокровных из старых родов военной аристократии. Они навсегда остались в мире маггловском в виде имен на мемориальных досках.

«Ничего. Побьются о бюрократические препоны. Затем неповоротливость Министерства... а там уже... нет, так далеко они не дойдут. Это немного охладит их пыл. Глядишь, разочаруются и оставят эту идею. А там, пока время пройдет, и обстановка в школе нормализуется».

Даже лучшим из нас свойственно ошибаться. Скрупулезный подход Перси Уизли, хороший слог Гермионы Грейнджер, связи и деньги семьи Малфоев, а также почерпнутое от дяди знание Поттера, как делаются такие дела, породили эпичный манифест, опубликованный в середине марта в Пророке. В нем выражалось желание гриффиндорцев возродить славные традиции, заложенные основателем. Для этого, по мнению учащихся, было необходимо вернуть внутрифакультетское самоуправление, вернуть обособленный запрет на телесные наказания, даже несмотря на то, что они уже давно не применяются и разрешить выставлять традиционный караул у входа в факультетскую гостиную. Остальное — вроде поддержания должного уровня успеваемости и факультетского духа, они обязались взять на себя.Несмотря на немного вычурный слог, суть манифеста была проста. Это был призыв, адресованный всем, кто когда-то учился в Гриффиндоре, поддержать их требования. Неизвестно, думал ли о такой возможности Дамблдор, но такого исхода он точно не мог ожидать. В конце марта манифест снова был опубликован в Пророке, но уже на первой полосе. Следующие две занимали подписи. Среди подписавшихся под манифестом были Руфус Скримджер, Аластор Моуди, Тибериус Огден, мадам Малкин, братья Нимбус, два члена английской национальной сборной по квиддичу и Гилдерой Локхарт. Их было множество — члены Визенгамота, служащие Министерства, авроры, разрушители проклятий и укротители чудовищ, лавочники и бродяги.

Проигнорировать такое было невозможно. Гриффиндорцы снесли бюрократический барьер, словно мощный таран гнилые ворота. Внеочередное заседание Визенгамота было назначено на пятнадцатое июня.

* * *

Крэбб-старший был хитрым человеком. И глупым. Достаточно опасное сочетание. Когда встал выбор между Темным Лордом и патроном Крэбба, он недолго колебался. Предать Волдеморта было равносильно самоубийству. К удивлению предателя, Люциус все так же носил на лице маску холодного безразличия. Вот тут-то он и начал осознавать в полной мере, что он сделал. Малфои не простят. Ни ему, ни его семье, ни его правнукам, если таковые будут. Пока существует род Малфоев, род Крэббов находится под угрозой полного уничтожения. У него не возникло вопроса, что делать.

Но вместо того, чтобы пойти простым путем, Крэбб-старший решил по полной реализовать свою то ли унаследованную, то ли впитанную в Слизерине хитрость. Предавший раз, предаст и в другой.

Эдвард Нотт никогда не думал, что Крэбб после разрыва с Малфоями решит пойти против Темного Лорда, и потому ничего сверх необходимого от него не скрывал, рассчитывая, что вместе с положением Малфоя получит и его слугу, не учитывая, что тот может посчитать, что, подставляя Эдварда, он вовсе не предает интересов Волдеморта. Тем и опасны дураки. В общем, Крэбб, как и многие другие Пожиратели, знал, что человек Лорда приказал изъять из тайника Люциуса одну вещь. Он хорошо знал преступный мир магического Лондона, часто сопровождая Малфоя на переговоры. По иронии судьбы, высокомерный Нотт, начавший относиться к нему как к ручной собачонке, поручил Крэббу передать взятку нечистому на руку сотруднику Министерства. Вещь Лорда была благополучно изъята, а Люциус Малфой отправился обживать камеру в Азкабане. Все шло по плану. Но вот однажды газеты сообщили о пропаже темного артефакта из хранилища улик, что, в общем-то, соответствовало планам Пожирателей. Однако смерть подкупленного чиновника в их планы не входила. Зачем убивать того, кто еще может пригодиться? В их среде поселилось смятение и страх. Что сделает Лорд, когда вернется? Нотт железной рукой сплотил колеблющихся Пожирателей и делал вид, будто все идет по плану.

В марте тысяча девятьсот девяносто второго года Крэбб-старший изнывал в ожидании. Артефакт Волдеморта, оказавшийся на вид обычной книжицей, уже несколько месяцев жег ему руки. Нужно запастись терпением. Когда придет время, род Малфоев прервется. Высокомерный Нотт тоже получит сполна.